***
После разговора с Октавиусом Мишель не могла избавиться от чувства, словно на нее накинули тонкую липкую паутину, и от нее никак нельзя было избавиться. Как бы она не терла руки мочалкой, она не могла смыть это противное ощущение. Что-то в этом человеке было плохое, она это знала. Не понимала только, что. Вроде, он не сделал и не сказал ничего пугающего, но он был каким-то радиоактивным. Только вместо радиации было зло, которое способно было проникнуть сквозь любую материю. В тот вечер Октавиус лишь задал ей дежурные вопросы, которые задает каждый новый ученый, которому вверяют эту работу, вроде, ничего подозрительного в этом не было. Но Мишель насторожило то, что он сказал, что Питер ничего не должен был знать, но при этом задал кучу вопросов, связанных с ним: когда приходит Паркер, когда уходит, как попал сюда, что они обычно делают. Особенно его заинтересовали перчатки, изобретенные парнем. Почему он так заботился о стажере? Девушка пыталась сопоставить одно с другим, но ничего не складывалось. Во всем этом не было никакого смысла, но намерения дока Ока точно не были добрыми. Это можно было почувствовать даже через толстое стекло. Мишель испугалась. С опаской поглядывала на Октавиуса, расхаживающего по лаборатории на следующее утро. Оказалось, что Беннера отправили на какое-то задание, связанное с делами Мстителей, и Октавиус заменял его. Но это не давало никакого повода доверять ему. Поэтому даже на обычных ежедневных тестах она держалась ближе к знакомым лаборантам, стараясь избегать этого человека с голосом и взглядом, от которых мурашки бежали по коже. И вовсе не такие мурашки, которые появляются у всех фанаток после того, как их кумир, как им показалось, посмотрел именно на них. Этот взгляд скорее можно было сравнить со взглядом хищника, который нашел свою жертву и теперь ждет момента, чтобы напасть. С одной стороны девушке хотелось рассказать о том, что произошло, Питеру, ведь ей нужно было как-то оправдать то, что она не явилась на… свидание? Ладно, это было не свидание, а просто разговор, но все же. К тому же, она не знала, как себя вести, чему и кому доверять: Октавиусу, разуму и всем ученым в лаборатории, которые не видели ничего подозрительного и считали, что все так, как и должно быть, или сердцу, которое кричало, что что-то было не так. А Питер казался неопытной в любых человеческих отношениях девушке таким зрелым и чутким, что он точно сказал бы, что делать с новым куратором. Но с другой стороны, Мишель боялась даже заикаться о ночном инциденте. Док Ок сказал ничего не говорить Питеру. Вдруг он навредит ему, если тот узнает? Не хотелось ставить парня в опасное положение. В конце концов Мишель решила делать вид, что ничего не произошло. Как и всегда. Пофигистическое выражение лица у нее было отработано идеально, так что надеть эту маску не составило никаких усилий. Но внутренне она все же волновалась насчет того, как теперь объясниться перед Питером. Нужно было придумать какую-то супер отмазку, но девушка была далеко не мастером в таких вещах. Проломав голову примерно полдня, она все же решила сказать часть правды (уже лучше, чем стопроцентное вранье, ведь так?): ее заметил работник лаборатории. А кто именно, ему знать не обязательно ради его же безопасности. В шесть часов Октавиус ушел, используя в качестве отговорки то, что его рабочий день закончен: он лишь подменяет Брюса, а не заменяет его полностью, следовательно, и работает неполный день. К тому же, у него есть еще своя работа в Старк Индастриз помимо секретной лаборатории. Но Мишель, слушая его, только сильнее хмурилась: ученый не просто так допытывался, во сколько приходит стажер, и внезапно ушел за минуту до того, как он должен был навестить Мишель. Октавиус точно не хотел пересекаться с Паркером, вот только почему, понять она никак не могла. Вот только Октавиус мог и остаться, ведь Питер не пришел. Мишель ждала его все три часа до закрытия лаборатории, но лифт приезжал вниз только для того, чтобы отвезти ученых и лаборантов, собравшихся домой, наверх. Постепенно гас свет в разных отделах лаборатории, как и надежда на то, что парень все же заглянет. Хотя бы на минуту… Но