Одной крови, одного духа

В одном вопросе «мама, это правда?», Джослин читает упрёк, неверие и даже ужас. Клэри транслирует чувства всегда ярко и так направленно, что бьёт в самое сердце. Джослин осознаёт — каждый день, на протяжении пятнадцати лет, думает об этом и не может перестать, — что совершает необратимое, но сегодня, как и в тот роковой день, уверена, что поступает правильно. — Я защищала тебя, Клэри… — От собственной сестры? Мам, это полная чушь. — Она дочь Валентина, она опасна для окружающих, — твёрдо возражает Джослин. — А я? Я же тоже его дочь, мам! — восклицает Клэри, и мать отчётливо видит, как капля за каплей теряет дочь. — Ты — моя дочь, Клэри, и только моя, а Шерил… Валентин проводил над ней опыты, как над Джонатаном. Я увидела в ней тьму и избавилась от неё. И ни разу не пожалела об этом. — Как откровенно. Шерил встаёт со стула — она становится причиной и свидетелем этого диалога, на протяжении которого только теребит кольцо на безымянном пальце. Она не позволяет и мускулу в себе дрогнуть, хоть и хочет выбежать тут же из комнаты. Мать, её родная мать, обретённая только что, говорит о ней так, будто Шерил и вовсе не существует. — Я любила тебя, Шерил, души в тебе не чаяла, поверь, пожалуйста, — продолжает Джослин, не позволяя себе дрогнуть под прямым взглядом старшей дочери. — Но Валентин отравил тебя кровью демона, и я не могла позволить тебе остаться… Шерил в голове прокручивает непрерывное «заткнисьзаткнисьзаткнись», потому что ей стоит больших усилий, чтобы не расплакаться прямо здесь, на глазах у сестры и матери, произносящей такие жестокие и твёрдые слова. Шерил думает, что лучше бы она бросила равнодушное «ненавижу», чем говорила бы сейчас о любви. Шерил проводит всю жизнь среди людей, которые заставляют заслуживать любовь. У Шерил ни разу не получилось и, кажется, ей уже не под силу пытаться. — Мама, прекрати! Господи, замолчи, пожалуйста! Клэри хватает Шерил за руку — та вздрагивает и инстинктивно отшатывается, ожидая поднятого над собой кинжала или слова ненависти, но вовсе не желание защитить в глазах девушки. — Клэри, не прикасайся к ней… — Джослин делает шаг вперёд, но Клэри оказывается проворнее — она преграждает матери дорогу и закрывает телом сестру. — Нет, это ты не смей прикасаться, — срывающимся от гнева голосом говорит девушка. — Она ничего тебе не сделала. Посмотри на неё. Ты оставила свою дочь, мою сестру только потому, что она была не такой, как ты ожидала. Ты не имеешь права мне указывать, что делать. — Ты можешь меня презирать и ненавидеть, но я сделаю всё, чтобы Шерил ушла из твоей жизни, — твёрдо говорит Джослин. — Ты можешь попробовать, — отзывается Клэри, утирая потоки слёз, — но я этого не допущу. Девушка тянет Шерил за собой — та абсолютно теряется, потому что не верит в происходящее. Смотрит на сестру во все глаза, но та переполнена слепой решимостью — Шерил чувствует, как течением злости и упрямства её сносит прямо к выходу. И у самых дверей Шерил ощущает лёгкий толчок в спину, словно кто-то натыкается на неё в метро. Клинок падает на пол с характерным звуком — Шерил ловит испуганный взгляд Клэри. Она знает, что в этот момент её глаза непроницаемо чёрные, жуткие — демонические. Так бывает, когда силы начинают действовать — например, отражать атаки в спину, даже если клинок посылает родная мать. Шерил знает по опыту — вот сейчас Клэри оттолкнёт её, как и все, кто понимал или говорил, что понимает, но Фрей теряет самообладание лишь на мгновение, а потом уверенно шагает прочь из зала Института, держа сестру за руку. Случается чудо; Шерил — монстр, прежде невиданный природе, обретает семью в Клэри Фрей — самой упрямой, верящей в невозможное и в человеческое в звере Сумеречной Охотнице. Проклятье Джослин нависает над Шерил, но та обязательно справится, даже если все предупреждения правдивы — в Институте ещё не встречали такого стойкого характера.