ID работы: 7481672

Кем мы не стали

Гет
R
Завершён
167
_Elisabett_ бета
Размер:
94 страницы, 14 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
167 Нравится 233 Отзывы 45 В сборник Скачать

до полуночи пара минут

Настройки текста
Примечания:
      — Объясни мне.       — Мам, тут нечего объяснять.       — Но, Эмма…       — Мам!       Ненавижу, когда так. Когда руки трясутся и дико хочется хлопнуть дверью. Что я в итоге и делаю. Когда глаза болят от слез, которые все равно не прорвутся. Когда руки чешутся запустить чем-нибудь в стену. И приходится ломать попавшуюся под руки ручку. Когда крик рвется откуда-то из желудка и остается только душить себя подушкой. Когда больно настолько, что отвлечься не помогает ни музыка, ни фильмы.       Я понимаю замешательство мамы — на следующий день после нашего разговора он заехал домой, когда я гуляла с Тилли, собрал оставшиеся вещи, которые забыл в первый раз, попрощался с мамой, поблагодарил и ушел ее, ничего не объяснив. Только сказал, что это его вина. А, и еще добавил, что больше нас не потревожит. Молодец какой.       Естественно, как только я вернулась домой, на меня посыпались вопросы. Пришлось сбегать. Сначала на улицу и гулять до часа ночи. Потом, на следующий день, обложиться учебниками и утверждать, что готовлюсь к январской сессии. Затем — на весь день в магазины, сказав, что не все подарки куплены.       И вот сегодня она меня поймала.       — Мам, тридцатое число, не до этого, — цепляюсь за оставшуюся соломинку, заранее понимая, что провалюсь, — нужно все приготовить, достать… что там на стол нужно? Я даже готова помочь с готовкой.       — Конечно-конечно, — мама крепко сжимает мою руку и тянет за собой на диван, — но сначала ты мне объяснишь, что происходит.       — Да нечего объяснять — просто он нашел другое место жительства, — порываюсь встать, но она удерживает меня. Вот же прилипала.       — Вот так спонтанно?       — Я откуда знаю? Может, давно думал и искал. Мы об этом не говорили.       — А о чем говорили? — я начинаю закипать.       — Мам, пожалуйста…       — Ты же знаешь — ты можешь рассказать мне все, — она убирает волосы с моего лица, и я дергаюсь. Вообще довольно трудно сказать, что я большой фанат телесного контакта и люблю объятия и проявления нежности, но сейчас любое прикосновение меня раздражает, а я и так не в духе. — Даже то, о чем ты боишься рассказать своим подружкам.       — Э-э-э… Мам?       Мне интересно — родители вообще хотя бы немного могут в психологию? В таком возрасте любой человек скорее пойдет к другу и выложит ему всю подноготную, чем расскажет хотя бы о том, как прошел его день в университете, родителю. И она действительно думает, что есть что-то, с чем я поделилась с ней, но не с Тилли? У меня для нее плохие новости.       — Да, милая?       Несите тазик.       — Можно я пойду? Пожалуйста.       — Сначала мы поговорим.       — Нам не о чем говорить.       — А я считаю, что есть о чем.       — Пересчитай, — пожимаю плечами и снова пытаюсь встать, но…       — Эмма, пожалуйста, — мама с такой болью смотрит на меня, что мне становится не по себе, — подумай обо мне. Когда я вижу, что тебе плохо, но не знаю, что случилось, я начинаю думать о самом худшем.       Закатываю глаза и, сев на диван с ногами, обхватываю колени руками.       Не хочу говорить с мамой о Киллиане. Вообще не хочу о нем говорить. Ни с кем. Даже думать не хочется. А думается. Постоянно. Проснулась — вспомнила, как обычно в это время Киллиан уже копошился на кухне. Подошла к окну — буквально увидела нас, играющих в снежки во дворе. Зашла на кухню — представила, как мы пьем из одной чашки и разве что не кормим друг друга печеньями. Оказалась в гостиной — увидела нас, сидящих в обнимку и смотрящих фильмы.       Окей, гугл, что делать, если ты ненавидишь собственную квартиру, потому что все в ней теперь напоминает о нем?       Кажется, прозвучало слишком ванильно. Мне определенно нужен тазик.       — Мам, правда… Тебе не о чем волноваться, — просто твоя дочь орет на стены, когда тебя нет дома, и скоро переломает всю канцелярию дома.       — Он сделал тебе больно?       — Нет, — да.       — Вы поссорились?       — Нет, — еще как.       — Он сделал что-то не так?       — Нет, — все.       — Он… — вдох, выдох, — он изменил тебе?       — Нет… Что?! — чуть не падаю с дивана, резко дернувшись, и во все глаза смотрю на маму. — Ты о чем вообще?       — Ну… — она мнется и так краснеет, что мне становится не по себе.       — Так, секунду, — по-турецки сажусь на диван и внимательно смотрю маме в глаза, — о чем ты там подумала и какие выводы сделала? Теперь ты рассказывай.       — Ну… — мама кусает губы и медленно ведет плечами. — Вы столько времени проводили вместе…       — Так.       — Вместе засиживались допоздна…       — Так.       — В кино ходили, в парки, в вуз вместе ходили…       — Так.       — Дома вели себя так… мило? У вас так говорят? Улыбались, переглядывались…       — Так, — мам, нет, пожалуйста.       — Ты висла на нем, а он с такой теплотой смотрел на тебя каждый раз…       — Так… — это в комнате стало так душно или я дышать разучилась?       — И… я решила, что вы вместе. Вы ведь такая чудесная пара, — добавляет она куда эмоциональнее, чем стоило бы, и я вздрагиваю. — Невооруженным глазом видно, как вам хорошо вместе, как тебе спокойно с ним, как он носится с тобой…       Нет-нет, пожалуйста, хватит.       Крепко жмурюсь, пытаясь унять белый шум в ушах. В животе сворачивается узел, меня начинает подташнивать, и я сожалею о том, что вообще ела сегодня. Перед глазами мелькают блестящие мушки, конечности почему-то леденеют, и я цепляюсь в подушку, словно надеясь, что она поможет мне справиться с приступом.       Мама же, словно не замечая моего состояния, продолжает:       — У меня даже соседки про вас спрашивали. Мол, такая идеальная вы с ним пара. Да, то, что он курит, конечно, не очень хорошо, но это не так страшно, как, допустим, если бы он был алкоголиком. А так вежливый, улыбчивый… Я правда не знаю, что у вас случилось, но я уверена — такое не проходит просто так. И, думаю, вы скоро…       — Он не вернется в мою жизнь, — выплевываю я на выдохе, обретя способность дышать, и продолжаю пялиться в одну точку, надеясь, что таким образом комната перестанет вращаться. — Поэтому, пожалуйста, давай не будем о нем говорить.       — Милая…       — Мам, пожалуйста.       — Хорошо, но… я хочу знать, — ее рука касается моей, но я почти не ощущаю тепла ее пальцев — я существую сейчас словно отдельно от своего тела. — Вы… у вас с ним что-то было? — в горле встает ком, и я чувствую, как спазм сдавливает уже легкие. — Ты… ты ведь не беременна, правда? Ты бы сказала мне? Эмма, пожалуйста…       — Мы не спали, мам. Между нами ничего не было. Мы не встречались и не думали об этом. Мы были просто друзьями. Но больше мы не друзья. И он никогда не вернется. Он ушел, потому что так нужно. И я в порядке. Не нужно переживать или накручивать себя. Теперь я могу идти? — поднимаю на нее глаза, и мама вздрагивает. Уж не знаю, как я выгляжу — да и, если честно, не хочу знать, — но ее взгляд более чем многословен.       — Хорошо, — она кивает и, притянув меня к себе, целует в лоб. — Просто знай, что я рядом.       — Я знаю, — призраком поднимаюсь с дивана и плетусь в свою комнату. В груди жжет, кончики пальцев холодит, а голова раскалывается, словно по ней ударили чем-то тяжелым. Но я знаю, что мама следит за мной, поэтому максимально ровно дохожу до двери своей комнаты, закрываю ее и, чудом не свалившись на пол, доползаю до кровати. Цепляюсь в игрушку лося, подаренного на прошлый Новый год, и прижимаю колени к груди.       Я не знаю, почему мне сейчас так плохо. Я ведь сама его выгнала, так? Я сама приняла это решение. Да, уже потом, через несколько часов после того, как он ушел, я смогла на трезвую голову все оценить и поняла, что была полнейшей идиоткой, но… Боль пройдет. Должна пройти. Нужно просто больше времени. Нам будет лучше порознь. Это было правильное решение.       И кого я обманываю?