его все не было. В начале и конце каждого дня у Мишель был базовый медицинский осмотр — давление, температура и так далее. Обычно его проводил один и тот же человек — сравнительно молодой (на фоне ученых, у которых виски уже давно серебрились сединой, он действительно казался прыщавым подростком, несмотря на то, что ему было уже далеко за двадцать) лаборант по имени Виктор. Он всегда относился к Мишель по-доброму, каждый раз улыбался, и поэтому девушка прониклась к нему доверием за несколько лет. В этот раз Виктор снова пришел к ней, как всегда веселый и со стетоскопом, безвольно, словно шкура змеи, повисшем на его шее. — Все о’кей? — осведомился как обычно Виктор, снимая с себя змею и присаживаясь на кровать Мишель, как ему приписано, как можно дальше от нее самой. — Да, все отлично, — девушка не стала выдавать беспокойства по поводу Питера, просто протянула руку, как ни в чем не бывало, и вскинула брови в своей обычной манере. Теперь нужно было заставить свой голос звучать как можно более непринужденно. — Кстати, Виктор, ты не знаешь, что с тем парнем, Питером? Он никому не говорил, что не придет сегодня? — Нет, я с ним даже не общался ни разу, он мне каким-то странным кажется. — А у Беннера может быть его номер телефона? Мне просто… Мы договаривались… — она долго не могла придумать отговорку, почему вдруг ей срочно понадобился Питер, но, как обычно это бывает в ответственные моменты, все мысли просто разбежались, и Мишель не могла найти что-нибудь правдоподобное. — В общем, он меня немного просвещает в науках, которые в школе проходят, а тут он не пришел. Видел где-нибудь учителя, который уроки прогуливает? — Был у меня в университете такой один, — усмехнулся Виктор, аккуратно застегивая манжет на руке Мишель. — Вот хочешь верь, хочешь нет, но я понятия не имею, у кого может быть его номер. Да и вообще, сейчас все через интернет общаются. Фамилия у твоего Питера есть? Могу дать телефон, найдешь его, напишешь. Только подпиши, что это ты, испугается еще. Мишель почти подпрыгнула, когда услышала это. Все так просто… Она, оказывается, много чего упустила за несколько лет, проведенных в Гидре, а потом и в Старк Индастриз. Слегка заерзав на месте от нетерпения, она все же попыталась скрыть волнение и откашлялась, прежде чем продолжить. — О, да? Круто. Так ты дашь мне телефон? — Не раньше, чем закончу осмотр. Успокойся, никуда твой Питер не убежит.***
Питера из его комнаты не могли выманить ни звуки включенного телевизора с каким-то фантастическим фильмом, название которого Мэй не запомнила бы, даже если племянник повторил бы его в семидесятый раз, ни запах только что испеченного пирога с персиками, ни ласковое «Питер, милый, выходи». Под конец дня Мэй перестала быть такой снисходительной и нежной. Питер перегибал палку со своей хандрой, слишком уж долго он лежал и пялился в потолок для всего-то пропущенного свидания. К тому же она не первый год знала Питера, более того, она фактически воспитала его тем человеком, которым он является сегодня, и знала, что пока ему не прикажешь, он не придет в себя. Этим трюком Мэй пользовалась крайне редко, только если племянник совсем выводил ее из себя. И сейчас был как раз подобный случай. Наплевав на все правила и приличия, по которым сначала нужно стучать, и только потом входить, миссис Паркер распахнула дверь, напустив на себя как можно более грозный вид. Питера она застала все в том же положении, что и днем — парень лежал на кровати, свесившись с нее вниз головой, и лениво переводил ничего не выражающий взгляд со стены на дверь и обратно. На вторжение в его комнату он также не отреагировал, что совсем разозлило Мэй. — Молодой человек, в этой квартире я не потерплю, чтобы кто-то бездельничал целый день из-за какой-то ерунды. Если считаешь, что она стоит того, чтобы у тебя кровь к голове приливала уже который час подряд, то ты ошибаешься. И неприлично лежать, когда с тобой говорят. Как и ожидалось, строгий тон сработал, и Паркер со стоном поднялся было с кровати, но тут же упал на нее обратно — голова кружилась от лежания в таком положении долгое время. — Да я… — попытался начать Питер, чтобы что-то сказать в свое