Пленник Малекита

Сам Малекит, пройдя меж своих слуг, подошел к нему. На тонких белых губах играла кровожадная улыбка. — Ох, посмотрите на него. Смелый и сильный бог-громовержец стал какой-то жалкой сучкой — и даже не моей, а моих собак! — обратился он к нему, а потом поднял к себе за шиворот так легко, точно Тор совсем ничего не весил. Тело его было безвольным в руках жестокого властителя темных эльфов, и он ощущал позорнейшую слабость. Глаза стали влажными, и за это он возненавидел себя еще сильнее. Он опустил ресницы, смотря под ноги, но не мог не слышать с удовольствием выговариваемых ему слов: — Я, знаешь, долго думал: может, мне поселить тебя на коврике у своей постели? Спал бы на камнях, ссал под себя, вздрагивал бы каждый раз, как я замахнусь. Утро моё бы начиналось с твоего минета: ты вылизывал бы меня так тщательно, как и прикажу, сглатывал бы все, чем я кончу в твой рот, мочился бы в тебя и на тебя... А? Как тебе нравится? Не прячь глаз, стеснительный, не красней от стыда, будто сам этого хотел бы. Тор ощущал гнев, приливший к лицу, который король эльфов ошибочно принял за смущение — но не мог открыть рот. Гнев душил его. Он закашлялся: стальная хватка сжималась на его горле невыносимо сильно. — Тебе понравилось? Да? Ну, скажи мне, скажи, я тебе позволяю. — Нет! Лицо рассек удар, расцарапавший кожу на скулах до крови. — "Нет, хозяин", — прошипел назидательно Малекит. — Надо говорить: "Нет, хозяин"! Ты понял? Ты хорошо меня понял? — Да, да, хозяин! Отпустите! — Ты жалок, — плюнул он ему в лицо. — Быстро пёс отпустил тебя. Печально смотреть на тебя. Даже не интересно, — с этими словами спустившийся к нему Темный эльф поднял его на четвереньки, но Тор со стоном опустился обратно, оттолкнул протянутую к нему руку и вновь сжался. Сверху послышался недовольный рык: — Вставай, падаль! Ты ещё легко отделался! Его отволокли в сторону, под навес, где эльф ощупал его шею — не то что бы мучители заботились о его здоровье, скорее, просто проверяли, не слишком ли сильно он искусан. Кровь уже почти перестала течь, сочилась по капле, на царапинах запеклась. Тор понял, что на него нацепили широкий крепкий ошейник шипами внутрь, и за ошейник этот пристегнул к цепи, правда, достаточно длинной для того, чтобы можно было передвигаться. Эльф подёргал ее, заставляя шипы втыкаться в и без того искусанную шею. — Ну как, нравится? — засмеялся он, а затем повторил: — Что молчишь? Или ты такой гордый? Что ломаешься? Может, ты хочешь стать любимой сучкой всей нашей псарни? — Нет! Нет, хозяин, нет, не надо! — закричал он, но крик вышел похожим больше на исступленный шепот. Язык заплетался. Слова эти, произнесённые Тором в последний момент перед тем, как эльф готов был уже разозлиться и швырнуть его обратно на растерзание псам, были сказаны чисто инстинктивно, имей громовержец чуть больше душевных сил, он сдержал бы себя от этого угодливого "Простите меня, хозяин!", — но у него не вышло. Он отполз в сторону и сжался, раз уж не выходило отбиться, — да эльф и сам отпустил его, толкнув на пол. Потом ушел. А Тор остался лежать, сжавшись. Хотелось сойтись на мыслях о побеге, выбрать цель, стратегию своих действий — но всякое самообладание покинуло его. Вдобавок от зелья в голове было мутно и тяжело, и глаза закрывались. Хотелось спать, что он и сделал. Надолго провалиться в блаженное забытье ему не дали боль и холод, и не более чем через пару часов Тор очнулся. По дощатому полу под навес тянуло холодом, и он с трудом оторвал от него приклеившиеся лохмотья своей рубахи, пропитанные засохшей уже и почерневшей кровью. Попробовал приподняться — и его скорчило снова, нельзя было не то что встать, даже приподняться. Все, что можно было — сжаться в клубок, как испуганный и затравленный лесной зверь, и залезть подальше в угол среди куч тряпок, досок и каких-то инструментов в надежде на то, что если эльфы вновь