Кем мы не стали

      — Свон, ты невероятна.       Смотрю на Киллиана и вскидываю бровь, оторвавшись от батончика. Джонс ухмыляется и, косо взглянув на меня, закатывает глаза, после чего потирает шею в своей излюбленной манере и убирает руки в карманы.       — Я, конечно, понимал, что знакомство с твоими друзьями будет нелегким, но… «Привет, это Киллиан, хотя вы и так знаете, короче, теперь он будет с нами. Вот»… — цитирует он меня, и я ежусь, и так прекрасно понимая, насколько это нелепо прозвучало. — Ты серьезно?       — Да-да, давай, добивай лежачего, — фыркаю и невольно ускоряюсь, словно намереваясь оторваться от Киллиана, но он делает несколько широких шагов, опережает меня и, преградив дорогу, сжимает мои плечи. — Что-то еще? Еще одна оригинальная шутка? Спасибо, я сыта, — указываю на батончик и, отправив в рот последний кусочек, убираю упаковку в карман.       — Да брось, я же шучу, — улыбается, сощурившись, но потом чуть напрягается: — Но это звучало реально глупо. Ты будто бы принесла с улицы котенка и поставила родаков перед фактом, мол «он будет жить с нами». Я все-таки не животное.       — Но приютили тебя-то как щенка, — напоминаю я, скрестив руки на груди, и он сдается.       — Верно, но все же. Послушай, — он чешет за ухом, и я уже узнаю этот жест — напряжение, нервы, смущение, — Свон, если ты не хочешь, чтобы я тусил в твоей компании, то можешь просто сказать. Мне вполне хватает общения с тобой, я не нуждаюсь в одобрении твоей группы поддержки.       — Во-первых, — тыкаю пальцем в его грудь, — ты вряд ли когда-нибудь заслужишь их одобрение, потому что ты, по их мнению, последний человек, с которым мне следует общаться.       — Приятно слышать.       — А, во-вторых, я не собираюсь разрываться между тобой и ними. Мы можем и будем развлекаться все вместе. Просто… просто всем придется привыкнуть, — сдуваю с лица волосы и сожалею, что забыла резинку дома, — уверена, рано или поздно они поймут, что ты не такой уж и придурок и хотя бы сделают вид, что ты им интересен.       — Ты же понимаешь, насколько это нереалистично звучит? — осведомляется Киллиан, и я, сдавшись, подхожу к ближайшей скамейке и тяжело опускаюсь на нее, сжав голову руками.       Я бы не сказала, что жизнь в вузе можно назвать легкой. На тебя давят учителя, родители, однокурсники, какие-то левые люди, вдруг решившие, что вы лучшие друзья и ты просто обязана дать им списать или хотя бы объяснить какую-то тему. Не говоря уже о постоянных домашних заданиях, проектах, грядущих курсовых, опасной зоны под названием «сессия».       Одновременно с этим нужно оставлять время еще и на себя — погулять с друзьями, сходить в кино, выспаться в единственный выходной, сходить на вечеринку в клуб, тайно заскочить в бар. И да, все сотни раз слышали, что эти годы — самые счастливые и лучшие в жизни человека. Но если сейчас так нелегко, то что будет после окончания?       Ежусь и поджимаю губы. Я устала. Только октябрь, а я бы уже не отказалась от неплохих таких каникул. Обычно люди в свободное время уезжают куда-то и нежатся на солнце, а я… Я сплю до двенадцати, нахожу подработку, читаю на досуге детективы и просто забываю о том, что тревожит во время учебы.       Но до этого еще три месяца, и то только после сессии. Радужные перспективы.       Киллиан, сев рядом, нервно закуривает, и я морщусь — ненавижу запах никотина. Уже которую неделю пытаюсь отучить его от этой вредной привычки, но не судьба — он только раз за разом шутит, что мы не настолько близки и я не имею на него должного влияния. И вот если бы я была его девушкой…       Это вообще особенная тема нашей дружбы: он не может не флиртовать и заигрывать. Судя по всему, у него это в крови, хотя… Разве может быть иначе с такой внешностью? Если бы он не был таким придурком и о нем не ходили слухи, которые он каждый раз яростно отвергает, я бы точно влюбилась. Вечно взъерошенные волосы, наглая ухмылка, бесячая способность вовремя ввернуть комплимент, широкая грудь, мускулистое тело, огонь в глазах… Как там говорят в женских романах? Ходячий секс? Вот это он.       — Обо мне задумалась? — Джонс в своем репертуаре. Толкаю его кулаком в плечо и качаю головой.       — Твоя самоуверенность не имеет границ.       — Я знаю, как выгляжу, Свон, — подмигивает и затягивается, выдыхая дым в противоположную от меня сторону — и на том спасибо. — И я знаю, что нравлюсь себе.       — Вот как? — прыскаю со смеха и поворачиваюсь к нему, перехватив игривый взгляд голубых глаз. Он зажимает сигарету в уголке губ и чуть наклоняется вперед, коварно ухмыляясь и соблазнительно наклонив голову набок. Слишком обворожительный, чтобы долго на него злиться.       — Именно так. Уверен, последние несколько недель ты мечтаешь о том, чтобы я тебя поцеловал.       — Даже так! — невольно восклицаю и смеюсь, мотнув голову. Потом, не сдержавшись, решаю рискнуть и, подогнув ногу, поворачиваюсь к нему всему корпусом, пододвинувшись ближе. Ощущая мое дыхание на своих губах, Киллиан застывает, едва не выронив сигарету, и сдавленно выдыхает.       — Я сейчас поцелую тебя, Свон, — предупреждает он, облизав губы, и я пожимаю плечами, подавшись еще ближе.       — Умоляю, тебе это не по плечу.       — Может, это тебе не по плечу? — хрипло, едва слышно, нагло. Идиот.       Отпихиваю его лицо, поморщившись от едкого запаха, и чуть разминаю затекшую спину. Джонс недовольно вздыхает, трет нос, снова затягивается, выбрасывает сигарету, предварительно потушив ее, косит на меня и, наконец, выносит вердикт:       — Нет, я не поцелую тебя, Свон. Я слишком уважаю тебя для этого.       — Что? — осекаюсь, на мгновение выпав из реальности, и наши взгляды пересекаются.       — Ты слишком дорога для меня, — просто поясняет Джонс, пожав плечами. — Ты стоишь для меня выше других. В противном случае мы бы уже переспали, потому что я знаю, что ты бы не устояла, если бы я настоял.       — А, то есть, это ты еще не настаивал?       — Поверь мне, Свон, я с тобой как с сестрой общаюсь, — хмыкает и, поднявшись, протягивает мне руку. — Пойдем, а то твоя мать опять разозлится и скажет, что это я задерживаю тебя на улице допоздна.       — Ну… Так обычно и бывает, — искренне наслаждаюсь его недовольством, однако иду следом, выбросив по дороге упаковку от батончика.       Мы идем молча, думая каждый о своем. Не знаю, что происходит в голове Киллиана, а в моей набатом бьются его слова. Я дорога для него? Да мы знакомы меньше двух месяцев. Да, последние недели мы много времени проводим вместе, но нас трудно назвать даже хорошими друзьями, и между тем…       Поймав момент, когда Киллиан не видит, рассматриваю его и поджимаю губы. Я нуждаюсь в нем. Определенно нуждаюсь. В его шутках, заразительном смехе, раздражающей настойчивости, порой не самой радужной популярности, быстрых, все еще неловких объятиях и словах поддержки.       Я знаю Роба и Тилли с самого детства, но ни один из них не умеет успокаивать меня и вселять уверенность в своих силах так, как Киллиан. Ему хватает пары слов — как всегда метких и сказанных более чем вовремя, — чтобы я поняла, что бояться нечего. Он никогда не сомневается в моих способностях, всегда готов помочь и прикрыть, если нужно.       Слишком идеальный? Еще бы не таскал за собой хвост поклонниц…       — Знаешь, ты никогда не задумывалась о том, кем могла бы оказаться в мире сказок? — вдруг спрашивает Джонс, и я непонимающе хмурюсь.       — С чего такой вопрос? Опять по пьяни проходил тесты на сайте для девочек «Какая ты принцесса»?       — Да ну тебя, я серьезно, а ты… — отмахивается он и закатывает глаза. — Мне кажется, я был бы наверняка отрицательным персонажем. Каким-нибудь очень харизматичным и немного сумасшедшим злодеем. Например… например… — мнется он, раздумывая, и, наконец, выдыхает: — Скажем, Капитаном Крюком.       — Ты фанат завивки и усов? Никогда бы не сказала.       — Мысли шире, Свон, — подтрунивает он, — убери уродский костюм, усы и парик, добавь кожаные штаны и плащ, мое обаяние и вуаля — секс-символ мультфильма готов, — заканчивает он, очень довольный собой.       — Ты безнадежен, — подвожу я итог, и он разводит руками.       — Что поделаешь… — облизав губы, Киллиан мрачнеет и недовольно потирает подбородок. — Одно грустно — злодеям счастливый финал не положен.       — Все потому, что злодеи берутся за дело не с того конца, — пожимаю плечами и смотрю на него. — Капитану Крюку вовсе не обязательно мстить Питеру Пэну — он может подружиться с ним.       — Ага, и заслужить доверие Вэнди, — улыбается он, взглянув на меня, и я киваю.       — Вот видишь, еще не все потеряно. Получишь ты свой счастливый конец… Крюк, — не сдержавшись, добавляю я.       Киллиан останавливается, странно глядя на меня, и я выгибаю бровь. Он выглядит бледнее, чем обычно, и более напряженным. Морщится, насупившись, кусает губы и словно робеет посмотреть мне в глаза. А когда делает это, я вижу какой-то странный блеск в его глазах.       — Обещаешь?       Зависаю, не понимая, почему это так важно для него. Вроде, мы только что шутили и прикалывались, и вот — серьезность давит своим весом так, что становится тяжело дышать. Смотрю в глаза Киллиана — черт, почему они так блестят? — сглатываю и отвечаю максимально твердо, просто не имея возможности сказать что-то другое:       — Обещаю.

