Добрый доктор

      Активировав оптику, Рикошет несколько кликов пытался сообразить, куда попал. Просторное светлое помещение напоминало медблок — вон полки с инструментами и банки с какими-то жидкостями у стен. Непонятно было только, как он сюда попал — вроде бы, ехал на очередную охоту… ехал-ехал, а потом… провал.       Точно провал. Он, будто, отключился на клик… следующий обрывок памяти показал силуэт сикера в темнеющем небе… а потом — удары, скрежет трескающейся брони, ужасная боль ломающихся систем… и темнота. Что произошло? Он попал в засаду? Или просто упал с обрыва — этот обрыв почему-то постоянно маячил в памяти предвестием чего-то неприятного. Но вряд ли он в плену — даже десептиконы не настольно добрые и блаженные, чтобы чинить его. Однако, надо как можно скорее выяснить, что происходит…       Автобот дернулся, обнаружил, что не может пошевелиться из-за блокираторов на платформе, попытался выругаться и тоже не смог. Шлак… нет, он не испугался, он разозлился! Если это старый оплавок Рэтчет, он не знает, что с ним сделает! И вообще в таком положении любой испугается! Он дернулся еще раз, проверяя крепость блокираторов, и замер, услышав мелодичное посвистывание и легкие шаги. Ага. Сейчас он увидит этого самоубийцу, решившего, что он может так обращаться с лейтенантом и телохранителем Прайма! Судя по звуку шагов, меха был меньше и гораздо легче его…       Прошуршали дверные створки. Шаги приблизились, и в поле зрения Рикошета возник… шлак…       Вокалайзер захрипел, вновь не сумев издать внятного звука. Да Рикошет и не смог бы сказать ничего внятного, с разинутым ртом уставясь на представшую перед его оптикой воплотившуюся мечту.       Алые линзы, алая броня, не просто красная, но того восхитительного оттенка, которым играет небо на закате после взрыва кислородной бомбы. Тонкий фейсплейт, очертаниями напоминающий любимый нож. А этот силуэт брони… спорткар, настолько изящный, что почти десептикон. Какая талия! А бедра, эти бедра… Рикошет представил, что скрывается между ними, вентиляция тяжело захрипела, напряжение подскочило… а потом в голове что-то щелкнуло, и он отключился.       И снова включился. Дивное видение стояло над ним с портативным генератором, какой он видел у Рэтчета. Старый шлак нашел себе помощника?       Интерфейсное чудо бросило на него мимолётный взгляд, от которого предвкушающая дрожь пробежала по нейросети.       «Сладкая штучка,» — подумал Рикошет, — «ты у меня с платформы не слезешь. Будешь раздвигать ноги и крутить бампером у меня на джампере.»       — Наконец-то ты очнулся, — мелодичный голос также оказался выше всяких похвал, а уж как он будет звучать, если драть его во все порты! Неужели старый садист взял себе интера в помощь? — Значит, можно приступать к ремонту.       Медик кивнул, как будто сам себе, отставил генератор, и только в этот момент Рикошет заметил несоответствие — инсигния десептиконов, выставленная непривычным фиолетовым цветом. Точнее, привычным, но этот цвет он видел больше в форме другого знака…       Должно быть, это открытие что-то сместило в его сознании. Он, наконец, внимательнее оглядел медблок (шлак, левая оптика не включается), замечая непривычную чистоту, отсутствие окон и совершенно иначе расположенное оборудование — крупный Рэтчет устанавливал приборы и платформы так, как будет удобно себе, а невысокий спорткар явно не испытывал неудобства. А еще… еще он выглядел знакомо. Не знай Рикошет, что у того кона, который свалился в пропасть несколькими декадами раньше, не было братьев, он бы предположил…       Шлак, о чем он думает? Инсигния десептиконов! Он в плену.       Хотя... Ха! Ну, держись, гаечка! Сейчас он так напугает это недоразумение, что кон от него сбежит! Он выберется, перебьёт всех, кто под руку попадется, и захватит эту недобазу! А когда Хозяин об этом узнает, то обязательно его наградит!       Рико оскалился и зарычал. Точнее, попытался зарычать — к его удивлению вокалайзер лишь заскрипел, как заржавевший — и конечно, это не произвело на кона никакого впечатления. Его небрежно похлопали по плечу, и сообщили с оттенком сочувствия:       — Тихо-тихо. Я знаю, что тебе страшно, но я не собираюсь тебя разбирать, честное слово.       Обнаглел, гайка!       