Темная сторона

      Дэвид Дженкинс пришел в себя глубокой ночью, в кустах у дороги, в паре футах от собственного дома. Он лежал на боку, откинув левую руку в сторону. Его широко распахнутые глаза смотрели в бездонное звездное небо. Он был в сознании, но не мог пошевелиться - все тело было ватным и непослушным.       Мужчина не знал, как долго пролежал так: не моргая глядя в одну точку где-то на темном небосводе, когда, внезапно, почувствовал что-то. Казалось, кто-то вылил кипятка на его замерзшую ладонь. Дженкинс попробовал повернуть голову, и у него получилось, о чем он пожалел уже через секунду.       Его левая рука была насквозь пробита толстой, прочной веткой шиповника. Дэвид видел стекающие по ладони красные капли, следы крови на темной древесине и почувствовал, как его начинает мутить. Мужчина попытался пошевелить пальцами, и выдохнул с облегчением, когда понял, что он все еще способен на это. Хороший знак. Значит, ключевые мышцы целы, что, учитывая характер повреждения, было большой удачей. Дженкинс приподнялся на локтях, отметив про себя, что чувствительность тела вернулась, и здоровой рукой аккуратно снял раненую ладонь с ветки. Он был уверен, что сейчас конечность пронзит острая боль, но, к своему удивлению, не ощутил ничего неприятного.       Мужчина осторожно поднялся, стараясь не тревожить пострадавшую руку. Вокруг царил мрак, единственным источником света была тусклая луна, однако Дэвид видел все так же ясно, как днем. Его радикулит, который должен был наказать Дженкинса за несколько минут (или часов?),проведенных в неудобной позе, не давал о себе знать. Он потерял свой слуховой аппарат, но слышал каждый шорох травы, взмах крыльев сов, движение листьев от дуновения легкого, свежего ветерка. Но все это меркло в сравнении с ужасным, практически невыносимым чувством голода. Оно нахлынуло внезапно, сметая все прочие мысли и чувства, оставляя только одно - жгучее и отчаянное желание насытиться. Оно поглощало мужчину целиком, лишая разума. Слепое, животное желание. Дэвид сразу вспомнил, как в молодости попал во вьетнамский плен и в течение трех месяцев питался только хлебом и водой. Это было жуткое, тяжелое испытание, в процессе которого он потерял почти двадцать фунтов веса. Он помнил, как его мучил голод, который становился все сильнее день ото дня, но даже в пиковой своей форме он был совершенно не сравним с тем, что происходило с мужчиной сейчас. Дженкинс кинулся к своему дому, оказавшись на его пороге буквально через пару секунд. Из кармана он достал связку ключей, а когда та выпала из его дрожащих от нетерпения пальцев, низко прорычал и с силой ударил в дверь плечом. Она вылетела в гостиную и с грохотом прокатилась по недавно перестеленному полу.       Дэвид прошел в дом, глубоко втягивая воздух широко раздутыми ноздрями. Он знал, что Сандра, как всегда, должна была оставить ему свежеприготовленную еду, и тут же услышал аромат тушеной свинины, тмина и капусты. Запах некогда любимого блюда сейчас не вызывал в нем никаких эмоций. Напротив - казался неприятно острым, слишком пряным, чересчур насыщенным. Зайдя на кухню, мужчина обнаружил тарелку с рагу посреди добротного дубового стола. Одним движением сорвав пластиковую крышку, он схватил томленую рульку и, жадно откусив большой кусок, тут же выплюнул его и отбросил свиную ногу в сторону. Мясо оказалось безвкусным, словно вата. С отвращением взглянув на тушеную капусту, мужчина повернулся и распахнул холодильник.       Он снова принюхался. Мерзкие запахи овощей, йогурта, томатной пасты, смешивались с не менее противным ароматом фреона и грязного льда. Однако здесь чувствовалось что-то еще. Что-то приятное и сладкое. Дэвид рывком открыл морозильную камеру и запах тут же усилился. Он исходил от небольшого, плотно упакованного в полиэтиленовый пакет куска говяжьей вырезки. Мужчина быстро достал его, сорвал прозрачную пленку и медленно, с каким-то животным удовольствием, провел языком по замерзшему мясу. Это было приятно, очень, но все же недостаточно. Пряный, солоноватый вкус бычьей крови только раздразнил и без того невыносимое чувство голода.       