А стоила ли игра свеч?

Северус был совсем не глупым ребёнком, ну или слышал подобные просьбы далеко не первый раз. Так или иначе, гулять он никуда не пошел и сидел в гостиной на том самом табурете, где Алена обнаружила его пару часов назад. Это было неплохо. Поиски Северуса по всему Коукворту явно не сделали бы этот день лучше. До своей спальни мальчик Алену довел сам, хотя выяснить, где его комната, было всё-таки не слишком сложно. Наверху их было всего две: для Северуса и для нас с Тобиасом соответственно. В комнате нашлось разобранное раскладное кресло, на котором лежал плед. В углу притулился шкаф, а у кровати — стул. Комната вызывала смешанные эмоции. Понятно, что ситуация в семье — полный ужас. Но кем вырастет ребенок, который провел детство в такой атмосфере, Алена могла предположить. Видела она таких детей. Впрочем, сейчас надо было разобраться с отцом, а потом можно и к ребенку перейти. Пожелав Северусу спокойной ночи, Алена уже хотела было уйти, как в спину прилетела неожиданная просьба: — Мама, расскажи сказку, — тихо и жалобно проговорил мальчик. Алёна растерялась. Тренеры, конечно, воспитывали детей, в каком-то смысле — даже больше, чем их родители. Но в этом особом «смысле» и была проблема. Решить какую-нибудь сложную ситуацию, что-то, кажущееся ребёнку проблемой вселенского масштаба, то, что не расскажешь родителям, ведь они будут ругать, расстроятся. Да и профессиональные спортсменки больше времени всё-таки проводят с тренерами, чем с родителями. А сопровождая ребёнка куда-нибудь на сборы, быстро замечаешь, что что-то не так, с чем-то надо помочь. Там никому не удавалось просто уйти от проблем, закрывшись в своей комнате под предлогом домашнего задания. Но при этом именно вот этой семейной, домашней стороны во взаимодействии тренера и спортсменок не было. С историями на ночь девочки легко справлялись сами, да и были там в основном страшилки. И успокаивать ей мало кого приходилось. Нет, приходилось, конечно, на акробатике постоянно и падали, и мышцы, и связки растягивали, и чего только не было. Но там всё решалась умыванием от слез, обещанием, что все пройдёт, и отправкой в ближайший травмпункт. Потому, наверно, рассказывать ребёнку сказку Алене совершенно не хотелось. Но была суровая необходимость: ребёнок был единственным, кто мог ей что-то объяснить. Эта мысль давила и заставляла морщиться, но будто преследовала Алёну. В конце концов, сказка — не такая большая цена за возможность понять, что с ней случилось. Был ещё один момент, заставляющий неприязненно морщиться. Что самое отвратительное, морщиться ещё более неприязненно, чем от осознания неприглядности ситуации, в которой она сейчас находилась. Постель у них с Тобиасом была общая. А значит, ей могут намекнуть на супружеский долг. Нет, в крайнем случае она могла состроить недовольную мордочку вида «тебе дали возможность исправиться, но даже не думай, что прощен», да она могла даже согласиться, лишь бы не вызвать подозрений. Но, во-первых, все же, мягко говоря, не хотелось бы, а во-вторых — это еще дальше отодвинуло бы момент посещения подвала. Наверное, именно поэтому Алена все-таки села на стул рядом с креслом, в которое уже забрался ребенок, и принялась рассказывать сказку: — В одном далеком государстве, в горах, располагалась башня, в которой жила молодая девушка с очень-очень длинными волосами… Большим репертуаром сказок Алена не владела, но «Рапунцель» посмотрела раз двадцать, с разными группами детей, так как это был единственный диск, спокойно лежащий в тренерской, остальные постоянно куда-то исчезали. Оттого и знала она историю лучше, чем наизусть. Северус заснул на моменте запуска фонариков. Выдохнув и порадовавшись, что она свободна, женщина поправила одеяло и тихо, пытаясь не создавать