Совсем другой век

Венсан де Поль прибыл точно в назначенный им же час, предупрежденная охрана беспрепятственно пропустила его к королеве. Дамы к этому времени не без помощи горничной собрали некоторые вещи и даже уложили в небольшую корзину с мягкой подушкой Белоснежку, которую Жаклин после унесла в особняк графини, передать слугам. Горничная королевы также удалилась с соответствующими указаниями, где встретить хозяйку. Одеты же дамы были по-разному. Если на Элен была амазонка, то Диана – в мужском костюме. Эта мысль пришла в голову графине: дамы этого времени вроде бы вполне удачно "прятались" в подобные наряды, чему способствовали широкие штаны и плотные камзолы и кафтаны. Конечно, при свете дня таким маскарадом никого не обмануть, но им же предстояло покинуть город в темноте ночи! Элен помнила, что сказал Арамис: на воротах будет какой-то человек, который знает ее в лицо. Но вряд ли кто-то будет присматриваться к слуге, который сопровождает госпожу графиню в ее путешествии, тем более, что бывший мушкетер наверняка предупредил, что с Элен будет кто-то из прислуги. Более подробно дамы побег не продумали, поскольку не знали, как им незаметно покинуть Лувр. Но в этом они полагались на духовника. Письмо королю с предупреждением о готовящемся побеге и некоей уготованной ему ловушке тоже было отправлено – еще одна деталь, которую Диана не могла забыть, уделив этому особое внимание. Буквально за несколько минут до прибытия де Поля через дверь гардеробной появилась мадмуазель де Моро. Так что когда наконец прибыл этот человек – их спаситель – уже все было почти готово для отъезда. - Что дальше? – Диана поспешила к духовнику, склоняясь в поклоне и целуя протянутую руку. - Вы отдали служанке приказ ждать вас, ваше величество? - Да, она вместе с Жаклин, горничной графини, будет ждать нас за городом, у ворот Сен-Дени. Необходимые вещи у них. - Отлично, ваше величество. Пишите приказ, чтобы их и сопровождающего их солдата пропустили за город. - Вы полагаете… - Мадам, торопитесь, - мягко прервал ее духовник. – Мы должны покинуть город до того, как старшины отдадут приказ его запереть ото всех. Тогда вы будете в ловушке. И второй приказ уже на меня и сопровождающих меня лиц. Королева вздрогнула – она давала карт-бланш этому человеку! Он сможет буквально распоряжаться ее жизнью… Но иного выхода у них нет. Кое-что они подправят и в плане этого человека, благо, что Арамис дал им такую возможность! Покидать город она будет вместе с Элен и по иному пропуску, хоть и тоже написанному ее рукой. Поэтому Диана взялась за перо и поспешила выполнить необходимое, сохраняя полное спокойствие. - Отлично, - кивнул священник, вызывая одного из солдат, стоящих в карауле, протянул ему один из приказов со словами: – Вы будете сопровождать горничную ее величества, встретите ее у ворот Сен-Дени. И вот еще, возьмите с собой двух выносливых лошадей из гвардейской конюшни. Тот молча поклонился. После того, как за горничной и солдатом закрылась дверь, святой отец вновь повернулся к девушкам. - Теперь и мы можем уходить, - произнес он. – Но без шума и так, чтобы об этом никто не знал. Элен молча подхватила мешочек с королевскими печатями и дорожный плащ, Диана прижала к себе шкатулку с драгоценностями – подарки мужа и фамильные реликвии нельзя было никак оставлять в руках мятежников. - Что вы намерены делать? – наконец спросила Диана. – Мы полагаем за лучшее покинуть город в таком виде… - Ваше величество предугадали мои желания, - отозвался де Поль. – Нас будут ожидать верховые лошади. Я рад, что мы с вами мыслим схожим образом, в таком виде вы будете привлекать мало внимания. Мы можем идти? Диана быстро огляделась. Она не забыла ничего важного, и теперь тут ее тоже ничего не держит. - Да, - кивнула королева. Священник позвал второго солдата. - Сопровождайте нас, - бросил он. Тот молча поклонился. Огромным