Дэвид сожрал это кусок. На мгновенье ему показалось, что он насытился, но секундой позже желудок скрутило с новой силой, и мужчина, коротко простонав, схватился за живот и упал на колени. Казалось, последние капли рассудка покинули его, и Дэвид провалился в тревожное и темное забытье, в глубины которого проникал всего один звук - звонкий, приятный баритон. Голос пел, и Дженкинс понял, что засыпает, убаюканный его мелодичным звучанием.       Пришел в себя он, судя по всему, несколькими часами позже. Солнце еще не появилось из-за горизонта, но небо на востоке уже окрасилось приятным темным багрянцем. Дэвид снова был на земле - сидел на коленях, как на собственной кухне ранее этой ночью, за мгновение до того, как потерял связь с реальностью. Голод отступил, и это принесло ни с чем не сравнимое облегчение.       Вспомнив про полученную ранее рану, Дженкинс посмотрел вниз и сбился с дыхания. Обе его руки были выпачканы в земле - она забилась под ногти, подсохшими комьями застыла на коже и рукавах некогда белой рубашки. Дэвид понятия не имел, откуда она взялась, но напугало его вовсе не это. Его беспокоило то, что он не мог найти никаких следов сквозного ранения на левой ладони. Кожа была совершенно нетронутой, если не считать прилипшей грязи. Не осталось даже шрама. Это казалось совершенно нереальным, и его мозг начал судорожно искать объяснение происходящему.       Все версии были отброшены, как неверные, одна за другой, пока в результате не осталась только одна.       По телу Дэвида пробежала дрожь, стоило ему, пусть даже мысленно, предположить самый страшный исход - он стал гончей. Это объясняло все - высокую регенерацию, скорость, провалы в памяти и жуткий голод. Вот только почему он, в таком случае, сохранил рассудок и эмоции? Мужчина не знал. В его голове царил ужасный хаос. Дженкинс даже не мог вспомнить, что случилось после того, как они с Гордоном попрощались на перекрестке. В его памяти сохранился только дикий, животный ужас, резкая боль в районе горла, а после - ничего.       Неожиданно для себя, Дэвид понял одну невероятно важную вещь - если он действительно стал гончей, значит он опасен для окружающих. Мужчина знал об этих тварях немногое, но этого немногого хватало,чтобы сделать такой вывод. Его руки сжались в кулаки, лицо приняло решительное выражение. Он поднялся на ноги, сделал несколько шагов на восток и побежал.       О, как же это было быстро! И до чего приятно! Дженкинс буквально задыхался от восторга, чувствуя, как его ноги с силой отталкиваются от мягкой земли, бросая его тело вперед, навстречу ветру, трепавшему жидкие седые волосы. Мозг просчитывал каждое движение с невероятной скоростью, тело реагировало мгновенно, словно хорошо отлаженный механизм. На глазах Дэвида выступили слезы. Ни разу в жизни он не чувствовал себя так хорошо и так плохо одновременно. Ощущения сливались, смешивались в невероятно волнующий, отдающий горечью коктейль и били в голову, оттуда снова разносясь по всему, ставшему таким ловким и сильным, телу. Мужчина уже практически сожалел о том, что собирался сделать, но знал, что отступать ему некуда. Он слишком любил Сандру, и Гордона, и Ронни…. Черт возьми, он любил каждого жителя этого города как члена семьи! Даже проклятого Брикса, обида на которого неожиданно отступила и выветрилась. Именно поэтому, он не мог подвергать их опасности. Именно поэтому, на подходе к аптеке, которой он заведовал последние сорок лет своей жизни, Дэвид не замедляясь влетел в дверное стекло, кувыркнулся через голову и сбил два стеллажа с лекарствами.       И тут вернулся голод.       Пытавшийся встать мужчин обрушился на пол, опираясь одной рукой о засыпанный осколками стекла пол, второй хватаясь за горящую грудь. Тело начало ломить, желудок скручивало так отчаянно, что в глазах темнело. Разум снова начал затуманиваться.       Словно во сне Дэвид услышал, как кто-то зовет его по имени.       -Помоги... мне…- выдохнул он, чувствуя, что тьма в его голове побеждает.