Совсем другой век

Диана мгновение помедлила, затем решительно поднялась и проследовала в гардеробную, куда с поклоном уже нырнула Констанция. Королева помнила, на чьей стороне недавно была эта дама, но помнила и то, что это было не собственное решение мадам Бонасье – по этой причине Диана после возвращения в Париже не стала указывать мужу на молодую женщину и не удалила ее от двора, посчитав, что шпионов при ней и так хватает, вряд ли Констанция, если она будет о чем-то извещать герцогиню, сообщит ей нечто новое. Сама супруга галантерейщика тоже двор не оставила. Может, потому что ей тут велели оставаться, а может, просто понимала всю выгоду своего положения и не хотела так глупо его терять. А еще Диана знала, что на предательство и подлость мадам Бонасье не способна, так что разговор с ней точно не опасен. - Простите меня, ваше величество, - вновь поклонилась Констанция, когда королева зашла в комнатушку. - Что вы тут делаете, мадам? - Простите, я задержалась… и вот… слышала немного… ваш разговор с его величеством, - пролепетала галантерейщица. – Только не подумайте, что я подслушивала. Я действительно случайно! - Я верю вам… Ну что же, вы все слышали – и что это значит? – напряглась Диана, предполагая что угодно: от предложения помощи до шантажа тем знанием, что король не так справедлив, как о нем говорят, а делает исключение для круга своих друзей. Странный упрек, конечно, но не в отношении Луи. - Ваше величество, как вы знаете, из гардеробной нет другой двери, только в вашу спальню. Поэтому я могла бы остаться тут до утра… или сказать вам, что вы можете полностью мною располагать. Диана медленно кивнула: да, Констанция могла бы просто дождаться, когда королева уснет, или просидеть в гардеробной до утра, никто бы и не узнал, что ей стало известно больше, чем другим. Однако она прямо вышла к королеве. - Вы хотите сказать… что я могу доверять вам? - Полностью, мадам. Я крайне признательна вам за то… что вы оставили меня при себе, ваше величество. Диана ненадолго задумалась. Поручить ей просто отправиться к графу? Может быть, это и неплохой вариант, чтобы проверить верность мадам Бонасье. Вот только… время все же слишком позднее. Хороша же она будет, рассылая слуг в ночи, где им грозит любой ужас, хорошо, если просто ограбят! Анна Австрийская, если верить роману, не очень-то об этом беспокоилась, когда отправляла Констанцию за герцогом. Или это было решением, например, герцогини де Шеврез? Самого герцога? Неважно, но она, Диана, не уверена, что вправе так поступать. - А что если я попрошу вас об услуге? – все же вырвалось у нее. Не столько как приказ, сколько просто как желание проверить, возможно ли это. - Располагайте мною, ваше величество! - Однако… уже очень поздно… - Я не боюсь темноты. - Понимаю, но люди в этой темноте бывают весьма опасные. - Мне приятна забота вашего величества. Но должна ли я думать, что это само поручение слишком опасно? - Нет. Впрочем, о поручении вы можете судить сами, мадам, оно простое. Необходимо передать графу де Ла Фер или его супруге, что ему более ничего не грозит и… нет нужды слушать его друзей. - Ну это же пустяк! – улыбнулась Констанция. - Но не в позднюю ночь. - Особняк его сиятельства, насколько я помню, здесь неподалеку, не более двух кварталов. А меня уже давно ожидает у ворот супруг. Диана успокоенно выдохнула – даже месье Бонасье лучше, чем просто одинокая женщина на ночной улице Парижа! - Тогда я буду весьма вам признательна, мадам, если вы исполните эту мою просьбу, прежде чем отправитесь домой. - Вам необходимо, чтобы я после вернулась? - Нет-нет, ступайте к себе, как только принесете успокоение господину графу и… Впрочем, неважно. Ступайте! И я благодарю