Совсем другой век

Третий раз все повторилось на рассвете. Элен вновь бессильно лежала под мужем. Теперь она и вовсе не пыталась противиться, понимая всю бесполезность попыток. Он просто сильнее… и этой силой добьется своего, возьмёт как хозяин. Ее трясло от отвращения и мерзости происходящего, собственное тело казалось измазанным липкой грязью и обслюнявленным. Запахи от мужа и звуки в тишине вгоняли ее в стыд и омерзение. А ощущение его огромной плоти внутри нее было ужасным и унизительным. Но внезапно все ее тело словно пронзила судорога. Орган графа, огромных размеров, полностью не помещавшийся в ее лоне, постоянно терся о девичий клитор. И если первые два раза Элен лежала зажатая, то теперь, смирившись и чуть расслабившись, она невольно дала возможность мужу привести ее к удовольствию, чего он умышленно делать не пытался. Девушка и сама не поняла, как это произошло. Ее тело, до сих пор не знавшее мужчины, возбудилось и достигло пика почти мгновенно. Так что Элен даже не успела насладиться ощущением удовольствия от нахождения мужа в ней. Атос же, наконец добившись принятия его супругой, с удовольствием ощутил сжимающиеся на его органе мышцы девушки. Пальцы Элен вцепились в его плечи, супруга вскрикнула, изгибаясь под ним. Граф, не в силах сдерживаться, излился в ее лоно, одновременно жадно приникнув губами к шее девушки. Элен, дрожа, лежала под мужем, крепко обняв его. И почему-то очень признательная, что он не пытается на этот раз ее покинуть. Сейчас ей не хотелось, чтобы он отстранялся, напротив, пусть бы и дальше сжимал ее… Мысли путались. Что с ней произошло? Какая ужасная судорога. Девушке казалось, что она была на грани смерти и рая. Если эта судорога была от дикой боли – почему ей было так хорошо? А если это было удовольствие от близости, то как такое возможно? Ведь все, что она до этого испытывала, были отвращение к мужу, боль, унижение… Но никакой тяги к нему! Ее влюбленность давно ушла на дальний план… Граф вновь слез с нее, и девушка, толком не отдавая отчета в своих действиях, потянулась за ним. Атос слабо улыбнулся: все-таки он прав, все капризы пропали, супруга рядом с ним, ласковая и нежная. - Я рад, что ваша боль ушла, - произнес он, нежно поглаживая по спине девушку. – Но вы вновь забыли о моей настойчивой просьбе. Я просил вас сдерживать ваши чувства и, тем более, крики. Постарайтесь это учесть в будущем, мадам. Несмотря на мягкость тона и ласковые руки мужа, Элен вновь почувствовала обиду, услышала только укор в его словах. - Простите, - прошептала она, отстраняясь. Атос не обратил на это внимания, вставая. Не стоит себя искушать, уже почти рассвело, пора вернуться в свою спальню. - Я навещу вас утром, - произнес он, покидая спальню. - А лучше не приходите вовсе, - прошептала Элен неслышно. *** Ее вновь разбудила незатейливая песенка Жаклин. Графиня даже на миг ощутила зависть – вот бы ей каждое утро быть такой беззаботной и счастливой, чтобы напевать простые деревенские песенки! - Доброе утро, мадам! – приветствовала ее горничная, заметив, что госпожа больше не спит. – Как ваше самочувствие? Теплая вода уже готова, можно умываться, и я протру вас. Изволите вставать? - Да, конечно, - пробормотала Элен. Теплая вода будет как нельзя кстати, ей надо хотя бы протереть тело губкой, хотя больше мечталось о ванне. Девушка попыталась встать – и слабо застонала. Жаклин торопливо подбежала к ней, помогая подняться с кровати. Боже, как же ломит все тело! А низ живота опять напомнил о себе режущей болью… - Ох, господин граф постарался этой ночью, - лукаво улыбнулась горничная. – Как он был горяч! Ну ничего, сейчас мы все уберем. Она помогла снять сорочку. Элен, взглянув на себя, залилась краской. По внутренней стороне бедер несколькими неровными полосами засохла кровь вперемешку с семенем мужа. На шее и груди – красные пятна и следы поцелуев, несколько синяков, словно ее били. Смотреть стыдно и жутко… Жаклин же, нимало не стесняясь, уже смочила губку и принялась осторожно протирать тело госпожи. Когда она