Совсем другой век

Гостей на празднике было немало, вся церквушка была буквально забита: слуги и фермеры толпились у стен, дворяне занимали каждый свое место, согласно положению. Разумеется, на первой скамье сидел Людовик. По случаю торжества на короле был праздничный камзол, хотя в другое время он, как уже поняли девушки, предпочел бы надеть что-то более скромное, но на этот раз изящество вышивки поражало. Рядом с ним, конечно же, сидела Диана, а позади короля – граф д’Орбье. Остальных людей, помимо Портоса и нескольких фрейлин Дианы, Элен не знала. Большая часть из них прибыла сегодня утром, вероятно, ближайшие родственники Атоса. Наверное, с ними ей еще предстоит познакомиться. И лучше бы им понравиться, они ведь будут оценивать ее… Но это все пока неважно. У алтаря, в нежно-персиковом, словно специально подобранном в тон ее платью, костюме стоял граф. Камзол, так же как и ее платье, был расшит серебром и жемчугом, в прорезях виднелась белоснежная сорочка, тоже созвучная с ее сорочкой в прорезях рукавов. Костюм дополняла парадная шпага на боку с изумительным эфесом – наверняка фамильная, как и украшения на нем, особенно тяжелая цепь на груди и несколько перстней (Элен вздохнула с некоторым облегчением, ей-то до сих пор казалось, что ее два кольца, наследные от отца и матери, а также ожерелье на груди - это чрезмерно при вышивке серебром, а была ведь еще и диадема, украшенная флердоранжем). Густые чуть вьющиеся черные волосы графа были расчесаны на прямой пробор. Атос стоял ровно и прямо, со спокойной мягкой улыбкой на устах поджидал невесту, ничем не показывая волнения. А там, еще дальше, в парадном облачении – архиепископ. Все звуки в храме, если такие были, глушил тягучий и густой голос органа. Элен медленно шла по проходу, ей казалось, что еще немного – и у нее подкосятся ноги, и она рухнет на колени прямо тут, среди лавок, не дойдя до алтаря. Торжественность этого места, торжественный вид всех вокруг, сама атмосфера – давили и одновременно возносили ее. Каким-то неведомым ей чудом она смогла дойти до крестного и облегченно ощутила его руку. Вот уже и на месте… и надо опуститься на колени… Элен была почти в шоковом состоянии. Когда в детстве в музыкальной школе она бегала на концерты органной музыки, потому что так было надо, так требовали учителя, эти мероприятия ее вовсе не впечатляли. Да, красиво, но так тоскливо! Сейчас же звуки органа словно наполнили всю церковь, ее своды, каждый ее уголок,они отражались, они проникали в самую душу… Элен стояла на коленях перед алтарем, а все мысли сводились лишь к одному. Она в храме… ее венчают… с графом де Ла Фер! Видимо, атмосфера и эти мысли настолько захватили ее, что на глазах девушки выступили слезы. Она каким-то чудом поняла, что священник ждет от нее клятвы. Механически повторила эти слова, заученные заранее наизусть, в то время как слезы душили ее, и не подозревала о том, что за ней наблюдают. Атос же краем глаза смотрел на девушку. Плачет? Анна улыбалась на свадьбе, припомнилось ему… Граф терялся в догадках, почему она плачет. Неужели он так противен ей? Почему она не отказалась тогда?! Наконец пришло время вставать с колен. Атос помог девушке подняться. И, поймав ее взгляд, облегченно вздохнул. Нет, не противен. В ее взгляде читались растерянность, испуг, восхищение… Какое-то безумное смешение чувств, но не отвращение. Можно ли назвать это счастьем? Граф, придерживая ее под локти, притронулся к губам невесты за миг до слов священника об этом. Осторожно и нежно, без страсти. Он просто уже желал ощутить вкус ее губ! Элен не ответила на поцелуй, чего и следовало ожидать. И это лишь вновь обрадовало Атоса – девочка даже не умеет целоваться! *** Молодая графиня