Бойтесь своих желаний в Университете магии

Жизнь текла своим привычным, неспешным чередом, и единственное, что действительно изменилось для Тарби, так это то, что Льюис больше не буравил его спину ненавидящим взглядом, не просил и даже не требовал оставить его в покое и никогда не попадаться ему на глаза. Теперь же они будто бы снова вернулись в год своего знакомства и стали неразлучны, как, наверное, могут быть неразлучны только сиамские близнецы… Но Тарби сразу же отогнал от себя эту мысль, вспомнив, что, несмотря на «неразлучность», большую часть суток они с Льюисом все-таки проводят порознь, потому что учатся на разных специальностях. Зато на переменах и на совместных занятиях они были не разлей вода, и Тарби даже было немного жаль, что учатся они все же по разным направлениям и совместного времяпрепровождения у них получается не так, чтобы очень уж много. Иногда ему казалось, что он мог бы проводить рядом с Льюисом целые сутки напролет и ему бы это не надоело, потому что… Он снова начал понемногу что-то чувствовать, снова жадно, как в первый раз, ловил любые отголоски собственных эмоций, подставлял лицо под солнечные лучи и чувствовал радость от того, как греет солнце и как движется по коже ветер. Все то время, что Льюиса не было в его жизни, Тарби, как самое сокровенное, хранил память о своих чувствах, о своих эмоциях, о своих ощущениях, ведь с уходом Льюиса жизнь снова потеряла всякий вкус, и это стало еще заметнее на фоне того, что когда-то он все же что-то чувствовал. И сейчас Тарби уже не знал, да и, честно говоря, не особо-то хотел знать, чего же именно ему не хватало все эти годы — самого Льюиса или возможности просто чувствовать, которая, как дар или проклятие, появлялась только в присутствии Льюиса. Тарби предпочитал думать, что скучал он именно по другу, но не был в этом уверен на все сто процентов. А скучать по собственным чувствам… Ну, это было бы как-то уж совсем неправильно по отношению к Льюису, хватало и того, что Тарби сомневался даже в том, что дружба — это то, что ему нужно. Поэтому Тарби предпочитал ни о чем таком не задумываться. Вот вообще ни о чем. Правда, и сосредоточить все мысли только на учебе тоже не слишком хорошо получалось, но, видимо, получалось вполне достаточно для того, чтобы преподаватель по некромантии ставил Тарби в пример остальным студентам и восхищался его врожденным талантом. А Тарби пытался не ржать слишком громко от того, что никто даже не представляет, насколько «врожденным» был его «дар». Но все же это тоже было лучше, чем совсем ничего. — О чем задумался? — спросил Льюис, и Тарби понял, что снова выпал из реальности. С ним такое случалось. Иногда. Периодически… С ним такое довольно часто случалось в последнее время, и он никогда не мог сказать совершенно точно, что же происходило во время таких вот «выпадений» или о чем он в этот момент думал. Сейчас, вот, «завис» во время обеда, так и не донеся до рта жаренную картошку. Льюис помахал рукой перед его глазами; Тарби пару раз моргнул и наконец смог сфокусировать взгляд на друге. Друг выглядел то ли взволнованным, то ли заинтригованным, Тарби всегда плохо давалось чтение его эмоций или мимики, отвык за столько времени. — А? Да нет, ничего… — мотнул головой Тарби. Во всех своих бедах он уже, скорее, по привычке винил Лес, немного Льюиса и очень много самого себя. — Тогда чего не ешь? — Льюис крайне естественным жестом стащил из его тарелки пару ломтиков жареной картошки и отправил себе в рот, выглядя при этом как довольный и объевшийся сметаной кот. Тарби только пожал плечами и тоже взял ломтик картофеля, чтобы Льюис все не съел: — Ем, — с набитым ртом прочавкал он, и Льюис лучисто улыбнулся. Опять. А у Тарби чуть картошка в горле от этой улыбки не застряла. — Так что думаешь? — О чем? — Ну, о том, что я говорил. Поедешь со мной на выходные домой? — спросил Льюис. — Звучит как знакомство с родителями, знаешь ли. — Да брось, тем более, ты моего дядю и так видел. — Но ты нас друг другу никогда официально не представлял. — О чем ты вообще? Ты был у нас дома, так-то. — Зато ты с моими родителями не знаком, — и не то, чтобы Тарби это так уж сильно волновало. Льюис захохотал и не ответил. Может быть, представил, какой могла бы быть такая встреча. — Так что, поедем вместе? Тарби молча прожевал свою картошку и понял, что, видимо, эту тему они обсуждали в тот момент, когда Тарби выпал из реальности. Вот и что на такие вопросы отвечать? Он уже почти месяц не был дома и, конечно же, даже немного соскучился по родным, но… — Если практику на выходные не поставят, то