спустилась вниз, Элен едва не завопила: как ни старалась горничная делать все осторожно, одно только прикосновение к внутренней стороне бедер и низу живота несло молодой графине боль. - Я сейчас принесу сыворотку! – Жаклин, закончив протирать тело, подскочила на ноги. – Вы подождете, мадам? Простите, я такая глупая! Мне надо было сразу сообразить. Простите, я никогда не была в услужении, простите!.. - Да… конечно, - пробормотала Элен растерянно. – Все в порядке, поверь. Я не сержусь… Я жду… Горничная кинулась вон из комнаты. Вернулась она через несколько минут, неся в руках что-то вроде горшочка молока. Внутри оказалась густая жидкость, напоминавшая сметану – видимо то, что деревенские женщины использовали вместо крема. Жаклин осторожно принялась смазывать внутреннюю сторону бедер госпожи. Элен чуть закусила губу – было неприятно, но одновременно легкая прохлада снимала жжение и режущую боль. - Спасибо, - слабо прошептала графиня. - Ой, да что вы! - отмахнулась Жаклин. – Я сразу должна была подумать, что после первой ночи вам это нужно будет. Вы уж простите, что я вам… такое деревенское средство принесла, господского я не знаю. Элен тихо засмеялась, господского тут она и сама толком не знала, а Хелен в Шотландии пользовалась все теми же молочными продуктами от местных овечек и не думала о всевозможной косметике. А ведь дамы при дворе, кажется, шептались о каких-то кремах, надо разузнать. - Наоборот, я очень признательна вам, Жаклин, мне стало гораздо легче! Горничная заулыбалась, довольная своей сообразительностью. - Надо поскорее одеваться, господин граф может скоро прийти, - сообщила она, спеша подать рубашку. – Я сейчас подам юбки. Да, подумалось Элен, Атос ведь обещал зачем-то утром зайти… Девушка наконец оценила необходимость хорошей горничной – Жаклин подносила все предметы туалета, надевала их на госпожу, все расправляла. Графине оставалось только спокойно ждать, стараясь не шевелиться, чтобы не причинять себе же лишней боли – сейчас она была не в силах помочь служанке даже в простых вещах. Жаклин действовала споро, она даже успела уложить волосы госпожи, когда на пороге появился граф. - Доброе утро, мадам, - учтиво произнес он с легким поклоном. – Могу я осведомиться о вашем самочувствии? Элен опешила. Он еще спрашивает? Измучив и изнасиловав ее этой ночью?! Он не понимает, что у нее болит все тело?! Как понимать его вопрос? Это насмешка? Или игра в приличия после подобного стыда?! - Я чувствую себя едва живой, - выдохнула она, стараясь держать голову прямо, но не глядя на мужа, а уставившись на свое отражение в зеркале на туалетном столике. Она вообще даже не хотела вставать и шевелиться, вопрос о ее самочувствии казался каким-то безумным и глупым в подобной ситуации. Атос удивленно приподнял брови – такой дерзости от супруги он не ожидал. Граф сделал знак горничной удалиться. - Мадам, я понимаю, что эта ночь стала не только подтверждением ваших клятв, но и причиной для ваших слез, - он подошел к девушке, кладя руки ей на плечи, будто бы делясь своими чувствами. Конечно, ее следовало бы отчитать, но ему не хотелось так начинать совместную супружескую жизнь. Поэтому граф попытался смягчить упреки и наставления, говоря учтиво и насколько возможно мягко. - Однако вам следует помнить о правилах приличия. Я понимаю, что вы лишь стараетесь быть честной со мной. Но постарайтесь это делать лишь со мной наедине, я обязательно выслушаю. Ни общество, ни даже ваша горничная не должны быть посвящены в наши взаимоотношения. - Ах, ну конечно! – горько усмехнулась Элен, которая из-за боли вновь услышала лишь упреки. – Вам совершенно не хотелось бы, чтобы кто-то узнал, что между вами и супругой нет нежности и любви. Атос застыл. Вот так просто и четко. Так прямо, что пожалеешь о неумении лукавить. Хотя он-то всю ночь и утро был уверен, что отношения с молодой супругой полностью наладились, ведь утром ей было так же хорошо, как и ему. Он ждал, что капризы – а он все еще относил это к капризам – исчезли. И шел к ней, желая