вас! *** Ее величество не учла лишь одну деталь: мушкетерам уже пришлось встретиться с королем и Атосом. Портос и Арамис как раз собирались постучаться и войти в особняк, когда из него появился Гримо, который торопился приготовить лошадей – это странное действие уже само по себе привлекло внимание друзей. - Граф куда-то собирается? – мушкетеры решили для начала все разузнать именно через слугу. – Вместе с графиней? Арамису подумалось, что их планы могут сегодня вдруг даже совпасть с Атосом – неужели Элен его на что-то уговорила? Удивительно, но если графиня заставила мужа изменить мнение… пред ней следовало снять шляпу! Да что там, ее можно предлагать причислить к лику святых – кто иной может перевернуть мировоззрение Атоса?! - Да. Нет, - в своей манере отозвался Гримо, заставляя самому угадывать, где ответ на какой вопрос. – Сопровождать короля. Портос и Арамис удивленно переглянулись. - Куда сопровождать? – не выдержал дю Валлон. - В Лувр. Понятнее не становилось: с чего бы вообще Атосу отправляться во дворец и где находится король… Конечно, если бы они продолжили свой «допрос», то узнали бы желаемое, однако еще до того на пороге появились собственно граф и Людовик. Причем то, что король как-то неуверенно шел, опираясь на руку Атоса, заставляло вовсе представлять невероятное вроде дуэли между этими людьми! - Мы можем… - начал Портос и едва сам не задохнулся от ужаса той возможности, которая появилась у них. - Побойтесь Бога, дорогой друг! – покачал головой Арамис. – Это же Помазанник Божий! Вы не забыли? - Нет, я… - гигант смутился, сам не в силах объяснить, что на него нашло, просто очень уж хотелось помочь Атосу. Тем временем Людовик приблизился – и мушкетеры немедленно склонились в приветственном поклоне. - А, господа! – король кивнул им так, словно их присутствие тут и в этот час было самым естественным событием. – Прекрасно, что вы здесь. Граф, как видите, меня найдется, кому проводить… - Ваше величество, я также готов, - немедленно отозвался Атос. – Мадам графиня уже спокойно спит, я уверен. - Что ж, тогда в путь! Людовик, пользуясь помощью мушкетеров, сел в седло, граф, заметив, что друзья пришли пешком, сделал знак Гримо, что будет сопровождать короля тоже пешим. До Лувра, конечно, было здесь рукой подать, однако этой ночью им с друзьями будет что отпраздновать – и почему бы это не сделать, супруга сейчас его все равно не ждет. - Кажется, я неплохо справляюсь и сам, - вдруг произнес Луи, когда они прошли с десяток шагов. – Если у вас есть иные планы на эту ночь, господа, вы можете их осуществить, я не буду вас задерживать. - О, если ваше величество позволит, - поторопился ответить Арамис, радуясь этому шансу сразу сообщить самое важное, - мы с удовольствием осуществили бы свои планы этой ночью. Однако же я уверен, что граф на это не согласится. Потому я очень рад этой случайной встрече с вами, государь. - Кто знает, - тихо усмехнулся Людовик, но возражать не стал, произнеся громче: - И что же вы хотите мне сказать? - Я хочу сказать, сир, что намерения капитана были не только бесчестны по отношению к мадам графине… - Чего хватило бы, чтобы его повесить, - бросил Луи устало. - Несомненно, государь. Но господин Атос сражался не только во имя чести своей супруги – разумеется, эта причина для него была наиболее важной, неудивительно, что именно ее он назвал вашему величеству. - Не только? – король с ироничным прищуром повернулся к мушкетеру, но темнота скрыла ехидную усмешку. Атос хотел было что-то возразить, но Портос с силой сжал локоть друга, да и Арамис буквально не давал влезть в их диалог с Людовиком, опасаясь, что граф будет настаивать на том, что дуэль была исключительно дуэлью. - Не только, - уверенно