***
Вопреки опасениям, Старскрим не стал отказываться от переделки корпуса — напротив, очень живо интересовался планами Нокаута и даже без подтверждения от Мегатрона был согласен практически на все. Разгадка покладистости сикера обнаружилась, когда медик завел разговор о лидере — и получил мечтательно уплывшую оптику. — Он такой стал… Старскрим уставился куда-то в потолок. Нокаут недоуменно хмыкнул — к новому характеру аэрокоммандера он еще не очень привык — и поинтересовался: — Не хочешь ему признаться? — Нокаут! — Старскрим засиял статикой под насмешливым взглядом медика. — Не первый ворн уже Нокаут, — хмыкнул медик. — Потом ведь и поздно может стать — у нас все-таки война. Сикер что-то забурчал, вспыхивая статикой, как полноценным прожектором. Нокаут вслушиваться не стал, разобрав первое: «Ты не понимаешь...» «Да уж, куда уж мне», — мелькнула в голове неозвученная мысль, после чего медик споро уложил летучего романтика на платформу и вырубил проверенным методом, во избежание глупых вопросов и разговоров под руку. Всё-таки, этот Старскрим может и был в чем-то наивен и нерешителен, но даже так по-прежнему оставался учёным и кое-какие познания в строении корпуса имел. Возни с ним было больше, чем с лидером — наученный горьким опытом, Нокаут знал, как много разнообразного тонкого оборудования скрывается в любом сикере. Опыт был горьким, потому, что в его прошлом мире в первую очередь гибли именно летучки. К концу войны их вовсе почти не осталось. Старскрим, лишившись ведомых, стал ещё более истеричным, а его попытки привлечь внимание Мегатрона перешли всякую грань. Для окружающих, между лидером и замом шла непрекращающаяся война за главенство, с постоянными диверсиями аэрокомандера и неизменной карой от садиста-гладиатора, но он был медиком и видел больше, чем позволялось другим. В воспоминаниях хранились те клочки горькой, болезненной нежности, которую они дарили друг другу… Старскрим, стоящий на коленях у платформы Мегатрона, после взрыва Космического моста, уткнувшийся тому фейсплетом в плечо и шепчущий на старовосском диалекте: «Ты только проснись, Оллмайти... пожалуйста, проснись! Не оставляй меня одного...» Или Мегатрон, после неудачи в шахтах, когда по вине команды Прайма их завалил обрушившийся потолок, и Скример, по глупости подставившийся под тяжёлый монолит, вынужденный держать его до появления лидера, свалился с серьезными трещинами сервоприводов и ментальным истощением. Серебряные когти ловко перебирающие тяжи бессознательного сикера, смазывающие кисточкой с маслом заклинившие механизмы. Будь Старскрим в сознании, он был бы счастлив... Поэтому здесь Нокаут хотел, чтобы эти двое поскорее признались друг другу, не тянули шарка за хвост, и хоть обнялись бы искренне и не скрываясь.***
Фальшиво насвистывая, Рикошет шел по старой дороге и любовался окрестностями. На самом деле любовался — просто смотрел на острые скалы в свете двух лун. Местечко было глухое и никому не нужное, здесь можно было гулять, даже не держа бластер на взводе. Все равно в округе никого нет. Вообще-то, гулять ему не полагалось, а нужно было производить разведку в совсем другом квадрате. Но в данный конкретный миг Рикошету было наплевать. Периодически с ним случались такие вот приступы пофигизма — когда все на свете, и война, и враги, и даже Прайм — словно уходило куда-то в другой мир. И грядущие последствия его совершенно не пугали. Подумаешь, побьет… не первый раз. А даже если и убьет наконец — какая, по сути, разница? Мыслей в голове у него не было — то есть, и те немногие, что обычно там обитали, покинули процессор на неизвестный срок. Рикошет просто фиксировал обстановку, испытывая немудреное чувство удовольствия от тишины, прохлады, чистого воздуха, не обдирающего рецепторы запахом дыма, энергона и ржавчины, и собственного спокойствия. Он понимал, что нынешнее состояние небезопасно, что его могут убить как случайно встреченные враги, так и Прайм по возвращении с прогулки. Мысль о том, что можно было бы не вернуться, в его процессор если и забредала, то ненадолго — он знал, что в конце концов вернется, сколько бы его ни носило. Он не задумывался, почему и зачем — возвращение было аксиомой, как вращение звезд. Идти ведь ему было некуда. В нейтралах — скучно, десептиконы-пацифисты не обсуждаются. Он умрёт со смеху, если окажется рядом с ними и их нельзя будет бить и трахать. Впрочем, что с убогих на процессор взять? Он длинно вздохнул, ощущая, как прохладный воздух остужает корпус. Приятно. Мысли вяло крутились дальше. Вспомнив ненадолго о десах-неженках, по ассоциации покатилось — кажется, ходит слух, что тот симпатичный доктор голубеньких цветов всё-таки выкарабкался из пропасти. Любит Юникрон этих симпатичных идиотов, отпустил из своих объятий. Маленький хрупкий корпус снова встал перед глазами. Хорошо бы если так, тогда он сможет снова его поймать и всё-таки сконнектить. Надо найти кого-нибудь, кто в курсе, да расспросить… да, расспросить. Этот, голубенький, наверняка спрятался и не высовывается с десовской базы, узнать бы, где она… но лисички в последнее время стали прятаться гораздо лучше! Война заставила поумнеть. Хм… а что это там мелькнуло в небе? С пробуждающимся весельем Рикошет следил, как над горами выписывает сложные фигуры изящный самолет. Кто-то из сикеров — может быть, и сам Старскрим, белая гаечка. Причем один — странно, обычно, коны трусоваты и в одиночку не летают… Праймас побери, а ведь это шанс! Рикошет быстро просчитал расстояние до предполагаемого места тренировки, свое состояние, состояние снаряжения и оружия, без которого даже в кварте не ходил, прикинул количество топлива… трансформировался и покатил по дороге в альтформе, загасив всю подсветку. О том, что задание у него было совершенно другим, и в другом месте, он не вспомнил — подумав только о том, что поймать джета будет здорово. А еще тот может знать о красивом голубом медике, и больше, собственно, Рикошету ничего не нужно. Но на базу он летуна отволочет. Не отпускать же…