плюсом личной гвардии королевы было то, что она набиралась из иностранцев, которые не были замешаны в интригах королевы-матери да и вообще в интригах двора. Поэтому в безопасности этих солдат можно было не сомневаться, горожан они не поддержат. Де Поль подошел к одной из стен, незаметно нажал рычаг, открывая потайную дверь, затем подхватил один из канделябров, жестом показал солдату на другой. Тот взял свечи и первым прошел в проход. - Просто идите прямо, - велел ему духовник. – Ваше величество, следуйте за этим человеком. А я пройду последним. Диана, Элен и Полетт, дрожа, шагнули в потайной ход за охранником. Последним вошел их спаситель, бесшумно закрывая за собой тайную дверь, о которой придворным ничего не было известно. Королева, разумеется, была осведомлена об этом тайном ходе, но не представляла всей его ценности. Дело в том, что он вел на этаж ниже, где располагались фрейлины – и какой смысл ей в этом? Контролировать девушек? Однако же тут месье де Поль также прошел в дальние покои, отведенные для слуг, и уже там открыл новую потайную дверь, ведущую еще ниже, к кухням и помещениям для слуг. Все это заставило Диану думать о том, сколь многого она еще не знает об этом месте, которое временно называла своим домом. Здесь они тоже долго шли, одна пустая комната сменялась другой, иногда вовсе переходя в коридорчики, пробитые для прислуги, чтобы скорее перебираться от одного помещения к другому, принося в срок то, что желал король. *** Небольшое путешествие вывело их за стены Лувра. Если бы дамы хорошо знали Париж и его географию, то знали бы, что вскоре в этом месте будет разбит дворец Пале-Кардиналь, впоследствии сменивший имя на Пале-Рояль и в ином будущем ставший резиденцией Анны Австрийской и ее маленького сына, которые однажды схожим образом под покровом ночи сбегали из Парижа, охваченного Фрондой. Здесь их ожидала скромная карета без гербов, принадлежавшая священнику, а также пара лошадей верховых, как он и упоминал. - Садитесь, - короткое указание относилось ко всем, в том числе сопровождающему охраннику. Правда после пришлось разъяснить: солдат собирался было сесть на лошадь с мужским седлом, Полетт пыталась сообразить, как ей сесть на ту кобылу, что была с женским, они оба не могли и подумать, что седла займут королева и статс-дама. А тех трясло, словно в лихорадке, пока карета катила к воротам Сен-Мартен, пока солдаты проверяли приказ. Как они и думали, к графине и ее человеку проявили крайне мало внимания. Только ненадолго из тени ворот выступил какой-то мужчина, внимательно глянул на Элен и отступил, довольно кивнув. Однако же карета с дамой и двумя мужчинами привлекла гораздо больше внимания стражников. Можно ли предполагать, что кто-то из них уже служил мятежникам? Можно ли догадываться, что побег королевы кто-то предполагал и желал предотвратить? Или это было лишь обычной дотошностью охраны? Так или иначе, но графиня и королева натерпелись немало страхов, ожидая своих спутников, находившихся в карете. Можно было уехать, оставив экипаж… Но дамы на это не решались: что может быть ужаснее, чем остаться одним в ночи на дороге, где они даже не ориентируются, где север, а где юг? Бежать они могли только вместе… Еще больше страхов натерпелась мадмуазель де Моро, которая и вовсе до сих пор не представляла, что происходит. Поначалу она полагала, что ее просто отправят из города в какой-нибудь монастырь или к какой-то из придворных дам, кому королева могла доверять и где сама Полетт была бы недоступна для гнева отца. Однако же странный наряд ее величества и дорожная амазонка статс-дамы наводили на мысль, что те тоже собираются покинуть дворец. Причем тайно. Спрашивать их о чем-то мадмуазель де Моро не решалась, посчитав, что сейчас любой отъезд для нее благо, куда бы они ни направились. Еще более волнительным была вот эта проверка на воротах – стража