The human (and the) machine

Должно быть, это было ебануться как забавно: андроид, ненавидящий андроидов. Он был идеальной имитацией. Точной копией человека, он выглядел стопроцентным, настоящим, невероятно правдоподобным копом. Со шрамами, синяками под глазами от недосыпания и излишней раздражительностью. Всем в участке было известно: Гэвин Рид ненавидит андроидов даже сильнее, чем утро понедельника, медленный интернет и отчеты. Его кровь была красной, вероятно, краситель в тириуме, но выглядело наверняка впечатляюще: андроид, считающий себя человеком. Идеальная подделка. Никто в полиции даже не догадывался: не проверял фальшивые документы, не уточнял ничего в фальшивом прошлом месте работы. Гэвину было интересно, как Камски это устроил — Гэвин ведь продержался целый год. Гребаный Элайджа мог бы даже быть впечатлен, эксперимент прошел неплохо. Воспоминания тоже были фальшивыми. Итак, Гэвин работал в этом участке чуть больше года, и все шло отлично: он шел по головам ради повышения, его коллеги ненавидели его, он сам ненавидел коллег и андроидов, новый раздражающий пластиковый напарник приносил сносный кофе (и несколько раз Рид просыпался на диване в участке, укрытый пиджаком RK900, но это шло скорее в раздел «лучше не думать об этом»). Все шло отлично, а потом один из пойманных девиантов вырвался и вцепился ему в глотку. Скин сполз с рук преступника, прежде чем кто-то успел среагировать, и Рида захлестнуло волной чужих эмоций. «Эмоций». До недавнего времени он был готов поклясться, что эмоции у него были и свои собственные; никаких цифр и статистик перед глазами, Гэвин даже мысли не допускал, что был не человеком. Наверное, это было пиздец как забавно. Не для Гэвина, конечно, но все же. Гэвину вообще повезло, что рядом были только RK900 и преступник-девиант: при виде белого пластика на горле детектива чужие пальцы разжались, и RK900 точным ударом в голову отключил его. А Гэвин не мог пошевелиться. — Что за дерьмо это было? — нервно хохотнул детектив, но RK900 никогда не тратил время впустую. Рука напарника схватила его ладонь, и Гэвин увидел это только тогда. Увидел и почувствовал ошеломляюще много, и понять, где чьи чувства было невозможно — нули-единицы, зашифрованные эмоции, болезненные ошибочные коды, цифровое утешение. Лицо RK900 было, как всегда, спокойным, но диод горел слепяще-красным. Гэвин всегда думал, что красный — это ярость. Яркая, слепящая ненависть, гнев, который хватает за горло горящими пальцами, не дает дышать. Но как оказалось, красный — это и боль тоже. Боль, разделенная на двоих, электронная, располосованная на части; тревога за кого-то очень важного, почти мольбы — успокойся, все хорошо, я здесь, я л¿б^~ т?б—– RK900 разорвал связь, неловко отдернув руку, понимая, что показал слишком много, но Гэвину, если честно, было просто не до этого. Андроид. Рид чувствовал страх, который накалялся, нарастал; дальше воспоминания расплывались, кажется, дошло до полномасштабной панической атаки, и RK900 вроде обнимал его и пытался успокоить, только вспоминалось это тоже смутно и размазанно. — Гэвин? Как ты себя чувствуешь? Гэвин открывает глаза. Он знает это место: забитая разнообразным хламом подсобка, куда он всегда уходил, если ему нужно было подумать и успокоиться. Его безопасное место. Странно, что RK900 это заметил и запомнил. — Гэвин. Выслушай меня. Он не помнит, как оказался здесь, хмурится, сжимает-разжимает пальцы. Тело не кажется чужим или незнакомым, это, блять, просто его тело. Только поток чужих-своих-смешанных эмоций забыть сложно. — Что за херня происходит, жестя… Девятка? RK900 говорит долго, как-то по-человечески сбивчиво, будто нервничает. Гэвин с трудом воспринимает новую информацию: какая-то часть его наотрез отказывается принимать происходящее. Мысль, что он андроид, начинает казаться до смешного нелепой. Нереальной. Это чья-то идиотская шутка. — Гэвин, — RK900 хватает его за плечи, чтобы вернуть в