***
На класс географии опускается тишина. Финн тычет ей в плечо, донельзя смущённый. — Не понял, французы напали? — Нет, произошёл теракт, — тихо поправляет его Рей. Его лицо вытягивается. — Ох. Дети начинают шептаться, наклоняясь друг к другу над рядами и переговариваясь, а иные поднимают руки, чтобы задать вопросы. Роуз, сидя на своём месте, оборачивается и ищет глазами Рей. Они обмениваются одинаковыми мрачными взглядами.***
В столовой гораздо меньше народу, чем было в это же время на прошлой неделе. Рей с Роуз сидят за тем же столиком, что и обычно, без аппетита ковыряясь в еде. Бабуля Финна забрала его из школы пораньше. И вообще, каждые пару минут очередного ученика вызывают по громкой связи в кабинет директора и освобождают от занятий. Роуз как на иголках — наверняка в мыслях о сестре, которая учится на их же улице, в школе старших классов. Рей не прерывает раздумий Роуз и не заговаривает с ней ни о чём. Она просто нехотя жуёт свой бутерброд с арахисовым маслом и вареньем и слушает, как семиклассница за столом поодаль плачет на плече своей подруги. Судя по доносящимся до Рей обрывкам разговора, у той в Нью-Йорке сестра. Рей думает о Бене и о том, что он лишь неделю назад оттуда уехал и что вернулся пораньше, только чтобы увидеться с ней после её первого дня в средней школе. Если бы он не приехал тогда, что бы она сейчас делала? Наверное, не находила бы себе места от беспокойства, а руки чесались бы позвонить Люку. Возможно, плакала бы на плече Роуз, прямо как эта семиклассница. Громкоговорители в столовой потрескивают, оповещая, что ещё одного ученика вызывают к директору. И Рей гадает, приехали ли бы её родители, забрали ли бы её пораньше из школы? Если бы они вернулись к ней. Когда обеденный перерыв заканчивается, руководство школы решает отпустить оставшихся учеников с занятий. Роуз с Рей находят свой автобус и молча взбираются в него. У водителя по щекам текут слёзы. Девочки сидят на своих обычных местах, взявшись за руки. О войне и о насилии, подобному этому, Рей только в учебниках читала, только в фильмах видела. Ей лишь одиннадцать лет, но даже одиннадцатилетка поймёт, что всё изменилось. Бесповоротно.***
Пейдж с Маз ждут перед домом, встречают их. Роуз мчится к сестре, и две девочки обнимаются. Рей смотрит на них, пока идёт к Маз, не отворачиваясь и пытаясь не обращать внимания на укол зависти. Она, конечно, любит Маз. Старушка наскоро её обнимает, а потом провожает их всех троих в дом; она угрюма и выглядит измотанной. Рей проходит несколько шагов за остальными, глядя, как Пейдж спешно нашёптывает что-то младшей сестре, глядя, как Маз открывает входную дверь и жестом зовёт их зайти. Она смотрит, как Маз закрывает за ними дверь, а потом идёт в гостиную, где остальные дети собрались у телевизора и смотрят новости. И двух минут довольно, чтобы кто-то сделал что-то, из-за чего Маз начинает кипятиться почём зря. Рей любит Маз. Но это не то же самое.***
Люк отменил все вечерние занятия на сегодня. Рей это не особо удивляет. Однако от этого её настроение портится ещё больше, и она тяжело оседает на пол в гостиной, слишком подавленная, чтобы даже рисовать. Подперев подбородок рукой, она вместе с остальными безучастно наблюдает, как башни падают, снова и снова. Кто-то стучит… нет, колотит во входную дверь. Маз встаёт и открывает её, затем на миг словно бы раздражается, а потом ступает за порог, чтобы поговорить с гостем, вместо того, чтобы пригласить его в дом. В Рей внезапно просыпается любопытство, она идёт к двери и слышит, как Маз с кем-то тихо, но эмоционально беседует. Дверь как раз приоткрывается, и, когда Рей вглядывается наружу сквозь щель… — Бен? Рей шире отворяет дверь, и вот он, перед ней, какой-то вымотанный и подавленный. Они с Маз оба умолкают и оборачиваются к