***
…Ярко-красный поезд тронулся, весело гудя и оставляя за собой белый шлейф, как корабль в море. Лили зачарованно смотрела в окно, глядя, как проносится мимо платформа 9¾, затем лондонские предместья и, наконец, живописные провинциальные деревушки… Она до сих пор немного боялась, что Хогвартс-экспресс везет их не в школу, а прямиком к Дьяволу, но праздничная атмосфера на вокзале противоречила этому в корне: по радостным лицам родителей, провожавших детей, нельзя было сказать, что они отдают своих чад на заклание… К тому же, Северус в очередной раз клятвенно пообещал, что никакой костер Лили не грозит. Сам он сидел напротив, уткнувшись в какой-то ветхий учебник. Отек с его лица спал и синяки успели рассосаться, но вот сломанный нос так и не зажил до конца: Северусу было трудно дышать, а постоянно воспаленная слизистая вынуждала ежеминутно пользоваться платком. …Когда в ту ночь Лили, справившись с первым испугом, снова сделалась решительной и храброй, они с Севом вместе сбежали из Паучьего Тупика. Они все-таки свалились с дерева, когда сухая ветка сломалась под их общим весом, и проснувшийся от шума мистер Снейп едва не застрелил обоих из ружья, но каким-то чудом все обошлось. Северусу, у которого было разбито не только лицо, едва хватило сил добраться до дома Эвансов, куда Лили привела его, не слушая никаких возражений. Тихо, чтобы никого в доме не разбудить, они пробрались в подвал. Там девочка устроила другу что-то наподобие тайного логова, где он и залег почти на весь август, приходя в себя… Только в конце месяца, перед самой поездкой в Хогвартс, он оправился настолько, чтобы снова пробраться в дом Снейпов и забрать свои немногочисленные вещи, а потом в одиночку сходить на Косую Аллею и неизвестно на какие деньги сделать самые основные покупки к школе. Лили пыталась расспрашивать, но Северус молчал. Он вообще мало говорил в последнее время. Девочка всеми силами пыталась отвлечь его, как-то развеселить, но каждый раз хватало ненадолго, и Северус опять замыкался в себе. Лили это очень расстраивало… Она как раз открыла «Историю Хогвартса», изнывая от скуки, когда в купе вдруг ввалились двое мальчишек. — Можно мы тут упадем? — жизнерадостно сказал один из них — румяный и вихрастый, и, не дожидаясь разрешения, плюхнулся на сиденье рядом с Лили. — Меня зовут Джеймс Поттер! — Сириус Блэк, — так же бодро представился второй, симпатичный брюнет, усаживаясь рядом с товарищем, так что слегка опешившей девочке пришлось потесниться. Она нахмурилась, краем глаза ловя мрачный взгляд Сева поверх учебника, но воспитание все же взяло верх: — Я Лили Эванс. А это Северус Снейп. — Приятственно, — кивнул Джеймс и взлохматил без того растрепанные волосы. — Вы тоже первокурсники? На какой факультет собираетесь? Мы вот с Сири, пожалуй, пошлем к черту эту школу, если не попадем на Гриффиндор! Из-за учебника раздалось отчетливое фырканье. Лили чуть поежилась: друг всегда отзывался об этом факультете самым нелестным образом, утверждая, что там учатся одни олухи и разгильдяи, которым, к тому же, доставляет удовольствие издеваться над теми, кто слабее. У девочки ушел почти год на то, чтобы вытянуть из Северуса причину его предвзятости: давным-давно, когда его мама Эйлин еще училась в школе, ее вовсю травили сокурсницы-гриффиндорки. Наверно, из-за этого она и стала такой плохой мамой… — Чего? — тем временем вцепился в Сева Джеймс. — Ты имеешь что-то против Гриффиндора? — Даже если так, это не твое дело. — Ты посмотри, какой недружелюбный! — с наигранным удивлением обратился мальчишка к своему товарищу. — Прямо как твоя двоюродная сестрица! — Ага, — подхватил тот. — Этот — явный слизеринец. Они там все такие. — Не то, что ты, Эванс. Ты как будто иллюстрация к слову «Гриффиндор» в справочнике «Тысяча крутейших вещей на свете»! Девочка растерянно покраснела, машинально проводя рукой по огненно-рыжим волосам, и тут же разозлилась на