***
Рей, разинув рот, смотрит, как Бен молотит по груше для битья. Пот капает с волос на голые плечи, оттуда — на пол, лицо искажено яростью. Звуки ударов его от боксёрских перчаток почти перекрывают грохот музыки, и Рей просто не в состоянии отвести глаза. Бен такой уже месяц — весь напряжённый, мятежный, не в настроении. Но сегодня хотя бы есть на что посмотреть. Он закругляется, пыхтя, и бросает на Рей взгляд, от которого она вздрагивает и прикидывается, будто занята тем, что освобождает руки от обмоток. — Полегчало? — кричит она не глядя и слышит, как он мычит что-то в ответ. Дверь, что ведёт в начало клуба, хлопает, и его владелец (Боба? Буба? Рей не помнит его имени, а спрашивать сейчас уже как-то неловко) выходит из передней с её кабинетами. Рей чувствует, как от вида его левого уха у неё глаза на лоб полезли — оно опухшее и в три раза больше обычного. Бен замечает его и начинает разминать плечи, разогреваясь. — Надумал ещё разок схватиться? — кричит он владельцу клуба. Но вместо того чтобы натянуть перчатки, одетый для тренировки мужчина оседает на скамью. И указывает большим пальцем себе на ухо, выразительно глядя на Бена. — Нет, спасибо. После вчерашнего как-то не хочется. Знаешь, придётся клинике шестьдесят баксов отвалить, чтобы это откачали. Рей, которой любопытно и в то же время противно, бросает перчатки с обмотками в спортивную сумку и подходит к скамье. — А что с… — Да просто «вареник»*, а Боба прямо как маленький, — раздражённо говорит Бен и размашисто шагает к стереосистеме. Он тыкает в айпод тач, и вот пространство стылого ангара наполняет музыка подинамичней да поагрессивней. Раз никакого кондиционера летом, то и никакого отопления зимой, и Рей кутается во влажную от пота толстовку. Пока ещё только конец февраля. Хозяин клуба издаёт раздосадованный возглас, но не отвечает. И ещё один час вымещения Беновой агрессии на груше. Рей пронзает беспокойство. У неё дурное предчувствие по поводу всего этого.***
Обычно по субботам Бен высаживал Рей у дома сразу же после спортзала. Последние несколько недель так было сугубо из-за того, что Рей наказали, хотя она разве что на коленях перед Маз не ползала, умоляя о небольшой поблажке на эту субботу. Долгий миг Маз надменно на неё взирала, но в итоге смягчилась. — Я всё ещё жду, когда ты поведаешь мне об обстоятельствах той аварии. Я не забыла. Рей добавила эту беседу в бесконечный список ещё предстоящих ей разговоров. Они с Беном выходят из клуба, и она тихонько вздыхает, глядя, как он усаживается за руль. Бен пока ещё без футболки.***
Уговорить его на поздний завтрак оказывается гораздо проще, чем ей представлялось. Возможно, выплёскивая два часа энергию, Бен попутно лишается и своих навыков спорщика, потому что стоит ей лишь заикнуться о блинчиках, как он съезжает к ближайшей кафешке. Столько времени прошло с тех пор, как она выбиралась поесть с Беном, что Рей не сдерживается и слегка приосанивается, когда он поднимает два пальца, указывая администраторше на Рей кивком головы, и говорит: «Только мы». Боже, какая она жалкая. Оба они заказывают кофе, и Рей с растущей тревогой наблюдает, как Бен дёргается, будто всё никак не устроится с удобством на своём сиденье. Он угрюмо перелистывает страницы меню, ворча что-то себе под нос. Официантка ставит на стол кофе и принимает у них заказ. Рей просит блинчики и яичницу и лицезрит, как Бен заказывает омлет таким тоном, будто ненавидит всех вокруг. Девушка трясущейся рукой записывает заказ и быстренько отбегает от их кабинки, с опаской поглядывая через плечо на Бена. Рей стискивает зубы. — Бен, да что с тобой такое? Он отхлёбывает из кружки, а затем ставит её обратно на стол с такой силой, что кофе выплёскивается через край. — Со мной ничего такого. Рей многозначительно указывает взглядом на пролитый кофе. — Уверен? — Да, — цедит он. Они играют в гляделки через стол. И побеждает, конечно же, Рей. Она имеет дело со вздорным Беном Соло чуть ли не всю свою жизнь. Наконец Бен поджимает губы и отводит от неё взгляд, а затем протяжно выдыхает носом. — Помнишь… Помнишь, мы в прошлом году разговаривали по телефону о том, как на меня иногда накатывает? Ну… Он колеблется, его карие глаза впериваются в её лицо, а рука сжимает кружку с кофе. Он сейчас так уязвим, так взволнован, — будто вот-вот обнажится то, что хранится у него за семью печатями. Рей подаётся вперёд, прикусывая нижнюю губу и ободряюще кивая. Бен