ней. И, само собой, Рей знает, что единственная причина, по которой он тут, — это желание её увидеть. Проверить, всё ли у неё нормально. И сегодняшний день так чудовищен, и ей всего одиннадцать лет. Она разражается рыданиями. Бен приседает и широко раскрывает объятия. Она обхватывает его шею, всхлипывая. — Не думала, что кому-то не всё равно! — скулит она, сжимая в кулачках его футболку и измазывая соплями её ворот. Он утешает её, успокаивающе кружа ладонью у неё меж лопаток. — Конечно, мне не всё равно, малая. Конечно, мне не всё равно. Так они и стоят ещё несколько минут, пока Рей не отстраняется, шмыгая носом и потирая глаза. Слёзы ушли так же быстро, как и появились, и Рей мгновенно начинает снедать стыд из-за того, что она расплакалась так перед Беном… Но он уже выпрямился и вновь говорит с Маз, покровительственно положив руку на плечо Рей. Её опекунша сменяет гнев на милость. — Ладно! Ладно. Но ты вернёшь её к семи, иначе я за себя не отвечаю.***
Бен не включает никакой музыки. Они едут до студии в полной тишине. Но Рей ощущает, как от него исходят волны сильнейшего беспокойства. Он без причины сигналит и кричит на других водителей. Рей смотрит на его профиль, на играющие желваки. — Ничего не слышно от отца, — наконец тихо признаётся он. Рей чувствует, как когти его страха скребутся по её груди и животу. Это ведь и её страх тоже.***
Они подходят к крыльцу, и Люк при виде неё ошеломлённо ахает. — Рей! — восклицает он, глядя то на неё, то на Бена. — Готов поклясться, я позвонил Маз… Он умолкает, задерживаясь взглядом на племяннике. — Я хотел, чтобы она была здесь, со мной, — только это Бен и может предложить в ответ. У Рей в груди словно расцветает тепло, вытесняя поселившийся там страх. Не похоже, чтобы Люка удивил ответ Бена; он отступает в сторону и даёт Бену протопать мимо, к кухне-кабинету. — Твоя мать снова звонила, — мягко говорит ему вслед Люк, и Бен замирает, вскинув руки и упершись ими в стену. — От Хана по-прежнему ни слова. И Бен возобновляет шаг, и, как только он исчезает за углом, что-то со звоном разбивается вдребезги. Рей приходится ждать снаружи кухни-кабинета, пока он не соберёт щёткой осколки очередной кружки.***
Рей наблюдает, как Бен размалывает кофейные зёрна. Весь он — сплошной сгусток нервов, пружинящий на подошвах стоп. Комнатка наполняется запахом молотого кофе. — Хочешь, я включу музыку? — спрашивает она. — Нет, — отвечает он резко, но Рей не обижается. Он пересыпает размолотые зёрна в фильтр, который затем вставляет в кофеварку и нажимает дрожащими пальцами на пару кнопок. Рей терзает нижнюю губу, гадая, чем ещё может ему помочь. Но знает: лучшее, что она может сейчас сделать, — просто быть здесь, с ним. Похоже, ему каким-то образом спокойней, когда она рядом. Звонит телефон, и Бен несётся из комнаты и по коридору к передней, а Рей следует за ним по пятам. Они успевают к телефону до Люка, который выскакивает из зала для рисования. — Алло? — отвечает Бен севшим голосом. Следует пауза, а затем он приваливается к стене, явно в облегчении. — Да, пап, я нормально. Нормально. — Его взгляд устремляется сначала к Рей, затем к Люку, кивая в подтверждении, которого никому из них и не требуется. — Где ты? Голос Бена надламывается, дрогнув несильно, совсем чуточку. Он начинает говорить с Ханом со всей серьёзностью, и Рей задумывается, не сигануть ли ей на кожаный диван, на который Бен бросал её раньше, несколько лет назад. Теперь она для этого уже слишком большая. Посидев немного на диване, она сворачивается на нём калачиком, и под звук голоса Бена на неё накатывает неодолимая сонливость. Тяжелы они, события этого дня, и, похоже, это они вжимают её в удобный, старенький диван. Рей думает, что уснула и уже видит сон, когда слышит: — Ага. Конечно. И я т-тебя люблю, пап.