The human (and the) machine

«Теперь цвета больше не значат то, что значили раньше…» Голос из радио — все, что разрушает тишину между ними. Ричард наклоняется к огню, протягивает руки — совсем как человек, которому холодно. Ричард не человек. Ричард андроид. Гэвин не уверен, как он относится к этому. Но в конце концов, это все еще Ричард, в этом он уверен. — Двигайся, Рид, — ворчит только что вышедший из машины Хэнк, и садится на скамейку рядом. Они развели костер в самой глуши Зоны Четыре, там, где нет патрулей, но есть куча заброшенных домов. Это хорошее место. Возможно, они останутся здесь на несколько недель, поищут вещи и деньги среди руин, поспят не в машине или грязных нелегальных мотелях. Хорошие перспективы, сонно думает Гэвин, кладя голову на плечо RK900. Ричард улыбается, берет его руку в свою. Ричард всегда мало говорил, но с тех пор, как вернулся в теле робота — особенно. Гэвину, впрочем, это не мешает — а еще Ричард теплый, когда смущается, и это весело, но нужно не доводить его до критического состояния. Хэнк подбрасывает ветки в костер. — Мне здесь нравится, — говорит Коннор, но в его голосе слышится обращение только к Хэнку. Гэвин не обижается: так часто бывает. Они важны друг другу. Гэвин зависает с Хэнком и Коннором только потому что Коннор — брат Ричарда. Гэвин зависает с Ричардом, потому что больше ничего в мире не имеет для него значения. Ричард — его дом, и он наконец вернулся. Радио тихо потрескивает, Missile Kid поет что-то зажигательное, как взлет ракеты, яркое, как все звезды галактики, и в глазах у Ричарда — кометы, музыка и всепоглощающая любовь. Гэвин видит это и так, но Ричард тянет руку, выводит на его коже буквы и слова идеальным машинным почерком. «Я люблю тебя». — Я тебя тоже, — тихо говорит Гэвин. Коннор и Хэнк говорят о чем-то своем, не обращая на них внимания. У Гэвина правый рукав разрисован голубой неоновой краской, цветом Ричарда, цветом того, кто значит для него все. Хэнк говорит: «Теперь это и твой цвет тоже, я рад, что вы нашли друг друга». Гэвин целует Ричарда на заднем сидении, пока никто не смотрит, едет с ним на концерт AKA Loretta, ведет пальцами по его коже, искусственной и мягкой. Ричард пишет «Я люблю тебя» на его коже, на спине и руках, улыбается мягко и только для него. Ричард лучший, думает Гэвин. Старое радио тихо хрипит. «Не позволяйте им похитить ваши цвета…» Все, что есть у Гэвина — это Ричард и двое влюбленных друг в друга идиотов, разыскиваемые преступники под звездным небом пустыни. Гэвину хватает. Говорят, это и есть дом.