оставалась в полушоковом состоянии и после венчания. Даже в обеденном зале Ла Фера, где были накрыты столы и праздничный обед продолжался почти до позднего вечера. К удивлению Элен, правда, слабому, поскольку девушка так и не отошла после церемонии, подарки тут не дарили. Только крестный при всех подтвердил исполнение им, как представителем Элен, всех обязательств по брачному договору, в том числе, в отношении приданого - что было даже излишне, потому что это он подтвердил еще ранее, лично графу. Прочие же ограничивались просто поздравлениями. Тем более странным казался поступок короля. Людовик в качестве свадебного подарка передал графу де Ла Фер в управление баронство дяди Элен, а также преподнес деньги. В этот момент девушка ощутила себя униженной. Ее сознание современного человека не могло отреагировать иначе: никто ничего не дарил, а Луи дал денег, как подношение. Но вот граф отнесся к этому спокойно и благодарил короля за милость. С его точки зрения такой дар был более чем уместен. Выше наградой в те времена были только земли, дарующие доход, и титулы. А также высшие ордена. Но последняя награда и вовсе была запредельной, достойной лишь самой высокой преданности. После обеда был бал. Элен, которая хотя и понимала, что весь этот порядок празднования – дань традициям, радоваться этому никак не могла. Она мечтала только о том, чтобы добраться до кровати и лечь спать, с каждым часом свадебный наряд был все тяжелее. С трудом, но найдя в себе силы, молодая супруга открыла бал в паре с графом. Ей отчего-то казалось, что все может выйти романтично, как на балах девятнадцатого столетия, описанных в романах. Вот сейчас, во время танца, они будут обмениваться с мужем репликами, теплыми улыбками и пожатиями рук… Но этого не произошло. Одной из причин было то, что они были первой парой, открывающей бал, за ними – король и Диана. Поэтому граф не позволил себе излишних бесед. Элен же была несколько растеряна от всего этого. Она, в качестве утешения, заметила, что Людовик также молчал весь танец, но она не догадывалась, что король попросту не может придумать тему для разговора. Затем молодая графиня, не имея возможности и причин для отказа, вынуждена была принять приглашение короля, а за ним – графа д’Орбье. Кроме того, и крестный пожелал с ней танцевать. Диану от излишних приглашений ограждал ее статус. Однако и Атос, и граф д’Орбье осмелились просить о танце принцессу. На это же осмелился и лорд Винтер, представлявший здесь короля Англии. Подруги отметили про себя, что танцевать с графом д’Орбье было гораздо приятнее, чем с другими. Он был как всегда любезен, отвешивал комплименты во время танца и всячески старался приободрить девушек, замечая их усталость. Даже позволил себе пару шуток относительно новых веяний двора – наверняка все захотят закалывать цветами портьеры! Более «вольно» вел себя и лорд Гордон, который позволил себе беседу с крестницей, поинтересовавшись ее самочувствием. - Постарайтесь почаще улыбаться, дитя, - посоветовал он, - иначе ваш усталый вид могут отметить гости. - Вы полагаете, это будет необоснованным? – удивилась девушка. – Я чувствую себя так, словно весь день таскала мешки с песком. Крестный тихо засмеялся. - Нет, разумеется, ваше состояние понятно. И все же ваше счастье должно быть выше вашей усталости. Молодая графиня кивнула в ответ, пообещав последовать его совету. И вправду постаралась чаще улыбаться. Элен казалось странным, что все это время муж не старался держаться возле нее постоянно. Атос общался то с королем, то с кем-то из присутствующих. Иначе говоря, выполнял обязанности радушного хозяина замка, а вовсе не счастливого мужа, наконец заполучившего возлюбленную. Девушке схожая роль удавалась