другой рай — та сторона
Поднимаю голову и медленно приподнимаюсь на локтях. Сквозь задернутые шторы струится приглушенный свет с улицы, в комнате душно, витает запах шоколада и корицы. Потягиваюсь, разминая затекшие конечности, сажусь и мгновенно морщусь — третий бокал явно был лишним. Обернувшись, понимаю, что лежу на диване в гостиной. Плед съехал на пол, плюшевый медведь своим носом явно оставил у меня на щеке отпечаток, и я, зевнув, тру кожу. Кое-как плетусь к столу и, найдя относительно чистый бокал, наливаю себе немного воды из уцелевшей бутылки. — Господи, как хорошо… Подтянув к себе стул, сажусь на него и оглядываюсь по сторонам, пытаясь восстановить картинки прошлой ночи и утра. Кажется, часов до трех мы сидели дома, смотря новогодние фильмы, потом пошли на улицу, у Нила оказался целый мешок с хлопушками, дальше — гуляли по городу и фальшиво пели что-то во всю глотку, и нам, кажется, даже подпевали иногда. И много-много-много фотографий и поцелуев. И спокойствие. Мягкое, теплое, обволакивающее как покрывало. В него хотелось закутаться и забыться. Ни о чем не думать, ни о ком не вспоминать, ни из-за чего не тревожиться. Просто наслаждаться каждым прикосновением и проявлением нежности. И все равно какой-то осадок. Может, потому что… Нет. Новый год, новая история, и в ней нет места для него. Я отпустила, он ушел и не вернется. Нужно жить дальше. — Проснулась, детка? Вскидываю голову и с улыбкой смотрю на Нила, стоящего в дверях. Волосы взъерошены, футболка подчеркивает тело, в глазах — огоньки, на губах — нежная улыбка. В него вообще можно не влюбиться? — Привет, — отвечаю на поцелуй. — Почему не разбудил? — Ты слишком хорошо спала. К тому же мы поздно легли… Точнее, — он усмехается, и я любуюсь им, — рано, если судить по времени. Сейчас-то уже пять, и… — Пять? — вскидываю бровь и замираю. — Но мама… — Она приезжала часа три назад — я проснулся из-за этого. Оставила какие-то вещи, переоделась и уехала. Кажется, — он чешет подбородок и недовольно поджимает губы, нахмурившись, — я ей не нравлюсь. По крайней мере смотрела она на меня, как на злодея какого-то. И, насколько мне показалось, она хотела меня выгнать, но не смогла. — С этим сложно, — морщусь, вспомнив последний разговор с матерью, и сажусь на диван. — Она… Ей нравился… Впрочем, не важно, — обрываю себя в надежде, что Нил промолчит, но он, естественно, цепляется за мои слова. — О чем ты? — Нил, давай не будем, — безнадежно мямлю я, заранее понимая, что это бессмысленно. — Детка, — садится рядом и сжимает мою руку, глядя прямо в глаза. Черт, как он умеет обезоруживать одним только взглядом? — Я… Ей нравился Киллиан. Вот оно. Имя. Его имя. И сразу в ушах шум, а перед глазами — белые точки. И сердце стучит быстрее, и все внутренности сжимают, и в памяти вспыхивают руки, губы, запах, голос… Ежусь от мурашек, кутаясь в плед, и прижимаю ноги к груди. Зачем, зачем Нил это делает? И так было понятно, о ком я говорю. Нам обоим не нравится эта тема, обоим не нравится этот человек, так зачем заводить разговор о нем? Что он хочет услышать? Да, какое-то время назад я хотела бы узнать их историю, но сейчас… Я не хочу знать ничего о нем. Мне нужно забыть. Нужно перегореть. — Так и знал, — цедит Нил сквозь зубы и недовольно хмурится, убрав руки в карманы. — Я никогда не буду достаточно хорош. Никогда не смогу стать лучше Джонса. — Нил… — тяну к нему руку, но он не замечает этого: отходит к столу, берет открытую бутылку вина и делает глоток прямо из горла, вцепившись в нее так сильно, что в голове мелькает страх, как бы он ее не разбил. — Знаешь, Киллиан — какое-то чертово проклятие. Куда бы я ни шел, с кем бы ни общался, в какой бы компании ни оказывался — рядом будет он. Или будет фигурировать его имя. Даже сейчас, — он с болью и ненавистью смотрит на меня, — я постоянно слышу от тебя его имя. — Нил, пожалуйста… — Ты… ты любила его, верно? Воздуха резко становится в несколько раз меньше. Внутри все пропускается через мясорубку, и я жму к себе руки, чувствуя холод, цепляюсь за плед, не понимая, почему он не помогает, плотнее прижимаю к себе ноги и отвожу взгляд, потому что не могу, просто не могу сейчас смотреть