очень внимательно смотрела на Полетт и на сидевших с нею в карете духовника королевы и одного из ее солдат. Будто бы пытались разгадать в них кого-то другого… Неужели саму королеву? Мадмуазель де Моро наконец сообразила, что происходит: ее величество действительно покидала, притом не только дворец, но и город, бежала, чего-то опасаясь тут… Сообразив все это, Полетт умышленно подалась вперед, чтобы охрана лучше могла разглядеть ее лицо в свете факелов. Пусть убедятся, кто перед ними! Королева ведь уже за воротами. - Простите, месье, но могу ли я узнать, в чем причина задержки? – с самой милой улыбкой спросила мадмуазель де Моро. – Я надеюсь успеть в аббатство Святой Марии к рассвету, чтобы вместе с матушкой аббатисой вознести молитвы за нашу армию. Ее величество благословила мою поездку и даже передала дары! Будет прискорбно, если я не смогу достойно исполнить ее поручение. Стражник увидел и услышал все, что желал, ему теперь было понятно присутствие духовника королевы и охранника, поэтому он подал девушке пропуск, коротко пожелал хорошей дороги и велел пропустить. Так что, когда копыта лошадей застучали по мостовой, покидая столицу, все три дамы разом вздохнули с облегчением. Вскоре они встретились с двумя служанками, сопровождаемыми еще одним охранником. И здесь солдат покинул карету, присоединился к товарищу, пересев на лошадь и уступив место горничной королевы. Сама же королева тоже предпочла сесть в экипаж, оставив вторую лошадь Жаклин – к счастью, та, девушка деревенская, неплохо держалась на лошади и могла сопровождать графиню верхом. Никто из беглецов и не подозревал, что приказ о закрытии города и невозможности его покинуть без разрешения королевы-матери или ее сына Гастона пришел через четверть часа после того, как они выехали из ворот Парижа. Как не представляли и того, что Арамис задержал этот приказ, насколько он мог. А что же сам молодой человек? Легко угадать, что именно он был избран в качестве того, кто должен был доставить в Лувр приказ об «аресте» королевы – сигнал в виде платка с инициалами служил знаком Констанции, чтобы провести заговорщиков. Но обнаружив, что ее величества нет ни в спальне, ни в иной из ее комнат, интриганы растерялись. Арамис же понял все быстрее и спешно скрыл улыбку за все тем же платочком: однако графиня де Ла Фер не уступит умом своему мужу! Она не просто решила бежать сама, но и разгадала, что мятежи – это не просто беспорядки в городе, а реальная опасность, притом не только и не столько для нее, сколько для ее подруги! И пока Мария Медичи зло кричала на своих подданных, герцогиня де Шеврез очаровательно хмурила брови, а Анна Австрийская недовольно поджимала губы, обиженная, что не может посмеяться над соперницей, господин Арамис оставался спокоен и невозмутим. Все к лучшему, думал он. Может быть, не для них, но для него… Гастон Орлеанский, правда, полагал, что причин для злости нет – Париж полностью принадлежит им! Что еще надо? *** Но королева и ее небольшой двор всего этого не знали, а потому ехали всю ночь, опасаясь возможной погони. Лишь с рассветом они сделали остановку в небольшом придорожном трактире, чтобы дать отдых лошадям и позавтракать самим. К тому же тут Диана могла наконец сменить наряд на женский. - Если ваше величество позволит, - тихо заговорил духовник, - я осмелюсь дать вам совет отправить одного из солдат с официальным приказом к мэру города Дуллан о том, чтобы вам подготовили встречу. - Но тогда все узнают, где я, - испуганно возразила Диана. – Разумно ли это? И не привлечет ли заговорщиков? - Узнают. Однако это произойдет не сразу, - заметил де Поль. – В Париже это может стать известным лишь дня через три. Ну, если предположить, что там есть человек заговорщиков, то он отправит кого-то срочного и известит своих товарищей скорее, например, через два дня. В любом случае к тому времени его величество