с трудом. С ней заговаривали присутствующие на вечере дамы, имена которых она даже не знала. Элен старалась быть любезной, но понимала, что получается плохо. Впрочем, ей это простили по причине того, что она иностранка, а потому еще плохо изъясняется по-французски. А также потому, что она, по слухам, уже почти статс-дама новой королевы, значит, необходимо добиваться ее расположения, а не ждать, что она будет искать внимания других. В целом, если бы Элен слышала их разговоры, смогла бы вздохнуть с облегчением – родня графа ее приняла. Конечно, ее находили несколько худоватой, а также полагали, что достойнее жениться на француженке. Но последний недостаток скрадывался тем, что Элен была наполовину француженкой. В остальном же ее положение и приданое позволяли прийти к выводу, что Атос сделал верный выбор. Некоторые из родственников графа ему сказали об этом прямо. Другие, как пожилой граф де Бражелон, также присутствовавший на торжестве, сказал это же, но в более изысканных выражениях и похвалах. - Я рад знать, что вы избавились от воспоминаний прошлого, - кивнул Бражелон. – Как рад тому, что Ла Фер более не будет пустовать. Юная графиня весьма изящна и хороша собой. Я слышал, ей обещана должность статс-дамы королевы? - Все верно, принцесса лично просила за нее. - Надеюсь, вы убережете ее от влияния двора. Дорогой мальчик, ваша невеста прекрасна во всем, однако мне она показалась несколько наивной. - Пожалуй, что так, - граф улыбнулся, припомнив историю с письмами в молитвеннике. – Я буду внимателен. Атос и сам начал успокаиваться. Кажется, в этот раз ему не в чем упрекнуть себя перед памятью отца. Улучив момент, граф переговорил также с крестным Элен. Атос посчитал своим долгом предложить милорду, который фактически был представителем девушки, присутствовать в спальне молодоженов. Но лорд Гордон в изысканных выражениях поблагодарил его и уверил, что считает такие меры излишними. - Я рад, - отозвался граф. – Дело в том, что барон де Мийак… - Понимаю, - грустно усмехнулся милорд. – Мне доводилось встречаться с ним. С отцом Элен нас связывали не только родственные отношения, но и довольно тесная дружба. Однако хотел бы вас уверить, что сестра барона, матушка Элен, была милейшей девушкой. И как мне кажется, дочь переняла ее характер и своего отца, ничего схожего с дядей. Она может казаться вздорной и даже непослушной, но это лишь внешний облик. Тот, кто заслужит ее доверие, получит преданнейшего друга и заботливую супругу. - Высокая оценка, - задумчиво произнес Атос. - Я понимаю, вы считаете, я это говорю потому, что она моя крестница, - улыбнулся милорд. – Уверяю вас, это не так. Я лишь пытаюсь объяснить, отчего считаю соблюдение всех условностей излишним. Во время венчания я не спускал с вас и с Элен взгляда. Я уверен, что вы женились на ней не ради получения приданого. А значит, этой ночью вы направитесь к ней не для того, чтобы поговорить о погоде, выждав пару часов для приличия. И я также уверен, что Элен примет вас. Все остальное – лишь формальности, не так ли? О признании крестницы лорд Гордон промолчал – подобное им следует говорить друг другу лично. Граф помолчал. То, что говорил милорд, давало ему надежду. Что если это и вправду не просто комплименты девушке? Ее мелкие, почти детские обиды совсем скоро уйдут – он и сам так считал. Но если она в самом деле такая, какой ее описывает милорд, он наконец получит супругу, о которой мечтал. Эти мысли были так сладки для влюбленного сердца, что Атос не стал себя переубеждать. Пусть будет именно так! *** Элен впервые была в этой спальне как хозяйка. Обивку здесь уже почти всю – в первую очередь на стенах и полог кровати – успели сменить на нежно-зеленую, только расцветка