никакого шума, чтобы не разбудить ребенка, вышла из комнаты. Дверь в ее собственную спальню была открыта. Тобиас лежал на кровати и явно поджидал ее. Впрочем, заговорил он, только когда девушка закрыла дверь. — Хорошо ты переделала сказку, Эйлин. Я уж был уверен, что ты решила Севу эту жуть рассказать — с сексом с запертой в башне девушкой и слепым принцем. Алена лишь растерянно похлопала глазами. Каким еще сексом? Что за порно-версию Рапунцель смотрел ее драгоценный муженек? Или это такой намек? Впрочем, Тобиас уже продолжал говорить. — Или у вас просто вариант сказки такой? Ну да, у вас-то вряд ли ведьму стали бы очернять, — он усмехнулся. Я знаю только эту версию, — как можно более нейтрально произнесла Алена. — Расскажешь, что у вас? Тобиас на ее вопрос лишь еще раз усмехнулся и продолжил говорить: — Помню я, как в детстве нашел в школьной библиотеке этакую жуть. Отец отдал дочь ведьме не то за репу, не то за редиску*. Девчонка выросла, оказалась красивой, и ведьма заперла ее в башне. Как-то туда пробрался принц, заделал дочери ведьмы ребенка, ведьма об этом узнала, девчонке отрезала волосы и выкинула ее в лес, а принца ослепила. Когда падчерица ведьмы родила, они снова встретились с принцем в лесу, она поплакала — и к тому вернулось зрение.* Алена посмотрела на Тобиаса с сомнением. Такой вариант сказки о Рапунцель она слышала впервые. Но сейчас сказка — это было меньшее, что ее интересовало. У нее сменилось тело, из ниоткуда появилась семья, и она, по словам своего-якобы-мужа, стала ведьмой — понять бы еще, как колдовать, наколдовала бы себе роскошное платье, карету и прекрасного принца да и уехала бы из этого мрачного местечка — так что было, мягко говоря, не до сказки. — Ужас какой, — Алена поморщилась. Сказка в пересказе муженька и впрямь была так себе. — Давай спать? Не дожидаясь ответа, она накрылась одеялом и отвернулась от мужчины. Ее тут же обвила рука, неприятно прижимая к себе. Полежав так с полминуты и поняв, что ничего хорошего в объятиях Тобиаса точно не случится, Алена убрала руку и перевернулась на спину, чтобы и в лицо мужу не смотреть, и обнять ее было нельзя. С тем и заснула. ______________ На деле рапунцель — это съедобный корнеплод, как раз что-то вроде репы или редиса. Есть можно и корень, и листья. И да, вариант сказки от Тобиаса — это и есть настоящий сюжет, написанный братьями Гримм. ______________

***

В пресловутый подвал она смогла попасть только к обеду следующего дня. Наутро разбудил её шум текущей воды, видимо, Тобиас проснулся раньше и отправился в ванную. Северус тоже обнаружился быстро — он сидел в своей комнате и листал какую-то книжку. Книжка при ближайшем рассмотрении оказалось сборником сказок. Ребёнок нашел ту самую сказку про Рапунцель, которую услышал прошлой ночью. Видимо, малыша заинтриговало, чем закончилась история. — Ты завтракал? — спросила Алёна, как только нашла мальчишку. — Нет, — ответил ребёнок, спрыгивая со своего кресла. — Отец в душе? — на всякий случай уточнила она, решив, что хоть на этот раз будет ко всему готова заранее. Получив в ответ кивок, Алёна ощутимо расслабилась. Сегодня предстояло разобраться с огромным количеством непоняток, свалившихся на неё вчера, и разборки с непонятным «спутником жизни» в список самого необходимого, того, что надо было сделать срочно, точно не входили. В конце концов, она его не помнит, а потому угрызения совести по отношению к Тобиасу вполне может и не испытывать. За размышлениями женщина спустилась на кухню и обнаружила, что со вчерашнего дня чуда не произошло и продуктов в холодильнике не прибавилось. А вот проголодаться все — и она, и мальчишка, да и Тобиас — наверняка успели. Конечно, ужина-то не было. Не то, правда, чтобы она рассчитывала, что в доме ведьмы и продукты