продолжал Арамис. – Господин Атос был вынужден остановить исполнителя… заговора. - Вот как? – даже растерялся Луи. - Так совпало, государь, - безапелляционно заявил мушкетер. – Но для графа, конечно, честь его супруги была выше. Ваше величество может не разделять эти чувства, однако я прошу вас учесть, что все же… - Довольно, - отмахнулся король. – Вы меня изрядно позабавили, сударь. Я предлагаю вам завтра явиться в Лувр и поговорить об этом… с герцогом д’Орбье. Вы ведь знакомы с ним? Изложите это подробно ему. - Да, я знаю его, - теперь растерялся Арамис. - Вот и прекрасно. Они въехали во двор Лувра, здесь мушкетеры помогли спешиться королю, к ним уже спешили слуги, чтобы помочь сюзерену и увести лошадь. - Вы опасный человек, господин д’Эрбле, - бросил Людовик. - Только для врагов, ваше величество. - Врагов? - Врагов вашего величества, - с поклоном уверил Арамис. Луи лишь кивнул в ответ. Он удалился во дворец, опираясь на плечо слуги, взмахом руки отпуская своих спутников. *** Графиня де Ла Фер и вправду уже спала и не ожидала никого. Тревоги последних дней разом отступили, силы все ушли вместе со слезами – и молодая женщина провалилась в глубокий сон, едва добралась до своей кровати. Жаклин даже поначалу хотела отказать поздней гостье. Но мадам Бонасье настаивала на срочности своего послания, поэтому горничная решилась будить хозяйку, постоянно повторяя о том, что к ней пришли от королевы с какими-то срочными известиями. Это возымело действие – Элен, еле протирая глаза, услышала самые важные слова, и немедленно подскочила на кровати. У нее посыльный от Дианы! За какие-то пару минут, пока графиня надевала туфли и халат, а после сбегала в гостиную, она думала только об одном: Людовик вновь передумал! Атос уже в тюрьме – и Диана предупреждает ее… - Мадам! Присевшая в реверансе мадам Бонасье настолько удивила Элен, что та на мгновение даже позабыла о своих страхах. А потом они только усилились: у Дианы просто не было рядом никого, она вынуждена была просить Констанцию. Не бог весть, конечно, какая тайна, все и так знают, что грозит графу. - У меня хорошие новости, мадам! – успокоила ее мадам Бонасье, увидав побледневшее лицо Элен. - Хорошие?! – тупо повторила та. - Ее величество просила передать вам, что господину графу ничего более не грозит. А также просила передать ему, чтобы он не прислушивался к предложению своих друзей, в этом более нет нужды. Графиня без сил рухнула в кресло. - Я… ничего не понимаю… - пробормотала она. Мадам Бонасье удивленно воззрилась на нее. - Какому предложению? – обратилась к ней графиня. – Чего не следует слушать? Атос ведь отправился с его величеством! Теперь пришел черед Констанции изумляться. - Господина графа в Лувре не было, - заявила она и уточнила: - Ну, во всяком случае его величество прибыли к королеве в одиночестве и ничего не упоминали про вашего мужа, иначе ее величество и не послала бы меня. - Что ж… благодарю вас, - тускло отозвалась Элен. Мадам Бонасье ушла, оставляя графиню гадать, куда пропал супруг. Если Людовик уже во дворце, то Атос уже тоже должен был вернуться… - С друзьями, - вдруг произнес Гримо, появляясь на пороге гостиной и отвлекая Элен от ее зарождающихся страхов. - Что? - У входа были господа Портос и Арамис. - То есть… когда король и граф ушли из дома, они встретили Портоса и Арамиса? – молодая женщина уже начала привыкать разгадывать короткие ответы слуги, но еще не была уверена в верности своих трактовок. – И вы думаете, они теперь, проводив его величество, куда-то отправились вместе? - Да. - Но… куда? Гримо помедлил только мгновение. - Трактир. Элен прикрыла глаза. Ну да, пожалуй, сходится. Обрадованные известием о помиловании, друзья отправились