увидеть улыбку девушки. Легкие пожатия рук, короткие взгляды…. Все то, что составляет часть игры, понятной лишь двоим, когда между ними чуть больше, чем кто-то может угадать и увидеть. Граф на миг прикрыл глаза. Как глупо! Почему он решил, что эта девочка его любит? Только лишь одно ее плотское удовольствие? Она не стала возражать против брака, но ведь ни разу не показала ему никакого намека на чувства. Впрочем, об этом нет смысла думать. Атос попытался проглотить обиду и досаду. Что ж, между ними нет любви… Пусть так, они не первая такая супружеская пара, но это не дает ей права кричать об этом на весь свет. - Я полагал, что нежность и любовь зависят лишь от нас с вами, мадам, - ровно произнес он. – Впрочем, это ничего не меняет, и я не намерен вам что-либо навязывать. Но я настойчиво прошу вас в дальнейшем не давать свету и, тем более, слугам повода для сплетен. С этого дня вы – графиня де Ла Фер. Вы могли в любой момент отказаться от брака. Теперь же помните о своем новом имени. И постарайтесь оправдать честь его носить. Несмотря на то, что вы еще в слишком юном возрасте, я надеюсь, мне не придется заниматься вашим воспитанием, я рассчитываю на ваше благоразумие. Элен тяжело дышала, пытаясь осознать всю полученную отповедь. А он направился к дверям, но на миг остановился, уже на пороге. - Надеюсь, мадам, что вы помните о том, что у нас в замке гостит ее высочество? Время ее утреннего туалета наступит через четверть часа. Постарайтесь за это время привести себя в порядок, убрать следы слез и обиду со своего лица и быть в установленное время в ее спальне, чтобы выполнять ваши обязанности. С этими словами граф, поклонившись, вышел. Элен трясло от едва сдерживаемых рыданий. Ее отчитали, словно пятиклашку! Еще и непрозрачно заметили, что если понадобится, займутся ее воспитанием. И не надо быть большим знатоком истории, чтобы понять, что это означает – всыпать ей розг. Ей, уже замужней женщине, а не глупой девчонке! Господи, куда она попала?! Человек, которого она всегда считала почти идеальным, если исключить его запой, на деле оказался извергом! Насильником, который еще смеет упрекать ее в недолжном поведении! Вошедшая Жаклин торопливо принялась заканчивать туалет госпожи, старательно не замечая состояние хозяйки. Элен же старалась успокоиться. В одном Атос, увы, прав – ей надо идти сейчас к Диане. И там будет не только она, но и все дамы окрестности. Нельзя показываться в подобном виде и давать им повод для сплетен. *** До спальни принцессы Элен добралась с некоторым трудом. Несмотря на все утренние старания Жаклин тело молодой графини все еще болело и движения отдавались в низу живота тупой болью. Диана уже проснулась, хотя еще и не покинула кровать. Несколько дам и девушек-фрейлин присоединились к Элен, готовые помочь с утренним туалетом принцессы. Та же, едва двор появился на пороге, вопросительно уставилась на подругу, пытаясь понять, как прошла ночь. Молодая графиня чуть пожала плечами – что она может рассказать при всех? Диана вздохнула, понимая. Ничего, это подождет. Однако ждать пришлось долго. Сразу после утреннего туалета все спустились к завтраку. В гостиной их уже ждали король, кавалеры двора и Атос. Людовик приветствовал дам и осведомился о здоровье молодой графини. Элен покраснела, ощутив на себе спокойный, но пронзительный взгляд мужа. - Благодарю, сир, - отозвалась она, голос звучал слабо. – Я несколько утомлена, но в остальном прекрасно себя чувствую. Луи равнодушно кивнул, лишь мельком удивившись тому, что простой церемониал вызвал у дамы краску смущения. Атос подал супруге руку, его поведение ничем не выдавало его мыслей, казалось, утренних событий и не было. Элен же не могла выбросить их из головы, она взяла мужа под руку, но ладонь девушки дрожала. Граф позволил себе вольность, чуть сжав ее ладошку, чтобы передать ей спокойствие, однако же молодая женщина восприняла это лишь как слабую похвалу за верный ответ – и ничего более. После завтрака мужчинам было предложено новое развлечение – охота. Людовик