Пленник Малекита

Несмотря на кошмар, сотворенный с Тором, Локи мог гордиться собой: ни в одну секунду он не заставил жестокого короля темных эльфов усомниться в себе! Ну, кто еще смог бы так же ловко провернуть всё? Тонкие губы растянулись в улыбке самолюбования... которая быстро сползла с его лица, едва послышался слабый стон приходившего в себя Тора. Локи поднялся. Он устал, но сейчас нужно было напрячь все силы, чтобы помочь брату. Помочь исцелиться и — лучше всего — все забыть. И он не был уверен, что последнее получится. Тор то впадал в тяжёлое забытьё, то снова приходил в себя. Он ждал боли от своего нового хозяина. Его жестокость он уже видел во всей красе, сейчас лёжа на столе в купальне и даже не осознавая этого, он вспоминал выражение жестокой радости на лице Локи, когда Малекит отдал его в рабство. Глухой стон сорвался с его губ, когда он попытался приподнять голову и осмотреться: просто хотел понять, чем его будут пытать. Задохнулся от ужаса, увидев в пакете мочу с кровью и голубыми прожилками неизвестной субстанции. Он всё понял: Локи дал ему временное облегчение только для того, чтобы всё это залить в него и запечатать. Страх сковал его тело, поэтому, когда брат закончил готовить купальню, его уже трясло от ужаса, но он даже не мог попросить пощады. Локи принёс таз с горячей водой, кувшин, и несколько флаконов с гелем. — Я оботру тебя, — тихо сказал он, — а уж через три дня вымоешься самостоятельно. — Хорошо? Но Тор не ответил, только заскулил. Локи вздохнул и слегка ссутулился, теперь он казался значительно старше. Губы сложились в горькую складку, он взял Тора за запястье, отмечая, что того колотит от страха. Оставалось только гадать, сможет ли он когда-нибудь нормально отвечать на вопросы, не бояться занесенной над ним руки, не вздрагивать при просьбе показать себя? Локи решил попробовать решить проблемы с общением одним махом: — Я разрешаю тебе говорить без разрешения, задавать вопросы, жаловаться, драться, ходить на своих ногах. Но это было бесполезно. — Спасибо, хозяин, — вяло прошептал Тор. Он не верил, просто считал, что Локи глумится, поэтому решил не следовать этому приказу. — Зови меня Локи. Я не хозяин тебе. Просто хочу помочь, — но Тор не поверил и этим словам, а просто замер, выжидая новой порции боли, что приготовил для него господин. Сейчас он просто отдался во власть боли и отчаяния. Ему казалось, что вся моча всё ещё внутри него, разъедает стенки кишечника, переливается, и въедается так, что запах невозможно будет уничтожить. Он только вздрагивал, когда Локи с особой тщательностью отмывал его спину, ноги, руки. Взяв влажное полотенце, он смыл слёзы, грязь и кровь с лица Тора, умоляя Норн помочь его отчаянному, глупому и так много страдавшему брату. Кишечник требовалось промыть снова, хоть и можно было легко угадать, сколько страданий это причинит Тору. Но и рисковать тем, что внутри могла оставаться грязь или зараза, занесенная темными эльфами и их живностью, он не мог. Локи взял узкий шланг с насадкой, осторожно пустил воду под небольшим напором, и очень скоро Тор мог чувствовать, как его вновь и вновь подвергают самой мерзкой и унизительной экзекуции из всех, что можно выдумать. Кто бы сомневался, что брат выберет её? Он всегда знал, где ударить больнее. Сознание милосердно ускользало от Тора, давая забыться, но распирающая боль и спазмы в низу живота не дали Тору потерять сознание надолго. Он застонал, потянул руки к паху, но очень скоро понял, что те перевязаны бинтами и, кажется, зафиксированы. В глазах Тора было отчаяние. Он и не пытался сопротивляться, но напряженное, замершее в ожидании новой боли лицо говорило без слов и заставляло Локи ощущать себя садистом. И всё же новое промывание было необходимо. Вода, теплая, мягкая, с раствором заживляющего зелья, текла внутрь. Локи не стал усердствовать в наполнении, тем более. что Тор все равно не мог бы удерживать её в себе, и очень скоро она неминуемо вытекла бы назад. Унижение достигло своего апогея, когда на только что отмытые ягодицы снова потекла слизь и всё, что ещё было у Тора внутри. Он вспомнил слова Малекита и зарыдал громко, отчаянно. Страх сковал его, хозяин точно накажет гадливую суку. Послышался тяжёлый вздох: — Я не знаю, чем тебе помочь, — Локи впервые признался в том, что чего-то не знает. Он снова бережно протер складку между покрытых ранами ягодиц, вызвав стон боли, когда задел звёздчатую рану, в которую