оправдание, но только поморщился от неприятных ощущений. Все вертелось, как после той карусели, после которой Мэй и Бен еще год не водили его в парки аттракционов, так что и с мыслями было собраться трудно. — Да, ты, — недовольно повторила Мэй и села на край кровати. Начало было положено, поэтому кричать на парня больше не требовалось и можно было смягчить голос. — Рассказывай, что случилось, ну? Может, я могу помочь. Питер тяжело вздохнул и открыл глаза. Кажется, мебель в комнате уже не крутилась вокруг него, но ничего путного все равно на ум не шло. — Я просто хотел поговорить с той девушкой… Мишель, я рассказывал тебе про нее, тоже стажируется в Старк Индастриз, — эту легенду он использовал для Нэда и Мэй, чтобы хоть немного снизить концентрацию вопросов о «таинственной незнакомке» и при этом не сболтнуть ничего лишнего. — Она сказала, что придет, но… Но ничего. Думаю, она не хочет говорить со мной… вообще. — И ты просто так сдашься? — Мэй тепло улыбнулась и потрепала его по волосам. — Дурачок. Сам придумал себе проблему и сам же из-за нее страдаешь. А ты не пробовал выяснить хотя бы причину, почему она не пришла? Может, у нее появились неотложные дела и она не смогла позвонить и предупредить тебя о них? — Я не знаю, — надулся парень, осознавая, что его тетя права. Он даже не пытался узнать, что произошло, и повел себя, как полный идиот. — Послушай, выйди из своей норы и хотя бы поешь. Завтра у тебя будет куча времени, чтобы поговорить с ней и все исправить, и я уверена, что все будет отлично. И кстати, если Нэд еще раз позвонит мне с вопросом, когда ты выйдешь на связь, я клянусь, что занесу его в черный список. Включи телефон, милый. А я подогрею ужин, хорошо? Питер ничего не ответил, только почесал нос и грустно кивнул, дожидаясь, что Мэй уйдет наконец из его комнаты. С трудом нашарив в пыли телефон, беспощадно заброшенный под кровать несколькими часами ранее, парень включил его, и тот сразу же взорвался от пришедших уведомлений. Среди них было примерно сто восемьдесят четыре сообщения от Нэда и еще одно от неизвестного ему человека, которого даже в друзьях у него не было. Нахмурившись, Питер нерешительно открыл диалог: он всегда с недоверием относился к незнакомцам, которые писали ему ни с того ни с сего. Но как только он пробежал глазами текст сообщения, подозрение и недовольство сменилось удивлением и капелькой надежды. «Питер, это Мишель. Виктор, лаборант, дал мне свой телефон, чтобы я написала тебе. Пожалуйста, прости меня за вчерашний вечер, я очень хотела поговорить, но у меня не получилось. Приходи завтра. Мне нужно все тебе объяснить и кое-что сказать. И мне плевать на камеры и микрофоны. Просто приходи, ладно? Я буду ждать».***
Ждать шести часов вечера Питер не смог. Все равно было лето, и у него не было никаких планов как минимум на ближайший месяц, а в Старк Индастриз он и так уже давно не появлялся то из-за учебы, то из-за собственной глупости. Внезапно он вспомнил, что помимо Мишель у него в жизни были и другие дела, например, незаконченный проект в лаборатории, который он никак не мог довести до ума, но не хотел просить помощи у Старка, Октавиуса или любого другого ученого. Как раз Старк и был инициатором этого проекта, но Питер хотел доказать, скорее самому себе, что с такой задачей он может справиться и один. Октавиуса, почему-то не было на месте: кураторы других стажеров только разводили руками и бубнили что-то невнятное про то, что у дока Ока появилась новая работа, и он будет на своем месте к вечеру. Но Питера это нисколько не огорчало. Он и так немного отвык от работы, и присутствие назойливого и вечно всем недовольного доктора, который только и мог, что стоять над душой и говорить под руку что-нибудь неприятное, мешало бы в три раза сильнее, чем обычно. Парень уже собирался спокойно занять свое место и начать работу, как понял, что все равно из него толку выйдет не очень много. Он сам себя начинал бесить, а именно, его одержимость Мишель, но он ничего не мог с этим поделать. По крайней мере, он чувствовал, что этот день станет последним в череде вялых и апатичных. Что-то Паркеру подсказывало, что сегодня лед тронется. Проект