по волшебству появляются. И ладно бы хоть яйца были. В пакете она отыскала пирог в пластиковой упаковке, а в глубине навесного шкафа — жестяную баночку с чем-то, что в прошлой жизни было чаем. С тех пор это что-то, скорее всего, пару раз испортилось, но в итоге все равно было лучше, чем пожелтевшие пакетики, валяющиеся в тренерской. Подобный завтрак не тянул не только на то, чтобы быть здоровым, но даже на то, чтобы вообще быть завтраком. Но это были единственные имеющиеся продукты, которые вообще хоть как-то друг другу подходили и которые можно было съесть вместе без опасения, что тебя стошнит. Тобиас на кухню даже не зашёл, лишь что-то крикнул из коридора и хлопнул дверью. И Алёна была этому даже рада. Они вдвоём с Северусом позавтракали и допили чай. Теперь надо было переходить к самому важному. Отставив чашку, Алена попыталась ласково улыбнуться. Судя по настороженному лицу мальчика, получилось у нее это не слишком хорошо. Но такова уж ситуация. — Северус, ты не мог бы мне сказать, где я обычно храню деньги? — ни капли не смущаясь своего вопроса, произнесла Алёна. Мальчик даже ни на секунду не задумался, а сразу встал и отправился в комнату. Алёна не прогадала. Это в благополучных семьях всё как в анекдоте: «Сынок, а почему ты раньше не говорил?» «Так все было хорошо». А здесь ребёнок явно был в курсе огромной части взаимоотношений своих родителей. И между ними, и со внешним миром. Привёл мальчик её к софе, где между сидением и спинкой и лежала заначка. Алёна усмехнулась, пересчитав деньги. Всё казалось даже слишком просто. В свёртке было пять купюр: три по десять фунтов и две по двадцать. Итого семьдесят фунтов в её полном единоличном распоряжении. Итак, деньги были на руках. Но что с ними было делать? Даже не так: что они могли позволить Алене сделать? Курс фунта она не знала. Сходить, что ли, в магазин, прицениться? Закончить размышления ей не дал Северус, жалобно проговоривший: — Мам, я пойду гулять, хорошо? Просьба была странной. По логике, маленький мальчик из бедной семьи, одетый в потрепанную одежду, не должен был рваться гулять. Северус вряд ли имел командный характер и заправлял окрестной малышней, а значит, его, скорее всего, самого активно шпыняли более удачливые ровесники и детки постарше. Отсюда вытекает вопрос: почему это Северус рвется на улицу? Ведь гораздо логичнее было бы, сиди он дома с утра до ночи. Странность была… странной, но, как и в случае с Тобиасом, не первостепенной для решения. А значит, раз «сынок» так удачно решил куда-то убежать, можно было не откладывать в долгий ящик поход в магазин. Быстро выглянув на улицу и поняв, что средь белого дня ее здесь вряд ли ограбят, но лишний раз провоцировать местную шпану явно глупая идея, Алена оставила заначку в диване, где она и была, и отправилась на улицу за Северусом. Добежав до конца улицы, он попрощался и быстро юркнул куда-то. Алена же продолжила путь в гордом одиночестве. Благо маршрут ей сын объяснить успел, а после уже она сама заметила табличку с лаконичной надписью «Food store». Внутри ее ждало разочарование — выбор продуктов был, мягко говоря, так себе. Зато неожиданно порадовали цены. Точнее было бы сказать не так. Сначала, когда Алена увидела цифру два на ценнике тех самых чипсов, которыми они с Северусом вчера ужинали, то расстроилась чуть не до слез — ведь если они стоят два фунта, то ее семьдесят кончатся очень и очень быстро. Ситуацию исправила подпись на ценнике. Цветастый пакетик стоил не два фунта, а два шиллинга. Быстро решив, что в одном фунте наверняка сотня этих самых шиллингов, Алена сообразила, что сказочно богата. И вновь была не права. Ситуацию разъяснила пришедшая покупать что-нибудь на обед женщина. Купила она, в дополнение к морковке и чаю, почему-то