The human (and the) machine

Огонь жил внутри него. В моменты пламенно-алой ярости он вырывался из ладоней, из глубины его сердца, коктейль Молотова из обжигающей злости и ненависти. Гэвин ненавидел все, но больше всего он ненавидел себя, поэтому огонь было легко вызвать в любой момент. Это было удобно. Огонь был единственным, что согревало его. А потом появился Ричард. У Ричарда — ледяные глаза и ледяные силы, голос тихий и холодный. Ричард выглядит идеальным, одевается в черно-белое, только иногда разбавленное синим, как и все друзья Маркуса, ебаная ходячая эстетика. У Ричарда все, блять, идеальное, огонь внутри Гэвина сходит с ума от неясной злости, потому что Ричард бесит. Только Ричарда почему-то Гэвин не бесит в ответ. Ричард смотрит на Гэвина и закусывает губу — сбой в идеальной системе, Гэвин чувствует себя так, будто сломал страшно дорогую вещь. Огонь танцует на кончиках пальцев, несовместимость, лед и пламя в буквальном смысле — в Детройтском магическом колледже они единственные с такими способностями. Ричарда избегают все, кроме Коннора и компании Маркуса, Иерихона, потому что Ричард слишком холодный, высокомерный на вид, будто неживой, как ледяная статуя. Гэвин — болезненно жив, яркий, как языки пламени, что искрятся внутри него даже когда он спокоен. Гэвин кричит в микрофон со сцены, мечется по всему залу, дерется с кем-то в темном пустом переулке за баром, а затем трахает того же парня, прижав к стене, потому что по-другому не получается. Потому что если не дать выход огню, он сожжет его дотла, это больно — задыхаться от дыма. У Гэвина руки в ожогах, тело в шрамах, он перекрывает их татуировками, когда есть деньги, но шрамов все равно слишком много. Ричард пялится на его руки во время занятий, а потом тащится следом за ним в бар, где проходит выступление, и пялится снова. Гэвин чувствует себя обжигающе горячим в майке и рваных джинсах, и взгляд ледяного человека неожиданно полыхает ответным огнем. Ричард стоит в толпе, а Гэвину кажется, что кроме Ричарда в зале больше никого нет. Тина машет рукой со своего места у барной стойки, Коннор коротко кивает ему, Хлоя мягко улыбается — они давно знакомы, Норт ухмыляется воинственно, но не угрожающе, это их общий способ выразить дружелюбие, но Гэвин видит только Ричарда Декарта, что стоит, словно ледяная скульптура, и смотрит на него неотрывно. И пламя становится теплее, мягче, немного радостнее. …И лед тает. У Ричарда — холодные руки, Гэвин согревает их в своих ладонях. Ричард весь — как ледышка, смеется Гэвин, и целует огненно, обжигающе, ярко. Ричард только пораженно выдыхает и цепляется за его руки, словно утопающий. Словно Гэвин вот-вот уйдет, растает, выжженый дотла собственным пламенем. Гэвин никуда не уходит. — Не боишься растаять, ледышка? — дразнит Рид, языки пламени на кончиках его пальцев. Ричард только улыбается и тянется к его губам, игнорируя огонь, доверяя Гэвину не сжечь его, и это завораживающе, удивительно, потому что Гэвин видит, как в сознании Ричарда рушатся ледяные стены, как он тянется к нему, несмотря ни на что. Гэвин поспешно убирает разделяющий их огонь. В конце концов, у них есть их собственное пламя.