саму себя. Эти мальчишки ведут себя, как настоящие придурки! Надо собраться с духом и как-то выставить их вон… — Получается, — меж тем с нахальной улыбкой протянул Джеймс, — в этом купе три льва и всего одна змея! Тебе не кажется, что кто-то тут лишний, а, Снейп? Лили задохнулась от возмущения и открыла рот, но даже не смогла сразу подобрать слов в ответ на такое хамство… Северус снова поднял на мальчишек тяжелый взгляд поверх своей книги. Потом аккуратно закрыл ее и отложил в сторону. — У тебя какие-то проблемы, Поттер? Тот прищурился в его сторону, а потом расплылся в широкой ухмылке: — Мои проблемы — мелочь по сравнению с твоими, Сопливус. Лили взглянула на друга и ахнула: похоже, от нервного напряжения нос Сева еще больше воспалился, и теперь из него текло ручьем. Мальчик, почувствовал это, от злости пошел красными пятнами. — О-о-о, — пропел со своего места Блэк. — Неужто мы разозлили грозного Нюниуса? — Хватит! — отмерев наконец, крикнула Лили. — Вы двое, убирайтесь отсюда! Джеймс недоверчиво рассмеялся: — Ты что, Эванс? Предпочитаешь компании своих этого… буквально, сопляка? Взгляд Северуса заледенел. Он встал и шагнул вперед, а Джеймс и Сириус, ухмыляясь, зеркально повторили его движение… Лили в бешенстве слетела с сиденья: — Я! Сказала! Убирайтесь!!! Не ожидав такого напора, мальчишки позволили ей вытолкать себя из купе, не перестав, впрочем, смеяться и отпускать унизительные шутки. Девочка с грохотом захлопнула дверь перед их носами и щелкнула задвижкой. Северус медленно опустился на свое место. Вытер нос платком, заново раскрыл книгу и больше не проронил ни слова до самого Хогвартса.***
…Чертов Поттер ходил за ней хвостом. Лили злилась, кричала, чтоб отстал, пару раз даже огрела его сумкой с книгами, но все без толку. Мальчишка только смеялся и продолжал виться рядом. Было бы еще полбеды, если б он приставал к ней один. Но с ним рядом всегда были острый на язык Сириус, шутки которого Эванс терпеть не могла, и еще двое гриффиндорцев — подхалим Петтигрю и Люпин, присоединившийся к компании последним. Причем если тихий Ремус просто болтался поблизости, не создавая проблем, то Питер только и делал, что поддакивал каждому слову Поттера и Блэка, чем доводил Лили до белого каления. Она очень, очень боялась, что однажды проклянет их всех насмерть и отправится за это на костер… А хуже всего было с Северусом. Шляпа распределила его на Слизерин, что казалось Лили настоящим кошмаром: попади он на Когтевран, они оба вздохнули бы спокойно, однако теперь Сев оказался меж двух огней. Дети аристократов относились к бедняку-полукровке с презрением и не то что не заступались, а вовсе игнорировали его существование, гриффиндорцы же его попросту травили. С подачи Поттера и Блэка ужасная кличка «Нюниус» приклеилась к Севу намертво, и даже несмотря на то, что мадам Помфри вылечила его нос, каждый студент красно-золотого факультета считал своим долгом отпустить в его адрес какую-нибудь дурацкую шутку про сопли. А когда Северус стал огрызаться, в ход пошли заклинания… К третьему курсу это противостояние приобрело масштабы настоящей войны. Лили была в отчаянии. На Гриффиндоре у нее появились друзья, ведь не все там были такими же придурками, как Поттер и компания, поэтому девочка уже не проводила с Северусом так много времени, как раньше. Ей от этого было очень совестно, хоть Сев и утверждал, что все в порядке и она не обязана с ним нянчиться… Сам он с головой ушел в учебу. Это совсем не было так хорошо, как звучало: у Лили волосы на голове шевелились всякий раз, когда он показывал ей очередной идеально сваренный яд или освоенное в рекордные сроки жуткое заклинание. Несмотря на заверения Северуса, что он никому не собирается вредить, Лили взяла с него клятву не использовать все эти яды и проклятья на гриффиндорцах, выпады которых месяц от месяца становились все серьезнее… Она все больше боялась уже не за себя, а за друга. Такими