его праздновать. И графу нет дела до того, что она может тут беспокоиться и придумывать ужасы из-за его отсутствия… А ведь вправду, что если не трактир? Возможно, мушкетеры ввязались вновь в какую-то драку! *** Неудивительно, что больше за эту ночь Элен уснуть не могла. Она сама себе придумывала новые и новые кошмары, в которых граф и его друзья уже были растерзаны на части шайками городских бродяг, трактирными пьяницами, вернувшимися в Париж и жаждущими мести заговорщиками и… Миледи. Все это в итоге в виде упреков и вылилось на голову вернувшегося под утро порядком нетрезвого Атоса. - И в конце концов, вы обещали мне не пить! – обиженно выкрикнула она. – Я же просила, Оливье! По имени она называла его последние дни все чаще. Но впервые это было в момент обиды и ссоры, потому особенно болезненно резануло. И если в другой раз граф повел бы себя иначе, то сейчас он бросил: - Может быть, мадам, мне тоже следует вам напомнить о некоторых ваших обещаниях, установленных брачным соглашением? Элен вскинула голову. Она давно ожидала чего-то подобного, давно боялась, что их отношения вновь изменятся. Со дня свадьбы минуло более полугода, а никаких изменений в положении супруги не произошло. У нее было небольшое оправдание – когда муж был в армии. Но сейчас… Да, сейчас Атос словно невзначай и вроде бы не прямо, но напомнил супруге, что ей следовало бы уже забеременеть. Упрек был произнесен в ответ на ее собственный, но Элен он от этого задел не меньше. - Вы даете мне понять, что вскоре отошлете меня? – обиженно отстранилась супруга от его попытки взять ее за руку. - Я так не говорил, - вздохнул граф, посчитав, что достаточно на сегодня переживаний. – Однако, друг мой, раньше это было объяснимо тем, что какое-то время я был на войне. Кроме того, вы много переживали. Но сейчас же… - Мне нет оправданий, - холодно закончила Элен. Она отвернулась от мужа. Атос же растерянно молчал, не понимая, что на этот раз он сказал не так. С этого дня, а вернее, утра, отношения не то чтобы разладились, но между супругами вновь пролегла недоговоренность. Граф снова не понимал обиду жены, Элен же не могла понять, отчего этот человек считает ее виноватой в том, что она до сих пор не забеременела. Ей казалось, Атос должен понимать, что это не зависит от нее. Хотя, если подумать, то можно предположить, что дело и вправду во многом в ней, ведь в известной ей истории у графа был ребенок… то есть тут это будущее, но по нему вполне можно судить о плодовитости Атоса. Неужели дело в ней? Неужели она не может иметь детей? Или… все же дело просто в том, что она так часто и много переживала? Здесь, увы, не найти лекаря, у которого можно пройти обследование. С ней попросту расторгнут брак… Они не говорили про ребенка, но оба переживали, что его нет – и это невидимо стояло между ними. *** Похожим образом повел себя и Луи некоторое время спустя. Время шло, а королева все не беременела, так что при дворе уже недоумевали, да и послы разных стран проявляли серьезный интерес к этому вопросу. Как-то после ночи близости он, некоторое время помолчав, вдруг ворчливо заметил жене, что, судя по всему, его визиты совершенно бесполезны, поскольку за все это время его семя не дало и ростка в ее теле. - Но разве… это моя вина? – тихо пролепетала Диана. Она и сама мечтала о том, чтобы родить ребенка, искренне веря, что тогда между ними больше никогда не будет разногласий. Они вместе будут играть с малышом, по очереди укачивать его, напевая песенки. Она не знала, можно ли так королям, но верила, что у них будет именно так… - А вы полагаете, что моя? – нахмурился Луи. – Не говорите глупости, мадам! Даже Анна беременела дважды. Пусть и теряла дитя. Вы же, кажется, вовсе