***
Откусываю хот-дог и прикрываю глаза. — Что, вкусно тебе? — лыбится Робин, идя рядом, и я, прожевав, показывая ему язык. — А я говорил. Ты теперь даже цвета нормального, а не стены в комнате. Прогресс. — Ой, заткнись! Мне хорошо. Так хорошо, что даже улыбаться получается искренне, а не привычно натянуто и наигранно. В груди легкость, голова светлая-светлая, словно я выспалась, хотя это не так. Где-то внутри маячит мысль, что я сделала домашку только на два дня и придется завтра поднапрячься после занятий, чтобы облегчить себе неделю, потому что обычно я занимаюсь этим в выходные, но я отметаю ее прочь. Сейчас только отдых. Я смеюсь, пока Робин привычно сыплет шутками, мы обсуждаем фильмы, которые скоро выйдут в кино, и Роб каким-то образом уговаривает меня пообещать ему сходить с ним на какой-то боевик, за что ему приходится согласиться составить мне компанию при просмотре нового ужастика. — Ты так сильно меня ненавидишь? — он дует губы, как ребенок, и не могу не засмеяться. Господи, в какой раз за последний час? У меня щеки болят. — Я ведь нарочно выберу такой, чтоб гарантированно страшный, — продолжаю издеваться над ним и довольно улыбаюсь, когда он бледнеет и надувается, скрестив руки на груди. — Я ведь хороший, за что ты так со мной? — Для профилактики, — откусываю еще кусок и иду дальше. Черт, а я и не думала, что мне так не хватало этого, — просто прогулки с другом. Просто смеха по пустякам. Просто вкусного хот-дога. Просто возможности идти вперед и не думать о том, куда мы идем. Может, у нас вообще нет какой-то конкретной цели — просто хороший день, просто неожиданно теплая совсем весенняя погода, просто дорога. Когда звонит Нил и спрашивает, почему я не открываю дверь, я теряюсь и таращусь на Робина, который только закатывает глаза в своей привычной манере и пожимает плечами. — Я гуляю с Робом. — В смысле? — в его голосе — уже знакомая мне сталь, и я кусаю губы. — Почему ты не сказала? Я мог бы… — Послушай, я ведь не должна сообщать тебе о каждом своем шаге. — Почему нет? — Потому что я не твой ребенок как минимум. — Но я твой парень, Эмма, и… — Вот именно, — крепче сжимаю мобильный, борясь с желанием запустить им в асфальт. Робин хмуро идет рядом со мной, то и дело кося в мою сторону, но я лишь сильнее стискиваю челюсти, — парень, а не нянька. Я просто гуляю с другом, Нил, что в этом… — То, что ты могла бы элементарно сказать мне! — ненавижу, когда он такой. Вообще ненавижу, когда у него внутри что-то срывается и его несет. Такое случается довольно редко, но когда случается — я понимаю, насколько сильно мы балансируем на грани. Причем я понимаю, что обычно он на что-то такое даже внимания на обращает, но сейчас — взрыв. — Так трудно было позвонить или написать? Черт возьми, Эмма, я ведь просто… — Я напишу тебе, когда буду дома, хорошо? — усталость снова сковывает грудь, и я прикрываю глаза, опустившись на ближайшую скамейку. Нил тяжело дышит в телефон, обдумывая, видимо, перспективу продолжать ссориться или перенести это на потом, и в итоге вздыхает: — Хорошо. И я люблю тебя. — Пока, Нил, — отключаюсь и закрываю лицо ладонями. Рука Робина ложится на мое плечо, и я слабо киваю, показывая, что я в порядке. Сколько же лжи в моей жизни в последнее время. — Слушай, — Робин чуть сжимает мою руку, вынуждая поднять голову, и я вижу его слабую улыбку, — я недавно в клуб один попал. Знаешь, будто из фильмов. Там есть одно… развлечение — эмоции потом ключом бьют. Пойдем? Мне не нравится сразу слишком многое: и кривая улыбка Роба, и опасный блеск в его глазах, и странная последовательность не менее дико подобранных слов. Я чувствую подвох, но отмахиваюсь от него — мне сейчас нужно отвлечься и забыть об очередной стычке с Нилом. Поэтому я просто киваю и иду за ним следом. Возможно, я об этом пожалею.***