Нилу в глаза. — Это… это не так. Мы были друзьями. Проводили много времени вместе, он жил здесь, мы… Мы хорошо общались, но… но не более, — забудь те поцелуи, забудь те слова, забудь, забудь, сотри, выкинь и не доставай из памяти. Встряхиваюсь и нерешительно смотрю на Нила. — Не придумывай то, чего нет, хорошо? — По тому, что я видел и слышал, трудно сказать, что вы были просто друзьями, — резко отзывается он, и я сглатываю. Я могу его понять. Нас не сводил только ленивый, потому что порой мы были слишком близки. Постоянно рядом, постоянно так близко, что вопросы появлялись сами собой, постоянно душа к душе. Хватит, стоп, прекрати. — Но это так. Ты должен доверять мне. — Должен? Правда? — я осознаю — в нем говорят остатки алкоголя, и я решительно не понимаю, что мне делать и как с ним справляться. Я боюсь, боюсь этого блеска в его глазах, боюсь вспышек ревности, боюсь сжатых кулаков и напряженных губ. Это не мой Нил, это другой человек, это… чужой. — Думаешь, я не знаю о том, что было не так давно здесь? Когда вы были вместе, вы… Ты ведь принадлежала ему, верно? Мне больно, мерзко и противно. Его догадки и намеки, его горящий взгляд, искривленные губы — не хочу видеть это. Хочу закрыться, спрятаться и сбежать, хочу перестать слышать эту боль в его голосе, хочу не видеть его глаза, хочу… так хочу остаться одна. — Нет, — мой голос дрожит, — я никогда не была его. Никогда. Не обвиняй меня в том, чего не было, пожалуйста, — меня трясет, и я комкаю в кулаках плед. — Но когда он жил здесь… — Я уже ответила! — вскакиваю, уронив с дивана подушки, и смотрю Нилу прямо в глаза. Он отшатывается, но мне плевать — внутри кипит гнев вперемешку с обидой, и мне так больно, что я готова запустить в него чем-нибудь, лишь бы выплеснуть эту боль, но держусь, держусь, держусь, стараясь успокоить сердцебиение. — Я тебе когда-нибудь врала? Хотя бы раз? Я давала повод усомниться во мне? В моих словах и поступках? Зачем… зачем ты делаешь это? Что ты хочешь услышать? Спали ли мы? Нет, он слишком уважал меня и ни за что бы не воспользовался. Были ли мы парой? Нет, но это был вопрос времени. Любила ли я его?.. — голос срывается, и я кусаю губы, чувствуя на щеках влагу. Так сильно, что слов не хватит. — Детка… — Нил тянется ко мне, но я отшатываюсь, выставив вперед руку. — Я любила его, — максимально твердо, глядя в пустоту под ногами, — но… но как друга. Как… как человека, без которого я не представляю свою жизнь. Точнее… Не представляла. Сейчас все изменилось — он ушел, я выгнала его. Я… боже мой, Нил, я ведь выбрала тебя, ты не понимаешь этого? — поднимаю на него глаза и вижу в них недоумение. — Я осталась с тобой. Ты… Я с тобой здесь, сейчас, но ты… — Эмма, детка, прости, я… — он снова шагает ко мне, пытаясь взять за руку, но я не даюсь — делаю еще один шаг назад и до крови кусаю губы. — Да, я выбрала тебя, но сейчас… сейчас мне кажется, что я ошиблась. Что я поспешила. Что… Что увидела в тебе то, чего нет, — боль сочится из меня словами, и от каждого Нил вздрагивает, но я ничего не могу с собой поделать — мне нужно избавиться от этого адского чувства, горящего внутри. Я не могу с ним больше. Не могу. Нил не двигается. Тяжело дышит, глядя на меня в упор, его кожа бледнеет в тусклом свете. Он сжимает и разжимает кулаки, то и дело облизывает губы и дрожит так, что какая-то часть меня рвется вперед, к нему, желая обнять, извиниться и сказать, как сильно я его люблю. Но я стою и не двигаюсь. Возможно, это очередная моя ошибка. Возможно, потом я пожалею и буду ненавидеть себя еще больше, но сейчас мне просто нужно что-то сделать, чтобы эта боль была не только внутри. Чтобы ее забрали. Хотя бы часть. Потому что ее слишком много. Слишком много внутри. Я не справляюсь. — Поэтому, — сглатываю, беря себя в руки, — мне кажется, тебе нужно уйти. Точнее… Я прошу тебя уйти. Пожалуйста. — Ты… ты выгоняешь меня? — его голос звенит в тишине квартиры. Я не отвечаю. Только отворачиваюсь и ухожу в свою комнату, закрыв за собой дверь. По слабому шуму из гостиной понимаю, что Нил одевается и собирается, бормочет себе что-то под нос, потом выходит в коридор, видимо, берет обувь, громко и долго возится с