реальность. — Прости, я, эм, — растерянно бормочет Гэвин; последние три минуты выпали из памяти, — Можешь повторить? Гэвин не понимает, как у Ричарда хватает терпения объяснять ему одно и то же пять (шесть? восемь?) раз. Гэвин словно отключается, пока напарник говорил, как будто он снова студент на отчаянно скучной лекции, и все слова летят мимо ушей. Думать становилось чертовски сложно. Он — андроид. Эксперимент. Уже изначально созданный девиантом, но с заранее запрограммированной личностью. И с программой, блокирующей понимание своей сущности, чтобы Гэвин не догадался, что он не человек. Именно эта программа заставляла его залипать куда-то в стену, пропуская слова Ричарда и заставляя того начинать сначала. Это довольно-таки дерьмовое чувство. Потому что он не понимает, почему RK900 стоит тут с ним, держит белой рукой его за плечо (закрытое двумя слоями одежды, не голую кожу — вероятно, Ричард и так выдал слишком много, но Гэвин не в состоянии вспоминать ничего из этого) и говорит, объясняет, успокаивает. Рассказывает, что сам узнал всего месяц назад, и Камски просил ничего не говорить Гэвину, и что держать все в тайне было очень больно, как ожидать взрыва бомбы, делая спокойно-равнодушный вид и занимаясь повседневными делами. RK900 рассказывает о Гэвине Риде, сводном брате Элайджи Камски, который умер в 17; о том, что тот Гэвин ненавидел андроидов, с которыми Элайджа проводил все время, и что у него был шрам на носу, но Камски не сказал, откуда, и что подросток-Гэвин любил Black Veil Brides, ввязываться в драки и играть на бас-гитаре. О том, что Элайджа запрещал себе создавать кого-то, похожего на брата, пока не узнал о девиации, пока не изучил ее настолько, что смог создать первого изначально девиантного андроида. Настолько правдоподобного, что тот сам не верил, что не человек. Гэвина тошнит от такой правды. Ему хочется проснуться от этого, как от гребаного кошмара, или, напротив, заснуть и не просыпаться больше никогда. Он отчаянно хочет домой, но не уверен, что сможет доехать сам. RK900 замолкает, протягивает руку в явной просьбе контакта, говорит что-то вроде «Мне нужно узнать, что ты чувствуешь, чтобы я мог помочь». Рука белая, и светится голубым в сочленениях пластика. Гэвин неловко прикасается, но точно передать мысль не удается, может, потому что огромная часть его сознания (программы? звучит пугающе) отчаянно протестует, не позволяя принять, что он андроид. «Я пр°©т♦ ×очу д♦м°й» Ричард понимающе кивает, разрывает контакт, отступая на шаг назад, говорит: — Я помогу тебе добраться домой, ладно? RK900 говорит с ним, как с чертовым испуганным пятилеткой, этим его успокаивающим и мягким тоном, и Гэвину становится еще хуже. От помощи хочется отказаться, но Рид реально не уверен, что сможет справиться сам. — Гэвин, пожалуйста, — просит RK900, — Я просто пытаюсь помочь. РК900 правда выглядит так, будто волнуется о Гэвине, диод горит желтым с периодическими красными проблесками, и Гэвин почему-то не может заставить себя поверить, что это все — только программы. Ричард выглядит искренним. (На самом деле, он видел это десятки раз, просто старался не думать об этом, игнорировать все, убедил себя, что все эмоции напарника — фальшивка и имитация.) Но трудно поверить, что Ричарду плевать, когда он только что провел несколько часов, успокаивая Гэвина, объясняя ему одно и то же несколько раз, то и дело касаясь его куртки в попытке вернуть к реальности, и беспокойство на лице Ричарда выглядит искренним. А еще Гэвин чувствовал, насколько RK900 не все равно. Гэвин сдается, устало соглашается, садится в предусмотрительно вызванное RK900 такси, и вырубается на заднем сидении, сжимая в пальцах жесткую белую ткань пиджака. Просыпается Гэвин уже у себя дома. Часы показывают 09:13 светящимися красными цифрами. Красными, как диод RK900. В квартире невероятно, подозрительно тихо. Вставать с кровати и разбираться с реальной жизнью никогда не хотелось меньше.