была не такой, как в спальне матушки графа. Девушка старалась выбирать под свой вкус, но в некоем едином стиле комнат замка, по крайней мере, тех помещений, которые ей тут доводилось видеть, – а это были почти все, за исключением спальни мужа. Молодая графиня прикрыла глаза. Сердце бешено колотилось, кажется, что прямо в горле. Вот сейчас он придет… Жаклин, которую Элен решила так и оставить на должности горничной, помогла раздеться, протерла все тело губкой и нацепила на госпожу сорочку, белую, кружевную, длиной до самого пола. Девушка так и легла спать в ней. Наверное, надо снять, размышляла она. Во всяком случае, знания двадцать первого века говорили именно об этом. А вот Хелен вовсе не знала, как следует спать с супругом. Поэтому в итоге победил страх, девушка осталась в сорочке. Сам снимет, решила она. Сейчас она усиленно вспоминала, что она знает о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Кажется, в книге об Анжелике перед ночью с Пейраком ей выщипали все волосы на всем теле. Элен вздрогнула. Как хорошо, что с ней такого не стали делать, она, наверное, вопила бы от боли. А что еще делают? В «дамских» романах, которые попадались ей в современности и некоторые из которых она читала, все было описано вроде бы подробно и все же не до конца понятно. Личный опыт был в этом и вовсе слишком мал, хотя воспоминания Хелен легко подсказывали, как это происходит у животных. Но это же не считается? Люди ведь не лошади или собаки… Девушка лишь примерно представляла, что муж должен свою плоть ввести в нее. Куда? Это для нее оставалось загадкой. Когда-то еще в школе она по инструкции пыталась понять, куда и как надо вводить предмет дамской гигиены. Так ничего и не поняла, чуть впихнула в себя, показалось, что дальше – больно, и убрала, отказавшись от этой затеи. Сейчас это тоже никак не помогало, Элен не была уверена, что оба этих процесса схожи между собой. Вспоминалось, что в романах обычно было написано, что сначала главная героиня испытывала легкую боль, а потом – приятную негу. Правда, обычно писалось, что главный герой, сильно любя ее, специально делал так, чтобы она испытывала лишь удовольствие, ласкал и целовал всюду. А вот любит ли ее граф? Он часто был формально любезен и вежлив, но порой в его действиях сквозила и искренняя забота. Скажем, как он утешал ее на той дороге, когда лошади понесли! И как осторожно придерживал ее, как нежно целовал ее сегодня в церкви, что колени подкашивались… Элен зажмурилась. Пусть он ее полюбит! Хоть немножечко! Разве иначе он женился бы на ней?! Девушка поспешно придумывала сама себе красивую историю. Вот сейчас он придет, в этой ужасной темноте скользнет к ней, прошепчет слова любви. И будет ласково гладить ее плечи, целовать ее. И ей совсем не будет больно! Наоборот, они наконец поймут друг друга после этой ночи и будут счастливы! Да, как в глупых романах… Но она ведь в некотором роде и попала в роман! Дверь открылась, на пороге, держа в руке свечу, появился граф. Коротко оглядел спальню и уверенно направился к кровати. *** Элен взглянула на него, приободренная собственными придуманными историями. Тоже в рубашке, поверх которой накинут халат, подбитый мехом, на голове ночной колпак: несмотря на жаркую погоду ночью в замке было довольно прохладно. Девушке припомнилось, что когда-то она сама хихикала над тем, что мужчины в это время носили ночные колпаки. Эта деталь туалета казалось забавной. Но, наверное, дело не в одежде, а в том, на кого она надета… Сейчас, на муже, эта деталь туалета не казалось забавной или неуместной. Атос вообще был великолепен в любой одежде. Хотя отчего-то подумалось, что прежде, чем лечь с ней, он будет его снимать, как и халат, и рубашку… Халат