не двигался слишком быстро. Он полз улиткой, и каждый раз, когда Питер пытался его немного подогнать, он упрямился и только замедлял свой темп. Спустя три часа бесполезной работы Паркер уронил голову на стол, немного не рассчитав и ударившись лбом слишком сильно. Но это его не слишком занимало. Он все снова и снова прокручивал в мыслях свои догадки по поводу того, что ему хочет сказать Мишель. Каждая была более пугающей, чем предыдущая, и у парня знатно крутило живот от нервов. — Нет, я так больше не могу, — пробубнил он себе под нос и одним движением свалил все свои наработки в коробку с его именем. Пусть пылятся до завтрашнего дня. Главное, что парень хотя бы сделал вид, что работает. Никто его не гнал, летом все равно стажерам давали волю действий. Начальство понимало, что дети есть дети, и заставлять их работать на пределе все лето нельзя. Убрав все со своего рабочего места, Питер мельком посмотрел на часы. Полпятого. Еще полтора часа ожидания он просто не переживет. Никто же не будет возражать, если Паркер придет немного раньше обычного? Охранники уже давно знали Питера в лицо, даже улыбались ему. По сути, он мог считаться полноценным работником секретной лаборатории, один раз можно было и нарушить правило шести часов. Поэтому Питер решительно (насколько это было возможно, когда колени у тебя трясутся так, словно ты уже неделю не ел ничего) направился к лифту и нажал на холодную, показавшуюся еще более неприветливой, чем обычно, кнопку вызова. Сейчас или никогда.***
Если бы Питер не был так взволнован предстоящим разговором и не пытался судорожно вспомнить заранее заученные фразы, которые собирался вывалить на Мишель, возможно он заметил бы Октавиуса, который, только завидев стажера, испуганно метнулся за ближайшую колонну, сопровождаемый недоумевающими взглядами своих коллег. Но он смотрел прямо на стеклянный куб, в котором виднелся знакомый силуэт, поэтому доку Оку удалось улизнуть из лаборатории, промычав что-то невнятное про срочные дела наверху и вверив всю дальнейшую работу своему заместителю. Не почувствовал Паркер и испепеляющий взгляд Октавиуса, которым тот успел прожечь спину подростка прежде, чем двери лифта сомкнулись. Если бы «прожечь взглядом» не было устойчивым метафорическим выражением, то толстое железо расплавилось бы, словно мороженое, забытое на заднем дворе под палящим августовским солнцем. А если бы у Октавиуса была хоть четверть силы Беннера, то на его гладкой и блестящей стенке навсегда осталась бы красоваться вмятина от кулака. Отто был взбешен. Как смеет этот малец являться, когда ему вздумается? Он чуть не испортил весь его план. Мишель, как и в прошлый раз, не повернулась, когда услышала, что Питер зашел в куб. На несколько секунд в нем повисло такое тяжелое молчание, что парню казалось, что ему на грудь упал бетонный блок, перекрыв все пути для кислорода. Он слышал дыхание девушки, ровное, но слишком громкое, и казалось, что весь воздух она забирает себе, а ему не оставляет даже на один неполный вдох. — Мишель, что… — начал было Паркер, но она, как всегда, перебила его и закончила его оборванную в самом начале фразу по-своему. Питер уже начал даже привыкать к этому: — Происходит? У меня тот же вопрос, Питер, какого хрена с тобой происходит? Ты думаешь, что можешь вот так просто являться и пропадать, когда тебе вздумается? — она, наконец, повернулась, и парень увидел ее лицо. Сложно было подобрать только одно слово, чтобы описать эмоцию, которую оно выражало, ведь там был целый букет из них. Нахмуренные обычно брови теперь опустились еще ниже, и это означало, что Мишель жутко зла, но в то же самое время ее глаза отчаянно пытались скрыть накатывающие слезы. Выдавал ее и предательски сломавшийся на половине предложения голос, но она все же продолжила, покусывая нижнюю губу между словами, чтобы хоть как-то сдерживать себя. — Ты… Ты думаешь только о себе! Ты чертов эгоист! Джонс двинулась ближе к Питеру, еле сдерживая себя, чтобы не стукнуть его кулаком по груди. Конечно, на ней были перчатки, но она сочла вызывающий взгляд глаза в глаза более устрашающим. И в этот момент она поблагодарила родителей за рост, ведь, если бы