бобы, весело порассуждав с торговкой о том, как «сделает их сегодня с соусом, великолепно получится!» Тем не менее главную Аленину дилемму она решила, заплатив за все свои покупки «целый фунт, ух, как много!» К сожалению, не настолько много, как Алена рассчитывала. В фунте оказалось лишь двадцать шиллингов. Но и этого, по прикидкам, должно было хватить на некоторое время. Так ничего и не купив и ни с кем не заговорив — и тем вызвав и у торговки, и у покупательницы презрительно-подозрительные ухмылки, Алена ушла из магазина и побрела по дороге. То, что она забыла свернуть, она заметила, лишь когда вышла к реке. Речка была так себе, серенькая, с берегами, закиданными бытовым мусором. Тем более странно смотрелась на ее фоне миленькая, изо всех сил аккуратно одетая и причесанная рыжая девочка. Ребенок, неизвестно каким образом здесь оказавшийся, был на берегу не один. Спустя буквально полминуты рыжая девочка заглянула под мост и громко закричала: «Нашла, я тебя нашла!» — Из-под моста действительно вынырнула фигурка в черном балахоне, в которой Алена с некоторым удивлением узнала Северуса. Теперь-то становилось понятно, почему он так спешил на улицу, гулять. Видимо, рыжая девочка была его подругой. Решив, что уж от такой знакомой опасность новообретенному сыну точно не угрожает, женщина отправилась домой. Там не было никого и ничего — Северус на улице, Тобиас на работе. А это могло значить только одно — наступило время посетить подвал. Путь туда нашелся без особого труда — в отсутствие домочадцев можно было не отвлекаться на такие глупости, как логичность поведения, и хорошенько обследовать дом. Ничего необычного обнаружено не было. Старая халупа, в ванной — плесень, крыша протекает, и на чердаке специально поставлено ведро, чтобы вода не лилась жильцам на голову. На кухне — тараканы. Непонятно, правда, что они там едят. Алена еще раз проинспектировала шкафчики и поняла, что вопрос нормального питания надо ставить в ближайшие сроки, иначе они все просто перетравятся. Обычный дом нерадивых хозяев. Единственной заинтересовавшей деталью была очень красивая и выглядевшая новой игрушка в комнате Северуса. Алый поезд казался безумно правдоподобным. Признаться честно, женщина и не видела никогда таких игрушек. Поезд так контрастировал с общей атмосферой дома, что казалось, будто ему здесь не место. Алена задумалась: «Откуда эта вещь у Северуса?» Впрочем, долго удивляться было сейчас несколько бесперспективно, и новоиспеченная миссис Снейп это понимала не хуже других. Потому отбросила все сомнения и отговорки и спустилась по найденной полчаса назад лестнице. Внизу оказалось темно, как в могиле. И ни на какой выключатель не было даже намека. Где-то капала вода. Потому с первой попытки набег на подвал не удался, пришлось ретироваться на поверхность за фонарем, а там уже и спускаться по новой. — Н-да, — только и смогла выдавить из себя женщина, удивленно рассматривая выложенные кирпичом стены подпола. Почти везде были глубокие царапины, как будто все вокруг исполосовал когтями жуткий монстр. — Как будто медведь или волк. Едва Алена подумала об этом, как вспомнились слова Северуса: «Ты превращаешься в волка!» Неужели эти царапины оставила именно она? Сказать мог только Северус, Тобиас, скорее всего, в главный семейный секрет просто не был посвящен — иначе вряд ли бы стал бить жену, которая может стать волком и запросто лишить его жизни. Кроме жуткого открытия, подвал был бесполезен, там не было ничего, только голые стены. По крайней мере, такой вывод Алена сделала, обойдя всю комнатку пару раз и посветив фонариком во все щели. Но сюрприз ждал ее не за кирпичной кладкой, а у самой лестницы, в виде разломанной на две части деревянной палочки. И выкинула бы она эту странную штуковину без