курткой, щелкает задвижка на двери, хлопок… Ушел. Зажимаю рот руками и жмусь к стене, зажмурившись с такой силой, что перед глазами вспыхивают разноцветные огни. Ноги не держат, но я не позволяю себе упасть — упираюсь в гладкую поверхность, глуша слезы, и кусаю губы, запрещая себе плакать. Я сама этого хотела. Хотела, чтобы он ушел. Потому что мы — это неправильно. И сейчас я четко понимаю это. Он мне нравится, это факт, меня к нему тянет и влечет, мне с ним спокойно, но в то же время… Я будто бы на вулкане, один неверный шаг — и я упаду в жерло и никогда не выберусь. Поэтому сейчас я сбегаю в безопасное место и закрываюсь от всего, потому что… мне нужно перегореть. Добираюсь до кровати и сжимаю подушку, уткнувшись в нее лицом. Не знаю, сколько проходит времени. Меня трясет, такое чувство, что я больна: озноб, тошнота, ноющие конечности — такого давно не было. И я не знаю, что мне делать, как выбраться из этого состояния, куда сбежать, что сделать и как закрыться от всего этого. Я не знаю, как мобильный оказывается в моих руках. Как пальцы сами набирают нужный номер, который я удалила днями ранее. Как мысли начинают заполнять ячейку сообщения, выливаясь потоком. Свон Я ненавижу тебя. Так сильно ненавижу, если бы ты только знал. Зачем ты вообще появился в моей жизни? Зачем остался? Зачем привязал к себе? Я ведь была в порядке, у меня никогда не было проблем с чувствами, все было под контролем. Мне не нужно было думать о том, что придется учиться дышать без кого-то. Я была счастлива! Господи, я правда была счастлива. А потом ты. Зачем? Почему я? Ты не должен был появляться, не должен был мешать мне жить. Мне ведь хорошо было без этой любви. Без тебя. Мне было так хорошо. А сейчас я выгнала того, с которым хотела жить дальше. Из-за тебя. Я даже не знаю почему. Просто он не ты. И это твоя вина. Я так сильно ненавижу тебя, Джонс, так же сильно, насколько люблю. Но я счастлива, правда счастлива, что ты ушел. Мне хорошо без тебя. Я справлюсь. Всегда справлялась. И сейчас справлюсь. Ты мне не нужен. Мне просто нужно время. И все пройдет. Ты только никогда не возвращайся. Никогда, мне нужно вернуть мою прошлую жизнь, а с тобой это не получится. Поэтому не возвращайся. Господи, ты мне так нужен, Джонс, так нужен… Не перечитывая, удаляю черновик и выключаю мобильный, чтобы не было соблазна сделать какую-нибудь глупость. Он сейчас наверняка счастлив. Ему хорошо. Ему лучше, чем мне. Это же Киллиан — у него таких, как я, наивных игрушек, десятки. Скорее всего, он даже не помнит моего имени. Иду в ванную и долго плещу себе холодную воду в лицо, пытаясь привести себя в порядок. Мама должна скоро вернуться, и к этому моменту нужно выглядеть нормально. Переодеваюсь в чистую одежду, расчесываю волосы, собрав их в косу, и возвращаюсь в гостиную. Тут пахнет Нилом, и я открываю настежь окна, впуская морозный воздух. Мне нужно вытравить его. Их обоих. Вытравить из квартиры, из мыслей, из крови. Просто выжечь намертво. Переболит и станет лучше. Всегда становится. Нужно просто перетерпеть. Когда открывается дверь и входит мама, я улыбаюсь и крепко обнимаю ее. Она ничего не узнает. Никто не узнает. Я возвращаю свои стены. Я возвращаю прежнюю себя.***
POV КиллианДжонс Если бы ты знала, как я сожалею. Как я хотел бы все исправить. Мне так тебя не хватает, Свон, я без тебя будто жить разучился. Пожалуйста, позволь мне вернуться.
Джонс Я виноват. Я правда виноват. Я не подумал, я вообще никогда не думаю. И сейчас ненавижу себя. Я без тебя не могу. Я изменюсь, хочешь? Я все понял, понял, каким был идиотом.
Джонс Извини меня за всю боль, что я тебе доставил. Большую часть времени я думал о себе. Но если ты дашь мне еще один шанс, если мы забудем прошлое… Важно то, что есть здесь и сейчас. А здесь и сейчас я не могу без тебя.
Джонс Позволь мне вернуться, Свон, позволь все исправить…
Набираю и стираю. Раз за разом. Снова и снова. Запускаю телефоном в пол, рычу на стены и запускаю пальцы в волосы, глядя на фотографию на столе. На ней Эмма — моя Эмма — прижимается так близко, что я буквально чувствую тепло ее тела. Я не люблю Эмму. Это слишком просто. Слишком мало. Она для меня — все. Но я все проебал.