У меня в голове взрывается вулкан. В ушах такой шум, что хочется закрыться от него и сбежать куда-нибудь, а я стою, потому что Робин крепко держит за локоть. Когда он говорил про «одно развлечение», я прикидывала несколько вариантов, но чтобы такое… Запах пота, алкоголя и крови бьет в нос, несколько десятков людей, окружающих меня, орут немыслимо громко, давка прибивает зрителей друг к другу, и я пытаюсь вжаться в стену, чтобы оградить себя, но меня все равно то и дело сносит волна ближе к свободному пятачку пола в центре комнаты. Бои без правил. В горло набивается ком, и я кусаю губы, пытаясь дышать ровнее. Я никогда не была фанатом чего-то подобного, потому что… грязно, опасно, грубо, так, что все внутренности сводит. Но сейчас не могу пошевелиться. Даже с места сдвинуться, только позволяю Робину следить за тем, чтобы случайный пьяный зритель не зацепил меня. Я же не обращаю на это внимания, потому что я вся — там, на импровизированной сцене, вместе с… В голубых глазах тьмы больше, чем в самой темной ночи. Волосы лоснятся от пота и крови, лицо блестит, губы красные, искусанные, кулаки сбиты в хлам, из одежды — только потрепанные штаны. Босой, дрожащий, рвется в бой и прикрывает лицо сжатыми кулаками. Киллиан. Когда мы только пришли в этот бар и я поняла, что Робин имел в виду, я хотела уйти. Сразу же. На меня не действовали его слова о том, что мне нужно отвлечься, что здесь я получу столько эмоций, что на всю жизнь хватает. Не действовало ничего. А потом объявляют следующих дерущихся — и у меня из легких вышибает весь воздух. И я не шевелюсь. Цепляюсь за край кофты, теребя его и пытаясь хоть как-то себя занять, смотрю на двух парней, кружащих вокруг друг друга, как два животных в клетке, и до крови кусаю губы каждый раз, когда Киллиан получает новый удар. Его противник больше раза в полтора — крупный, накаченный, но неповоротливый, и Киллиан, неожиданно худой, юрко вьется рядом с ним, раздражая своим мельтешением. Вокруг слышатся ставки, люди спорят, дерутся между собой, ругаются так смачно и грязно, что в ушах звенит. Монеты сыпятся на грязный пол, алкоголь льется следом, но я замечаю все это фоном — потому что важен только он. Я не хочу считать все удары, полученные Киллианом, но делаю это неосознанно. Один в глаз, два в скулу, кадык, шея, солнечное сплетение, бедра, ноги, плечо, снова скула, голова, захват, живот… Прижимаю руку к губам, когда Киллиан падает на колени, и облегченно выдыхаю, когда он умудряется развернуться и, опрокинув своего противника, седлает его. Обхватывает лоснящимися от пота руками его шею в захват и начинает душить. Лицо злобное, полное ненависти, под глазом расползается красное пятно, губы — одно кровавое месиво — изогнуты в таком презрении, что у меня мгновение сбивается сердце. Его останавливают, когда второй боец трижды бьет его по локтю, и Киллиан рывком встает на ноги, вскинув руки в воздух. Зал ревет так, что уши закладывает, люди жмутся ближе к дерущимся, разливая алкоголь и роняя деньги. Противник отплевывается и тяжело дышит, потирая шею, а Киллиан медленно оглядывает помещение с видом победителя. А потом… видит. Застывает, бледнеет, делает шаг назад и смотрит так, словно увидел призрака. И я его понимаю, потому что чувства такие же. Меня потряхивает, и я, сжав Робина за край футболки, тяну его за собой к выходу. Мне невыносимо холодно, и я кутаюсь в куртку, сожалея о том, что не взяла с собой что-нибудь потеплее. На улице есть воздух. На