спустят на него псов, те не доберутся до него слишком быстро. Там было чуть теплее, но это была малая радость: думать о побеге не получалось. Боль владела его разумом, боль и позор, который он испытал. Послышались шаги, заставившие втянуть голову в плечи, и громкий голос: — Эй, ты! Куда делся? Выходи! Эльф прошелся вдоль стены, крутя головой по сторонам. Был бы Тор сейчас чуть сильнее, мог бы хотя бы встать с коленей — непременно использовал бы возможность и выскочил из своей засады, напав на него с первым схваченным копьем или палкой; а теперь оставалось лишь прятаться. И конечно, эльф быстро его заметил: — Не бойся, выйди, — он поманил его к себе. Тор покачал отрицательно головой. — Я просто принес тебе есть. И я не стану пробираться к тебе. Хочешь жрать — жри здесь. Металлическая миска стукнулась о пол. Не сказать, чтобы еда в ней была как-то по особенному аппетитна и приятно пахла, но, черт возьми, Тор последний раз ел неизвестно когда. Само собой, раньше без еды можно было обходиться сколь угодно долго, но теперь, лишенный всяких сил, он ощутил самый мучительный голод и неприятные спазмы в желудке. — Я долго ждать не буду. Если ты такой гордый — сиди голодным. Остатки самообладания покинули Тора — но гордость — ещё нет. Он подобрался к выходу, но унижаться и есть на четвереньках, как животное, у ног этого темного эльфа, которых он когда-то и сам за равных себе не считал, было унизительно втройне. Оттого подойти он не решался, пока эльф-надсмотрщик не выволок его за ошейник и не ткнул лицом прямо в миску. — Жри! Мне не нужно, чтобы ты сдох через неделю. И Тор захлебывался, давился, но всё же ел, потому что не мог удержаться, и самое простое варево казалось лучше чего угодно, самого свежего мяса. Какой-то ненавистный инстинкт — множество инстинктов, которые вышли теперь наружу и которые он не мог побороть. Вместо воды в горло влили очередную порцию горького зелья — он долго отхаркивал его, хоть это и было бессмысленно. И после еды снова хотелось спать, хотя и было страшно, и Тор замер в своем углу, выглядывая и осматривая внутренний двор. Тёмные эльфы то и дело появлялись там, сновали туда-сюда, чистили доспехи, одевали их, тренировались, выводили псов (к счастью Тора, лишь на охоту), но в целом его не трогали. Но если обращались, в словах их сквозило такое презрение и насмешка, что будь все иначе и имей власть, каждый из них лишился бы головы. Его даже не били особо — из-за того, что не хотели мараться. Разглядывали иногда свою тварь на привязи, швыряли ему ради забавы кости или просто камни, наблюдая, как он испуганно отодвигается. Один из них вновь приблизился к нему: — Хочешь спать? В словах слышалась насмешка, но Тор согласно кивнул. — Спи. Вечером вряд ли удастся это сделать. Мы тут, знаешь ли, выдумали ещё одно развлечение. Угадай, какое? Тор покачал головой. — Ах да, я и забыл, ты же наш раб теперь. И сказать ничего не можешь без позволения. Что ж, ответь, я тебе разрешаю. — Не знаю, хозяин, — хрипло ответил Тор и отвернулся, чтобы не видеть злой усмешки на склоненном к нему лице эльфа. — Не знаешь? Раз уж ты так понравился нашей стае, мы решили, что из тебя выйдет славная сучка. Сам понимаешь, в течных суках всегда нехватка, а ты великолепно сойдешь за развлечение. Нашей псарне надо куда-то спускать, — и он расхохотался. Безумный затравленный взгляд Тора выдал его злость. Он готов был кинуться на этого насмешника, но тот быстро отступил на пару шагов, куда цепь не доставала. Обещание не обрадовало его. Но день клонился к концу, все стало серым, потом сумерки сгустились, сделав тени и все постройки на дворе черными и неразличимыми — а Тора никто не трогал, хоть его и трясло до сих пор от страха и ненависти перед обещанной перспективой. Или, может быть, оттого, что за темнотой ночи пришел и холод? Стало зябко, по спине шли мурашки, и Тор забился в дальний угол, ближе