Кажется, брат как-то говорил, что магнитные захваты на ремплатформе можно скинуть — не у Рэтчета, конечно, а общестандартные. У их безумного хирурга они усиленные, лично улучшенные, но те, что у десов, должны быть обычными, такими же, что и до войны. А ну-ка! Сейчас он выберется, нагнёт этого интера и хорошенько оторвётся! Нужно только порезче дёрнуться.       — Судя по твоему энергополю, ты задумал что-то нехорошее, — заметил кон, задумчиво прижав палец к губам. Ух ты ж, красавчик, ещё и дразнится! — Не рекомендую этого делать, а то...       Что он там хотел сказать, Рико уже не слушал, он напружинился и что есть сил дёрнулся всем корпусом и… упал, хрипя от мучительной боли в спине.       — Ну, я же просил... — устало вздохнул медик.              «Саундвейв! Засунь уже свои эмоции в выхлоп, и делай то, что никто другой не сможет! Это спасёт твоих товарищей!»       «Ему плохо…» — умирающе прошелестел телепат. — «Я не могу…»       «Можешь. Представь, как плохо Мегатрону и Старскриму. Подумай о том, что этот шлак не получит от меня и четверти того, что заслужил. Вспомни, наконец, что я его чиню, а не ломаю! Да, без дезактиватора, но его и нам самим мало, а этот шлак живучий — с ним случались вещи и похуже операции без отключения».       «Я… сейчас…»       Нокаут мысленно вздохнул и продолжил говорить, ласково улыбаясь:       — Ну, ну, тише, не надо так реагировать. Я ведь не собираюсь тебя расчленять. Просто исправлю, чтобы ты хотя бы не дезактивировался в ближайшее время. Твой хозяин здорово тебя отделал, а я, видишь ли, не люблю сломанные вещи. Даже если ты недавно сломал меня…       — Ш-шш-ш?       — Что? Да, это из-за тебя я упал в пропасть. И, ну, немного умер. И решил немного сменить имидж, как считаешь, мне идет?       Автобот не ответил, и кажется, даже не очень понял его слова — продолжал подергиваться и трястись в блокираторах, мигая уцелевшей оптикой. Нокаут похлопал его по измочаленному фейсплейту, чтобы привлечь внимание.       — Ты же не будешь мешать мне тебя чинить, верно? Просто немного потерпи… — и трансформировав руку в пилу, жужжащим диском коснулся измятого капота. — Это уже только на переплавку, придется снимать, уж извини…       Сорванная деталь небрежно отброшена в угол. Держа контакт с Саундвейвом, Нокаут видел себя чужими глазами — прекрасное и безжалостное видение, почти ощущал уверенные руки внутри. У медиков — как и у шахтеров — всегда очень сильные руки и плечи…       — Вот видишь, даже защита Искры в трещинах. Сейчас мы ее…              Клики текли, сливаясь в бриймы. Он лежал, застыв в блокираторах, остро ощущая — даже не боль, беспомощность, охватившую до самой Искры. Как ни странно, пока ему и впрямь не было слишком больно, как будто десептикон и впрямь его чинил — в смысле, ноющие вспышки были не так сильны, чтоб от них орать. Хуже боли был страх — расширенная оптика максимально четко фиксировала спокойное и сосредоточенное лицо его ожившей жертвы, Нокаута, склонившегося над ним, и тонкие пальцы, касающиеся раскрытых внутренних систем… шлак… так не должно быть. Так не должно быть — с ним… ау-у-у!       Он отчаянно взвыл, не способный более ни на что — болью прошибло весь корпус, боль текла расплавом по магистралям, длилась, как долгая нота тревожного сигнала, тянулась…       …Все?       Кончилось. Схлынуло, оставив блаженную легкость. И прохладные пальцы на шлеме.       — Ш-ш-ш… все хорошо. Скоро все закончится…       Что закончится? Актив?       — Я был бы рад, конечно, если бы ты не орал, не дергался и не мешал мне тебя чинить. Но извини, обезболивающего у нас больше нет. Ты ведь сильный, потерпишь немного? Это был очень неудачный удар…       Конечно… сильный. Не какой-нибудь десептишлак, который будет сливать отработку из-за мелкой трещины в броне… а-а-ау! Сильно… но быстро. Кликовый приступ — ошпарило левый бок. Рикошет обмяк, отчетливо слыша гул своей вентиляции, а десептикон мягко погладил прямо по внутренним системам, улыбаясь — мстит, оплавок… наверняка, мстит за тот случай. Как Рэтчет, для которого чинить и пытать — взаимосвязанные действия.       Интересно, что он с ним делает? Коны обычно не убивают пленных... ай! Да и пытать, вроде как, не умеют... хотя с этим Рикошет уже был не уверен.       — Нда... — протянул десептикон. — Чего только за свой актив не видел, а таких везучих — единицы. Ты знаешь, что с повреждённым нейростволом меха иногда даже пальцем пошевелить не могут?       