уже примет решение о своих дальнейших действиях. А также о том, как следует поступить вам. Поскольку, как мы уже обсуждали с вами, в Дуллане вы будете ближе к вашему супругу, то решение его величества вы узнаете гораздо раньше, как и свои действия. - Но я могу дождаться его и инкогнито. - Это может привести к проблемам, мадам. Если ваше величество не объявит о себе, это может дать повод заговорщикам позднее объявить о том, что вы лишь самозванка, а королева находится по-прежнему в Париже. И нам придется еще доказывать ваше право на приказы и ваше регентство. Диана медленно кивнула. Пожалуй, так в самом деле будет лучше, история знает немало самозванцев, пользовавшихся любым случаем, чтобы заполучить чужой трон. Правда, конечно, рано или поздно выходит наружу, однако же быть причиной еще и гражданской войны Диане никак не хотелось. Поэтому после завтрака королева удалилась в одну из комнат вместе с немногими девушками. И пока мадмуазель де Моро и горничные помогали Диане с туалетом, Элен написала послание главе Дуллана с вестями о том, что ее величество в ближайшее время прибудет к ним, чтобы быть таким образом ближе к театру боевых действий и своему любимому супругу, чтобы поддержать его в этой войне. Королева поставила в послании свою подпись, после чего один из солдат был отправлен вперед. Далее дамы продолжили путь уже в несколько более спокойном темпе, но, несмотря на это, дорога и переживания порядком вымотали их. Так что когда к концу второго дня они приблизились наконец к Дуллану, все мечтали лишь о возможности скрыться за высокими стенами и в удобной комнате – кошмары дорожных трактиров оставались позади, как и мнимые преследователи, у каждого свои: мятежники – у королевы, Миледи – у Элен и разъяренный отец – у Полетт. *** - И почему я должна вам верить? Миледи смотрела на гостя криво и не скрывая презрения, несмотря на то, что герцог д’Эпернон был доверенным лицом королевы-матери – к чему притворяться, когда он отлично ее знает. - Но вы же хотите покинуть эти стены? – холодно бросил он, оглядывая непривлекательное убранство камеры. Да, хотела… В Консьержери было вечно холодно, даже летом, когда ее отправили сюда, а уж тем более сейчас, осенью. Камера не радовала уютом, это не Бастилия для высокородных принцев, здесь кроме койки с матрацем, кишащим клопами, ничего и не было. Приносимую же еду было невозможно взять в рот… Впервые очутившись тут, Миледи издала вопль ужаса и едва не лишилась чувств, а затем принялась бормотать что-то жалобное стражникам. На нее, конечно, не обратили внимания. Только посмеялись в ответ – подобное они видели едва ли не каждый день. Анна помнила тюрьму в Лилле, в которой ей довелось пробыть совсем недолго. Но даже там было лучше! Провинциальный городок, конечно, не заботился о преступниках, однако темницей там служила старая замковая башня, расположенная внутри уже разросшегося города и застроенная со всех сторон домами горожан, потому внутри не было слишком уж холодно. Городские власти не хотели тратиться на заключенных, которые часто проводили в тюрьме лишь ночь или две, а затем отправлялись на эшафот или в Париж за более строгим судом, потому в камеры приносили охапку соломы для сна. О, уж лучше солома, а не это вместилище клопов и всех болезней! Уж лучше вернуться туда, чем ночи тут! Осознав это, Миледи осознала и то, что если она не выберется из темницы в первые дни, то после не выберется никогда. Она попыталась обольстить охранника в первый же вечер, пока ее облик хранил свежесть и красоту. Увы! Стражник бы в другое время не отказался от девицы, которая сама предлагает себя, но, хорошо зная, что она сюда направлена особым королевским указом, как и другие был предупрежден, что ее нельзя трогать. Временно, до осмотра узницы врачом. И страх перед начальством был сильнее прелестей пленницы – куда она денется отсюда? Еще будет