с восторгом принял эту идею. Диана и Элен тоже этому были лишь рады – у них, наконец, появилась возможность остаться наедине. Дамы расположились в небольшой беседке в саду, неподалеку от статуи, подаренной королем Генрихом. Жаклин устроилась неподалеку, готовая прийти по первому зову или предупредить, если кто-то приблизится к ним, но не имея возможности слушать господские разговоры. - И как все… прошло? – нетерпеливо спросила Диана. - Я бы сказала, что ты еще маленькая девочка, чтобы слушать такие разговоры, - грустно усмехнулась Элен. – Но здесь это вряд ли кого-то интересует, раз уж вскоре тебе предстоит подобное. - У вас ведь… все наладилось? – принцесса и сама не знала, почему для нее это важно. Только ли из дружеских чувств, или потому, что если сбудется одна надежда о превращении сурового жениха в ласкового и заботливого мужа, то должна сбыться и другая, о несчастном короле, раскрывшемся наконец новой супруге. - Ты шутишь? – вздохнула Элен. – То, что было… не описать никакими словами. Это омерзительно, ужасно, унизительно, отвратительно… Я не в силах тебе сказать, насколько мне стыдно и больно. - О Боже, - прошептала Диана. - Все, что пишется в «дамских» романах – чушь! От первого до последнего слова. Я надеялась, что граф будет ласков и нежен… Но он был таким лишь первые несколько минут! Будто в насмешку! А потом… Это было хуже пытки. Он словно специально старался причинить мне как можно больше боли, как можно сильнее унизить меня! - Не может быть, - пробормотала принцесса. – Зачем ему? Граф… не похож на садиста, чтобы устраивать такое. - Я не знаю, - Элен сглотнула слезы – нельзя плакать, если кто-то увидит, наверняка обо всем доложит графу. – Но если ты не веришь, я могу показать – у меня синяки по всему телу. Я едва могу двигаться, между ног безумная боль, я с трудом держусь, чтобы не стонать. Еще кровь и его семя… Боже, я думала, что умру, ощутив, как он вливает это в меня! И я ведь умоляла его прекратить, я говорила, что мне больно! - И что он? – Диана чувствовала растерянность и страх. - Он? – Элен грустно усмехнулась. – Он отчитал меня за то, что я посмела кричать от боли. А утром еще пришел спросить меня о самочувствии. И знаешь, что было, когда я честно призналась, что мне плохо? Он вновь меня отчитал! И велел впредь не сметь никому жаловаться и показывать, как мне плохо и то, что брак с ним приносит мне слезы. Выходит, я сама виновата, что мне больно и я смею это показывать. Диана подавленно молчала. У нее не было сомнений в том, что подруга ей рассказала все как есть. Как утешить, она не знала – такому оправдания не найти. А мысли о том, что ее ждет нечто подобное, приводили в отчаяние. - Д’Орбье, - молодая графиня заметила знак горничной и следом увидела приближающегося к беседке гостя, который не отправился на охоту. Она постаралась принять спокойный вид. Диана тоже попыталась отвлечься и даже слабо улыбнуться. - Простите мое вмешательство, ваше высочество, мадам, - граф подошел к беседке и учтиво поклонился. – Я лишь желал засвидетельствовать вам свое почтение, утром у меня не было такой возможности. - Мы рады видеть вас, граф, - Диана растерянно кивнула ему. - Но я в ужасе от того, что вижу, - д’Орбье прислонился к колонне беседки. – Ваши уста, ваше высочество, как и уста мадам графини улыбаются, но в ваших глазах я вижу грусть и даже страх. Могу ли я уверить вас, что этот страх напрасен? Прошу вас, доверьтесь, что тревожит вас, я развею все страхи! - Простите, - слабо возразила принцесса, - но этими страхами ни я, ни Элен не можем делиться. - О, значит, это страх не перед ужасным драконом, - улыбнулся граф. – О нем бы вы непременно сказали, чтобы ваш рыцарь мог отрубить ему голову и бросить добычу к вашим ногам, чтобы заполучить вашу благосклонность. Или хотя бы довольствоваться тем, что вы спасены и улыбаетесь открыто и искренне. - Вы очень любезны, - улыбнулась Диана. – Но вы правы, нет никакой нужды ни с кем сражаться. - Благодарю, - поклонился д’Орбье. – Но раз уж вы не хотите