не собираетесь исполнять брачный договор. Он мрачно пожелал ей доброго утра и вышел. Диана, бледная, как простынь, откинулась на подушки. Намек был так очевиден, что она не могла не понять. В брачном контракте сказано, что она должна в течение года после венчания подарить ребенка или хотя бы забеременеть. Но этого до сих пор нет! Конечно, трону нужен наследник, а она… А что она? Бесплодна? Если Анна Австрийская беременела, то и вправду выходит, что вина не в короле. До самого утра молодая королева металась на кровати, не находя себе места. Ее душили слезы при мысли о том, что она никогда не сможет иметь детей, что ее вышлют отсюда, а ведь она уже почти… почти полюбила мужа! Утром она улучила минутку переговорить с подругой. Элен, до того переживавшая беседу с мужем одна, испугалась не меньше. - И что теперь? – уныло произнесла Диана. - Теперь… у нас есть лишь несколько месяцев до даты венчания, - грустно усмехнулась статс-дама. – А потом нас или просто отошлют в Шотландию, или запрут в каком-нибудь монастыре. Вряд ли стоит рассчитывать на их снисхождение. - Не уверена, что это плохо, - возразила королева после небольшой паузы. – Порой я вспоминаю наши ссоры. Да и последние слова короля... И вновь страшусь, будто это в меня он швырял предметы, как в слуг, словно он наказал меня, как девчонку… Мне начинает казаться, что лучше бы мне в самом деле очутиться в монастыре. - Не уверена, что мой характер для этого подойдет, - иронично заметила Элен. – Я замучаю иронией всех монашек. Так что, если есть выбор, я бы предпочла вернуться в Шотландию. Не говоря уж о том, что я предпочла бы вернуться домой. Диана согласно вздохнула. Последнее время разговоры все чаще возвращались к воспоминаниям о другом мире, который им когда-то казался «не своим», откуда порой мечталось попасть сюда. А вот теперь… Весна на пороге, несколько месяцев – и будет год, как они здесь. И нельзя сказать, что им это нравится. *** Весна принесла очередную новость: французская армия вновь вступала в военные действия. Испания, собравшись с силами и преуспев на других фронтах, решила ударить с востока. И этого ей прощать не собирались. Несмотря на то, что внутри самой страны было неспокойно – росло недовольство гугенотов, – французская армия собиралась отразить очередное нападение внешнего врага. На время военных действий королеве и ее двору было велено перебраться в Фонтенбло. Тем более, что эта резиденция как нельзя больше подходила для наступающих теплых дней. И была гораздо спокойнее, чем всегда мятежный Париж. Вновь настало время писем. Но на этот раз они ничем не напоминали первые, писали дамы вовсе не каждый день и это были сухие сообщения о делах, вежливое выражение надежды, что с супругом все в порядке. Впрочем, в последнем супруги врали сами себе, интерес к состоянию здоровья мужей был вовсе не вежливым, в глубине души они обе надеялись, что ничего плохого не произойдет. И все же сдержанность и отстраненность все равно тут были уже главными, только официальный тон… Так продолжалось вплоть до апреля 1625 года. В первые дни месяца королева получила короткое послание, что супруг направляется к ней лично – на фронте уже затянувшихся военных действий наступило временное затишье. И Людовик собирался использовать это время для свидания с женой и ревизии государственных дел. Однако через несколько дней Диана получила новое сообщение: в дороге Луи свалила болезнь. И небольшой отряд, сопровождавший короля, остановился в поместье Ла Фер. Из этого между строк следовало, что граф был среди сопровождавших, иначе Людовик выбрал бы иное место для остановки. Королева некоторое время колебалась, не зная, как поступить. Но долг жены был очевиден – ей