к куче тряпья. Тусклый зеленоватый свет фонаря разгонял непрозрачную тьму над входом, но там, где сидел бывший когда-то гордым и всесильным богом узник, стало почти полностью темно. Понемногу глаза привыкли к ней, и Тор понял, что находится здесь не один. Нет, эльфы давно разошлись по своим казармам, но живность их не спала. На отдалении кто-то пищал тонким резким голосом наподобие птичьего, поскуливали, чуя кровь, псы, шевелились в загоне ещё какие-то крупные неповоротливые звери, косматые, с рылами, точно у кабанов, и совсем рядом с ним шныряли какие-то мелкие твари. Он видел мелкие серые тени этих тварей. Сами они были некрупны, с котенка величиной, но передвигались даже еще проворней. Сперва они держались дальше от него, опасаясь того, кто был в несколько раз больше них, но потом осмелели и шныряли по ногам, проскакивали за спиной, и Тор ощущал жесткую их шерстку. Их набивалось больше, будто их привлекало что-то — не то запах открытых ран и запекшейся крови, не то чужой запах. Тор схватил одну их них ослабевшей рукой — маленькие красные глазки навыкат, плоская узкая мордочка, длинный болтавшийся чуть не до пола хвост, — крыса, обычная крыса, разве что большая. Эта тварь вывернулась, пискнула отчаянно, ухитрилась даже цапнуть его за палец: к счастью, мелкие её зубки не прокусили кожи. Скользнул по спине в очередной раз тонкий шершавый хвост... Ещё бы: скотный двор привлекал крыс, и они расплодились во множестве, питаясь объедками из корыт, предназначенных для свиней и псов. Но те звери отпугивали крыс своим количеством, и Тор сидел в одиночестве и, похоже, показался им прекрасной забавой. Стало не заснуть: зверьки кидались на него, кусали порезанную кожу на спине, впивались со всех сил, царапали его, пищали, накидывались десятками, спрыгивали на голову сверху. Быть загрызенным мышами-переростками — смерть ещё более позорная, чем изойти кровью, будучи избитым. Тор дернулся на цепи ещё и ещё раз, расшатывая вбитый в столбик штырь, и наконец выдернул её к собственному облегчению. Выбежав из под навеса и осмотревшись, он понял, что бежать бессмысленно: скорчившись и стоя на четвереньках, высокий частокол было не преодолеть. Он царапался в дверь, запертую на засов, был готов биться об нее головой, но в ушах и без того стоял звон от боли. И он так и уснул, съежившись на крыльце — туда крысы если и добирались, то редко: эльфов они побаивались, а на крыльце стояло полно их обуви. Проснулся Тор рано, с первыми же лучами, чувствуя, как затекло и замерзло тело. Холод согнал с него всякий жар, и ему казалось, что он превратился в камень, лишенный чувств и желаний. Вчерашний позор заставил его скривиться, но ему становилось всё безразличнее. Через руку проскользнуло прохладное тельце крысы — но и это не заставило его даже вздрогнуть. Мордочка ткнулась в разошедшийся широко порез, порванный плеткой, и зубы её пытались отодрать верхнюю корку крови. Тор слабо простонал, сгоняя её с себя. Пара красных капель просочилась наружу и стекло вниз. Дверь над головой протяжно скрипнула и отворилась. Раздался насмешливый голос, похожий на голос Локи своим презрением; Тор оглянулся испуганно, вскочил, озираясь, — но то был не он. Малекит! Может, он оглох, раз не различил его по голосу? В самом деле, как его сиплое карканье можно было принять за голос Локи — теперь, оценивая на отдалении, даже и приятный? Король эльфов оглядел его и снова рассмеялся. — Послушная сучка так полюбила нас, что сама пришла на порог поспать? А может, тебе понравилось мое вчерашнее обещание? Твой нежный рот готов отсосать мне? Знаешь, я подумаю. Надо только будет выбить тебе все зубы, чтобы ты не кусался... Тор видел его усмешку, и видел, как когтистая его перчатка потянулась к рукояти кинжала. Он стиснул зубы и замычал, мотая головой. — Но я передумал. Теперь ты слишком грязный для меня, Тор Одинсон, — отшвырнул он его от