отправить вашего рыцаря на бой с драконом, позвольте ему хотя бы дать пару советов по приручению драконов, пусть зверь служит вам, если вы не в силах с ним бороться. Девушки растерянно переглянулись. Что он имеет в виду? Просто любезничает? Или… Неужели он обо всем догадался? - Что ж, дайте же совет, прекрасный рыцарь, - неуверенно проговорила Элен, решив, что хуже уже не будет, в конце концов, можно будет лишь посмеяться над пустой, любезной, но ничего не значащей болтовней. - К вашим услугам, мадам, - граф немедленно повернулся к ней. – Вы знаете, меня всегда удивляло следующее: во всех сказаниях и балладах девы столь упрямы и надменны, что желают лишь гибели дракона, захватившего их. И конечно же, желающий отрезать голову бедному чудищу всегда найдется. Но что стоит за таким убийством? В то время как мало кто знает, что драконы – существа весьма ранимые в душе, несмотря на то, что внешняя броня у них невероятно тверда. Есть древняя легенда, что если дева согласится пожертвовать собой, открыв свое сердце дракону, и сможет пройти сквозь боль и обиды, она будет вознаграждена. Дракон станет совсем ручным и любящим, а наедине с ней в их пещере даже будет превращаться в прекрасного и нежного мужчину, даря ей свою любовь. Дамы молчали, продолжая теряться в догадках: граф просто болтает пустяки, рассказывая красивые легенды? Или все же он обо всем догадался? Уж слишком ложились все его рассказы на советы, как помириться с мужем. Вот только не обманывают ли они сами себя, выдавая желаемое за действительное? - Красивая легенда, - наконец со слабой улыбкой произнесла Элен. – Но бедная дева! Она должна страдать, терпеть обиды и боль. А что же дракон? Он получает послушание и удовольствие, но что дает он? - Увы! – д’Орбье развел руками. – Вы правы, мадам. Но разве наша жизнь не такая же? О, вы, как и ее высочество, не привыкли к притворству и интригам двора. Но поверьте тому, кто уже не первый день варится в этом ужасном котле. Мы все вынуждены наращивать броню не хуже бедного дракона. И выходить без этой брони из своей пещеры мы не можем – непременно найдется другой дракон или болван-рыцарь в сверкающих доспехах с мечтой загрызть или заколоть этого самого дракона. Кому можно верить после этого? Деве? Боже правый! Но ведь мы только что выяснили, что она не желает проходить сквозь боль и обиды, даже во имя того, что ждет потом. Конечно! Какая-то призрачная уютная пещера и нежные ласки! Кто в это поверит, глядя на чешую дракона? Что если это просто сказки? Нет-нет, гораздо надежнее отрубить чудищу голову. И всегда проще, не так ли? Лишь бы найти такого рыцаря – и пусть кровь дракона будет на его руках, а она, дева, останется чистой и невинной! Впрочем, я не во всем прав, есть ведь девы, которые сами колдуньи, а потому они тоже превращаются в жутких драконов, поливая пламенем соседа по пещере. Сомнений уже почти не было, намеки графа были столь очевидны, что не понять их мог лишь полный тупица. - Но если дракону… нравится дева? – Диана пыталась защитить себя и подругу – почему они должны идти на уступки?! – Почему этот дракон не даст ей это понять? Почему он запирает ее в пещере и… мучает? Разве тот, кто любит, способен на такое? Разве не может он хотя бы раз расстаться со своей броней? - А, - протянул д’Орбье, чуть прищуриваясь. Теперь ему, до сих пор лишь догадывающемуся об отношениях Атоса с юной женой, было все ясно. Он невольно улыбнулся. Боже, какой невинный цветок! Болван супруг! Зачем он мучил девочку ночью? Зачем не снимал поцелуями слезы с ее глаз?! Зачем не шептал нежности? Впрочем, понятно, отчего! Его познания в подобных отношениях столь малы, что он иначе и не мог. И все же – бедная девочка! - Вы задаете вопрос, на который нет ответа, мадам, - развел он руками. – Дракон столько лет наращивал свою броню, что ныне отказаться от нее почти невозможно, он не в силах это сделать. Если бы дракон был ласков, дева легко покорилась бы. Кто-то должен уступить в этой борьбе, чтобы успокоить горячее сердце дракона. Впрочем, - добавил