темпами на костре сожгут, скорее, его… Ее подугасшую было боязнь костров не так давно снова распалил Поттер, подтвердивший, что такие меры действительно до сих пор практикуются в отношении особо опасных темных магов. Услышав об этом, Лили бросилась в библиотеку за доказательствами, а найдя их, кинулась уже к Северусу. «Как ты не понимаешь?! — кричала она шепотом, чтобы эхо не шло по подземельям. — Еще неизвестно, темный ты или светлый, это только через пару лет прояснится, но если будешь продолжать в том же духе, то точно станешь темным! Неужели тебе этого хочется?!..» «Снова будешь пугать меня костром?» — устало вздыхал Снейп. «Но это не страшилки! На, взгляни вот сюда! Это на самом деле происходит, Церковь действительно! До сих пор! Делает это!!!» «Да знаю я, — хмуро пожал плечами Северус, отчего Лили, поперхнувшись, уставилась на него с открытым ртом. — На Слизерине больше половины — темные, так что меня уже просветили». «И ты все равно?!..» «А что прикажешь мне делать, Лилс?! — наконец, взорвался тот. — Те заклинания, которыми меня гасят Поттер с дружками, мне не даются, хоть тресни! Я разучиваю их часами, зелья от головной боли пью как воду, а в итоге — все равно колдую на уровне первокурсника! Вот и приходится учить то, что получается хотя бы не так паршиво!..» Северус сильно преуменьшал. Они частенько вместе тренировались в одном из пустых классов, и Лили с недавних пор откровенно пугало то, что друг вытворял со своим трансфигурированным манекеном. Сама она незатейливо, хоть и мощно, жгла и взрывала (иронично, что у девочки, с детства боящейся быть спаленной на костре, огненные заклинания выходили лучше всего)… Сев же действовал с выдумкой. Лили крепко подозревала, что на месте манекена он представляет Поттера, и у нее все холодело внутри, когда соломенная кукла превращалась в изломанные, искореженные, изрезанные останки. Пожалуй, если б у манекена могла быть кровь, ей был бы заляпан весь класс. Лили очень, очень боялась, что однажды ярость Северуса в конце концов перекинется на людей, и в костре этой ярости сгорит вся башня Гриффиндора…***
О том, что она светлая, Лили узнала в четырнадцать. Это произошло в маленькой часовне в южной части замка — она начала ходить туда полгода назад, как только узнала от подруги о существовании этого места. Конечно, большинство магов и волшебниц в Европе были верующими андрастианцами, однако времена, когда люди каждую свободную минуту взывали к Создателю, прошли вместе с падением Гриндевальда, и теперь школьная часовня почти всегда пустовала. Лили, воспитанная в протестантской вере, не особенно хорошо понимала суть учения Святой Андрасте. Ей просто было хорошо и спокойно сидеть в часовне перед красивой статуей женщины с мудрым лицом, вдыхать неизменно свежий и приятно пахнущий воздух, зажигать свечку и молиться так, как привыкла, не заботясь о том, к кому именно она обращается. В тот день Лили разговаривала с Создателем. Северус подрался с Джеймсом на дуэли, которая больше походила на бои без правил, и теперь они оба лежали в Больничном крыле, а мадам Помфри никого к ним не пускала. Лили молилась о том, чтобы они прекратили все это. Она успела мельком увидеть друга, когда того несли в лазарет, и теперь просила Бога, чтобы тот не позволил Севу остаться калекой. А когда девушка представляла, что сам Северус мог сделать с противником, она молилась еще и за Джеймса… Ей не стоило, не стоило говорить Севу, что Поттер пытался ее поцеловать. Лили молилась за них обоих и плакала, чувствуя, как нарастает в груди невыносимая тяжесть — слишком большая, чтобы ее выдержало хрупкое человеческое тело, слишком неподъемная, чтобы сознание хотя бы осмыслило ее величину… Девушке показалось, что сейчас она просто умрет. И тогда свет затопил часовню — ослепительно яркий, белый, белее снега и самых высоких облаков, холодный и одновременно горячий, как само Солнце, он поглотил все вокруг, и Лили растворилась в нем, ощущая, как что-то непознаваемое и безграничное касается ее сквозь саму ткань мира… Она очнулась в кабинете директора. Там профессор Дамблдор напоил ее чаем, мягко уговорил дать Нерушимый Обет молчания… и сказал, что она, Лили Эванс, дочь самых обыкновенных маглов-протестантов и ничем особенно не выдающаяся юная волшебница, однажды станет новой Верховной Жрицей. А Северус и Джеймс полностью выздоровели на следующий день.***