малейших сожалений, если бы не три обстоятельства. Первое — внутри палки было перо. Второе — она была совершенно, идеально гладкой формы. Третье — она была живой. Подумав об этом, Алена смутилась. Нет, какой живой — горячей, палка была горячей. Впрочем, сути это не меняло — совершенно бесполезная, глупая вещь, и тем страннее, наверное, женщина смотрелась со стороны, когда уже минуту ощупывала ее со всех сторон, будто держала в руках неотделимую часть себя. Наваждение закончилось так же быстро, как и началось — эмоции вдруг просто схлынули, не оставив ни малейшего следа. Выдохнув и собравшись с мыслями, Алена все же отправилась наверх, не забыв прихватить с собой и палочку. Свет ударил в глаза, те отозвались болезненной резью. Женщина чихнула, поднимая пыль. Из палочки, будто в ответ на поднявшийся шум, вылетело несколько зеленоватых искр. Алена еще раз глубоко вздохнула, но произошедшее ей осмыслить так и не удалось, сознание, как самый тупой и настырный на свете баран, упиралось в одну единственную идею — деревянные палки не искрят. Опасливо поглядывая на деревяшку, женщина отложила ее в дальний угол комнаты, спрятав на полу, за облюбованным Северусом табуретом. Сама же отправилась в ванну. Ей было страшно, мысли и эмоции пребывали в жутком беспорядке, голова раскалывалась от осознания того, что она, кажется, только что колдовала. И подобное надо было срочно прекращать — всегда в жизни Алены оказывалось почему-то так, что с помощью эмоций она искала проблемы на свою голову, а с помощью холодного разума — выходила из создавшихся ситуаций. А лучший способ отвлечься от пустых раздумий — монотонные физические действия. За неимением тренировочного зала или места для бега можно было заняться уборкой. Проблемы возникли почти сразу. — Видимо, это вообще первый раз, когда здесь кто-то убирается, — растерянно произнесла женщина, из всех моющих средств найдя в ванной и на кухне лишь хозяйственное мыло и холодную воду. — Впрочем, где наша не пропадала, — продолжила она с показным оптимизмом. Конечно, ее сейчас никто не слышал, но хоть самой себе придать сил, и то хлеб. Никакого ведра она тоже не нашла, а потому, за неимением лучшего варианта, взяла то, что было на чердаке. Воду попыталась нагреть в чайнике, чтобы хоть чуть-чуть разбавить ледяную, лившуюся из крана. Из чайника полилась раскисшая накипь, так что пришлось отмывать уже его. Не найдя даже следов лимонной кислоты, которой можно было бы решить проблему радикально, Алена просто попыталась свести бедствие к минимуму, попутно морщась — как она могла все это утром пропустить? Нож помог счистить с мыла немного стружки, тут же полетевшей в теплую воду в ведре. А дальше все просто — сбить паутину, протереть пыль — жаль, пылесоса нет, но да ладно, старые тряпки тоже на что-то годятся. Смотреть на чистый, вылизанный до блеска пол было почти физически приятно, а в окно наконец в полной мере начал проникать свет. Вернув все оборудование на места или, говоря проще, сполоснув ведро и поставив его обратно на чердак, Алена устало села на диван. И чуть не подпрыгнула — ведь в бедро ей впился острый уголок какой-то книги. Нет, она не могла быть этой Эйлин, просто невозможно! Ей бы даже в голову не смогло прийти так запрятать несчастные книги. Когда она присела на диван и подпрыгнула от боли — острый, не бумажный и не деревянный, а железный краешек переплета впился ей в ногу, выглянув сквозь дыру в протертой обивке! Женщина стала выдвигать стоящие под сидением коробки, чтобы посмотреть, не в них ли содержится коварное издание. Но нет, как раз там ничего подобного не было — спокойно лежала старая порванная одежда. Алена удивленно достала из ящика платье с дыркой точно по шву. Вспомнила грустно выглядящий гардероб в спальне наверху, где без