можем поехать. — А могут поставить? — Могут, — мрачно кивнул Тарби. Думать о том, чтобы вернуться в Нью-Зибиди вместе с Льюисом, пусть и всего на выходные, все равно было как-то странно. А почему странно, Тарби толком и объяснить-то не смог бы. — Ладно, тогда скажи ближе к выходным. — Ага, скажу. — Ты, кстати, в Нью-Зибиди давно был? — Месяц назад, или типа того. А ты, Льюис? — Вроде, тоже, — ответил Льюис и без предупреждения выпалил: — И все-таки, что ты пожелал в Лесу? Тарби от неожиданности подавился воздухом и закашлялся. Хотя уже мог бы привыкнуть к таким вот внезапным вопросам — Льюис его теперь постоянно об этом спрашивал, надеясь, что в один прекрасный момент Тарби наконец проговориться. Пока этого не случилось и, как Тарби надеялся, не случится и впредь. — Стать некромантом, конечно же, — усмехнулся он, и Льюис недовольно насупился. — И захватить весь мир. — Врешь. — Ага. — И даже не скрываешь, что врешь. — Ага. — Ну, серьезно, расскажи ты мне уже правду! — Ни за что. — Иногда ты, Тарби, бываешь совершенно невыносим, ты в курсе? — Да-да, я тоже тебя люблю, Льюис. По повисшей над столом тишине Тарби понял, что в этот раз сказал что-то явно не то. Вроде ж просто шутил, ан нет — все равно умудрился брякнуть дичь какую-то, о которой до этого он принципиально старался не думать. Льюис пару секунд тупо смотрел на него во все глаза, и Тарби даже на мгновение показалось, что глаза у него сейчас действительно вылезут из орбит. Но нет. Льюис похлопал ресницами, на взгляд Тарби просто неприлично длинными и пушистыми, глубоко вздохнул и произнес совсем уже привычную фразу: — Да иди ты. И Тарби попросту не оставалось ничего другого, как кивнуть и повторить: — Ага, — и добавить после паузы точно таким же равнодушным тоном: — Да иди ты. Льюис рассмеялся, и Тарби улыбнулся в ответ. В этом случае ему тоже ничего другого не оставалось. Не признаваться же, в самом деле, что он — возможно — все-таки говорил серьезно? Дни шли за днями, ночи за ночами, и, в принципе, Тарби даже нравилось учиться в ЧУМе — с возобновления дружбы с Льюисом студенческие будни стали казаться по-своему очаровательными. Особенно практические занятия: полночь, полнолуние, кладбище, всякие там чудики в черных балахонах, читающие заклинания, восстающие из могил трупы… Льюис бы такую «романтику» вряд ли оценил. Хотя морги, по мнению Корригана, были куда очаровательнее: сухо, стерильно, светло и никакого ледяного и по-могильному свежего воздуха, запаха прелой листвы и разложившейся плоти. И комары не кусают. А еще не надо надевать стремные бесформенные балахоны, патетично простирать руки к небу и зловеще хохотать, глядя на полную луну. Делать все именно так — с хохотом и патетикой, переходящей в откровенный фарс, замешанный на эпике, — никто не заставлял, но без этого Тарби на занятиях смертельно скучал, а так у него появилось хоть какое-то развлечение. В общем, учиться Тарби более-менее нравилось, но и скучать, маяться от скуки, умирать от скуки и выть на стенку от тоски ему тоже приходилось. Он, правда, все еще не решил, хочет ли поехать домой вместе с Льюисом, но никаких практик в выходные дни, как назло, никто назначать не стал, а придумывать новые отговорки Тарби не собирался. — Ну, значит, поедем в Нью-Зибиди вместе, — подытожил он. — Отлично! — очень довольным тоном воскликнул Льюис, и Тарби надеялся, что физиономия у него самого сейчас получилась не слишком кислая. — Отлично, ага. А потом произошло странное. Откуда-то из коридора, возле столовой, куда друзья зашли перекусить, раздался истошный женский крик, такой громкий, что, казалось, стекла треснут от его громкости. Но когда Тарби с Льюисом и остальными студентами добежали до места, откуда слышался вопль, то встретили там уже пару учителей, тоже необычайно встревоженных и… Ничего больше: ни кричавшей девушки, ни того, что послужило причиной для крика. Тарби даже почувствовал некоторое разочарование — где-то в глубине души он всегда хотел стать героем какого-нибудь детектива, расследовать таинственное исчезновение или убийство и непременно найти виновного. Просто хотелось хоть какого-то разнообразия, что ли. Чего-то по-настоящему захватывающего и необычного, потому что, в определенной степени, даже университет магии порой может показаться довольно-таки стандартным и скучным местом, в котором просто не может и не должно происходить ничего, из ряда вон выходящего. — Как думаешь, что это было? — спросил Льюис, когда друзья вернулись обратно в столовую, и Тарби неопределенно мотнул головой. — Не знаю. — Но это же ведь так странно! Мы все