возможность все получить! Для Анны начались ужасные дни. Она с трудом могла спать, пытаясь полностью завернуться во все одежды, что были на ней, находя слабое утешение в том, что ее хотя бы не трогала охрана. Она почти не могла есть, с трудом впихивая в себя пару ложек приносимой бурды, потому что жить очень хотелось. После у нее побывали врачи. Миледи не сомневалась в их диагнозе, по прибытии во Францию она сделала все, чтобы действительно забеременеть, тогда она собиралась выдать этого ребенка за сына Винтера. Желаемое удалось осуществить, прошло чуть меньше месяца – и она вправду была тяжела. Вот только чертовы лекари были направлены и с еще одной целью: все они, посовещавшись, уверенно заявили, что плоду не более месяца. Деверь. Наверняка это он настоял, чтобы установили и срок, поняла Миледи. Значит, и это не будет ее спасением… Ранее можно было бы просить его о снисхождении ради ребенка его брата, а уж после найти лазейку и ей, теперь этот путь был закрыт… Врачи оставили ее. Зато охрана, видимо, посчитала для себя возможным использовать пленницу – теперь Анна поняла и то, что до сих пор у них был строгий запрет не трогать ее, потому и наслаждалась она одиночеством. В течение же нескольких дней после того, как ее покинули лекари, стражники, посменно дежурившие на этаже, столь же посменно находили для себя развлечение с ней, грубо имея на проклятом вонючем топчане. Насмешки, шлепки, грубые лапания, засосы и боль во всем теле – только это и помнилось ей с тех ночей. На обольщение не было ни времени, ни сил, Анна понимала, что в этом месте она превращается в грязную нищенку, вроде тех, что у Нового моста клянчат денег и отдаются мужчинам под этим же мостом за пару су. Такая она не могла бы соблазнить никого. Однажды, после особо грубого насилия, у нее из лона хлынула кровь. И Миледи даже радостно подумала о том, что ублюдок теперь мертв. Сожаления не было. И не только потому что Анна была слишком измучена. Ребенок был ей нужен только для получения титула и земель Винтера. Но без них он становился только обузой. Конечно, она лишалась временной защиты – но когда еще обнаружат, что она более не беременна! И тем более вряд ли кто-то побежит об этом докладывать. А вот если она сможет все же вырваться отсюда, то возиться с ребенком ей будет некогда. Его же надо будет кому-то оставить, чтобы присматривали. А после, если найдется очередной жених знатного рода, ублюдок вовсе будет мешать. Конечно, в этом случае она бы просто подкинула его кому-нибудь. Но теперь даже это будет не нужно. Вот только бы выбраться отсюда. И забыть обо всем, даже об этом постоянном насилии и вони… Стражники, правда, вскоре оставили ее – узница просто им наскучила. И пребывание в темнице вновь стало одним долгим тягучим днем. Ей не приносили воды умываться, только немного, утолить жажду. Она давно не завязывала платье, не затягивала корсет совсем – к чему? Пусть думают, что он слишком стягивает ее живот, все равно придать внешности больше обольстительности не выйдет. Здесь не было крема и духов, не было даже расчески. Появление д’Эпернона было удачей. И сулило выход отсюда – о чем он сразу и объявил, предложив сделку. - Я нахожусь здесь, потому что ее величество предпочла отказаться от меня и скинуть на меня одну всю вину, - проговорила Миледи, которая ныне числила заносчивую итальянку в числе своих врагов, но предусмотрительно держала свои мысли при себе, тем более, что тут ими и не с кем было делиться. - Но вы же понимаете, что у королевы не было иного выхода, - произнес герцог, поднося к носу надушенный платок. Анна скривилась насмешливо, прекрасно понимая этот жест: в камере воняет все, даже она пропахла отнюдь не апельсиновой водой. Но утонченность гостя сейчас раздражала, хотелось досаждать ему еще больше, потому что Миледи не могла ныне похвастать своим изящным обликом. - Возможно, я понимаю