он, - почему бы деве не сделать хоть маленький шажок навстречу дракону? Быть может, он не будет так жесток, кто знает, на него ведь может что-то повлиять… - Вы поговорите с ним? – выдохнула Элен, полностью раскрываясь и больше не в силах играть в эту игру. - Боже, мадам, как можно?! – в глазах д’Орбье плясали чертики. – Я – с драконом?! А что если он решит мне оторвать голову? Элен в растерянности взглянула на подругу, не зная, что и сказать, но понимая, что она и в самом деле не вправе о таком просить, это сродни просьбе вызвать мужа на дуэль, чего она вовсе не желает. - Но я слышал, драконы тоже любят легенды, - продолжил граф. – Возможно, одна из них ему тоже понравится. Девушки понимающе переглянулись, успокоенно вздыхая и обретая надежду. Затем Диана спросила: - Вы делаете это просто так? Д’Орбье вздохнул. Нет, политика совсем не для принцессы! Это дитя вот так прямо и искренне спрашивает его! На такие прямые вопросы нельзя давать уклончивые ответы, нельзя юлить, играть, придумывать… Ему придется изрядно потрудиться, чтобы обучить ее многому для ее положения. - Ваше высочество, неужели вы думаете, что я могу просить за свои услуги что-то? – улыбнулся он. – Я часто просил вас видеть во мне друга. И я надеюсь, что именно так вы меня воспринимаете. Ничего более я и желать не могу, поверьте! Я также надеюсь, что ваше высочество сможет воспользоваться моими советами, а я готов вам всегда помочь, как сделаю это для мадам графини. Диана с признательностью протянула ему руку. - Спасибо, - прошептала она. – Я благодарна Богу, что в этой стране смогла найти такого друга. *** Элен могла похвалить себя за то, что не забыла обсудить с кухаркой обеденное меню и убедилась, что спальни гостей были вовремя убраны. Обо всех остальных делах она забыла. Вспомнила, лишь когда перед обедом Гримо коротко сообщил ей, что зеленщику он уплатил, а грязное белье прачка заберет вечером. Молодая графиня с признательностью взглянула на слугу. Она совершенно забыла проследить за этим! Это она должна была спросить у Гримо и про зеленщика, и про прачку, а не ждать его доклада. - А мясник? – вдруг вспомнила она. - Завтра, - как всегда коротко отозвался слуга. – Сегодня не нужно, достаточно. Господа прибыли с охоты. Элен задумчиво кивнула. В самом деле, зачем сегодня спрашивать о закупке мяса на обед и завтрашний день, если Людовик и Атос прибыли с успешной охоты, уж лучше после взять совсем свежее. Постепенно в ней зарождалась уверенность. Даже если что-то она забудет, Гримо об этом помнит. С такой поддержкой она справится со всеми делами хозяйки поместья, обязательно! Да и другие слуги помнят свои обязанности. Еще перед обедом графиню «подловил» крестный, который тоже неплохо провел время на охоте, но как только появилось свободное время, хотел переговорить с воспитанницей, за которую чувствовал ответственность. - Я не хочу вмешиваться в ваши личные отношения, - без прелюдий заговорил он, - однако я должен быть уверен, что консумация брака не просто состоялась, но и не стала поводом для ваших сожалений о браке. - Я… нет… - Элен на миг растерялась. Очень хотелось по-детски рассказать все-все, пожаловаться… Однако это было бы именно детским поведением. Что это даст? Крестный, пожалуй, посочувствует ей. Но повода разорвать брак у него нет. Сделать замечание графу? Это выльется вновь в дуэль, одна мысль о которой ужасала. - Я не могу сказать, что в восторге от того, что было между нами, - честно произнесла молодая графиня. - Понимаю, - грустно улыбнулся милорд. – Дитя, первый раз это всегда тяжело, тем более, что вы еще и устали. - Да, я слышала, - слабо улыбнулась Элен. – Я тоже полагаю, что мне не на что жаловаться, это пройдет. - Девочка, через пару дней я вынужден буду уехать. Поэтому я прошу, если это необходимо, поговорите со мной откровенно до того времени. - Я обещаю вам. Графиня несколько приободрилась – у нее все же есть защита. Правда, она не считала себя вправе этим пользоваться, потому что не видела возможности крестному действовать