слез нельзя было смотреть ни на одну вещь — настолько все было запользовано и затерто. И еще больше утвердилась в мысли, что она не могла быть Эйлин — платье-то красивое, и уж она-то точно не рассталась бы с ним из-за какой-то дурацкой дырки, так и не попытавшись ее зашить. Убрав все обратно в коробку, а ту уже отодвинув к стенке — чтобы разобрать, вдруг не только платье, но и еще что-то было вполне себе пригодно к носке, требуя лишь небольшого ремонта, — Алена придирчиво посмотрела на диван. Коробок внизу уже не было, а вот острый уголок по-прежнему выпирал, мешая расслабиться. Неужели она эти книжки в обивку запихнула? Все оказалось не так страшно, как представлялось. Ждать, что Эйлин, которая не смогла зашить платье, справилась бы с обивкой матраса, действительно было глупо. Потому следовало искать какой-то менее варварский способ, молнию, например… — Или просто огромную дыру в обивке. Как все прозаично! — произнесла вслух Алена, доставая из дивана странные тома. Впрочем, странность была даже не в них самих, а в том, что они друг с другом соседствовали. Обычный типографский учебник «Расширенный курс зельеварения», хоть и чуть потрепанный, соседствовал с гигантской «Стандартной книгой заклинаний. 7 курс». И Алена бы очень хотела посмотреть в глаза человеку, которому показался стандартным ярко-красный учебник формата даже больше, чем А4, с железными вставками в переплете. При ближайшем рассмотрении книг заклинаний оказалось целых четыре: фиолетовая за четвертый курс, бордовая за пятый, рыжая за шестой и красная за седьмой. Они занимали почти половину сидения, и когда Алена вынула их, то поняла, что набивки в диване почти не осталось, и ткань теперь буквально висела на деревяшке. Она с сомнением посмотрела на развороченную мебель. К сидению та сейчас была почти непригодна, но выбора у Алены не было, книги представляли гораздо большую ценность, ведь могли помочь раскрыть тайну Эйлин. Всего учебников было семнадцать штук, все разной степени потрепанности. На переплетах значилось лаконичное: чары, зелья, нумерология и древние руны. Все строго с четвертого по седьмой курс, только книга по рунам имелась еще и за третий. Алена как раз рассматривала этот «лишний» учебник по рунам, когда в прихожей хлопнула дверь — домой зашел Северус. Женщина взглянула на часы — было без пятнадцати шесть, очень точно. — Мама, что это? — удивленно и завороженно спросил он, разглядывая лежащие на полу книги. «Маме» ответить было нечего, ведь еще некоторое время назад она собиралась задать тот же вопрос Северусу. Впрочем, тот сам неосознанно нашел ответ, заодно помогая и Алене. — Это ведь учебники для Хогвартса, да? Мам, а ты расскажешь мне про Хогвартс еще что-нибудь? — молитвенно сложив руки, произнес мальчик. Женщина задумалась. Она сама была бы не прочь послушать про этот самый Хогвартс. — Ты мне напомни, что я тебе уже говорила, а там посмотрим… — растерянно произнесла Алена. Но Северуса это ни капли не смутило, он уже начал заливаться соловьем, проследовав за матерью сначала в свою комнату — там Алена решила спрятать учебники, а потом и на кухню, где она вытащила из пакета кукурузные хлопья. Их они ели сухими, запивая чаем из отмытого чайника. Со слов Северуса, школа — а Хогвартс оказался именно школой — получалась довольно странной. Учили там юных магов, и обычных, привычных Алене предметов вроде алгебры или литературы никто отродясь не видел — вместо этого были те самые руны, трансфигурация и — на этом моменте надо было глубоко вздохнуть и немного помолчать, сосредоточивая внимание и нагоняя таинственности, — зелья. Зелья, как поняла Алена, были заочно любимым предметом Северуса, и, учитывая посыпавшийся после упоминаний о зельях шквал вопросов, — любимым предметом Эйлин, которая в