***
Январская пятница, очень-очень холодно. Рей кутается в кофту, чтобы не замёрзнуть, хоть она и в классе, а рядом сидят Роуз и Финн. В начале учебного года Рей понятия не имела, что так полюбит урок ОБЖ. Но с тех пор, как начались старшие классы, с обоими её лучшими друзьями у неё уроки не совпадали, и то, что она каждый день сможет встречаться одновременно и с одним, и с другой, неимоверно её радует. Сегодня они все трое, тихие и сонные, смотрят документальный фильм о наркозависимости. Роуз время от времени делает заметки, глядя сонными глазами, а Финн переписывает за ней к себе в тетрадь. Рей рисует черепах в углу собственных заметок, но откладывает карандаш, всё больше и больше вникая в фильм. Репортёр повсюду следует за героинщиками, берёт у них интервью, наблюдает, как они ширяются. На коже — следы от уколов, щёки впалые, а в тяжёлом взгляде — печаль, которой, по идее, быть как раз и не должно. Бегут минуты, фильм продолжается, и что-то будто шевелится на задворках её памяти. Вид голых женских рук в футболке с коротким рукавом. Руки матери. Они всегда, всегда были покрыты, как Рей тогда казалось, синяками. В голове начинают мелькать размытые, мутные образы родителей. Как они теряли сознание, сидя на диване. Как они беспрестанно расчёсывали кожу. Какими худыми, невообразимо худыми они всегда были. Как надолго они порой уходили из дома. Как однажды они ушли и больше не вернулись. Рей старается не думать о родителях слишком часто. Внешне она продолжает жить своей жизнью, в неведении, надеясь где-то в глубине души, что, может, однажды они объявятся, здоровые, любящие, с объяснениями, с оправданием тому, что её бросили. Но под всем этим лежит уродливая правда — мерзость, от которой глаза застилают слёзы. Что ещё до того, как оставить её физически, они уже давным-давно покинули её ради погони за кайфом. Она никогда не была важна настолько, чтобы им остаться. И никогда не была важна настолько, чтобы её любить.***
В автобусе по дороге домой Рей не особо разговорчива. Роуз то и дело косится на неё с беспокойством во взгляде, но Рей, не говоря ни слова, достаёт айпод и выбирает песню, которая подходит её мрачному настроению и унылости серого неба за стеклом. Она вставляет в ухо правый наушник, а левый — протягивает Роуз, которая молча следует её примеру. Однако рот Рей тревожно сжимается в линию. Наконец, когда они на полпути к дому, а она уже три раза включала одну и ту же меланхоличную композицию, Роуз деликатно кладёт свою руку поверх руки Рей. — С тобой всё в порядке? — мягко спрашивает Роуз. На короткий миг Рей было решает солгать и улыбнуться Роуз. Было бы проще притвориться, что всё хорошо. Но это Роуз, и Рей не может заставить себя врать ей в глаза. Поэтому она мотает головой и глубоко вдыхает, пытаясь удержать лицо. Роуз не давит сильнее, а только кладёт голову Рей на плечо и не убирает своей руки с её.***
Рей облегчённо выдыхает, когда мобильник Бена сразу переключается на голосовую почту. Будет проще отменить их встречу, если ей вообще не придётся слышать его голос. — Привет, Бен. Это Рей. Слушай, знаю, мы должны были… Ну, это ж пятница. Но мне что-то нехорошо, поэтому я, пожалуй, останусь дома. Извини. Ну, ладно, пока. Она сбрасывает звонок и кладёт радиотелефон Маз на кровать, рядом с собой. И прислоняется спиной к стене, горбясь. Ей кажется, что она спокойно может просидеть так до конца вечера. — Уверена, что не хочешь потусоваться со мной и Финном? — Роуз сидит на своей кровати, не спуская с Рей глаз. — Вдруг это тебе поможет. Уголок рта Рей чуть приподнимается. — Спасибо. Мне реально сейчас просто надо побыть одной. Почему-то эта причина кажется недостаточной. Но единственные люди, которых Рей хотела бы здесь видеть, с которыми хотела бы поговорить, скорей всего мер… Нет. Нет, она не может об этом думать. Рей сглатывает и зажмуривается. — И мне и правда нехорошо. И это, к счастью, не звучит лживо.***
Близится девять вечера, когда дверь в комнату Рей приоткрывается и внутрь заглядывает Маз. Рей садится на постели, попутно ставя музыку на айподе на паузу. Это — та же песня, которую она слушала в автобусе чуть раньше. — Что? Рей уже почти спала. На ней лёгкие хлопковые шорты, не по размеру огромная толстовка и тёплые чёрные гольфы. (Если уж хандрить, то с удобством.) — К тебе пришли, — говорит Маз, поправляя на переносице огромные очки. Опекунша Рей, похоже, одновременно и удивлена, и очень недовольна. Что интересно, Рей чувствует примерно то же. Она встаёт, вытаскивает из ушей наушники и оставляет их вместе с айподом на кровати, затем, раздосадованная, топает из комнаты. Она и так знает, кто пришёл. Сколько раз за все эти годы Бен Соло