превратился вход в тело Тора, а потом достал подгузник для взрослых. — Пока только так. Он верил в глубине души, что Тор — сильный, он ждал, что тот справится, не сломается и скорее даже возненавидит его за причиненные страдания и за то, что пришлось пережить в плену. Магия и способность быстро заживлять любые раны к нему вернутся, он будет, может, даже преследовать его — Локи тогда объяснит, что пройти через это все было единственным шансом вызволить его хоть как-то. Но тот, другой, сильный и здоровый, способный постоять за себя Тор был где-то недосягаемо далеко, а этот, одурманенный зельями, с рефлексами, выработанными через невыносимую боль, был совсем другим. Хрупким и чуждым, как смерзшаяся в лед бабочка среди зимы. Локи сидел над ним, вслушиваясь в хриплое и неровное дыхание, смотрел на заострившиеся черты лица. Когда-то он ненавидел брата, считал его не слишком-то умным или одаренным прозорливостью, не в пример себе, слишком простым, слишком честным и прямолинейным; ох, как он желал ему всяческого зла, когда сидел в заключении! Но увиденное у Малекита остро напомнило Локи об одном: что он дорожит братом. — Спи. Спи спокойно. Поцелуй в горячий лоб — в другой раз Локи презирал бы жест, полный пошлой нежности, но теперь он показался ему уместным как никогда. Кожа, влажная и горячая, была соленой от пота, и Локи обтер его еще раз, прежде чем подняться и выйти. Ему казалось, что Тору наверняка хотелось бы побыть наедине с собой после пережитого. Сильнее всего он молил богов, чтобы брат не возненавидел его за то фальшивое изнасилование и угодливый смех во время издевательств, чтобы подыграть Малекиту. И лишь утром он понял, что решение оставить Тора одного было неверным. Брат сполз с кровати (удивительно, что он вообще мог двигать ногами — колени должны были адски болеть) и предпочел ночевать под ней. Локи кинулся к опустевшему ложу, испугавшись сперва, что тот вообще исчез, но очень быстро по стянутой не до конца простыне догадался, что брат за постелью, в дальнем углу. Тору было больно и холодно. Больно, когда хозяин перевязывал его спину, запястья, колени и стёртые ладони. Холод не отпускал, когда тот перенёс его в кровать, укутывая обнажённое тело тёплым одеялом, и садясь рядом, думая, что же делать? Он, к счастью, молчал, не требовал ничего, а потом и вовсе ушел — но Тор помнил прекрасно все: и его приказы, и смех, и обещания разделаться, и не ждать пощады... Хотелось скрыться куда-нибудь, сбежать от него подальше — жаль, сделать этого было нельзя, и тот наверняка придумал какую-нибудь привязь, магическую или нет, неважно. Стоит сбежать, и начнешь умирать понемногу, терять зрение и слух, или ещё что-нибудь в том же духе... Тут в фантазии хозяина можно было не сомневаться. Хоть хозяин и пытался показаться ласковым, даже дал выпить перед сном немного опиума, чтобы притупить боль, но Тор уже прекрасно понял, что к чему: хозяин наверняка всего-навсего испытывал его. Потому и уложил на такую шикарную мягкую кровать, широкую даже для двоих. Но он не забыл, где его место. У его ног. И Тор соскользнул с постели. Болью отозвались забинтованные колени, спина дала о себе знать лопнувшей коркой на старом шраме; он полежал так недолго, но потом, следуя уже не сознательному желанию, а какому-то пробуженному в нем эльфами инстинкту, подобрался ближе к дальнему углу за постелью, где было темно, прохладно, но явно более безопасно, а главное — хозяин ни за что не разозлится на него, увидев, что за место он себе выбрал. Но он разозлился. Кричал его имя, ударил даже по щеке наотмашь, Тор, конечно, все равно не почувствовал боли, только сжался еще сильнее и готов был вцепиться в стены. Но хозяин был сильнее и очень скоро вернул его в постель. — Тор! Тор, что ты наделал? Зачем ушел? Я же сказал... Тор трясся от ужаса и лишь увидев это, Локи умолк и сел рядом, поглаживая его, отметив, как тот замерз и отругав себя за беспечность и беспробудный сон — тот весь замерз. — Я знаю свое место, господин. — Это неправильное место! Новая пощечина. Локи ненавидел себя сейчас вдвойне: и за позорное, постыдное это обращение, "хозяин", и за то, что не смог сдержаться и не распускать руки, думал, это отрезвит потерявшего всякий разум брата, но нет: лицо его, осунувшееся и побледневшее, совершенно безвольное в противовес тому сильному богу-громовержцу, которого он помнил, выражало один лишь ужас и слепую покорность. И не понимал, отчего так