опускает взгляд на её рот. — Сейчас как раз так. — И этим ограничивается. — Всё из-за того человека? — мягко спрашивает Рей. Она пока что не может заставить себя произнести имя Сноука или должность Бена на последнем месте работы: «живописец-фальсификатор». Словно, непроизносимое вслух, всё это становится ненастоящим; так проще избегать щекотливой темы, проще притворяться, что ничего не было. Возможно, дело в её незрелости. Он чуть качает головой. — Меня не было там с того дня, как ты так изящно объявилась… Её передёргивает. — … но… Не знаю, Рей. Он вздыхает с таким видом, будто все тяготы этого мира покоятся на его плечах. — Чего ты не знаешь? — Это прозвучит глупо, — негромко говорит он. Его губы приоткрываются, пальцы на кофейной кружке нервно сжимаются и разжимаются. — Не для меня, — с вызовом произносит Рей, слегка вскидывая подбородок. Бен безмолвствует пару минут — достаточно, чтобы напряжению из-за невысказанных слов, повисшему между ними двоими, взмыть до критических значений. Он запускает пятерню в так пока и не высохшие до конца волосы, поправляет толстовку на шее, будто не зная, как быть со всей этой энергией, что бурлит в его теле. Наконец он говорит: — Мне казалось, там у меня была цель. Знаю, Рей, я ошибался, всё знаю. Но я брал свою жизнь в оборот. Обеспечивал будущее себе… Он ненадолго умолкает, давая ей самой додумать продолжение: «Обеспечивал будущее себе и тебе». — А теперь этого нет, — продолжает он. — И я не знаю, что с этим делать. С собой. Хоть с чем-то. Или с кем-то, — цепляется он за запоздалую мысль. — У меня… Тут бедная официантка появляется с их едой, и Бен закрывает рот. Он сердито зыркает на крышку стола, куда девушка ставит блинчики Рей и его омлет. Рей спешит поблагодарить её, прежде чем той придётся спрашивать, нужно ли им ещё сиропа. Официантка, похоже, и сама рада, что её отфутболили. Бен ждёт, пока она выйдет за пределы слышимости, а затем продолжает: — У меня ощущение, будто я просто так, с кондачка, возьму и разлечусь на миллион кусочков. Не думаю, что кто-то поймёт. Я с этим один на один, — признаётся он, с усилием сглатывая, будто слова прилипают к его глотке. — О, Бен. — Рей слегка поникает, чувствуя, как слёзы застят ей глаза и как опустошённость подбирается к самой её душе. — Ты не один. И никогда не будешь. Я всегда буду на твоей стороне. Ей не под силу удержаться. Она тянется к нему через стол и берёт его за руку, молясь тому, кто бы там ни был, чтобы Бен не отстранился. Он этого не делает. И так это правильно — его кожа к её. Рей видит их такими и спустя десятилетия, когда для них будут иметь значение лишь годы, проведённые вместе. Она гладит его костяшки большим пальцем и смотрит на их соединённые руки. Бен глубоко вздыхает; его дыхание обдаёт её пальцы теплом, и она трепещет. Внезапно он стискивает её руку, и ей кажется, что вот сейчас он отпустит. Но он не отпускает; более того, он держит её за руку весь их совместный поздний завтрак, вопреки тому, как сложно им из-за этого есть. Доев, они встают, и Бен кладёт на стол пачку наличных — сумму по счёту и тридцать процентов чаевых официантке. В которую они чуть не влетают на выходе, и сейчас их руки удручающе расцеплены. Официантка улыбается Рей. — Спасибо, что зашли к нам! Хорошего дня вам и вашему парню! — Спасибо, — еле выдавливает из себя Рей, и её лицо так и пылает. Она открывает было рот, чтобы поправить официантку и с грустью вымолвить, что Бен ей не парень… Но Рей ничего не говорит, наблюдая, как та отступает, а затем оборачиваясь к Бену. Тот пристально на неё смотрит. Рей идёт бодрым шагом от кафе к «Камаро» Бена. Ведь он тоже не поправил официантку.***
— Рей. Не те оттенки, тьфу… — Рей. Почему этот фиолетовый — не такой, какой ей представляется… — Рей. Она вздрагивает, ухитряясь не уронить кисть на мольберт. — Чего? — нервно рявкает она. Волосы выпадают из пучка. В дверях зала для рисования стоит явно развеселившийся Люк. — Хочу поджарить сырные тосты. Будешь? — Ох. — Она возвращается к работе. Ей категорически не нравится то, что перед ней. Цвета, формы, контуры — всё не то. — Буду. Рей встаёт с мыслью, что, быть может, перерыв на ужин — то, что необходимо её разуму в этот воскресный вечер. Она идёт за Люком в кухню-кабинет, теребя пальцами потрёпанный подол рубашки с длинным рукавом. Люк достаёт из холодильника сыр и масло. — Рей, выставка — не раньше мая. — Я знаю, — выдыхает она со стоном, падая