***

      Нил приходит в пять вечера с обещанным вином, букетом цветов для мамы, которые она принимает с таким видом, словно намекает, что потом подметет ими пол, и мягким медведем для меня. Крепко целует в щеку, приобнимает и идет в гостиную.       — У вас красивый дом.       — Спасибо, — мам, а еще более искусственную улыбку можно? — Милая, можно тебя? Мне нужна помощь на кухне.       — Может, я могу помочь? — подается было вперед Нил, но я останавливаю взглядом, и он понятливо кивает. — Или подожду здесь.       — Спасибо, — еще одна очень натуральная улыбка, и я иду следом за мамой на кухню. — Послушай, — нерешительно тянет она, и я буквально чувствую, как пахнет жареным, — я очень и очень не хочу этого, но… Мне нужно уйти.       — Что… в смысле? — к этому я не была готова. — Почему?       — Мои коллеги по работе сняли коттедж и ждут меня там. Там будет начальник, а ты знаешь, как давно я жду, чтобы меня повысили… А в прошлый раз на подобной вечеринке он был добрый и повышал всех вне очереди, и я…       — Мам, это из-за Нила? — напрямик спрашиваю я, и она темнеет.       — Отчасти. Он мне… не нравится.       — Мы заметили.       — Послушай, — она сжимает мои руки, и я снова чувствую себя упертым ребенком, которого мама пытается уговорить съесть таки чертову кашу, — если он тебе нравится и ты в нем уверена — я рада за тебя. Но… я его не одобряю. Я понимаю, что, возможно, тебе не интересно мое мнение, но я все-таки высказала его. И я была бы очень рада, если бы ты поехала со мной. Уверена, тебе там понравится.       — Поехала с тобой куда? На новогодний корпоратив? Где мне светит перспектива встречать Новый год в компании людей сорок плюс? Это ты сейчас шутишь так?       — Милая…       — А как же Нил? — она вздрагивает и поджимает губы.       — Объяснишь ему ситуацию. Я могу подвезти его до дома.       — Мам, я пригласила его к нам отпраздновать Новый год вместе. Это будет некрасиво.       — Все случается. Он должен понять.       — Мам…       — Если, конечно, он нормальный человек.       — Мам…       — А если нет, то и…       — Мам! — перебиваю ее, чувствуя, как учащается сердцебиение, и скрещивая руки на груди. — Я никуда не поеду. И Нил тоже. Мы хотели отпраздновать вместе — мы это сделаем. Если мы тебе мешаем, то мы можем уйти к нему.       — Нет, я… я поеду, — отзывается мама, грустно глядя на меня. — Я… я могу рассчитывать на то, что ты будешь вести себя благоразумно и не наделаешь глупостей?       — Если ты о том, собираюсь я трахаться с ним или нет, то мой ответ отрицательный. И мне даже противно, что ты так думаешь обо мне.       — Эмма! — она вспыхивает, прижав руку к груди, и начинает краснеть. — Я вовсе не… — я саркастически выгибаю бровь, и она вздыхает. — Ладно. В любом случае я надеюсь на то, что ты не сделаешь чего-то, о чем потом будешь жалеть.       Пока она переодевается в нарядное платье и вызывает такси, я рассказываю Нилу о том, что праздновать мы будем вдвоем, и… блеск в его глазах меня напрягает. Немного. Мне ведь не о чем волноваться?       Еще раз поблагодарив Нила за цветы и поздравив с Наступающим, мама целует меня в лоб, прижимает к себе так крепко, словно я не дочь, а сын и собираюсь не Новый год праздновать, а на войну. Нил галантно помогает маме надеть пальто — она не оценивает этого жеста, — желает ей хорошо провести время, закрывает дверь и оборачивается ко мне.       — Теперь я спокойно могу сделать это, — он шагает вперед и, обхватив руками мое лицо, целует жадно и требовательно, скользнув кончиком языка по моим губам. Я против такой близости, поэтому не поддаюсь, но обнимаю его в ответ. И ему, кажется, хватает и этого.       Мы включаем по ноутбуку какой-то новогодний фильм и, забравшись на диван с ногами, кутаемся в один плед на двоих. Мне тепло, спокойно и очень уютно. За окном воет метель, огоньки на елке и занавесках мягко горят, запах цитруса и шоколада успокаивает, а объятия такие теплые, что все проблемы уходят на задний план.       И почему я вообще переживала? Все же хорошо. И мужские руки на моих бедрах. И ровное дыхание над ухом. И редкие прикосновения губ к виску. И мерное сердцебиение рядом. И запах чего-то пряного и сладкого.       Стоит чуть повернуть голову — и теплые губы касаются моих, даря спокойствие и ласку, которая сейчас не вызывает раздражения, а наоборот — мне мало. И я переплетаю наши пальцы, кладу голову на его плечо и думаю о том, как было бы хорошо сидеть так каждый вечер, ни о чем не волнуясь и не переживая.       Чтобы убедиться в том, что он чувствует то же, что и я, чуть отодвигаюсь и смотрю в его глаза.       Не голубые.       Не Киллиан.       Откуда эти мысли вообще в моей голове?!       — Детка? — Нил обеспокоенно смотрит на меня — видимо, выражение моего лица меня выдало — и кладет ладонь на мою щеку. — Ты в порядке?       — Да, просто… — магия момента рассыпается в пыль. Я понимаю, что мне жарко, и свитер у Нила колючий, и запах перегара раздражает, и ноги затекли. Кое-как поднимаюсь и разминаю спину, чуть сморщившись. — Я забыла — у меня же есть мороженое. Будешь?       — Буду, — улыбается так нежно, что мне становится даже совестно.       Идя на кухню, судорожно пытаюсь привести себя в порядок. Что за черт? Каким образом Джонс и здесь вмешался в мою жизнь? Его нет и больше не будет. Он ушел. Почему тогда минутами раньше я была уверена, что сижу рядом с ним?       Чуть не забыв, зачем я вообще пошла на кухню, возвращаюсь в комнату с мороженым и сажусь за стол, сославшись на то, что осталось полчаса. Нил присоединяется ко мне и выглядит таким счастливым, что мне снова становится неловко. Я будто обманываю его, хотя, если задуматься, я ничего ему не обещала.       Оставшиеся минуты до заветной полуночи мы пьем, едим и смеемся, разговаривая обо всем на свете, а потом, когда часы начинают отбивать двенадцать, Нил подходит ко мне и, крепко обняв, смотрит мне в глаза.       Странное чувство. Я хочу и не хочу, чтобы он поцеловал меня, когда раздастся последний удар. С одной стороны, это правильно — мы встречаемся и хотим войти в следующий год вместе. Но с другой… Меня не отпускает мысль, что на месте Нила должен быть кто-то другой.       десять… одиннадцать… двенадцать…       — С Новым годом, Эмма, — нежно шепчет Нил в мои губы и целует. Отвечаю, обняв его в ответ, и прикрываю глаза. Чувство стыда и счастья одновременно. Так вообще может быть? Но я задвигаю лишние мысли куда подальше и утыкаюсь лицом в шею Нила, крепче обняв его.       Запоздало понимаю, что забыла загадать желание. Хотя…