следовало навестить мужа. Поэтому вскоре ее кортеж направился к поместью статс-дамы. Кортеж, к слову, совсем небольшой: Диана не хотела многих сопровождающих, впрочем, и двор ныне был не велик, а уж доверяла среди них королева и вовсе лишь Элен и мадам Бонасье – последняя за эти месяцы показала себя и вправду преданной и милой. Мадам дю Валлон в силу своего положения оставалась в Фонтенбло. *** Атос, увидев супругу, с трудом сдержал радость. Как сдержала ее и Элен. Оба вежливо раскланялись, молодая женщина коротко отметила, что рада видеть его в добром здравии. Граф чуть усмехнулся над своими надеждами. Так неудачно вспомнилось первое прощание, его проводы на войну. Второе было не таким. И ни одно возвращение не было таким, как он желал – с жаркими взглядами и объятиями. - Ваше величество, полагаю, желали бы пройти к мужу? – граф вел себя, как любезный хозяин и придворный. Диана коротко кивнула. Она не очень-то желала видеть супруга, даже скорее боялась его увидеть, все ее стремление сюда уже испарилось перед пониманием того, что он, возможно… умирает?! Но долг требовал однозначного поведения, за ним она и последовала, опираясь на локоть Элен. Людовика она нашла в ужасном состоянии. Лекарь что-то говорил ей о каких-то лихорадках, а королева растерянно пыталась понять, что это? Дизентерия, воспаление легких, туберкулез? Что они называют разноцветными лихорадками? Короля, в самом деле, лихорадило и только это роднило болезнь с простудой. Девушка с жалостью смотрела на него и злилась, что никогда не увлекалась медициной. Сейчас она даже не может понять, что с ним и как лечить. А на местных лекарей, даже на дворцового, мэтра Эруара, надежды мало, он знает лишь то, что доступно в этом времени. Так продолжалось неделю. Король не приходил в себя, лишь порой в бреду метался по кровати. Диана проводила свои дни рядом, по возможности помогая врачу. Ей не было дела до слухов, которые поползли о ней. А придворные, между тем, недоумевали. Конечно, долг жены – навестить мужа. Но вовсе не надо сидеть рядом с мужем постоянно, тем более, если нет любви. А ее нет, иначе бы король не проводил перед войной время с фаворитом – без какой-либо близости, что бы там ни говорили злые языки, но король искал общества друга, понимающего собеседника, и жена уже для этого не подходила. Поведение Дианы столь разительно отличалось от поведения Анны Австрийской, что его попросту не понимали. Но молодая женщина, видя состояние мужа, не могла его покинуть, стараясь вспомнить те немногие знания медицины, которые у нее были из двадцать первого столетия, чтобы помочь. И господин Эруар находил ее помощь весьма ценной, хотя сама королева считала это каплей в море. Наконец через неделю Людовик пришел в себя. Ее величество смущенно и тихо выразила надежду, что он поправится. Король слабо поблагодарил ее за заботу. И после оба замолчали, словно бы разом вспомнив то, что было до того. Когда Диана, не зная, куда себя деть, извинилась и покинула комнату, Людовик проводил ее растерянным взглядом. Доктор Эруар тем временем продолжал хлопотать над подопечным, ворчливо, но со стариковской нежностью, отзываясь о молодой королеве. Из этого ворчания король понял, что Диана все дни проводила у его постели и помогала лекарю, притом вовсе не опасаясь замарать руки. Луи в недоумении потер лоб, ощущая испарину. Сидела с ним… Зачем? И даже помогала? Такая забота была приятна и трогательна. Но стоило ему прийти в себя, как она поспешила уйти. Людовик помнил, как супруга прячет взгляд от него. Боится, понял он. Он догадывался об этом и раньше, сейчас же осознал до конца. Бедная девочка! Она старается проявить свою заботу, как может, но она слишком боится его, чтобы заговорить