школе училась. Это наводило на две мысли. Во-первых, что Эйлин это точно не она — она и программу обычной-то школы помнила плохо, слишком давно было дело, а уж про эти-то предметы и подавно ничего не слышала. Был и второй, плохой вывод. Северус требовал от нее разъяснений, что и как надо варить, рассказов о каких-то новых зельях — а Алена могла лишь молчать, боясь выдать свою тотальную некомпетентность в вопросе. С этим надо было что-то делать, но вот что — это было совершенно непонятно. Конечно, были учебники — и в них женщина уже успела сунуть нос — но увидев, что для приготовления этих самых зелий нужны то корень златоцветника, то гной бубонтюбера — поняла, что это не ее. И вот теперь выясняется, что должно стать ее, хочет она того или нет. После «ужина» — когда женщина в очередной раз поклялась себе, что первым же делом купит нормальной еды, больше вопрос откладывать было никак нельзя, иначе они точно тут все умрут от этого пайка — они с Северусом закончили с диваном. Вещи пришлось раскладывать сейчас: то, что еще было как-то пригодно к носке, складывали на диван, остальное сворачивали и запихивали в него. Так ящик оказался пуст, зато диван выглядел почти по-прежнему, обивка висела уже не так сильно, да и он стал заметно мягче. Затем сын показал, где можно было найти нитки и иголки. Последние заржавели почти в полном составе, испортив и нитки, в которые были воткнуты, но это было лучше, чем ничего. Так их и застал Тобиас — Северус сидел на диване рядом с матерью и читал вслух зельеварение за четвертый курс — это был компромисс, иначе мальчик никак не хотел отставать с вопросами, а Алена зашивала свои многострадальные наряды. Мужчина был нагружен ровно таким же пакетом, что принес Северус в первый день, — теперь становилось понятно, кто в доме закупался всякой гадостью. Он с удивлением осмотрел дом и шьющую жену. — Здравствуй, а что, магия не работает? — вот был первый его вопрос. Тобиас выглядел каким-то даже раздосадованным. Как человек, ожидавший, что внутри большой коробки окажется что-то интересное, а получивший лишь кучу обертки и жалкую нелепицу вместо подарка. Алена тоже нахмурилась, обижаясь. Она, значит, полдня весь дом драила, диван в нормальный вид вернула, сидит, вещи в порядок приводит, а он приходит с какой-то химической дрянью в пакете вместо нормальных продуктов и еще нос воротит? Приступы альтруизма бывшую гимнастку одолевали не часто, а в особенности — по отношению к мужчинам. И она уже собиралась ответить на то, что ее порыв не оценили, и устроить «почти семейный» — насколько людей, встретившихся вчера, конечно, можно считать семьей — скандал, но сцену прервал Северус. — Мам, пап, а давайте поужинаем? — он подбежал к отцу, доставая высовывающуюся из пакета пачку кукурузных чипсов. — Пап, а ты сухие завтраки принес? Которые сладкие? — затараторил он. Тобиас отвернулся к сыну, сказав ему что-то вроде: «Обычные, не разноцветные», — и они проследовали на кухню, там, видимо, муж собирался оставить пакет. Алена с раздражением взглянула на пальцы — большой был весь красным из-за того, что она пыталась проталкивать им иглу, чтобы та прошла сквозь толстую плотную ткань. Наперстка у Эйлин не было. Впрочем, даже если бы был, она все равно не знала, как им пользоваться: купальники, в которых гимнастки выступали и которые ей время от времени приходилось подшивать, были тоненькими-тоненькими, там проблема была обратной — как бы дырок не оставить, приходилось подбирать специальную тонкую иголку. Шитье не было закончено, и надо было его куда-то аккуратно сложить. «Что могло Тобиса так удивить в том, что я шью? Впрочем, понятно: Эйлин не шила совсем. А магия, видимо, действительно не работает, раз наряды валялись неприкаянными в коробках», — подумала