Автобот вздрогнул, и уцелевшая линза полыхнула в приступе ужаса. Праймас, нет! Только не это... если он станет бесполезным... он хорошо помнил обещание Прайма. Из его искры сделают подпитку для Джазза, и этот оплавок только порадуется, что Рикошет ему больше не будет мешать. Ржа юникронова… если этот кон сейчас предложит сменить знак в обмен на ремонт… он согласится. На все. В конце концов, согласие на словах ничего не значит…       Но десептикон молчал, что-то сосредоточенно делая, а Рикошет не мог говорить. Он не знал, что сейчас Нокаут был слишком занят для вопросов, вычищая от ржи и грязи внутренние детали автобота и одновременно успокаивая Саундвейва, сраженного приступом чужого ужаса. Медик случайно нащупал крючок — сильный страх, боязнь стать бесполезным придатком к близнецу, как уже было однажды. Жалостливый телепат разрывался между желаниями сбежать и кинуться к платформе — утешать пациента.       «Сперва — работа, — убеждал Нокаут. — А после я его починю, не сомневайся. Как у тебя дела?»       «Его защита трескается», — сообщил Саундвейв страдающим тоном. — «Но я еще не нашел нужных сведений… тяжело».       «Необходимо. Наши друзья в плену — и их будут ломать безо всякой жалости.»       Кажется, это заставило телепата наконец собраться. Он неслышно вздохнул, и даже передал Нокауту робкое предложение: действовать жестче, чтобы быстрее закончить неприятную процедуру. Жестче… хм… прямо пытать переломанного бота нежелательно — отключится еще, и телепата-неумеху утянет в офлайн. Но можно надавить психологически… автобот глядел с ужасом и мольбой, и Нокаут постарался улыбнуться ему как можно более нежно, доставая из-под платформы лоток и несколько тонких шлангов. Конечно, он вовсе не собирался специально причинять пациенту боль больше, чем это было необходимо. Он собирался использовать одну невинную медицинскую шутку…       — У нас очень мало ресурсов, — объяснил десептикон, подсовывая лоток под бедренную секцию автобота. — Поэтому постарайся не слиться. Иначе слитое придется в тебя обратно закачивать, а это негигиенично и неприятно.       Что? Да как этот шлак смеет… вспышка ярости сменилась новым приступом, и Рикошет вновь отчаянно заорал, беспомощно дергаясь в блокираторах. Боль длилась, не угасая, вгрызалась в процессор, рвала корпус, вышибая все связные мысли. Не… слиться… сквозь завесу боли он постарался послать сигнал системам слива, замкнуть, не… а-аа-ау-у!       — Ну, я же просил, — услышал он, когда стих звон в аудиосенсорах. — Хорошо, что лоток поставил…       Суть шутки состояла в закономерности: к чему пациент готовится, то ощущает острее. Скажи — сейчас будет больно, и боль станет сильнее, если меха ее ждет. А если предупредить о вероятности слива, то пациент наверняка попытается послать системам сигнал, который те из-за помех от боли и поломок с восьмидесятипроцентной вероятностью распознают неправильно. И… веселые розовые струйки на броне.       Нокаут вздохнул, тщательно шифруя мстительное удовлетворение от вида лужицы под автоботским бампером и страдания на помятом фейсплейте. Саундвейв сосредоточенно шарил по памяти Рикошета, отстраняясь от волн унижения и стыда. Из глубин искры поднялись сожаление и вина — так не поступают с пациентами.       «Совесть, молчать!»       Нокаут привычным усилием отодвинул поднявшее, было, голову отражение. Умеет вот в самые неподходящие и самые ненужные моменты вякать!       О том, что Саундвейв что-то заметит, медик не беспокоился — так, как и он и отражение были единым целым, со стороны это и правда должно было выглядеть, как буянящая совесть — отголосок того десептикона, каким он был до аварии.       