с ним, объяснившись. А он-то хорош! Понимал же, что она лишь дитя. Но не решился выяснить с ней отношения сам. Хотя что выяснять? С этим он так до конца и не разобрался... Король устало прикрыл глаза. Ничего, еще будет время обо всем поговорить. Объяснить, по крайней мере, что он вовсе не намерен с ней расставаться. А наследник… наверное, по окончании войны им надо будет предпринять паломничество… *** Прошли еще пара дней, здоровье Людовика крепло. Он начал вставать и мог дойти до сада самостоятельно. Деятельная натура требовала вернуться в армию, предварительно узнав о делах в Париже. Но даже его силы воли не хватало, чтобы возобладать над телом и удержать себя в седле. И Луи, понимая, что ему придется еще хотя бы неделю провести здесь, отдал распоряжение заложить карету. Несмотря на свое решение поговорить с супругой, король этого так и не сделал. Диана появлялась у него обычно дважды в день, спрашивала о самочувствии. Людовик буквально немел и мог лишь отвечать на простые вопросы. Он сам себя оправдывал тем, что во время визита королевы в спальне находился лекарь или д’Орбье, а Луи желал объясниться наедине. Правда, оправдания тому, отчего бы ему не выслать всех за дверь, у него не было. Кроме пресловутого этикета, которым он сам перед собой и прикрывался. Диана же порой с тоской думала о том, что идет уже апрель, за ним не за горами май, оглянуться не успеешь, как и лето пройдет. Вряд ли стоит рассчитывать, что она забеременеет к тому времени. Луи сейчас не будет исполнять свой долг. А ей следует подумать о том, проситься ли обратно в Шотландию или подыскать монастырь получше. Подобные мысли одолевали и Элен. Она, как и подруга, замкнулась и отдалилась от мужа, хотя он больше не упоминал о брачном договоре и даже намеком не давал понять о своем решении, если он его принял. Но он проводил время сейчас с друзьями, она же существовала в мире дам, слишком много посторонних всегда было рядом для разговора по душам, а вечерами они оба хотели отдыха. В середине апреля Людовик был уже достаточно здоров, чтобы вернуться в военный лагерь, хотя Эруар и настаивал на ином, полагая необходимым еще хотя бы пару недель отдыха, но король задерживаться не хотел. Его экипаж въезжал в Париж и, по словам Луи, он намеревался пробыть здесь лишь пару дней, а затем отправиться в армию. Дамы тоже жили этими планами, предполагая, что через пару дней они отправятся вновь в Фонтенбло. Ни Диана, ни Элен уже не вспоминали о том, какой идет год и месяц, обыденные дела и заботы занимали все мысли, роман Дюма был не то чтобы забыт, но казался не имеющим к ним более никакого отношения. Когда однажды вечером Атоса в особняк буквально притащили его друзья… графиня лишь в ужасе бросилась к нему, привычно посылая Жаклин за водой, и мысленно гадая о том, что теперь будет – у нее не было никаких сомнений, что причина раны вновь в какой-то дуэли. Но сама рана заботила ее больше. Граф был в ужасном состоянии, плечо почти не действовало, но утром он собрался на службу, ответив на немой вопрос супруги, что он лишь появится, проверит караулы и вернется домой. Элен только молча кивнула в ответ. Сама она вновь провела день возле королевы. В одном она была уверена – мужа более в Лувре в этот день не было. Зато вечер этого дня она точно уже не могла забыть. Потому что за ужином, ведя вроде бы пустую светскую беседу, Атос вдруг обронил имя… - Как, простите? – подняла голову Элен, не веря собственным ушам. - Д’Артаньян, - несколько удивленно повторил граф. – Вы знаете этого человека? Или его семью? - Н-нет, - выдавила молодая женщина. Мозаика складывалась сама. Апрель 1625 года. Гасконец, как и полагается, приехал в Париж, чтобы поступить в мушкетеры…