граф, в самом деле, снял, и бросил на стул в спальне, оставив свечу на столике у кровати, рядом с предметами умывания. Но больше ничего снимать не стал. И в рубашке и колпаке лег к молодой жене. - Празднования не очень вас утомили? – мягко, но несколько церемонно спросил он, пока не притрагиваясь к ней. В темноте выражение лица девушки невозможно было прочесть, и Атос не мог понять, рада ли она его видеть в своей спальне. Но помня слова милорда, желал добиться хотя бы легкого понимания жены. Немного доверия – и она станет ему преданнейшим другом, так ведь он сказал? Он готов дать ей понять, что ему можно доверять, на словах и на деле он покажет, что у них одни желания… - Это и вправду утомляет, - тихо отозвалась Элен. – Я мечтала о том, когда наконец можно будет подняться в спальню. Надеюсь, это было не очень заметно. Я старалась не показывать своих мечтаний. - Нет, полагаю, что нет. - Хорошо, а то крестный мне уже попенял на это. - Надеюсь, вам уютно на новом месте? – граф придвинулся ближе к супруге, нашел ее ладонь, поднес к своим губам, полагая, что так дает ей возможность привыкнуть к нему. – Дитя мое, я понимаю, что вы устали, однако я прошу вас сделать над собой небольшое усилие и потерпеть еще немного. Я бы хотел, чтобы вы приняли меня этой ночью. Но, разумеется, если вы не в силах, мы можем перенести это на завтра. Девушка растерялась. Он вот так прямо спрашивает? Ей казалось, что он просто будет покрывать поцелуями ее лицо, шептать комплименты… И все произойдет само собой. А вместо этого – будто договор заключает! - Да, конечно, - растерянно прошептала она в ответ. А затем, уже совершенно не зная, как себя вести, также честно призналась: – Только я совершенно не знаю, что я должна делать, я почти не представляю, как это должно быть. Я даже не знаю, надо ли мне снять сорочку или надо оставаться в ней. Настал черед Атоса опешить от такой искренности. На мгновение даже пришло в голову отчитать девочку за то, что ей пришли в голову мысли об обнажении тела. Но граф остановил себя, напомнив, что она просто действительно ничего не знает о супружеской жизни, у нее даже нет матушки, чтобы наставила ее перед браком. Так что ее слова вызваны не распущенностью, а простым незнанием. - Вы все сделали верно, Элен, - мягко произнес он, впервые обращаясь к ней по имени и трогая поцелуем кончики ее пальцев. Затем наклонился, целуя жену в висок. – Вы не должны снимать с себя одежду, отбросьте эти греховные мысли. Вы и дальше все сделаете верно. Не надо бояться, вы просто должны слушаться меня. Только полностью подчиняться мне и слушаться. И все. Девушка расслабилась. Как приятно звучит в его устах ее имя! Как он осторожен и ласков! Боже мой, неужели все будет именно так, как ей хочется?! Это было бы так чудесно… Пусть будет глупый роман!.. Элен неуверенно положила руки на плечи графу. Атос же в страсти припал к ее губам поцелуем. Ему казалось, что все недоразумения позади: девушка доверилась ему, ее ладони на его плечах – это ли не доказательство подобного? Граф не был мальчишкой, впервые очутившимся в постели с девицей. Но и умелым любовником его никак нельзя было назвать. Он совершенно не представлял, какие чувства может испытывать молодая неопытная супруга в постели. Граф знал лишь, что первый раз для девушек – болезнен. Но, впрочем, его первая супруга умело притворилась, что ей больно. А после этого уже преспокойно наслаждалась близостью с ним. Поэтому Атосу и в голову не приходило, что боль супруги можно постараться смягчить и что вообще от его действий зависят ощущения его молодой жены. Последняя его ночь с женщиной была уже давно, еще когда он был уверен в честности первой супруги. Сейчас, придя в спальню к Элен, он