себя, спустив вниз. Тор скатился со ступеней и распластался на грязных камнях, отползая в сторону — лишь бы эльф не исполнил обещания. Лишь бы не попасть ему под ноги, лишь бы не взбесить ещё сильнее... Теперь он этого боялся сильнее, чем позора и насмешек. Раздавались сзади шаги: вышел еще кто-то, и не один. Слышались разговоры, но Тор не хотел в них вникать, а поспешил убраться прочь. Отползти далеко не удалось: — Куда собрался? Кто-то из военачальников притянул его к себе, намотав цепь на кулак. — Мы же обещали ему славную забаву! — Для неё рано. Мы должны... Последовало долгое обсуждение какой-то вылазки наверх, которое Тор не слушал. Эльф удерживал его у своих ног. Другие ради забавы тыкали его носком сапога или дергали за волосы и отпускали, наблюдая, как он изворачивается. — Куда деть эту падаль? На цепь обратно? — Он снова отцепится. Крюк разболтался. — Ладно, нам некогда с ним возиться. Брось его к паукам — там он не сбежит! Со всех сторон послышался хохот. За цепь дернули, и Тор, полузадушенно умоляя не трогать его, последовал за хозяином. "К паукам? К паукам, — размышлял он. — Разве может быть что-то страшное в пауках? По крайней мере, там не будет холода и ветра, и будет крыша над головой", — и впрямь, эльф протащил его вниз со двора меж каких-то длинных бараков, а потом и сам нырнул в низкий старый сарай, посеревший от времени. Там были сплошные заросли, будто они зашли не в сарай, а в глухую чащобу. Сухие ветки, трава, спутанные нити, что свисали с потолка. Здесь была паучья ферма — место, где темные эльфы держали прирученных ими пауков, получая паутину, которую пускали на веревки и ткали себе одежду. И те пауки, которых Тор воображал созданиями не крупнее своей пятерни, превосходили в размере молодых телят. Пауки были лишены обоняния и слуха, но едва эльф зашвырнул его в загон и убрался скорее сам, они поняли, что к ним пожаловал чужак, явная опасность для их кладки, молодняка и их драгоценных паутин. Они окружили его и неторопливо подбирались, молча. Иногда стрекотали и скрежетали крупными жвалами, вытягивали к странному пришельцу лапы, ненадолго отступали — а потом приближались снова. Мелкие выпуклые глаза, бессмысленные, яркие и круглые, точно бусины, следили за ним отовсюду. До сих пор было мерзко, унизительно, больно — но лишь теперь Тор почувствовал ужас. Ужас, неотрывный и охвативший его полностью. Он был беспомощен перед ними, меньше в два раза любого из этих отвратительных созданий. Но едва громовержец сжался и попробовал сбежать, как первый же паук настиг его в два прыжка. Реакция паука оказалась отменной. Тор был прижат к полу, а цепкие тонкие лапы с крючками на концах деловито перебирали, ощупывая его. Тяжелое бледное брюхо с бородавками, из которых сочилась какая-то бледная слизь, нависало над ним. Тор сдавленно закричал, умоляя всех богов смилостивиться — но его никто не слышал здесь. Лапы выглядели тонкими и сухими, такими, что, кажется, возьмись двумя руками, и переломишь, как высохшую палку, но стоило только поднять руки для обороны, как паук издал тонкий писк и сжал его передней четверкой лап; на помощь ему бросились другие твари, возились над ним, приподнимая в воздух. Паутина. вязкая, липкая, забивалась в рот, в нос и уши, оплетала постепенно руки и ноги, не давая двигаться. Тора выворачивало от омерзения. Паукам, очевидно, тоже не нравилась строптивая добыча. Один из них навалился на него, прижимая брюхом к себе, как бы обнял лапами — и Тор ощутил пронзающую всё тело боль в левом плече. Паук укусил его, и яд распространялся по телу. Был он, конечно, не смертелен (эльфы бы не кинули его на верную смерть, тем более, имея ещё на него планы), но Тор не знал об этом. Тем сильнее были его мучения. Яд этот вызывал спазмы, судороги — не слишком сильные, но долгие. Он корчился на полу, чувствуя, как его выворачивает от тошноты. Пауки отползли неспешно и