Хогвартс: Дополнительные материалы

Пожалуй, в таверну «У Вирсинга» еще никогда не набивалось столько народу. Здесь был не только весь квартал Вязово, но и несколько соседних, человеческих, — поэтому, кроме запаха жира и чеснока, в воздухе явственно ощущалось напряжение. Люди и нелюди поглядывали друг на друга с открытой неприязнью, изо всех сил стараясь рассесться так, чтобы поменьше соприкасаться. Однако посетители все прибывали и прибывали, тесня уже сидящих, и толпа невольно смешивалась… В любой другой день это уже привело бы к драке. От побоища, равного по масштабу тому давнему погрому под предводительством Нади Эспозито, спасало лишь одно — хозяин таверны выразился предельно ясно: «Если начнутся беспорядки, господа, мэтр Лютик играть не станет». Поэтому люди и нелюди сидели вперемешку, скрежеща зубами, но первым затеять свару не решался никто. — М-да, ребята, — задумчиво протянул Ярпен Зигрин, оглядывая битком забитый зал, где уже не только сесть, но и встать было толком негде. — Вот же проклятые гули, курва их мать! Если б не они, мы бы сидели себе тут по-нормальному с самого утра… Вот же приспичило сукиным детям среди бела дня порезвиться! Каково, а? — Гляди-ка, — отозвался Ксавьер Моран, прищурившись, и указал куда-то в дальний угол. Краснолюды присмотрелись. Там, у самой стены, удивительным образом сохранялся маленький пятачок пустого пространства, и группа мрачных горожан, тулившаяся рядом, почему-то не смела переступать незримых границ. Только один человек в глухом капюшоне сидел за столиком и медленно цедил пиво. — Кто это там? — А уж не наш ли новый знакомец? — еще сильнее сощурился Ксавьер, привставая на цыпочки, чтобы взглянуть поверх голов сидящих. — Ну так пошли поздороваемся! — решил Ярпен. Протискиваться сквозь толпу низкорослым коренастым воинам было сложно, особенно если учесть, что в этой части зала были в основном люди. На краснолюдов косились, шикали, даже пихали как бы невзначай и тут же отводили глаза — неприязнь неприязнью, а получить пудовым кулаком под дых или топором по голове никому не хотелось. Одна женщина, одетая явно небедно, все же не утерпела, когда Ярпен, с натугой отодвинув плечом какого-то верзилу, случайно отдавил ей ногу: — Да обойдите же нас с другой стороны, вы!.. — Обойти можно коровью лепешку на лугу, да и то не всегда, — серьезно ответил Зигрин. — Вот я и вступил в одну такую. Женщина покраснела от гнева и привстала, открывая рот, но тяжелый взгляд краснолюда усадил ее на место. Позади Янник Брасс для пущего эффекта выразительно погладил рукоять своего топора, чтоб уж точно все вокруг вспомнили: они не на своей территории. Они в Вязово. Команда Ярпена протолкалась к нужному углу, когда трубадур уже вышел на помост и дал первые аккорды лиричной мелодии. Толпа затихла, прислушиваясь. — Вот ты где, — довольно прошептал Зигрин, устраиваясь за крошечным столиком. — Мы думали, ты появишься сегодня на кладбище! Там столько этой нечисти понабежало… — Были другие дела, — кратко ответил человек в капюшоне. Голос был неприятный. Краснолюда, впрочем, ни голос, ни странный облик собеседника не смущали. Он ободряюще кивнул низушке, чудом просочившейся к ним сквозь толпу, и попросил пива на всех, после чего вновь повернулся к соседу: — Что, еще одно гнездо виверн обнаружил? — Нет. Утопцы на Лок-Эскалот. И давай пока помолчим. Ярпен хмыкнул, но все же пересилил профессиональное любопытство и взглянул в сторону помоста. К сожалению, за спинами стоящих ничего не было видно — только слышался будто сразу отовсюду голос Лютика.

Прекрасных историй причудливый мир, Над коим не властен рассудок, Порой попадается нам на Пути: Ты сто поворотов обычных пройди — За сто первым встретится чудо. Обыденность скучных, изжеванных дней Вдруг сменится вихрем событий: Себя обнаружишь, как будто во сне, В драконьем ущелье верхом на коне В пылу героической битвы…

Мелодия, сначала тихая, понемногу из плавного адажио переходила в заводное аллегро, набирала звучности вместе с голосом певца — и слушатели, ухватив темп, с готовностью поддержали его хлопками и топотом.

А может, на пир в королевском дворце Сам-друг угодишь без дублетов, И будут принцессы, меняясь в лице, Хихикать над вашим корявым глиссе И хлопать кабацким куплетам!

Ярпен, позабывший о гулях и утопцах, поймал себя на том, что и сам стучит ладонью по столу в такт музыке. Его команда сдержанно гудела, предвкушая еще более сочные песни — мэтр Лютик явно только разогревался… Человек в капюшоне, в отличие от окружающих, не выказывал эмоций. Несмотря на духоту, он так и не снял плащ — только стянул перчатки с серебряными шипами на манжетах. Бледные костистые ладони с характерными мозолями от меча спокойно лежали на столе, вибрирующем от краснолюдских хлопков.

Бывает и так, что безропотно ждешь В тюрьме своего приговора За кражу невинности — наглая ложь! Хоть ты бы, конечно, был, в общем, не прочь… Не будь ты пятнадцатым вором!