сильно и глубоко они в нем засели, и ненавидел и зелье эльфов, которым Тора опаивали, и то, что не решился на месть им и на побег, выбрав этот соглашательский способ вызволить брата. Но было поздно что-то менять. — Ты не должен звать меня так. Я Локи, твой брат, — попытался смягчиться он и, поглаживая его плечо, заглядывал ему в лицо — а Тор упорно прятал глаза, будто боялся нового удара. Он даже не слушал его — это ясно было и так. — Почему ты меня не слышишь? Почему ты не хочешь поверить в то, что я просто притворялся? Тебе нет нужды унижаться больше, ты не мой раб, пойми! Ответом ему был короткий истерический смешок, будто бы сквозь слезы, и качание головой. — Вы испытываете мою верность вам, господин. Я понимаю, — и Тор кивнул в подтверждение своим словам, а потом обнял колени Локи, сидевшего перед ним на полу. — Я помню, где мое место. — Но почему тебе не сделать тогда то, чего я прошу? Локи был близок к отчаянию, Тор же казался в своей покорности до страшного спокойным, едва не довольным, лежа на полу. Локи хотел отстраниться, встать, но он не дал ему, притянул к себе, раздвигая полы его плаща и верхней одежды, а затем прижался, приник к его промежности, ртом обхватывая член сквозь тонкую ткань штанов. — Что ты делаешь? — зашипел Локи, поспешно поднимаясь и выскальзывая из кольца слабых рук. — Прекрати! Но касания брата и неумелая попытка доставить ему удовольствие взволновала его. Сердце неуместно сжалось. Он понял, что его тоже трясет от нахлынувших чувств, но сжал зубы и силой воли, кажется, подавил слезы ненависти и жалости к нему. Тор уткнулся лицом в пол, но быстро поднял голову, точно собака, натворившая что-то дурное. Безумие, появившееся в его голубых глазах, по-настоящему напугало Локи. Он все бы отдал, чтобы видеть Тора прежним — но надо было учиться жить с тем, что был перед ним сейчас, слабый, сломленный, лишенный всякой воли. — Тор, послушай меня... Нет, кажется, лаской и убеждениями от него ничего было не добиться. Благодаря чертовым эльфам брат понимал теперь лишь грубые окрики и силу, а ласку считал подготовкой к новому наказанию. Но Локи очень и очень не хотелось поднимать руку на брата ещё хоть раз. — Что же они сделали с тобой, — тихо проговорил он под нос самому себе. — Когда же ты вернешься ко мне, дорогой мой брат. А главное, как нам быть? Он принес одеяло с постели прямо сюда и укрыл Тора, невзирая на возражение, и подкинул дров в камин, чтобы выгнать холод из того угла, что Тор выбрал себе местом. — Ты же весь промерз, — укрыл он его. — Спи. Но единственное, что Тор усвоил прочно — это то, что всякая ласка хозяина — лишь притворство. Он попытался выбраться, откинувшись, даже всхлипнул умоляюще пару раз, прося не мучить себя. Локи вздохнул снова, набираясь терпения. Похоже, эту ночь ему придется провести с братом на полу вдвоем. Он опустился рядом, сильнее укутываясь и укутывая его. — Лежи тихо. Хозяин здесь. И хозяин хочет провести эту ночь с тобой, так что не вырывайся. Остаток ночи Тор спал, тяжело дыша. Он часто вздрагивал, просыпался ненадолго, весь взмок, так что Локи пришлось пару раз подниматься, чтобы дать ему ещё целебного отвара. Пока Тор спал, он опорожнил пару раз пакет, куда собиралась моча из катетера, опасаясь, что днем Тор не даст прикоснуться к себе или будет бояться новых мучений, что сулило любое внимание "хозяина". Повреждения прямой кишки, несколько кровавых трещин вокруг ануса и шрамы — все это, казалось, мелочи, но как же долго они заживали сейчас, когда Тор лишен был всяких собственных сил! Локи казалось иногда, что брат и вовсе не хочет восстанавливаться — его будто удовлетворяло полузвериное существование. Ему приходилось приказывать говорить, где боль особенно сильна, чтобы облегчить ее мазью или целебными травами, приказывать не бояться, мучительно, по крупицам завоевывать прежнее доверие... Даже яд выводился медленно. Зелье эрекции, превратившее его член в воспаленную рану, действовало до сих пор, хоть и чуть слабее. Глубокие трещины затянулись, а вот возбуждение не проходило. Жгучая боль временами заставляла Тора тихо выть, прижимая колени к животу, тем более, что Локи боялся злоупотреблять обезболивающими, которые почти все были наркотиками, одурманивающими разум. Тору и самому казалось, что он сойдёт с ума. Он уже провел двое суток с эрекцией и катетером. Локи обрабатывал раны на члене, и инфекция отступила, тем острее было отторжение организмом