Все, что происходило после, было одним сплошным кошмаром. Лили все прошедшее лето провела в попытках дозваться своей «божественной» силы, в само существование которой она так до конца и не поверила. Сила не отзывалась. Свет отказывался снисходить на нее. Дамблдор, которому Лили отчитывалась о своих попытках, уверял ее, что все в порядке, так и должно быть, после первого откровения всегда должно пройти время, нужно только не опускать руки… Лили злилась, хоть и понимала, что из-за злости у нее точно ничего не получится, и от этого злилась еще больше. А Северус ничем не мог помочь, ведь ему нельзя было даже рассказать. В Хогвартс-экспрессе девушка специально села одна не в то купе, что во все предыдущие годы, но Сев нашел ее, и они поссорились. Лили толком не знала даже, из-за чего вспылила — слово за слово, кулаком по столу… Только намного, намного позже она поняла: от него уже тогда разило Тьмой. Определяющего выброса у Сева все никак не случалось, хотя почти все его одногодки к тому времени знали, кто они такие. А Снейп оставался серым. Наверно, думала Лили, он с детства так часто насильно сдерживал свою магию, боясь отцовских побоев, что теперь его суть просто не могла прорваться сквозь внутренние преграды… И Лили проклинала себя за то, что молится: пусть бы этого и вовсе никогда не случилось. Она боялась того, что выяснится в итоге. Она чувствовала, что ее друг — темный, но всей душой не желала в это верить, потому что если это правда — ему не избежать костра… Да. Светлый Северус мог бы стать настоящим паладином — бескомпромиссным и грозным, повергающим в ужас любое зло, но Темный Северус… будет самым опасным чудовищем из всех. Лили не знала, почему она настолько в этом уверена, — просто чувствовала, что все именно так. И это пугало ее до смерти. …Они стали реже видеться. Оба говорили: это все из-за СОВ, это все старшие курсы, увеличившаяся нагрузка, расширившийся круг интересов, тут даже на сон времени не хватает, «вот, возьми мою тетрадь по Зельям, отдашь в пятницу», «нет, в пятницу никак, забегу между уроками во вторник»… Оба врали друг другу и сами себе. Лили просто стало неуютно находиться рядом с Северусом, а ему… что мешало ему, он не говорил. Зато девушка с ужасом поняла: ей становится все комфортнее с Джеймсом. Тот перестал задирать ее и, наконец, сделался внимательным и любезным. Конечно, он все еще оставался придурком и слишком… гриффиндорцем как для хорошего человека, но… Его Свет — яркий и мощный — обволакивал Лили, даря ей настоящий душевный отдых и чувство защищенности. Ей было стыдно, что она не может отказаться от этого… Даже ради Сева. Ей было стыдно, и горько, и противно от самой себя, и поэтому у Лили ничего не получалось, сколько бы она ни молилась в своей часовне. …А над Британией сгущались тучи. Маг, объявивший себя Темным Лордом, начал войну против Святой Церкви, провозглашая освобождение темных от гнета светлого большинства… Дамблдор торопил. На рождественских каникулах Лили побывала в Бирме, но вернулась оттуда ни с чем. Сириус спустил Снейпа с лестницы, сломав ему обе ноги. Через неделю Северус отправил Блэка в Больничное крыло и три дня отказывался говорить, какое тому требуется противоядие. Лили была почти уверена, что если бы она не устроила Севу истерику, требуя этот рецепт, он бы так и не сказал… Девушка очень, очень боялась, что однажды Дамблдору не удастся замять очередной подобный инцидент, и за Северусом придут… Костер, на котором он будет гореть, снился ей ночами.***
