Саша и Паша

Даже если ночью прилетал волшебник в голубом вертолете, утро никто не отменял. Только Александра про это помнит редко. Засыпая, она забывает обо всем свете, что ей до какого-то тленного будильника… -Кажется, кое-кто проспаааал, - блуждая рукой по тумбочке в поисках мобильного, девушка смахнула чашку, еще чашку, потом лампу, и чашку с ложкой. Отыскав его, убедившись в истинности предположения и несколько раз попомнив чью-то мать, она влезла в тапки, укуталась в огромную шерстяную рубашку, висевшую на стуле в компании довольно внушительной кучи джинс и футболок, и, стараясь больше не употреблять исконно русских, двинула в ванную. На другой сюрприз, преподнесенный ей ее же дурной головушкой и стимулирующей силой горячего душа этим утром, даже исконно русских бы не хватило… Выпавшая из удивленно разверзшейся челюсти зубная щетка была помыта и водружена на место. Пугаясь, радуясь, но не забывая про кухню, где неплохо бы найти кофе и яблочко, она думала. Думала так, что почти слышала скрип собственных извилин, и, надумавшись, принялась себя карать: это какой же курой надо быть, чтобы не узнать Пауля Ландерса?! -Или все-таки нет. Не Ландерс. Откуда Ландерс-то, если Рихард… Она уселась на холодный деревянный стул, и стала задумчиво раскачиваться, пока снова не вспомнила, что опаздывает. («Какой Ландерс, зачем Ландерс!?») Трезво оценивая ситуацию, следует отметить, он не будет ездить один, он не станет помогать мокрой клуше, голосующей на обочине, он же занятой и … Ииии… Нетушки! Она рассмотрела его лицо! Это он, вне всяких сомнений. В воодушевлении переминаясь с ноги на ногу перед булькающей кофе-машиной, она думала о Пауле, мужчине юности («Брр! Я вспоминаю юность, мне правда уже 26?!»), и вспомнила, что он абсолютно точно представился как Рихард. -Не –не –не. Рихард – это Рихард. Или я совсем… Приняв тяжкое решение окончательно опоздать, но быть не «совсем», она влезла в интернет, и, вдоволь насмотревшись фото с фансайтов, расплылась карамельной лужицей по креслу. К тому времени, когда она добралась до работы, эйфория прошла: Саша вспомнила очередную страшную вещь. Фанфары: она - девочка. («Даже если девочка-механик!») Получив заслуженных нагоняев от Ганса, она просочилась в кабинет («Ну хоть не в мастерской сегодня») и застыла перед зеркалом. Живот втягивать не надо - уже хорошо, уже зеркало – друг. Но этого ничтожно мало для комфорта. («Корни отросли. Кончики секутся. Я в офис прихожу только в джинсах. Я вообще не думаю, что надеваю, уже недели три. Макияж? То, что было на мне вчера?.. Черт. Он ведь смотрел на это целых … много часов, вот бедняжка. Еще и взял мой телефон после этого?») Убедив себя, что перед - (с придыханием) Паааулем - она выглядела жалко и жутко, она обреченно копалась в бумагах, в перерывах выискивая в плеере Раммштайн и самой себе удивляясь. Теперь ее занимала большая больная мысль: А дальше что? Это многообещающее знакомство, и ночь в кафе, и разговоры, и вообще… Вчера, переполненная эмоциями, она выскочила из машины милого и немного вредного богатого парня, а сегодня оказалось… Все оказалось слишком даже хорошо. «Нет, чтобы радоваться, ведь с Ландерсом пол ночи проболтала. Неет. Я ною. Отчего так сложно быть женщинкой…» И да. Она почему-то задумалась о том, не сорвала ли каких-нибудь его планов спасением себя, ну, вдруг там чего…