улице нет запаха крови, но он есть внутри. Вместе с отпечатком лица Киллиана в тот момент, когда он увидел меня. — Ты… ты знал? — шепотом, зажмурившись, привалившись к стене. — Н-нет, Эмс, я… Я бы не поступил так, — голос Робина срывается, и я верю. Ну, или делаю вид. — Хочешь… хочешь, я отвезу тебя домой? Слабо киваю и отлепляюсь от стены, наблюдая за тем, как он вызывает такси, сжимая мобильный трясущимися руками. Таких совпадений просто не бывает. Или Робин врет, или… Встряхиваюсь и крепче сжимаю челюсти. Мне нужно домой. Нужно спрятаться, закрыться, сбежать от этой дикой реальности, где теплые руки Киллиана покрыты коркой крови, а в глазах больше нет нежности. — Свон, стой! Оборачиваюсь и перестаю дышать. Киллиан выскакивает наружу, на ходу надевая футболку. Джинсы другие, чистые, волосы мокрые, лицо вытерто явно наскоро, потому что на шее и у ушей остаются кровавые разводы. Выскакивает и замирает в паре метров. — П-привет, — голос подводит, и я обхватываю себя руками. — Не знала, что ты… — Дашь нам пару минут? — обращается Киллиан к Робину, и тот хмуро смотрит на меня. Я знаю — он останется, если я попрошу. Останется, вытащит, прикроет и заберет от этого нового, совершенно мне незнакомого Киллиана. Но я лишь киваю, и он отходит в сторону. Смотрю на Джонса и вижу, что он дрожит. Адреналин после боя не прошел? Или что-то другое? — Что ты здесь делаешь? — Могу задать тебе тот же вопрос. — Я… Деньги, — сдается он, — а это то, в чем я действительно неплох. Я получаю реальные деньги за то, что пересчитываю кости некоторым ублюдкам. На жизнь хватает, а большего мне и не надо, — не знаю, что ответить. Силюсь найти хотя бы какие-то слова, но ничего — пустота. Только снова тону в его глазах и понимаю — скучала. — Ты, я слышал, все еще с Нилом? — Да, я… у нас все хорошо, — улыбаюсь и чуть пожимаю плечами, — все отлично. — То есть… вы с ним… — он сглатывает и нервно ерошит и так спутанные волосы, — у вас с ним все серьезно? Вспыхиваю, когда понимаю, что он имеет в виду, и шумно выдыхаю через нос. — Серьезно. Но это наше с ним дело. — Верно, меня это касается. Уже не касается, — и замолкает, тяжело дыша. Стоим и смотрим, дыша друг другом. Скользим взглядами по телам, отмечая любые изменения, и просто задыхаемся, потому что воспоминаний слишком много, потому что чувств еще больше, и они ломают, выкручивают наизнанку, крошат кости и выбивают последний кислород. А мы стоим. — Ладно, что ж… — Киллиан проводит рукой по затылку и выдавливает слабую улыбку, но мне уже этого хватает. Это его улыбка, та самая, которая залечивала раны и позволяла теплу, словно цветку, распускаться в груди. — Ты, наверное… Он замолкает на полуслове, когда я делаю пару шагов вперед и утыкаюсь ему в лицо, обхватив его тело руками. Его запах, его тепло, его крепкое, порывистое, почти жесткое объятие в ответ, и я растворяюсь, смаргивая слезы. Мне хочется сказать слишком многое, но слов не хватает. Да и сил нет. Я могу только прижиматься к нему, тратя последнюю энергию на то, чтобы не расплакаться и не упасть, хотя я знаю — подхватит. — Я без тебя не могу, — сипло, шепотом, куда-то в ключицы, с силой сжимая его чуть дрожащие плечи и часто моргая. — Мне так тебя не хватает, — также тихо, надрывно, зарывшись лицом в мои волосы и скользя ладонями по моей спине. — Свон, я такой… — Не надо, — чуть отодвигаюсь и вижу, как блестят его глаза. Касаюсь колючей от щетины щеки, прижимаюсь носом к его носу и дышу часто-часто, потому что сердце разбивает ребра, стремясь вырваться наружу. — Просто будь рядом, хорошо? — Буду, — снова тянет к себе и путается пальцами в моих волосах, — обещаю.