принялись за свои дела, рассыпались по углам, доплетая свои сети в эльфийской ловушке. До Тора им не было более никакого дела, но стоило хоть одному пауку запрягать чересчур быстро или приблизиться к нему, тело обдавало холодом страха. Так его и нашли вечером. Эльф, вытащивший его, плотно запеленутого в паутину, кинжалом вспорол сети и освободил его. — Ну, вставай, — потребовал он. — Нет... Не могу. Простите, хозяин! — взмолился Тор. Он жадно хватал воздух ртом, больше семи часов полузадыхаясь, и не мог встать: локти и колени затекли. Он готов был ползти на животе, лишь бы эльф, пришедший за ним, не злился и не обещал отправить его назад. И кое-как, медленно, прижимаясь к ногам спасителя, следовал за ним во двор. — Я привел его вам. — Всё готово. Иди сюда, — его оттащили к псарне, а потом зашвырнули в небольшой отгороженный забор и прицепили к новой привязи, в этот раз весьма прочно вбитой в стену. Один из эльфов протянул к нему руки, показывая флягу с прозрачной бесцветной жидкостью — и Тор потянулся к нему доверчиво и жадно выпил всё. — Вот и славно, — потрепал его по плечу эльф, — это поможет получить тебе максимум удовольствия. Ты станешь лучшей подстилкой для наших зверей, — пообещал он. — Тебе понравится! Снова раздался смех, выпустили вожака стаи. Тот, быстро отличив вчерашнего своего партнера, приближался к нему без излишней спешки, уже не рычал, а как-то нетерпеливо вздрагивал. Наружу показалась красная вспухшая головка его огромного члена. Огромный и сильный, он придавил Тора к земле и быстро-быстро двигался, готовый к спариванию, недоумевая, отчего сука под ним будто бы не хочет ничего, а наоборот, норовит вывернуться — и временами, рыча недовольно, клацал зубами и, сжимая зубы на горле, продолжал вколачиваться в податливое тело. Эльфы стояли на заднем плане, неотрывно наблюдая и посмеиваясь. Хриплый их гомон и резкие пронзительные голоса были такими громкими, что зашедшему к ним в этот вечер богу-скитальцу, Локи, пришлось стучать очень и очень долго, прежде чем несколько воинов услышали его и соблаговолили впустить. — Что здесь за сборище? — Так, забава, — бросил эльф-слуга, провожавший Локи наверх, к Малекиту. В любом случае, из-за спин и частокола шлемов с гребнями, события, привлекшего столько внимания, было не разглядеть. Впрочем, Локи, как ему казалось, наперечет знал их низменные забавы и не сомневался, что вожаку псиной стаи бросили девку-рабыню, а оттого не слишком интересовался происходящим. Вскоре они поднялись, и он предстал перед мертвенно-бледным ликом короля эльфов. — Я пришел принести то, о чем мы договаривались, — сказал Локи. В пальцах его блеснул крошечный хрустальный флакон. Король бросил на него беглый взгляд и продолжил смотреть на действо, разворачивавшееся внизу, во дворе, куда из его палат выходил открытый балкон. — Прекрасно. И что ты за это хочешь? — Чем ты так занят? Локи стал бок о бок с ним и опустил взгляд вниз, по двор. Там была та девка, что швырнули собакам: тощая, нескладная, угловатая, в грязных окровавленных остатках длинной рубахи. Светловолосая: отросшие золотистые волосы тонкими сальными прядями спускались на лицо, не давая разглядеть ни профиля, ни очертаний. Локи отчего-то было это любопытно — хотя в остальном телосложение ее было больше похоже на мужское. Или... Он присмотрелся повнимательнее, сузив глаза. Нет, это был мужчина — он увидел, как тот полуобернулся, выворачиваясь из лап огромной псины, и испуганно, затравленно вскрикнул, умоляя освободить его. И прежде чем узнать лицо, Локи узнал голос. Тор! Изуродованный, исхудавший, без следа того гордого и сильного бога, каким он был раньше, одно только тело и лицо с запавшими глазами — и всё же это был он. Локи почувствовал, как холодеет спина. — Смотри, как забавляются с твоим братцем! Король эльфов ожидал вспышки гнева или просьб освободить или выкупить Тора, но Локи почему-то