***

      Чувствую себя до безумия глупо, сидя в два часа ночи перед контрольной по философии и смотря на телефоне «Питера Пэна». А ведь это все Киллиан с его вопросами. Что мне спокойно-то не жилось раньше? Нет, надо было впустить в свою жизнь эти почти два метра проблем.       Нет, если быть честной, я во многом заблуждалась все эти годы, зная Киллиана только заочно, но умудрившись составить о нем мнение. Его трудно назвать правильным — это была бы огромная ложь. Он курит, хоть и не так часто, как многие наши однокурсники, он любит выпить, но никогда не перебарщивает, в порыве эмоций он может крепко выругаться, чем плохо влияет на меня, он никогда не против женского внимания, которого порой даже слишком много.       И нет, я не ревную. Это, кстати, поразительно — Киллиан явно хотел бы, чтобы я ревновала, но его тесное общение с девушками меня не напрягает. Напрягает скорее то, с какими девушками он общается — не то чтобы я имела право их критиковать, но…       Вздыхаю и снова концентрируюсь на сюжете, с легкой улыбкой наблюдая за тем, как Питер обхаживает Вэнди, а она, как и полагается, вертит носом. Помню, с каким упоением я впервые читала это произведение и как обалдела, узнав главную мысль. То, что Питер — ангел смерти, переводящий детей в мир смерти, никак не укладывалось в голове. Вроде бы детская сказочка, и…       Открывается входная дверь, и я, поставив фильм на паузу, выхожу в коридор.       — Твою же… — срывается в моих губ прежде, чем я успеваю себя остановить. Хорошо, что мамы нет дома, а то сначала бы влетело мне за такие слова, а потом Киллиану — за влияние.       Застываю на месте, оглядывая Киллиана, и буквально слышу, как сердце падает куда-то вниз. Его волосы в грязи и крови, щека рассечена, нижняя губа опухла, руки разбиты в кровь, одежда грязная и свалявшаяся. Его пошатывает, но, увидев меня, он натянуто улыбается и сразу же морщится, когда ссадина на губе растягивается.       — Привет, Свон.       — Джо-о-онс, — устало протягиваю я и подхожу к нему. Помогаю снять куртку и ботинки, держусь рядом, пока он ковыляет по коридору, и слежу за тем, чтобы он не упал, сев на край ванной. Провожу рукой по его лицу, убирая грязные волосы, и оглядываю царапины и окровавленные раны.       Черт возьми…       — Сиди тут, — выскакиваю из ванной и возвращаюсь со всем необходимым. Обрабатываю раны, стараясь не обращать внимание на то, как Джонс морщится и слабо шипит каждый раз, когда я провожу ваткой по ссадинам, и сама кусаю губы. Солоноватый привкус говорит о том, что до крови, но это дело десятое — сейчас нужно привести Киллиана в порядок до того, как мама придет домой и увидит его.       — Что, — слабо усмехается он, пока я вожусь в его руками, — даже не спросишь, что случилось?       — Сначала подлатаю тебя, потом тресну и уже потом спрошу, — обещаю я сквозь зубы. Киллиан ловит мой подбородок, вынудив поднять голову и посмотреть на него, и мягко улыбается.       — Живой я, живой. Успокойся, Свон.       — Еще бы не живой, — рычу, сжав кулаки, — тогда я бы отправилась в Подземный мир, вернула бы тебя и снова убила за то, что полез, куда не надо.       — Ты же не знаешь, что случилось.       — Не важно! — едва ли не взвизгиваю я, чувствуя, как меня трясет. — Ничто не стоит того, чтобы выглядеть… так, — кошу на его раны, и меня передергивает.       Я смываю кровь с его лица и рук, бросаю его футболку в стирку, стараясь не обращать внимание на то, что верхняя часть его тела теперь обнажена, делаю все, что могу, с лицом и руками, обработав раны, и, собрав окровавленные ватки, выбрасываю их.       Все это время Киллиан терпеливо молчит, выжидая, пока я закончу все дела, но, когда я собираюсь прошмыгнуть в свою комнату, чтобы на эмоциях не врезать ему, ловит за руку и, притянув к стене, пристально смотрит мне в глаза.       — Ты стоишь.       — Что? — вскидываю бровь, ничего не понимая, и он облизывает губы, глядя на меня. Он словно ждет, пока я догадаюсь, и до меня доходит. Буквально чувствую, как кровь отливает от лица, и я сглатываю. — Черт возьми, Джонс… Ты не мог…       — Я не мог просто уйти, — обрывает он меня, сверкнув глазами, и я жмурюсь. Он подрался из-за меня. Не знаю, что и кто говорит, и, кажется, даже не хочу знать. В голове варианты один хуже другого, но я стараюсь думать только о последствиях — о разукрашенном лице Киллиана и огне в его глазах.       — Джонс…       — Моя репутация не должна влиять на тебя, — почти шипит он, и я резко вскидываю на него взгляд.       — Что? — он молчит, кусая губы и избегая смотреть мне в глаза. Ловлю его лицо, обхватив его руками и стараясь не попадать по ранам, и вынуждая встретиться со мной взглядом. — О чем ты? Что они говорили?       — Ты же знаешь, какие слухи обо мне ходят, — невесело усмехается Киллиан, — ты и сама верила им долгие годы.       — Что. Они. Сказали? — раздельно произношу я, чувствуя, как в животе холодеет. Я не хочу это знать. Не хочу слышать его ответ, хочу, чтобы он сделал что угодно и отвлек меня, хочу, чтобы это оказалось сном и я проснулась. Но реальность бьет по оголенным нервам, и я могу только испытывающе смотреть на Киллиана, ожидая, пока он подберет правильные слова.       — Они… они узнали, что я живу с тобой, — едва слышно шепчет он, не глядя на меня, — и… и они решили, что ты… что я… что мы с тобой… — он рычит и мотает головой, сцепив зубы. — В общем, они обсуждали, кому ты перепадешь следующей после меня, — выпаливает он.       Его слова камнями придавливают меня к полу, и я, не удержавшись на ослабевших ногах, сползаю вниз по стене и закрываю лицо руками. Киллиан не двигается, но я слышу, как часто и прерывисто он дышит.       Я даже знаю, о чем он думает, — что это его вина, что все из-за него, что нам лучше бы никогда не пересекаться. И я согласна. Боже, я правда целое мгновение сожалею о том, что все случилось именно так, что мы сблизились, а потом отметаю эту мысль, стараясь понять, как мне переварить это.       — Они… они решили, что я — одна из тех шлюх, с которыми ты имел дело? — не узнаю свой голос — такой холодный и ледяной, что мне становится страшно. Джонс сглатывает и кивает спустя мгновение.       — Да.       Спазм сжимает горло, и я выдыхаю через нос, пытаясь успокоиться. Теперь понятно, что значат эти взгляды и шепот в университете. Долгое время я делала вид, что не замечаю этого, а потом это стало невозможно. И я все равно упрямо убеждала себя в том, что это мне мерещится. Мерещится, как же…       — Ты не должен был лезть, — шепчу, глядя в пустоту перед собой.       — Свон, я…       — Ты не должен был лезть, — жестко повторяю я, подняв голову, и смотрю на него. — Я бы сама справилась. Своим… своим порывом ты только… Только поднял их интерес. Теперь все усилится, теперь… Дьявол… — слезы жгут, но я сдерживаюсь, потому что понимаю, что последнее, что мне нужно сейчас, — это расплакаться перед Джонсом. — Я бы справилась с этим, я всегда со всем справлялась, а теперь они будут уверены, что я всего лишь очередная… — последнее слово не могу выдавить из себя, и закрываю лицо руками, ненавидя себя за слабость.       Киллиан опускается передо мной на колени и, обхватив руками мое лицо, серьезно смотрит мне в глаза. Его взгляд — долбаный шторм, ураган, цунами — сметает все на пути и оставляет пустоту и чувство незащищенности.       — Клянусь, Эмма, я никогда — никогда — не поступлю так с тобой. Клянусь.       Мне хочется расплакаться, но я держусь, а потом, не сдержавшись, утыкаюсь лицом в его грудь и позволяю себя обнять. И мы сидим на полу в плотном кольце рук и закрывшись друг в друге. Два странных человека без надежды на счастливый конец.