«Я темный». Лили плакала в подушку, и эти слова бились в ее голове, как птица в силках. «Я темный». Она знала это давным-давно, но знание не делало удар менее сильным. «Мне жаль, моя девочка. Северус не выбирал, каким ему родиться… Однако разве это должно разрушить вашу дружбу, пережившую уже столько невзгод?» Дамблдор просто не понимал. Да и как он мог понять? Разве ему приходилось страдать так же, как ей?.. «Я еще не научилась призывать эту силу, но я уже не хочу ее! Слышите? Вам нужен этот проклятый Трифорс, так забирайте его себе! Забирайте! Я не хочу быть Жрицей, вообще не хочу никакого Света! Заберите его, сделайте меня темной!» «Девочка моя… — в голосе старика-директора — настоящий ужас и едва заметная, но искренняя боль. — Если бы это было возможно…» «Почему?! Ну почему мир должен быть таким?» «Я не знаю, Лили. Не знаю. Он просто есть…» «Тогда, может, мне и не надо его спасать?!» …Лили рыдала в подушку и боялась, что когда слезы закончатся, она просто смирится с судьбой.***
Северус уходил. Прежде, даже в самые тяжелые для них двоих времена непонимания и ссор, он все равно всегда оставался рядом. Лили ощущала его присутствие каждую секунду: в запахе трав и зелий, прилипшем к ее одежде, в его конспектах на ее столе, в чарах, которые Сев походя накладывал на нее, даже не спрашивая, просто — заботясь о пятнышке на мантии или растрепавшихся волосах, или чтобы согреть в холодную погоду, когда обнять не получалось… Теперь Северуса день ото дня становилось все меньше и меньше. Раньше Лили всегда чувствовала его взгляд. Если Сев не смотрел в учебник, или котел, или тарелку — он смотрел на нее. Иногда прямо, иногда вскользь, но — всегда… Лили поняла, что происходит, только когда стала скучать по его взгляду. Паника нарастала в ней днями и неделями, пока девушка не взяла себя в руки и, наплевав на свой непокорный Свет внутри, не подошла к Северусу так близко, как не рисковала подходить уже очень давно. Ей было больно находиться рядом с ним и еще больнее — касаться, но Лили пересилила себя и взяла лицо Сева в ладони. Он вздрогнул, словно ее кожа была раскаленной. Лили поняла, почему, и едва не заплакала. …Он ничего не ответил на ее вопросы, даже когда она сорвалась на крик. Он просто смотрел на нее — почти как прежде, с нежностью, от которой щемило в груди… Лили знала: если Северус сейчас ее поцелует, все будет кончено. Тьма и Свет могут катиться к черту, долг Жрицы и Tedd Deireadh, Церковь, Хаос и сам Создатель могут катиться к черту — но если уж две непримиримые Силы в их телах уничтожат Лили и Северуса за попытку быть вдвоем, то в этом костре, по крайней мере, они сгорят вместе! …Он не поцеловал ее. Может, во всем была виновата сама Лили и ее поведение в последние годы, может — ее очень давнее требование не читать мысли, а может, дело было в чем-то другом… но, так или иначе, Северус ушел. А назавтра Лили узнала, что он с прошлой зимы носит метку Пожирателя Смерти на руке.***
Он предал ее. Лили хотелось разозлиться, хотелось прийти в такую ярость, чтобы разнести по камешку весь проклятый Хогвартс и, добравшись до подземелий, стереть в мелкую пыль мерзавца по имени Северус Снейп… Она очень, очень хотела разозлиться, но внутри была только пустота. Северус предал ее… Лили и не знала прежде, что бывает такая боль, от которой душа выгорает до самого основания, оставляя лишь тянущее, бесконечное ничто. Словно вырезали все, что было в ней живого, и обратили в пыль… Опустошенная, потерянная, мертвая — Лили больше ни о чем не думала и ничего не хотела. Поэтому когда рядом оказался Джеймс, она не оттолкнула его — просто пошла, куда он ее повел, и позволила его Свету заменить ей собственную волю… Словно издалека Лили наблюдала, как продолжает жить. Как зачем-то делает уроки, куда-то ходит, смеется каким-то шуткам… дает Джеймсу целовать себя. Надевает на выпускной бал платье, которое он выбрал. Выходит за него замуж. Девять месяцев безразлично врет Дамблдору и Джеймсу, что пытается призвать Трифорс… Какой Трифорс? Какая божественная сила? Зачем она нужна, когда спасать мир вроде этого нет, в сущности, никакого смысла?.. А потом вдруг что-то ожило внутри нее. Крохотная частичка души вынырнула из пустоты, одним своим существованием разорвав ледяную пелену, сковавшую Лили, и заставив ее очнуться.***