***

POV Киллиан       Руки закоченели без перчаток, но я продолжаю стоять на морозе и курить. До полуночи — пара минут. И я понимаю, что в это время должен быть с друзьями на вечеринке, обнимать Милу и целовать ее тонкие губы, должен напиваться, празднуя Новый год, должен готовиться считать вместе со всеми.       А вместо этого я стою во дворе, ставшем мне родным за эти полгода, и смотрю на ее окна.       Я знаю, что Эмма там с ним. И это правильно. Ей нужно двигаться дальше. Нил, может, и является последним ублюдком, но, судя по всему, Эмма ему правда нравится. А она как никто другой заслуживает, чтобы ее любили. И с ним она, кажется, счастлива. По крайней мере те разы, что я видел их на улице — слава всем чертям, меня они не заметили, — она так сияла, что мои сомнения отпали. Она ведь не может так искусственно притворяться?       Кончик сигареты алеет, и я стряхиваю на снег пепел.       Может, я должен был тогда рассказать ей о том, что вернулся домой раньше, потому что она не отвечала на мобильный и я начал волноваться? Что писал всем ее знакомым? Что был готов связаться с ее матерью, боясь, что с ней что-то случилось? Может, я должен был сказать, как боялся ее потерять?       Может. Но не сделал. И теперь я чужой для нее.       Что ж, так лучше для нее. Я явно не лучший вариант. Но все же…       Слышу, как из окон раздается практически синхронное «двенадцать», улыбаюсь и, снова скользнув взглядом к окнам квартиры Эммы, шепчу:       — С Новым годом, Свон.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.