Зал взорвался хохотом. Эту историю в здешних краях не слышал только глухой: Лилия, дочь аэдирнского короля Демавенда, славилась любовью к поэзии, дамским романам и флирту, из-за чего разоряла августейшего папеньку балами и приемами, куда стекался весь цвет сопредельных государств. Славилась Лилия также и благочестивой невинностью, которую Демавенд рьяно оберегал, бросая в темницу всякого, кто позволял себе лишнее телодвижение в адрес принцессы. В прошлом году дворцовые застенки посетил и Вальдо Маркс, коллега Лютика по цеху и его заклятый конкурент. Возмущенный до глубины души таким обращением, «всемирно известный и уважаемый» трубадур поднял бучу, требуя справедливого суда. В ходе разбирательства, которое Демавенду все же пришлось устроить, выяснилось: непорочная Лилия, оказывается, была таковой не менее четырнадцати мужчин назад! Поэта, которому уже нечего было предъявить, отпустили, а свою дочурку взбешенный Демавенд отправил в монастырь. Правда, это не спасло ни ее, ни короля, ни самого Вальдо от заслуженной славы…

Ах, женщины! Вами украшена жизнь! Единственным солнечным взглядом Способны мужчин вы отправить на риск… Но лучше шепните лишь слово: «Ложись!» — И… сами прилягте рядом!

— «Солнечный»… «солнечный взгляд»… — наморщил лоб Ярпен, пока Лютик перебирал струны, дожидаясь конца очередного шквала аплодисментов. — О, так а я знаю, о ком он! Ребята, это ж о Соловушке! Вот ловкий виршеплет — и дня не прошло, а он уже куплет соорудил! Да если б они не уехали уже… — Получил бы поэт по шапке! — отсалютовал кружкой Ксавьер. — И что это за Соловушка? — с тенью интереса спросил человек в капюшоне. Ярпен ухмыльнулся: — Студентка моя, представь! Была тут утром проездом… Все, тш-ш, поет.

Награды достоин, вернувшись, герой: Прошел он нелегкую битву! Прекрасная леди, смущенье долой — Уста пред любимым скорее открой… Прочти на коленях молитву!

Ярпен навалился грудью на стол и захлопал, утирая плечом выступившие от смеха слезы. Публика в полном восторге швыряла в поэта цветы и монеты. Лютик, не прекращая играть, расточал направо и налево белозубые улыбки. В трактире сделалось уже вовсе душно (Вирсинг запрещал использовать магию в своем заведении), так что даже человек в капюшоне, наконец, не выдержал и сбросил с головы плотную ткань. Окружающие люди, разглядев его лицо, шарахнулись в стороны — насколько позволяла неимоверная давка… — Дураки — они и есть дураки, — заметил Зигрин, презрительно фыркнув. — Понимали бы что! — Они понимают вполне достаточно, — спокойно отозвался человек, убирая со лба слипшиеся от пота седые волосы. Краснолюд снова фыркнул и, демонстративно стукнув своей кружкой о кружку собеседника, сделал большой глоток. Он искренне не понимал, как можно с таким страхом и более того — омерзением относиться к профессионалу, можно сказать, виртуозу своего дела… Особенно — такого дела. Когда он впервые увидел этого седого вчера у гнезда виверн, то глазам не поверил. Ярпен и сам считался профессионалом по части убийства чудовищ — вон, даже в Хогвартс позвали преподавать… Но такой невозможной, умопомрачительной техники он до вчерашнего дня и представить себе не мог. Пока Зигрин и его команда, пыхтя, расправлялись с одной виверной, седой распотрошил весь ее выводок — и не дал себя даже поцарапать! А что мутант… Ну, если б Ярпену предложили выбрать в соратники «нормального» человека или этого мутанта, он бы над выбором ни минуты не думал. Лютик меж тем завел новый куплет, еще провокационнее предыдущего. Эпатировать публику он явно любил, а уж сейчас, перед толпой людей и нелюдей, строки об отсутствии принципиальной разницы между «коленопреклонением» женщин разных рас звучали чуть ли не как призыв к немедленной оргии… Пожалуй, будь в трактире «У Вирсинга» хоть один церковник, поэта уже замели бы за богохульство. Как удачно, что святоши в Вязово сроду не совались… Трубадур как раз начал перечислять высокие моральные качества представительниц разных народов, когда к столу краснолюдов протолкалась уже знакомая низушка. — Господин Зигрин! Господин Зигрин! — Что стряслось? — недовольно проворчал тот, безуспешно пытаясь слушать сразу и песню, и девчоночий писк. — Там у дверей королевская стража стоит, вас просят! И, если он тут… г-господина ве… ведьмака тоже. Ярпен нахмурился: — Пускай до конца подождут! Мэтр же поет! — Не могут они ждать, господин Зигрин, — жалобно шепнула низушка. — Говорят, бешеный г-г-грифон на Нижний Пристенок напал, уже подрал кого-то… — Неужто королевская стража сама не в состоянии справиться с одним грифоном? — равнодушно спросил седой. Низушка вжала голову в плечи: — Н-не знаю, г-господин… Просили вас… Лютик, знать не зная ни о каком грифоне, продолжал петь. Куплеты чем дальше, тем становились интереснее. Ярпен тяжело вздохнул и с безграничным сожалением отставил недопитое пиво. — Ну что, ребята… Куда деваться — пошли погеройствуем! — А мэтра потом отловим и убедительно попросим спеть лично для нас, — поддержал Ксавьер, тоже вставая. — Отловим, — согласился Ярпен. — И грифоньих перьев дадим — пускай про нас чего-нибудь напишет… Ты идешь, Геральт? — Иду.