она смотрела на Паркера снизу вверх, это сделало бы ее еще более беспомощной. Хотя бы здесь они были на равных. — Я эгоист? — взорвался в ответ Питер, хотя разговоры на повышенных тонах совсем не входили в его планы, и тоже сделал шаг вперед. Но, хоть он и говорил громко, следующие слова он все же заглушил, превратив их в шепот. Пока еще он помнил о микрофонах и о том, что нужно по возможности сдерживаться. — Я торчал в гребаном коридоре до полуночи, надеясь, что мисс «я все объясню» все же явится, но в итоге оказался полным придурком! Ну так постарайся же объяснить. Мишель стиснула зубы от злости. В этот момент ей вовсе не хотелось говорить даже половину правды. Где-то в районе желудка появилось противное ощущение, не дающее раскрыть рот. Казалось, что если она скажет то, что собиралась, ее стошнит. В ответ на такую грубость хотелось только сильнее задеть Питера и соврать, что она не пришла в тот вечер потому, что не захотела. Но так было нельзя. Она позвала его, чтобы они, наконец, все исправили, и если девушка сейчас не сдержит свой пыл, то может испортить ситуацию настолько, что Питер и в самом деле здесь больше не появится. — Я собиралась, — злобно процедила она сквозь зубы, все еще не отводя взгляда от еще сильнее потемневших от злости глаз Питера, и тот почему-то сразу стушевался и уставился в пол. Не смог выдержать. — Я уже вышла из куба и шла к лифту, но в это время вернулся работник лаборатории, и я не смогла уйти. А ты обвинил меня во всех смертных грехах, не разобравшись в ситуации. Я хотела прийти, но не могла. Но теперь мне кажется, что не стоило и пытаться, потому что ты полный идиот, — Мишель все же ткнула Питера в плечо, привлекая внимание к себе и заставив отвлечься от разглядывания пола. — А что насчет твоих оправданий? Питер молчал. Ему было стыдно за самого себя. Он действительно, не зная правды, основываясь лишь на своих тупых догадках, все испортил. Он было открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог. Он словно забыл, как пользоваться голосовыми связками, и из его горла вышел только какой-то невнятный хрип. Паркер смотрел на Мишель, на ее грустное, но в то же время злое лицо, на ее недовольно скрещенные на груди руки. Она была такой красивой, прямой и уверенной… А он, пристыженный и начинающий краснеть, просто не был достоин ее. Наверное, этой мысли он боялся больше всего, просто не мог сам себе признаться в этом, поэтому и выдумывал другие отговорки, чтобы как-то заглушить ее. Не способности Мишель, не ее жизнь взаперти, не отсутствие физического контакта были причиной его страха влюбиться в нее. Просто Мишель казалась Питеру слишком хорошей для такого «лоха», как его часто называл Томпсон, как он. — Я… — начал было Питер, но снова растерялся. Однако теперь он хотя бы снова смотрел ей прямо в глаза. Парень больше не кричал и не злился. — У меня нет оправданий, Мишель. Единственное мое оправдание ты и сама назвала: я идиот. Мне очень жаль, что так вышло, прости. Я знаю, что своим поведением я этого не заслужил, но я готов извиниться хоть тысячу раз. Просто… Мне словно сорвало крышу, и я не отдавал отчета своим действиям, потому что ты… Я… — тут его язык словно на барьер налетел, и Питер заткнулся на полуслове, потому что понял, что зашел слишком далеко. Сейчас ему следовало только свалить отсюда как можно скорее и всю дальнейшую жизнь гореть от стыда. — Нет, мне лучше уйти и оставить тебя в покое. Ты права, я эгоист, я не подумал о том, как мои поступки будут отражаться на тебе. Прости, пожалуйста, прости… Продолжая сыпать извинениями, Питер попятился к стеклянной двери, молясь о том, чтобы в этот момент мимо прошел кто-нибудь, кто знает код от куба, и выпустил его. Но девушка не собиралась так просто отпускать его, и ее рука в перчатке схватила руку Питера. Он остановился, но снова отвернулся, чтобы она не видела, насколько жалким он был в тот момент. — Потому что ты что? — уже почти спокойно спросила Джонс. — Ты не закончил то предложение. Тебе словно сорвало крышу, потому что ты что? Питер молчал, до крови прикусив губу. Он хотел сказать, но разрушить барьер, который не давал ему это сделать, было слишком