А автоботу не помешает урок. Судя по выражению лица и биению энергополей, тот находился в полной растерянности — не был готов к тому, что добрые коны будут так обращаться с пленным. Рикошет мог ожидать от них мягкого допроса, попытки переубедить и объяснить, что нужно быть хорошим. Боли, унижения и насилия он ждал скорее от нейтралов — если бы попался, или даже от своих… но не от конов. Не такой оглушающей боли. Не такого постыдного — и даже не намеренного! — унижения… и ведь его даже не допрашивали, его чинили! Нокаут, эта перекрашенная игрушка, превратившаяся в воплощенную интерфейсную мечту, смотрел участливо и сочувственно, и, шлак, лежать перед ним с раскрытым корпусом и лужей между ног. Хорошо еще, что не собирался интерфейсить, иначе…       Десептикон снова погладил его — мягко, едва касаясь, и Рикошет с ужасом и недоумением ощутил, что несмотря на боль и повреждения, внутри рождается сладкая, томительная дрожь. Что… почему? Такого не может быть! Он не хотел принадлежать никому, кроме своего господина, а этот кон… такой красивый, великолепный, ослепительно-алый… если бы он взял его, скованного и беспомощного, со вскрытым корпусом и сочащимся из-под паховой пластины энергоном…              «Шлак! Каут, ему нравится!»       Судя по тону телепата, тот был в глубоком шоке от происходящего.       «Ну, и отлично. Тебе же проще — продолжай читать, пока он тебя не замечает,» — раздраженно бросил Нокаут. От связиста пришла волна обречённого согласия, перемешенного с сожалением, отчего медик поморщился и громко, членораздельно подумал:       «Саундвейв! Пожалуйста, отключи стыдливость и закончи работу! Ради наших друзей!» — и вновь обратил внимание на автобота.       — Знаешь, подобный ремонт обычно не проводят в одиночку, не уверен, что я справлюсь, — грустно посетовал он и покачал шлемом, — но ты постарайся пожалуйста потерпеть. И не беспокойся, если что, мы обязательно вернём тебя твоему брату.       Корпус Рикошета под пальцами мелко задрожал. Кажется, подобная перспектива пугала автобота до повторного слива топлива. Десептикон отметил для себя этот факт и осторожно вытянул ещё несколько застрявших в системах осколков. Строго говоря, оставалось только запаять поврежденные участки и оставить приходить в себя, но ещё немного помариновать противника стоило и... оп-па! Это что? Почему сдвигаются лепестки внутренней брони? Неужели искра дала команду на выход? Похоже, что так — похожий на раковину механизм приоткрывался, бросая в лицо лучи золотистого света. Ну дела. Вот чего-чего, а подобного Нокаут не ожидал. Но это и к лучшему, это можно использовать…       Припомнив всё, что знал о строении и свойствах искры, хирург пришёл к мысли, что в принципе, если сейчас заставить диверсанта окончательно раскрыться, а потом спровоцировать холодный сброс, то разом достигнутся несколько целей. Во-первых, энергетическая волна запустит регенерацию, пройдя по всем цепям, а в-вторых, начисто снесёт сознательную защиту процессора. Несколько кликов после сброса автобот будет беззащитен и открыт, Саундвейву должно хватить времени.       Отражение в глубине собственной искры вздрогнуло и с ужасом прошептало, что так богохульствовать над чужими искрами нельзя.       «Да какое богохульство? Естественный процесс! Уймись уже, ничего ему не будет,» — отмахнулся десептикон. Сочувственно посмотрел на своего пациента и вздохнул.       — Надо же. У тебя даже камера искры в трещинах. Я почти закончил, но... нужно проверить нет ли осколков в камере. Иначе это может плохо закончиться. Постарайся не дёргаться, хорошо?       Рикошет с ужасом осознал, что имел ввиду кон, когда почувствовал прикосновение тонких пальцев к лепесткам защиты искровой камеры. То, чего прежде касался только его владыка, да и то — один-единственный раз… нет! Нет! Он же не... не надо!       Уцелевшая оптика расширилась до предела, вхолостую калибруя захват, и Рико вздрогнул, застывая всем корпусом, словно парализованный. Вентиляция судорожно захрипела…       — Тише, тише... — тихий шепот теплым маслом втёк в аудиоприёмник. — Я только проверю...       Это чувство... нечто на грани боли, но не боль... беспомощное и яркое... страшное, беспощадное и властное... никогда раньше он не чувствовал подобного. Новое прикосновение опалило датчики, он забился, забыв обо всем — о предупреждениях десептикона, о поврежденном нейростволе, о Повелителе, о тайнах… от него осталась одна только искра, мучительно распахнутая, ждущая прикосновения, жаждущая, раскаленная…       Хватит! Пожалуйста, пожалуйстапожалуйста, дай… мне надо…       Со скрипом и скрежетом сдвинулся механизм, ни разу в его активе не используемый, и к тому же — смятый и поврежденный недавними ударами. Автобот захрипел чуть слышно, выворачивая себя, подставляясь чужим рукам. В темноте над ним парило спокойное красивое лицо — безжалостно-заботливое лицо десептикона.       Ледяная игла пронзила его и мир погас.