не отвечал ничего. Лицо его казалось бесстрастным. Тонкие губы были сжаты в узкую ровную полосу, и не дрогнули, когда огромный пес накинулся на Тора, прижимая его к земле. Он даже прикрыл глаза, будто устал, и покосился на дверь, будто зрелище вызывало у него скуку, а не смех или интерес. — Что молчишь? Не нравится, что мы делаем с твоим братцем? — Он мне не брат. Он никто для меня. Безразлично. Локи еле заметно пожал плечами. Темный эльф заглянул ему в глаза, но не увидел там ни искры чувств, и понял, что тот, похоже, не лжет. — Я сделал его своим рабом, — знаешь, хотел, чтобы он ублажал меня, ползал на коленях, он ведь теперь бессилен. — Прекрасно, — процедил Локи. Не то, чтобы он и впрямь не чувствовал ничего. Прятать чувства он умел виртуозно. Вид растерзанного, втоптанного в грязь Тора, который сам недавно жестоко обошелся с ним, заставил его почувствовать вначале изумление, а затем даже, пожалуй, некоторое злорадное удовлетворение. — Скажешь, тебе не жаль его? — Ты удивлен? Почему же? Он получил по заслугам. Я даже рад, что вы избавили меня от необходимости самому разыскивать его. — Жаль, жаль. Хотел предложить тебе его в качестве выкупа, но, раз уж он не интересует, придется платить иначе. — Придется. Хотя я и его забрал бы — но лишь в придачу к чему-нибудь ещё... явно более ценному, чем он! — и Локи улыбнулся широко и недобро. — Если, конечно, вы успели вдоволь позабавиться с ним. Если нет — то пусть остается. Такая ленивая и бесполезная скотина не нужна никому. Произнеся эту рискованную речь, Локи надеялся убить двух зайцев: окончательно убедить короля эльфов в том, что он мало заинтересован в спасении Тора и навести его на ту мысль, что Тора бессмысленно пытаться сделать слугой, дать понять, что с ним сложнее возиться, чем добиться чего-то стоящего. Темный эльф колебался. Он хотел убедиться, что Локи не лжет в очередной раз, — и предложил ему спуститься и полюбоваться зрелищем в первых его рядах. Если бы ему удалось увидеть на лице Локи признаки гнева... Ценность жизни Тора возросла бы значительно. Но Локи свободной и плавной походкой сошел с крыльца и прошел меж рядов эльфов, широко растянув рот в улыбке. Случка длилась долго, и в этот раз пёс не собирался отпускать добычу так быстро, как в прошлый. Он вколачивался в него долго, окровавив все бедра, но не отпускал. Движение не прекратились — но он не выходил из него. Внутри набухал узел, распиравший Тора изнутри. Пёс рычал, не давая двинуться в сторону. Именно в этот момент жестокие Норны подарили Тору минуту просветления, он поднял голову и увидел в толпе жадных до зрелища эльфов Локи. Тот видел его унижение. Зверь, наконец, отпустил его на секунду, но потом придавил собой снова. Тор упал, распластавшись на камнях. Тело его содрогалось от боли, а огромный зверь повязал его, разрывая узлом и без того покореженное нутро. Его собственный член, под влиянием зелья и магии стоял, причиняя ужасную боль. Послышались шаги и ледяной голос: — Сучка не получила разрядки? Ничего, она ее заслужила. Потрись и станет легче. Эльф подпихнул грязный сапог из грубой кожи под стоявший воспалённый член. — Трись и быстро! Тор плакал, стонал, но ослушаться не мог. Он в кровь стёр нежную головку, надорвал уздечку, а эльф все требовал и требовал тереться о сапог. Зверь, который его драл, очевидно, был старый. Узел внутри напрягся, но вместо семени полилась горячая струя волчьей мочи. Живот Тора стал раздаваться, наполненный ей; он закричал от боли, прося освободить его и сжалиться наконец. — Расслабься и получай удовольствие, — издевался эльф, рассматривая пленника. — Сучка для наших псов! Похоже, он уже готов от него родить, — эльф насмешливо покосился на округлившийся живот Тора. И Локи тоже улыбнулся, — но глаза его остались холодны. — Иди ко мне. Иди к своему хозяину. Тор подполз к нему, едва двигаясь и поджимая колени к животу от боли.