Алена. Одежда, кстати, вся была какой-то детской, на девушку девятнадцати-двадцати, а не на ту Эйлин, какую Алена видела в зеркале. Было бы логично, что одежда оказалась заброшенной, если бы у владелицы появилась новая. Но и вещи из платяного шкафа четы Снейп не радовали — те же девичьи наряды, только без дырок, держащиеся на последнем издыхании. Не значило ли это, что за последние пять-шесть лет Эйлин просто ничего себе не покупала? Дойдя до этой мысли, Алена вдруг встала как вкопанная, замерев прямо с мотком ниток в руках. Потом же, быстро бросив шпульку в коробку, поспешила в ванну. Там она зажгла единственную лампу и, выругавшись из-за тотального недостатка света, начала разглядывать свое отражение. Морщины у Эйлин были, хоть и не глубокие. Но что это значит? Может быть двадцать четыре, а может, и двадцать восемь. Тут ведь все зависит от того, насколько хорошо она сохранилась. И сохранилась ли вообще, с такими-то условиями жизни. И как быстро стареют маги? Может, ей вообще тысяча с лишним лет, и она просто не помнит? Алена чуть не расплакалась, безнадежно хватая себя за волосы. «И ведь спросить некого — Северус вряд ли знает, да и Тобиас…» — с мрачным видом подумала она и вышла из ванной, чтобы буквально нос к носу столкнуться с мужем, пришедшим мыть руки. — Сколько мне лет? — в лоб спросила она мужчину. Ответ необходимо было узнать, несмотря на все вопросы и странные последствия, которые это могло повлечь. — Тридцать пять, — ответил тот потрясенно. — По крайней мере, когда мы встретились, ты говорила, что тебе семнадцать. Хотя кто вас, ведьм, разберет, — с усмешкой произнес он. — Может, ты заколдовала меня, а на самом деле древняя старуха? Тобиас схватил ее за руку за секунду до того, как Алена успела бы вывернуться и убежать на кухню. Он стал приближаться, его лицо, загорелое, мужественное, в чем-то даже красивое, теперь было едва в десяти сантиметрах, женщина уловила запах изо рта — сигареты. Почему-то вспомнились шальные годы, когда она было начала курить — после секса в основном, желая походить на пафосных роковых красоток, настоящих «Femme fatale», героинь кино девяностых. Тобиас почти поцеловал ее, завороженно стоящую с одной рукой, плотно прижатой к стене. Алена успела отвернуться лишь в последний момент. — Не хочешь? Северус не увидит, он на кухне сидит, ест, — правое ухо, около которого теперь находились губы Тобиаса, тоже отлично подходило для разных намеков, и мужчина не собирался отступать. — Быстро сбегаем в спальню, за полчаса никто нас точно не хватится. Давай же, ведьма. Я ведь мужик, в конце концов. И не из этих ваших. Уж они-то не знаю как свои проблемы решают, может, палочки себе куда засовывают, а может, и друг другу. А у нас все по-старинке. Тобиас обхватил Алену за талию, притягивая ближе к себе. В женщине боролись две противоречивые стихии. Можно было не отказывать. В конце концов, денег у нее сейчас — на две недели полуголодного бомжевания, и секс в этой ситуации — не слишком большая плата за кров и возможность спокойной жизни, когда каждую секунду не надо думать, не замерзнешь ли ты следующим утром в подворотне. Угу-угу, что называется: «А вы представляете, девочки, а некоторые за деньги! А некоторые за большие деньги! И это еще до всех законов о кооперации!» Был и другой вариант: дать пощечину и попытаться выкрутиться, одна-то рука осталась свободна. Один раз у нее это уже получилось, может, пройдет и во второй. Хотя тогда на ее стороне был эффект неожиданности, сейчас же даже этого подспорья не ожидается. Тобиас схватил ее за подбородок и развернул лицом к себе, разглядывая лицо и, видимо, все же собираясь поцеловать. Вариантов было два, оба известны. «Надо решать быстрее», — как-то судорожно подумала Алена. Оставалось только понять, что делать.