лишь первое время сдерживал себя, стараясь заполучить доверие девушки. Поверив же, что это ему удалось, Атос дал волю страсти, столько лет далеко спрятанной в нем. Нежное, юное, трепещущее под ним тело девушки манило к себе. Граф и не подозревал, что он, навалившись вдруг на супругу, испугал ее. Легкое возбуждение, вызванное страстным поцелуем, отступило. Элен ощутила, как от мужа пахнет кроме духов, почти неощутимых уже, еще и вином. Да, конечно, подумалось ей мельком, он же пил на празднике… А еще был запах его тела, пота… Страстный поцелуй, которым Атос прижался к ее шее, показался пыткой, к горлу подступила легкая дурнота. Руки мужа скользнули в вырез ее рубашки, жадно сминая ее грудь. Элен болезненно застонала. Боже, как ужасно! Ей казалось, что он будет лишь нежно целовать ее грудь, чуть поглаживать… Как-то так ведь было в романах? Но мять?! Девушка невольно попыталась вывернуться. - Тише, дитя мое, тише, - хрипло прошептал граф, сам с трудом владея собой, поспешно поднимая подол ее сорочки. Элен дрожала от ужаса. Неужели – вот так? Просто задрав ей юбку?! Не ласково покрывая поцелуями, не шепча комплименты… Почему в романах девушки теряли голову и чувствовали лишь страсть? А она не может отключить разум, она понимает все, что происходит, и ужасается этому! Неужели она не может испытывать это? Атос ощущал дрожь юной жены, но она лишь сильнее горячила ему кровь. Его разум почти отключился, тело жаждало ощутить плоть супруги, и дрожь девушки казалась ему вызванной страстью, схожей с той, что захватила его. Он просто не представлял себе, что может быть как-то иначе. В полутьме комнаты Элен, и без того испуганная, увидела, как он поспешно задрал собственную рубашку. - Боже мой! – выдохнула она. Нет, не может быть, чтобы именно это было его органом. Может, это из-за темноты так? Просто тень… Ведь нельзя же такое в нее впихнуть! Да у нее просто нет в теле отверстий для подобного! Атос ощутил, как напряглась жена, остатки разума говорили, что девочка безумно боится, но до конца ее страха граф все равно не понимал. - Расслабьтесь, Элен, - он наклонился, целуя ее шею и грудь. – Просто будьте покорны мне, дитя. Это поспешная и не очень убедительная попытка успокоить цели не достигла. Девушка, мечтающая ощутить ласковые поцелуи на груди, сейчас почувствовала лишь, как колется щетина его бороды и усов. Ей и в голову не приходило хоть немного расслабиться и постараться принять мужа. Граф же был не в силах тянуть. Он поспешно развел ноги девушки, помогая себе коленом и руками. Ее слабое сопротивление он даже не заметил, оно казалось лишь признаком скромности и невинности – и только. - Ох, нет, - испуганно выдохнула Элен. Но плоть Атоса уже толкнулась в нее. Девушка ойкнула от неожиданности и легкого дискомфорта. Она попыталась было как-то подстроиться и лечь удобнее, но граф не собирался проникать в нее медленно, постепенно давая привыкнуть. До желаемой цели оставалось одно движение – и он с силой толкнулся, преодолевая сопротивление мышц лона супруги и тонкую преграду на своем пути. Затем еще один толчок – чтобы проникнуть насколько это возможно глубоко. Выступившая кровь смягчила его движение, позволив графу, хоть и с трудом, преодолеть сопротивление жены. Элен задохнулась от безумной боли, словно ее разорвали пополам, там, внизу живота… На несколько мгновений она лишилась голоса, затем из горла вырвался хрип, по щекам побежали слезы. - Нет… хватит… - слабо выдохнула она. И тут же новая волна боли заставила ее пронзительно закричать, упереться руками в грудь мужа, пытаясь его оттолкнуть. - Мадам, расслабьтесь! - графу было неудобно двигаться, ему казалось, что девушка словно нарочно противится ему. – Ну же! Боль уйдет... когда