катетера. В итоге Тор в бреду дважды пытался его вырвать и Локи был вынужден привязать его к кровати. Сейчас он просто принёс очередное не то зелье, не то отвар, которым поил Тора. Тот уже почти не мучился от судорог, яд паука вышел полностью, а вот остатки тёмного зелья — нет. Приподняв голову брата и шепча какой-то успокаивающий бред, Локи начал поить громовержца. Того сразу же скрутил спазм, зелье моментально действовало изгоняя из почек всё, что там ещё оставалось. В неистовом припадке Тор задёргал бёдрами, пытаясь сорвать путы. Глядя на Локи, он взмолился: — Хозяин, умоляю, вытащите его. Вытащите! Больно, всё горит изнутри. Он мне мешает, я понимаю, что я ниже суки и… — Молчать! — Локи побледнел глядя на брата. Уж такой реакции на себя он не хотел. Конечно, он мечтал, что Тор будет его называть правителем, что он будет во всём выше Тора, но это относилось к власти. Видеть Тора таким было больно. — Никогда… не… смей… называть…меня…хозяином! Он буквально шипел слова будто бы был змеёй, но брат не понял и затрясся, тогда Локи просто выдохнул, медленно сосчитал до трёх в уме, а потом уже сказал: — Называй меня по имени. Хорошо? Тор кивнул, а потом горячо заговорил: — Локи, от него очень больно. Он разрывает меня изнутри, пожалуйста, — в голосе послышались слёзы, — убери его. — Я просто не хочу тебя терзать лишний раз. А если ты не сможешь сам мочиться? Придётся всё по новой начинать. — Я так не выдержу! Локи, я смогу! Просто позволь мне… И Локи сдался, он осторожно извлёк катетер, вызывая сдавленный стон и рыдания. Подав судно и дождавшись, когда Тор с криком, но всё же сможет помочиться, Локи обхватил его ствол и капнул несколько капель лекарства прямо в отверстие уретры. Тор чувствовал как что-то холодное ползёт вниз, к основанию, и боль покидает измученный организм. — Благодарю, — он откинулся на подушки морщась от боли и ожидая приказов. Ведь за такое облегчение Локи наверняка потребует что-нибудь унизительное. — Не стоит благодарности. Ты вытерпел все, ты сильный, — и ладонь Локи легла на его плечо, мягко гладя его. Но Тор прекрасно помнил, что Локи, хоть и велел называть его по имени, оставался его господином. Суровым господином. И он готов был показать ему, что умеет быть благодарным! — Позвольте мне... — Опустился он к нему, снова обнимая за бедра и колени и смотря на него. Локи нахмурился, и Тор торопливо поспешил исправить допущенную ошибку: — О, позволь мне, Локи! — Что... Чего ты хочешь? Ладони брата гладили его бедра и стягивали одежду. — Вы можете взять меня. Я не буду скулить и просить выпустить. Локи вздрагивал не то от гнева, не то от страха. Брат униженно предлагал ему себя, хоть он и строго-настрого запретил ему думать об этом, — и всё же касания волновали сердце. Странное желание. — Я могу сделать всё, что захотите, — упрашивал Тор, лаская его и будто не слыша шипящего "Остановись!" сверху. Локи и сам не был уверен, что сможет прекратить это. Видеть брата таким униженным, умоляющим взять его — разве не было это самое захватывающее и возбуждающее зрелище изо всех, что он видел? Отстраниться в этот раз стоило ему больших усилий. Было даже жаль немного: ведь когда Тор придет в себя, наверняка забудет свои обещания сделать младшему брату приятно. Сотрет из памяти будет злиться на любые попытки напомнить, как он стоял перед ним, обнимая и умоляя овладеть им... И всё же Локи пообещал себе вернуться однажды к этому разговору. Только не сейчас. — Ты ещё слишком слаб. Набирайся сил. — Он укрыл его и обнял, укладываясь рядом. — Просто полежим. Увидишь, скоро все пройдет. И однажды ты сможешь мне поверить... — Но я должен отплатить вам... тебе. Ты накажешь меня, — тихо шептал, засыпая, Тор. — Отплатишь, когда станешь здоров, как прежде. Но не раньше. Наутро ему и впрямь стало лучше: он даже сам добрался до уборной, и, хотя мочеиспускание и сами позывы к нему отдавались мучительным жжением, Тор считал себя счастливым уже тем, что смог вновь передвигаться на своих двоих и контролировать себя. Но при виде Локи его всё ещё трясло, а нежность и вежливость выглядели маской. Он пригласил его завтракать, повел с собой за руку, усадил за стол, невзирая на все попытки снова сбежать и забиться в угол: как может тварь есть за одним столом с остальными? Строгий окрик Локи заставил его выпрямить спину и покориться. И самая простая еда казалась невероятно вкусной — хоть он и смущался есть под взглядом господина... Локи.