ее величество, - выдавила из себя Анна. – Но оглядитесь и скажите: вы полагаете, я должна быть признательна за эти апартаменты? Не кажется ли вам, что я вправе ожидать некоторой… компенсации за свои страдания? - Люди вашего сорта, - скривился д’Эпернон, - должны быть привычны к подобным… условиям. Вы должны были это понимать, когда выбирали… ваш род занятий. И, прошу вас, избавьте меня от душещипательных историй, в которые я все равно не поверю: монастырь или скромная жизнь с небольшим достатком были всегда вам доступны. Так что вас сюда заточила не королева-мать, а ваши амбиции и желание получить как можно больше, даже если это не соответствует вашему происхождению. Миледи горько усмехнулась, но промолчала. Она и вправду несколько раз могла бросить все это. Даже первый раз, сбежав из темницы, можно было отыскать кого-то поскромнее, чем граф де Ла Фер, и жить спокойной жизнью, пусть с небольшим, но стабильным доходом. Или после, избавившись уже от второго мужа и получив вдовью долю, Анна могла бы довольствоваться ею: перебраться во Францию, купить где-то в провинции небольшое имение и не лезть ни в интриги, ни в преступления. Но она желала большего. Ради того, чтобы получить все наследство Винтеров, Анна подстроила свою беременность. Ради того, чтобы здесь заполучить положение, она предложила свои услуги королеве-матери. Риск и деньги туманили ей разум. И сейчас она и вправду пыталась набивать себе цену, пыталась играть, не имея козырей. - И что же нужно от меня ее величеству? – наконец произнесла Миледи, мысленно же думая о том, что главное сейчас – получить свободу. А далее уж она решит, как этой свободой распорядиться. – Ах да, ваша светлость! Вы понимаете, что мне нужно будет тоже кое-что? Для начала – новое имя. *** Дуллан встретил Диану восторженно. В ее поездке на север, ближе к военным действиям, и без пояснений видели лишь беспокойство о муже, послание же мэру только подтверждало эти домыслы. А невероятная скромность кортежа словно подчеркивала, что ее величество, не пожелавшая снижать пошлины, не купается в роскоши, она старается не тратиться тогда, когда деньги, жертвуемые всеми, так необходимы для войны. Мэр рассыпался в любезностях, устроил праздничный обед по случаю приезда королевы – к счастью, длившийся не очень долго. После же ее величество проводили в лучшие покои во дворце, еще две комнаты рядом выделили для статс-дамы и фрейлины, горничным пришлось довольствоваться кушетками у господ. Духовник уверил, что найдет приют у кюре, но на беспокойство Дианы ответил, что непременно будет навещать свою духовную дочь и всегда поможет ей, после чего королева вновь от души поблагодарила его за все, что тот уже сделал. Ныне Диана предпочла бы, чтобы наиболее преданные ей люди были рядом с ней, но она понимала также, что это непросто, тем более, что мэр Дуллана всячески старался угодить желаниям королевы. Искренне или притворно, но он сыпал комплиментами и уверениями в почтении, старался предсказать ее просьбы. Даже небольшой каприз Дианы – а она очень хотела на этот раз принять ванну, а не ограничиться протиранием влажной тканью – был с готовностью исполнен, слуг послали греть воду. Так что королева наконец вздохнула почти счастливая – она в безопасности, в спокойствии и не очень далеко от мужа. - Ваше величество, я могу спросить? – решилась Полетт, которая все путешествие не задавала никаких вопросов, но сейчас, помогая с вечерним туалетом, посчитала возможным наконец до конца во всем разобраться. – Я так понимаю, что мы покинули Париж ради спасения вашего величества. Как долго мы будем тут? - Если бы я сама это знала! – вздохнула Диана. – Теперь мы можем только ожидать указаний моего супруга. Она подумала и добавила: - Я помню и о вашем положении, мадмуазель, и о вашем пожелании. Думаю, лучшее, что сейчас вы можете сделать, это написать вашему батюшке