вы подчинитесь… И постарайтесь не кричать. Остановить себя он не мог, слишком велико было желание. Да и не посчитал бы нужным, полагая, что это лишь временная боль, которая зависит от самой девушки. Чуть расслабится – и все пройдет. Боль женщины в первую ночь, по мнению многих, была платой за грех, приучала ее к подчинению мужа. И Атос не мог бы представить для себя что-то другое, да и попросту не задумывался об ином. Элен на мгновение попыталась сделать то, что ей велели. Удалось плохо, разве что некоторое сопротивление спало, уже не так резало внизу. Но Атосу было довольно и этого, он немедленно чуть ускорил темп. Девушка повернула лицо к подушке, закусила ткань, стараясь сдержать крик. Помогало это слабо, она стонала, почти не умолкая. Боль никуда не ушла, она лишь перестала быть безумной, перехватывающей дыхание. Но стала постоянной и саднящей, словно ее медленно распиливали на две части. К этому чувству добавилось иное. Она ощущала в себе огромный твердый стержень, который достигал, казалось, легких, пронзая ее насквозь. Элен чувствовала себя униженной, насаженной на этот кол и растерзанной им. Это ощущение мужчины внутри нее вкупе с навалившимся на нее весом отчего-то рождало в ней чувство беспомощности, покорности и униженности. Атос порой целовал ее шею, грудь… И эти поцелуи, о которых так мечталось ранее, сейчас вызывали в девушке едва ли не отвращение. Ей казалось, что они оставляют на теле кровоподтеки, да еще и ощущение его слюны повсюду, поцелуи больше были похожи на укусы, от этих засосов тело болело не меньше. Внезапно граф задышал сильнее, дернулся резко и в нее словно потоком вылилась влага. Элен беспомощно всхлипнула. Ко всем предыдущим ощущениям добавилось чувство, что ее «пометили». Атос буквально упал на нее, какое-то время тяжело дышал ей в ухо, затем, наконец, слез с нее, ложась рядом и все еще пытаясь унять дыхание. Девушка же, тихо постанывая сквозь зубы, медленно повернулась на бок, отворачивая заплаканное лицо от мужа. Ее переполняло отвращение к нему и чувство собственной ничтожности. Все тело измяли и облапали, обкусали и обслюнявили. Низ живота постоянно напоминал резкой болью, да еще и ощущение недавнего нахождения плоти внутри нее было слишком свежо. А внутри ее залили чем-то ужасным, словно давая окончательно понять, что она – собственность этого человека. Ничего приятного во всем этом не было, было лишь больно и стыдно! Граф постепенно успокоил дыхание. И только теперь заметил, что с женой что-то не так. Вспомнились ее слезы и мольбы во время близости. Атос вздохнул, жалея девочку. Что ж, иначе он не мог. - Элен, - руки графа ласково погладили плечи супруги, сам он прижался к ней, - дитя мое, вы в порядке? Слова мужа показались ей едва ли не издевательством. Как она может быть в порядке после такого?! Элен беспомощно всхлипнула. - Бедная моя девочка, - Атос ласково погладил ее по спине, осторожно коснулся поцелуем ее шеи, желая передать ей всю свою признательность. – Не надо плакать, боль постепенно уйдет. Это лишь первый раз так неприятно. Первый раз? Девушка закусила губу. Она не в силах была понять сейчас его чувства, не замечала его ласки. Она слышала лишь свои страхи. Значит, в следующий раз не будет боли? Но все остальное ведь будет! Эти прикосновения, звуки, запахи… Неприятно?! Он называет это просто «неприятно»?! Он представляет, какую безумную боль она испытала?! Насколько стыдно и противно ей было?! - Постарайтесь уснуть, - мягко посоветовал граф. – И постарайтесь в следующий раз быть более сдержанной. Вам не следует кричать, дитя, чтобы не давать повода для сплетен слугам в замке. Но все же, я признателен вам за ваше послушание и то удовольствие, которое вы мне подарили. Элен