Крошка Гарри. Замершее, казалось, навсегда сердце Лили встрепенулось и застучало с новой силой, а свет от улыбки сына в одночасье заполнил пустоту внутри. Крошка Гарри был еще слишком мал, чтобы походить на родителей, ведь все младенцы одинаковы… Но у него были зеленые глаза и черные волосы, и этого было достаточно. Вся любовь, вся нежность, лежавшие где-то в основании само́й неуничтожимой сути Лили, поднялись торжествующей волной и легли к маленьким ножкам ее ребенка. Впервые она познала вдруг настоящее счастье… Сын излечил ее, и Лили вернулась к жизни. Свет, почти угасший было внутри, разгорелся вновь, и с каждым новым днем, который Лили проводила вместе с Гарри, ее душа крепла. Отчаявшийся Дамблдор не верил своим глазам, Джеймс ликовал… Темный Лорд шел по Британии.***
Холод. Немыслимый холод тек по венам Лили, когда она смотрела в огромные бешеные глаза и пасть, полную молний… Это — То, что она должна остановить? То, ради чего была рождена светлой? «Нет…» Судьба пришла за ней. Только почему у судьбы — черные глаза Северуса Снейпа? В одно мгновение Лили вспомнила все, что упало когда-то в недостижимые бездны ее измученной памяти, и жизнь — короткая, долгая, полная радости, горя, тревог, веселья, боли, надежды — встала у нее перед глазами, развернувшись огромным полотном времени, а затем, отбросив, наконец, все лишнее, обрела облик единственного человека, вместившего в себя всю эту жизнь. Человека, предавшего ее?.. Нет. Оглянувшись назад так далеко, вспомнив каждое чувство, которое когда-либо испытывала, и каждую мысль, которую когда-либо думала, Лили увидела, наконец, кристально ясно: Северус ее не предавал. Он любил ее. Всегда. …И стало вдруг совершенно неважно, что произошло за эти страшные, бессмысленные годы, и боль потерь и разочарований ушла без следа, растворившись в поднимающемся, как солнце, Свете: они здесь, с ней. Лили Эванс больше не боялась. Северус рядом, а ее ребенок теплом прижимается к бедру — так какая сейчас разница, что за путь привел их к этому?.. Сияющий Свет внутри Лили бился, как сердце, ровно и мощно. На этот миг — единственный, исчезающе краткий, бесконечный — все, наконец, стало правильно. Так, как и должно быть. А если уже в следующий миг ее, Лили, не станет — что за беда? Она всегда боялась сгореть — но лишь оттого, что не знала: есть вещи, за которые сто́ит сгореть. И если хоть у кого-то из них — у Гарри ли, у Северуса — будет второй шанс… «Нет!» — сказала Лили жадной пасти Хаоса — неистребимого и вечного, нетерпеливого, но всегда дожидающегося своего часа… Нет. Не сегодня. Для меня в этом мире еще есть, что спасать!***
***
***
Альбус Дамблдор знал все это. Он читал Лили Эванс как раскрытую книгу — во многом потому, что и сам пережил когда-то то же самое… Альбус все знал. И, повторяя свою же давнюю ошибку, не сделал ничего, чтобы двое его учеников, оказавшись на распутье, не разошлись навсегда. Ослепленный собственной вековой болью, Дамблдор решил, что только так каждый из двоих сумеет выполнить свое предназначение, важнее которого не может быть ни одна жизнь и ни одно счастье… Он осознал свою ошибку — спустя много лет. Он понял, сколько боли и зла принесло в мир его неверное решение, погубившее две невинных души… Но ему — старому, мудрому, Великому светлому волшебнику, — так никогда и не хватило сил сказать Северусу, что Лили, ради которой тот жил и дышал, ради которой, не колеблясь и не прося ничего взамен, продал душу Тьме… тоже любила его.