часть правды: вы вынуждены были покинуть Париж, сопровождая меня, о чем ранее вы никого известить не могли, поскольку истина была скрыта даже от вас самой. Полетт слабо улыбнулась – это и вправду было самым лучшим решением на данный момент. Вот только… - Ваше величество намерены встретиться с мужем? Девушка не заметила, как при этих словах графиня мечтательно прикрыла глаза, словно бы пытаясь что-то вычислить. - Я… не уверена, что это возможно, - отозвалась Диана. – Все зависит от его величества. Надеюсь, я ошибаюсь. - Тогда могу ли я просить… - Вы хотите, чтобы я взяла вас с собой? – угадала королева. – Хотите встретиться с господином Портосом? - Вы правы, ваше величество. - Только лишь встретиться? Полетт вздохнула. Да, она хотела бы рассказать Портосу все… Но одновременно и боялась, даже сама до конца не зная, чего. То ли того, что он вдруг рассердится на нее – ведь он мог пока и не хотеть ребенка. То ли того, что это могло выглядеть как попытка заставить его жениться на ней, о чем до сих пор и речи не шло. - Боюсь, я не в силах ответить вашему величеству, - призналась девушка. – Видите ли, наши отношения… в них до сих пор не было намерений венчаться. Я понимаю, что это звучит очень дерзко, но это так. - Но не станете же вы скрывать от него ребенка? – покачала головой Диана. – Это просто даже несправедливо. Мадмуазель де Моро промолчала. Да, это было несправедливо. Однако же именно об этом она думала все чаще. Заступничество королевы помогало ей избежать гнева батюшки. Конечно, ее все равно осудят при дворе, ей придется покинуть свет. Но Полетт была не против жить в поместье и воспитывать малыша, не заботясь о мнении других. Как отнесется свет к бастарду? Сейчас предсказать было сложно, однако же он будет далеко не первый такой во Франции, а уж после похождений прошлого короля, дерзко признававшего всех своих внебрачных детей, на других также смотрели гораздо более благосклонно, ценя за их умения, а не за происхождение. Так что ее ребенок тоже сможет добиться своего, если пожелает сделать карьеру при дворе. Все было бы иначе, если бы Портос сам желал сделать ее своей женой. Но он никогда на подобное даже не намекал. А мадмуазель де Моро даже не знала толком, что более ужаснет отца: внебрачный ребенок или бедный мушкетер в роли зятя. - Наверное, просто ребенок даже лучше, - пробормотала она вслух. – Батюшка себе придумает, что это королевский. - Что?! – изумленно обернулась к ней Диана. Полетт мысленно обругала себя. Вот теперь придется объясняться! И так, чтобы королева поверила ей. - Простите, ваше величество, - со всем жаром произнесла девушка. – Это никогда не было моим желанием, поверьте! Но мой отец, как мне кажется, был бы не против сделать меня… любовницей вашего мужа. Появившиеся слуги наконец принесли ванну и горячую воду, так что разговор невольно прервался. И Диана позволила себе обдумать то, что услышала. Вот так просто – сделать любовницей короля… А хотя, что тут сложного? Ну разве что желание самого Людовика, который не терпел распутства. Во всем прочем французский двор определенно не отличался целомудренностью и жесткими нравами. Полетт, пожалуй, была наиболее сдержанна, при всем своем открытом и жизнелюбивом характере. - Но вы понимаете, что вы мне говорите, сударыня? – спросила Диана, когда слуги их покинули, а их место заняла горничная. - Я понимаю, ваше величество, что никогда не предам вас! – уверила мадмуазель де Моро. – Я стольким обязана вам! И… если вы позволите… я осмелюсь сказать, что мысль об объятиях его величества наводит на меня ужас. Королева, не выдержав, рассмеялась: да уж, заикающийся хмурый мужчина со спутанными волосами и мерзким подозрительным нравом – не предел мечтаний молодой девицы! Иное дело Портос!.. А дополнительной приятной вестью для молодой правительницы было письмо от короля, которое привез гонец уже поздним вечером.