обиженно сглотнула, вновь трактуя его слова по-своему. Он признателен ей?! Это все, что он может ей сказать?! Приятно, что хотя бы не предлагает деньги за ее услуги! Только ненавязчиво воспитывает. А он пробовал терпеть такую боль?! Может быть, тогда не говорил бы, что ей надо сдерживаться! Он признателен! Это все, что он испытывает? Это ради его признательности она такое терпела?! Девушка уткнулась в подушку, давя всхлипы. Атос, утомленный этим вечером и недавним актом любви, решил оставить ее в покое. Просто очередные девичьи капризы – это скоро пройдет, вместе с болью. *** К ужасу Элен, все почти повторилось через час. Граф разбудил ее, только что задремавшую, нежным поцелуем. Но дальше вместо ласки и нежности, в которых она желала купаться, последовала страсть. Элен же, еще сонная и помнившая только боль от первого контакта, страстью захвачена не была. Когда же Атос вновь навалился на нее, задирая сорочку, девушка испуганно уперлась руками ему в грудь. - Не надо, - пробормотала она. – Я не хочу… - Глупости, дитя мое, - граф жадно прижался поцелуем к ее шее. – Расслабьтесь и смиритесь. Будьте умницей. Он видел в ее поступках лишь детские капризы, страхи первого раза, и с легкостью отметал их, ожидая от нее принятия взрослой жизни. Элен же была не в силах противиться, девушка чувствовала себя измученной и опустошенной. Поэтому она лишь закрыла глаза, не желая видеть его плоть. Но если от вида мужа она таким образом избавилась, то избавиться от всего остального не могла. Духи графа уже полностью выветрились, и сейчас от Атоса пахло лишь потом и, совсем слабо, вином. Все ее тело вновь ощущало жадные руки, повсюду трогающие ее, сжимающие ее тело часто до боли, будто выкручивая или щипая, его губы, почти кусающие ее, оставляя следы на теле… Графу вновь пришлось преодолеть слабое сопротивление девушки – она не желала сама раскрываться для него. Но Атос вновь не обратил на это особого внимания, решив, что постепенно она привыкнет, что это все по-прежнему связано со скромностью супруги, только-только расставшейся с невинностью. И вновь, как и первый раз, он входил в нее сразу насколько возможно глубоко, получая то, чего желало тело. Элен всхлипнула, с губ вновь сорвался крик – девушка поспешила заглушить его, утыкаясь в подушку. Как же больно! И как унизительно… К этим ощущениям добавился новый звук. После первого контакта тело девушки еще хранило влагу мужа, а потому Атосу было двигаться гораздо проще. Граф с восторгом проникал в нее, все больше ускоряясь. Элен же с отвращением слушала эти звуки – мерзкое жадное чавканье внизу. И какие-то шлепки… Она не понимала, что с такой размеренностью несильно, но ощутимо бьет ее по ягодицам, однако это ощущение добавляло ужаса и отвращения. Муж в это время был ей омерзителен. Элен мечтала лишь о том, чтобы иметь возможность смыть с себя всю эту грязь и его влагу, хоть так помочь себе забыть всю эту ночь. Она ругала себя, что не сделала этого раньше, измученно уснув… Граф наконец кончил. Девушка начала понимать, что брызнувшее в нее семя означает, что у нее опять появилось время отдохнуть. - Так гораздо лучше, вы умница, - Атос постепенно успокоил дыхание, ласково погладил по плечу лежащую рядом с закрытыми глазами супругу. – Вам почти удавалось сдерживаться. И я очень признателен вам. Элен закусила губу от обиды. Это все, что он хочет сказать?! Вновь ни извинений за боль, ни комплиментов, ни других проявлений нежности?! Или, может быть, он считает, что проявлял ее, кусая ее губы, слюнявя ее шею и впихивая в нее эту… этот… Девушку едва не передернуло от омерзения. Граф же уже вновь спал со спокойной мягкой улыбкой на губах, будучи уверен, что они уже почти понимают друг друга.