отменял их пятничные посиделки? Скрипя зубами, Рей сбегает вниз по лестнице. А стоило ей самой отменить, всего один раз, как он тут как тут, явился — не запылился. Кем он, ей-богу, себя возомнил? Она открывает входную дверь и даже не чувствует удовлетворения от того, что оказалась права. Бен стоит на крыльце, немного дрожа и сжимая… — Как-то прохладно для мороженого, не находишь? — говорит Рей вместо приветствия, разглядывая два молочных коктейля из мороженого, которые он держит. Он удивлённо моргает. — Сказала девочка в шортах. Рей закатывает глаза, распахивает дверь и рукой манит его в дом. — Я же сказала, мне нехорошо. Его глаза оглядывают её изучающе. — Мне ты больной не кажешься. А ещё, готов поспорить, ты была чем-то расстроена. Всё ещё сжимая в руках лакомство, он заглядывает в гостиную, где несколько подростков всё никак не поделят «GTA». Бен не отходит от порога, неловко переминаясь с ноги на ногу рядом с Рей. Она вздыхает и кивком приглашает его войти, а затем проходит через прихожую в большую, просторную кухню. Включает свет и садится во главе длинного обеденного стола. От усталости Рей не в духе, и, когда Бен ставит перед ней молочный коктейль, она хватает с него вишенку и яростно её жуёт. Он скидывает куртку и кладёт её на стол перед собой. Несмотря на скверное настроение, Рей скользит взглядом по чёрному свитеру, который облегает его широкие плечи. Свитер ему идёт. Выглядит дорого. Рей постукивает пальцами по столешнице и ничего не говорит. Между ними ощущается подспудное напряжение, воздух словно наэлектризован, и, когда Бен наконец нарушает тишину, Рей чуть не подпрыгивает. — Ладно, малая, выкладывай. — Просто тяжёлый день в школе. Она заправляет за уши пряди длинных каштановых волос и сердито на него смотрит. Уголки рта Бена чуть опускаются, на лице отражается тревога. — Хм. Молчание растягивается ещё на минуту, и тяжесть этого дня наваливается на Рей. Она опустошена. И раздражена. И грустит о том, чего уже не изменить. Она сглатывает, глаза щиплют слёзы. Бен смещается, и теперь он всем телом развёрнут к ней, и от этого незамысловатого жеста ей вдруг становится спокойней. — Сегодня на ОБЖ мы смотрели документалку про наркотики, — начинает она, поднимая коктейль и отпивая немного. Он со вкусом печенья со сливками, какой она всегда берёт, и то, что он знает такую простую вещь, утешает даже больше. — В основном про героин. — Твои родители. Голос Бена тих, и от удивления Рей резко вскидывает голову. — Как ты догадался? Он чуть склоняет голову набок. — Просто сложил вместе то немногое, что ты мне про них сказала. — После паузы он добавляет: — И я не мог придумать иной причины, почему они тебя бросили. Теперь слёзы проливаются, и они горше, чем Рей ожидала. — Я всё думала, может, однажды они снова появятся. Что они вернутся. Она смотрит ему в лицо, ожидая найти там сочувствие или даже, не дай бог, жалость. Но вместо этого видит, что его глаза горят, а на скулах ходят желваки. — Не думаю, что тебе стоит по ним убиваться. Вряд ли он хотел, чтобы это прозвучало так грубо, но Рей всё равно отшатывается. Её рот приоткрывается, и она откидывается на спинку стула, ошеломлённая. — Как ты можешь так говорить, Бен? Они мои родители. Они — всё, о чём я думала годами… — Рей. — Его карие глаза сейчас выразительны как никогда. — Твои родители умерли. Они были двумя ничтожествами, которые бросили своего единственного ребёнка и загнулись от передоза где-нибудь в лесополосе. Слова жалят. Они жалят, и они жгут, и от этих слов Рей дурно — от них и от заключённой в них зычной истины. — Ты… — Она сражается с собой, заставляя губы сложить слоги в слово. — Убирайся. — Они были двумя ничтожествами, — повторяет он как ни в чём не бывало. — Они были никем. — Его взгляд по-прежнему прикован к ней. — Но ты — не никто. Новые слёзы катятся по щекам Рей, и она с силой сжимает губы. — Не для меня, — продолжает Бен. — И то, что родители тебя бросили, было, может, лучшим, что они за всю жизнь для тебя сделали. Мне жаль, малая, что тебе так больно оттого, что у тебя их нет. Но у тебя всегда буду я. Рей задыхается. — И Люк, — быстро добавляет он. — И твоя опекунша, и твои друзья, и По, и этот ебучий кот… — Спасибо, Бен. Она наклоняется вперёд и в шутку толкает его в плечо. Он кивает, и тёмные волосы слегка падают на глаза. У него на щеках щетина, и сердце Рей пускается в пляс. Он откидывается на стуле и принимается за молочный коктейль, бормоча что-то о том, как сильно тот подтаял. И Рей понимает, что пора признать и другие истины, на которые она предпочла бы закрыть глаза. Например, что она, видимо, влюблена в Бена Соло, чем бы это, чёрт возьми, для неё ни обернулось.