слышали крик, но даже никого не увидели. А может быть, та девушка сейчас в опасности, и ей нужна наша помощь? Тарби внимательно посмотрел на Льюиса — у кого что, а у этого на уме одни только девушки. То Рита, то вообще какая-то незнакомка, которую они даже в глаза не видели! Почему-то Тарби почувствовал легкий укол обиды, и сам не понял, что именно его сейчас расстроило. Но поскольку с собственными чувствами и эмоциями Тарби, с непривычки, все еще ладил не особо хорошо, то он сделал то, что делал всегда, когда не был в чем-то уверен. — Ну да, ты ей, разумеется, смог бы помочь! — огрызнулся Тарби и закатил глаза. Когда он вновь посмотрел на Льюиса, тот выглядел каким-то слишком уж удивленным, будто в разговорах с ним Тарби никогда прежде не огрызался. И тут Корриган вспомнил, что да, не огрызался. По крайней мере, на Льюиса. — Но это же так интересно, — продолжал настаивать на своем Льюис, — и необычно! Тарби вдруг подумал, что он сейчас очень похож на его тетю Макс. Ни разу не рыжий, конечно, но так же обожающий приключения. Интересно, и почему ему в школе такие мысли не приходили? Или дело в том, что сам Льюис со школьных времен изменился аж настолько сильно? Да нет, вот эти дурацкие и по-дурацки милые «пилотные» очки все еще при нем. Тарби хмыкнул, Льюис нахмурил брови и исподлобья поглядел на друга. Тарби был просто безобразно беззаботен, а ведь это могло бы стать чем-то по-настоящему необычным. Странные крики, мистические пропажи и исчезновения! Да к тому же все это в магическом университете! Что вообще еще для счастья надо? А эта зануда некромантская ничего в приключенческом духе не смыслит! Подумав об этом, Льюис тоже весело усмехнулся. — Что? — с тонкой улыбкой спросил Тарби и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Льюис, в противовес ему, наоборот поддался вперед и заговорщически шепнул одними губами: — А ты никогда не умирал от скуки, Тарби? Тарби промолчал: он помнил рассказы отцов о начале их знакомства и о Хоукинсе. Батя часто рассказывал ему, что точно умер бы со скуки, если бы не встретил в один прекрасный день «самого скучного человека в Хоукинсе», а папа при этом каждый раз возмущался и говорил, что вовсе он никогда не был скучным и что вообще батя его «королем» в юности называл. Тарби любил их рассказы и шутливые споры, но в детстве все никак не мог понять, что это за слово такое странное — «скука», а потом встретил Льюиса и понял для себя смысл еще многих других слов. В том числе понял и каково это, скучать по кому-нибудь, без кого-нибудь, из-за кого-нибудь или просто скучать. — Ладно, делай, что хочешь, Льюис. — Это не слишком-то похоже «да, конечно». — Да, конечно. Только меня в свои игры не втягивай. — Эй, но так ведь совсем не интересно! — Ничем не могу помочь, — отрезал Тарби, и Льюис весьма коварно прищурил глаза. — Тогда расскажи мне, что ты пожелал в Лесу. — А впрочем, знаешь, я неожиданно полюбил приключения. — Не, ну так уже нечестно. — Значит, никаких приключений? — Да иди ты! Но запомни, Тарби, однажды я точно узнаю, что же ты там такого страшного пожелал. — Почему обязательно «страшного»? Может, я мир во всем мире пожелал, или типа того что-нибудь? — И ты думаешь, я в это поверю? — Ну, я бы поверил, что ты можешь что-нибудь такое учудить, Льюис. — Сам ты чудила! — Эй, я тебя не обзывал вообще-то! Льюис сдался первым и захохотал во весь голос, по примеру Тарби откинувшись на спинку стула. Настроение, несмотря на недавние очень странные дела, отчего-то все равно летало где-то над облаками, и возможно — только возможно, — что дело было в согласии Тарби вместе с ним провести выходные в Нью-Зибиди. А может, Льюис просто предчувствовал новое головокружительное приключение. Или еще что. Признавать, что причиной его хорошего настроения может быть бывший-нынешний лучший друг как-то совсем не хотелось. — Знаешь, Льюис, ты сегодня какой-то даже слишком радостный, — заметил Тарби. — Ну и что? Просто день хороший. — Это потому что кто-то в коридоре кричал? — Ты меня каким-то монстром считаешь, Тарби? — Да нет, просто предположил. — Ох, да иди ты. Ты вообще будто лимонов объелся. — Ну, от лимонного пирога я бы, кстати, не отказался, — задумчиво сказал Тарби. — Не знаешь, здесь вообще где-нибудь пироги продаются? Льюис только развел руками, мол: что с ним сделаешь, с таким-то? А на следующий день по всему ЧУМу прошла страшная новость — пропала одна из студенток первого курса. И тогда уже стало не до шуток и дружеских перепалок. Университет словно бы погрузился в тяжелую и мрачную паутину ожидания чего-то действительно страшного.