иначе, чем бросать вызов ее мужу. И все же одна мысль, что она не одна, ее успокаивала и придавала сил. Может быть, она и вправду слишком устала накануне, а после уже не замечала ничего кроме боли, о естественности которой говорят все. После же все может быть иначе, тем более, что и д’Орбье обещал верно намекнуть графу… - Вы можете быть уверены, дорогой крестный, я смогу быть достойной своего положения и не получу упреков в недолжном поведении. Мне важно знать, что вы понимаете и поддерживаете меня, я очень вам признательна за это. Но я уверена, что не должна ни о чем просить вас, хоть и обещаю не утаивать от вас то, что вы должны знать. Лорд Гордон понимающе кивнул, признавая ее правоту. *** За обедом господа обсуждали охоту. - Зря вы не отправились с нами, д’Орбье, - заметил король. – Граф в самом деле большой знаток этого искусства. - Благодарю, государь, - отозвался тот. – Я также сожалею. Однако не могу сожалеть и о проведенном времени. Ее высочество и мадам графиня оказали мне честь, обсуждая со мной легенды о драконах. Девушки невольно напряглись. - В самом деле? – безразлично бросил Луи. – Ну раз вы полагаете легенды и истории более любопытными, чем охота… Но д’Орбье это безразличие не остановило – ему довольно было и вежливого интереса, и просто любого отклика. - Да, сир, - подтвердил он. – Рассказывают, что драконы похищают прекрасных дев, желая сделать их своими супругами. Но, увы, девы часто не понимают этого. Они лишь в страхе смотрят на того, кто кажется им ужасным монстром, они видят лишь жуткую броню, но не понимают того, что под ней скрывается. Однако собственная гордость не велит им показывать страх, и девы пытаются скрыть его под маской обид и отстраненности. Правда, держать эту маску очень сложно. И если дева хоть на миг показала свой истинный лик, дракону надо поспешить и сделать ей шаг навстречу. - Прекрасно, - хмуро протянул Людовик, силясь понять, к чему ведет собеседник. – Рад, что вам это было интересно. Атос был не менее хмур, он-то догадывался о том, какой подтекст вкладывает д’Орбье в свои слова. И выходило, что супруга сегодня все же позволила себе весьма откровенный разговор, притом с посторонним человеком! Элен и Диана смотрели прямо перед собой, не смея поднять взгляд и уже почти даже сожалея о своей просьбе. - И что бы вы сделали, будь вы этим драконом? – неожиданно спокойно и с усмешкой произнес Атос. Девушки замерли. - О, вы же знаете меня, любезный хозяин! - рассмеялся д’Орбье. – Если бы я был драконом, я очень быстро расстался бы со своей броней, я сжимал бы деву в жарких объятиях, я шептал бы ей комплименты и уверял в своей страсти. Причинив ей боль, я ласкал бы каждый дюйм ее тела, моля меня простить. - Никудышный из вас дракон, - иронично бросил Луи. – И броня вам не нужна, и страх нагнать не в силах. - Это верно, - смеясь, согласился тот. – Возможно, именно поэтому со мной не может сбыться легенда, а то давно бы рядом была прекрасная нежная дева. Но они достаются лишь тем, кто готов страдать ради них! - Вы не готовы страдать ради дамы? – Людовик насмешливо поднял бровь. – Какое разочарование для многих из них, кто мнит вас истинным рыцарем, способным и готовым на любые подвиги. - Право, государь, дело не в моем неумении, но у меня попросту не хватит терпения, - покачал головой д’Орбье. – Играть с девой, изображая из себя неприступного, жестокого и холодного? Нет-нет, это не по мне. Он встал, беря бокал. - Пожалуй, мы увлеклись глупыми легендами! Пора вспомнить, что сегодня первый день, когда на полных правах нас привечает за столом мадам графиня. А потому я прошу поднять бокал за молодую хозяйку замка Ла Фер! И я уверен, что она – одна из тех дев, которые своей кротостью и смирением пройдут через любые испытания, лишь бы подарить спокойствие и счастье своему дому! Атос слабо кивнул, принимая тост. Элен бросила на мужа взгляд, пытаясь понять его отношение к происходящему. Но граф оставался все также спокоен и безмятежен, не понять, насколько ясна ему была болтовня д’Орбье.