сложно. Да и зачем, если все равно это уже не будет иметь никакого значения? — Питер? Посмотри на меня, пожалуйста, — тихо попросила Мишель и повторила свой вопрос. — Почему? — Потому что я думаю, что я люблю тебя, — парню показалось, что внутри него все обрушилось. Словно тот барьер был вовсе не барьером, а каркасом огромной и дико сложной конструкции. И теперь она с грохотом падала, и Питер чувствовал, что и сам сейчас упадет. Провалится под землю от стыда и разрывающего ощущения, что сейчас она рассмеется ему в лицо, и его чувства окажутся невзаимными. Но остановиться он уже не мог. — Но я не мог это принять, потому что… Мне казалось, что мы никогда не сможем быть вместе. Ты здесь, а я… Ты словно в другом мире, и я думал, что ты не захочешь, чтобы я становился его частью, и это все было бы так странно и запутанно… Черт, почему это так сложно? Я пропадал, потому что пытался. Пытался не влюбиться в тебя, но было уже слишком поздно. И я облажался. Черт, прости, мне правда лучше сейчас пойти, пока я не наговорил лишнего. Питер попытался снова ретироваться к выходу, но Мишель только сильнее сжала его руку. — Почему ты вообще начал приходить, если считал, что мы… Это так сопливо звучит, боже, — Питер отметил про себя, что Мишель даже в такие сложные моменты оставалась собой. — Что мы не можем быть вместе? — Ну, — парень обезоруживающе улыбнулся через силу и пожал плечами, — я не знал, что так выйдет. Да и не мог я по-другому. Не знаю, почему. Они снова замолчали, разглядывая пол и мыски своей обуви, словно там был написан ответ, как все вернуть так, как было. — Знаешь, я думаю, что тоже… Люблю тебя. И мне было очень плохо, когда ты исчезал, я не знала, что делать. Питер вздрогнул и посмотрел на девушку, щеки которой покрывались густым румянцем. Он не мог поверить, что расслышал все правильно, и беззастенчиво пялился на ее лицо, чтобы понять, шутит она или нет. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Паркер боялся вновь разжигать в себе надежду и заново строить каркас. — Ты серьезно? — Конечно. Питер резко схватил ее за вторую руку и сжал их так, словно боялся, что Мишель сейчас заберут у него. Он закрыл глаза и поднес ее пальцы к своим губам, едва касаясь ими ткани перчаток. И снова начал извиняться. — Боже, какой я идиот, пожалуйста, Мишель, прости меня, прости. Ты самая лучшая девушка, которую я только встречал, и, пожалуйста, если бы ты согласилась, чтобы мы хотя бы попробовали стать… чем-то большим, чем просто друзья… — Ты бы стал самым счастливым человеком? — мягко рассмеялась Мишель, снова закончив фразу за него, и тоже прислонилась губами к своим рукам. Их лица оказались в опасной близости друг от друга, но Питер даже не думал отклоняться назад. Он знал, что она не навредит ему. Теперь он точно знал это. — Да. Я бы стал самым счастливым человеком, — шепотом повторил он и улыбнулся, влюбленно посмотрев на девушку. Теперь он мог позволить себе это, и от переизбытка счастья, которым сменилось отчаяние, его глаза стали влажными от слез. — Я тоже. Они стояли так минут десять, просто смотря друг другу в глаза и не желая ничего говорить. Ничего и не нужно было. Все было уже сказано, и, казалось, они действительно смогли все исправить. Это оказалось проще, чем думал Питер. А ведь нужно было просто сказать, а не молчать… Их идиллию прервал проходящий мимо лаборант, который стукнул по стеклу и жестом показал, чтобы подростки сохраняли безопасное расстояние между ними. Мишель узнала его, он был противный. Не такой, как Октавиус, конечно, но потягаться с ним мог бы. Раунда до третьего, а потом док Ок одержал бы безоговорочную победу. Октавиус… Со всем этим она и думать о нем забыла. Но даже сейчас, когда мысль о нем снова вернулась в ее голову, Мишель прогнала ее. — Теперь все будет хорошо, я обещаю. Я больше не пропущу ни одного дня без уважительной причины, — Питер снова не смог закончить фразу, но не из-за того, что Мишель его перебила. В этот раз заткнуться его заставила слеза, которая одиноко стекала по щеке девушки. — Мишель? Все в порядке? — Да, — она вытерла слезу и грустно улыбнулась. — Я просто сейчас поняла, что даже обнять тебя не смогу.