на стул. — Просто хочу, чтобы получилось безупречно. Многие придут на эту выставку. — Она кривится от звука собственного голоса, в эту минуту высокого и нервного. Люк ставит на плиту сковородку. Обычно он готовит наверху, в нормальной кухне. Сегодняшнее — скорее исключение. — Ты прекрасно справишься, Рей. Ты — моя лучшая ученица. Рей улыбается и, довольная, ненадолго прикрывает ладонью рот. Но погодите-ка, это же неправда. — Ваш лучший ученик — Бен. Люк, кажется, весь подбирается. — Вот только Бен — больше не мой ученик. Эти слова отзываются у неё в груди уколом обиды и боли — обиды за Бена и боли от того, что он сказал ей вчера в кафе. Она призадумывается, постукивая пальцем по подбородку. — Я считаю, вам стоит разрешить ему показать его работы на вашей выставке. Люк по-прежнему стоит к ней спиной. — Не бывать этому. Рей зло впивается пальцами в край стула. — Слушайте, я знаю, у вас с Беном натянутые отношения… На это Люк невесело фыркает. — … но он всё-таки ваш племянник. И он вас всё ещё любит. — Как только Рей это произносит, то понимает, что так и есть. — И вы тоже всё ещё его любите. Люк отворачивается от конфорок и встаёт лицом к Рей, скрестив руки на груди и будто бы задумавшись о своём. Некоторое время он безмолвствует. Нахмурившись, он начинает говорить. — Однажды я приходил к отцу в тюрьму. Перед тем как его казнили. У неё отвисает челюсть, но Рей быстренько закрывает рот. А это тут причём? — Наша с Леей мать умерла при родах, и мы росли порознь, прежде чем найти друг друга в восемнадцатилетнем возрасте. — От этого воспоминания его лицо озаряет мимолётная улыбка. — Но узнав, кем на самом деле был наш отец, Лея не захотела иметь с ним ничего общего — ни с ним, ни с тем ужасом, что был неотделим от его имени. Но для меня всё было иначе. Лею удочерили, но я провёл долгие годы в детском доме, прежде чем найти её. Она не хотела ничего знать про Вейдера, но я… Думаю, мы, сироты, никогда не отступаем, если дело касается родителей. Всегда ищем ответы. Он задерживается взглядом на Рей, и она наконец понимающе кивает. — К тому времени как я нашёл его, он совсем обезумел. Требовал, чтобы его называли Лордом Вейдером. Он не мог нормально поддерживать разговор. На самом деле, когда оглядываюсь назад, я подозреваю, что он так и не осознал по-настоящему, что его приходил навестить сын. Я был для него незнакомцем, точно так же, как и он для меня. Голубые глаза Люка — далеко, в дебрях воспоминаний, которым Рей не завидует. — Он по большей части нёс околесицу. Я не многое из этого помню. Что я помню прекрасно — так это проскальзывавший иногда особый взгляд. Тот жуткий взгляд, Рей. Словно в отце сидела глубочайшая ненависть. Словно в любой момент, без особого повода, он мог просто взять и совершить нечто невообразимо кошмарное. Что он, собственно, и сделал, но… Мне этого вовек не забыть. — На миг Люк останавливается. — И порой, Рей, клянусь тебе, я вижу этот взгляд у Бена. Он пугает меня. На мгновение её сердце будто спотыкается от ужаса. Она в точности знает, о чём говорит Люк. И всё же. — Люк… — Я не доверяю племяннику. Сейчас меньше, чем когда-либо. Он нестабилен. Тон его голоса не оставляет места для возражений. Но Рей плевать. — Бен ни капли не похож на своего деда, — шипит она, буквально зверея от ярости. — Он ни капли на него не похож, и то, что вы стоите тут и сравниваете их, омерзительно. Люк открывает рот, опешив, но Рей не даёт ему и слова сказать. — Вы думаете, Бен уже выбрал кривую дорожку, но это не так. Может, если б он почувствовал вашу поддержку, если б понял, что вы на его стороне, Бен удивил бы вас, Люк. А он удивил бы. Я знаю, что так бы и было. Дайте ему показать свои работы на вашей выставке. Люк принимается качать головой. — Сделайте это ради меня. Достучаться до Люка ой как нелегко. Этот человек просто сказочно инертен. И когда он вновь отворачивается, чтобы доделать свои сырные тосты, Рей совершенно этому не удивляется. Молчание между ними продолжает тянуться, пока в итоге Люк не садится рядом за стол и не ставит перед ней еду. Она уже отхватывает огромный, удивительно клейкий кус, когда вдруг её наставник молвит: — Так и быть, пусть участвует.***
Как только Маз забирает её из студии, Рей звонит Бену, от волнения не в силах больше молчать. — Что? — отвечает он раздражённо с третьего гудка. Но в его голосе Рей слышна неохотная улыбка. — Пляши, Бен. ________________ * Перелом уха.