А стоила ли игра свеч?

Эйлин поморщилась — жест был слишком картинным, чтобы она поверила. Но Гэри, видимо, все еще считал, что она обожает театральщину. Или, может, понял, что в своем натуральном виде лишь пугает ее еще сильнее? — Вы обязаны продать его мне, Эйлин! — он смотрел на нее почти с вдохновением. — Десять галлеонов вас устроит? Гэри не отрывал взгляда от пробирки, и Эйлин едва сдерживалась, чтобы не спрятать ее за спину. Первой мыслью было и вовсе сбежать от дезориентированного собеседника, но ее она нещадно подавила — неизвестно еще, какие последствия побег может вызвать. Да и деньги… За все время, что прежняя Эйлин жила с Тобиасом, она смогла скопить около двадцати фунтов. По местным меркам это было действительно немало. Пусть бедно, но на такую сумму можно было и несколько месяцев прожить. Новая Эйлин успела существенную часть от никопленной суммы потратить — в основном на ингридиенты для зелий. Да и жить на что-то было надо. Потому предложенные Гэри десять галлеонов были бы точно не лишними. Расценки в банке гоблинов Эйлин неплохо помнила, и в переводе на фунты выходила серьезная сумма. С такими деньгами можно было даже вспомнить о мелькавшей в первые дни идее бросить опостылевший городишко и уехать в Лондон. Нынешняя Эйлин со своим знанием культуры, традиций и языка вполне могла сойти за какую-нибудь эмигрантку. — Двадцать галлеонов, но умоляю, продайте! — отвлек ее от размышлений Гэри. Видимо, он подумал, что Эйлин не согласна, и решил идти ва-банк. Она же еле сдержалась, чтобы не закричать: «Да забирайте!» Сама возможность получить целую сотню фунтов за полфлакона какой-то странной жижи пьянила и вдохновляла. Вот только… слишком уж подобный альтруизм со стороны Гэри был подозрительным. Жидкий Империус был необычным зельем, это и для новой Эйлин казалось очевидным. Безумно сложный, из довольно редких и сильных ингредиентов, приготовить не каждый сможет. Но сколько он мог стоить? Она не знала. Эйлин вообще плохо представляла, сколько галлеонов можно отдать за зелье. Ей они вовсе показались изначально довольно дешевыми — ведь у предшественницы в специальных ящичках стояло чуть не полсотни разновидностей, а миллионером она при этом не была. Сотня же фунтов была приличной суммой… Да для кого угодно! И даже Гэри, явно не бедствовавший, не стал бы разбрасываться такими деньгами. По крайней мере, так казалось Эйлин. Отсюда и возникал вопрос: а не обманывает ли он ее? Ведь сам же повторял, что аферист. Да и продать зелье — значило лишиться возможности устроиться на работу. Мистер Эванс, когда придет в себя, возможно, и не вспомнит про их разговор, спасибо Конфундусу. Только вот мнение свое насчет трудоустройства вряд ли изменит. А это означало безработицу и крайне туманные перспективы на будущее. Деньги же от Гэри, пусть большие, не станут постоянным доходом. Северус даже в Хогвартс не успеет поступить, как они кончатся. А вот перспектива хоть частичной, но легализации — исчезнет. Эйлин вздохнула — решение напрашивалось само собой. И Гэри, так и не сводивший с нее взгляда, все понял по одному лишь выражению лица. — Чего вы боитесь, дорогая Эйлин? Что я вас обману? — он довольно рассмеялся. — Я не такой дурак, чтобы злить ведьму и оборотня, уж поверьте. — Нет, — Эйлин помотала головой и тут же пустилась в объяснения, подозревая, что Гэри мог не так ее понять. — То есть обманете, конечно, и я этого не боюсь, а уверена. И потому не продам. — Знал бы, чем вызвал у вас такое недоверие… — мистер Фигг вздохнул, изображая не то престарелого Пьеро, не то героя-любовника из провинциального театра. — Просто скажите, дорогая, почему? — Хочу на работу устроиться, — неуверенно выдавила Эйлин. После всех пафосных речей объяснение казалось уж слишком банальным. Зато Гэри отчего-то оживился. — И как успехи? — он почти рассмеялся, и Эйлин почувствовала какой-то подвох. — Пока — не сильно, правильно я понимаю? Что ж, я не сомневался в Джоне. Добропорядочный гражданин, ответственный работник, крепкий семьянин. Радеет за родной завод! И ни за что не пустит на него шпионку конкурентов, — Гэри подмигнул ей, но Эйлин веселья не поддержала, стоя будто громом пораженная. Вопрос, почему Фигг, говоря про некую «шпионку», явно намекал на нее, прозвучал бы глупо. Тем более он и сам уже заговорил, картинно разводя руки. — Интересно, почему я так решил, дорогая Эйлин? О, все просто. Это ведь я не далее как сегодня утром сообщил Джону Эвансу, что конкуренты, владельцы мануфактуры по производству текстиля из Йорка, узнав, что его дочери дружат с сыном одной местной особы, миссис Снейп, попросили ее сойтись поближе с семьей Эвансов — а может, и самой устроиться на завод работать и разузнать планы по составу и дизайну тканей на следующий год. Не успев дослушать речь до конца, Эйлин почувствовала, как в груди вздымается ярость. Нет, такой подлости от Гэри… она ожидала, конечно. Вот от него она как раз ждала именно чего-то в таком стиле. Вот только менее обидно от внезапно открывшегося обмана не становилось. И Фигг все говорил. — И Джон… Прекрасный сотрудник, ничего не скажешь, будь я на месте директора завода, обязательно бы его повысил, — Гэри улыбнулся, и Эйлин порадовалась, что он не на месте директора. Иначе Эванса спас бы лишь немедленный побег. — И дорогой Джон принял решение не допустить шпиона на завод. И даже охрану настроил против вас, не окажись я в нужное время в нужном месте — вас и сюда бы не пустили. И уж тем более позаботился о том, чтобы вы не смогли занять на заводе ни одну должность. Никогда. Гэри говорил спокойно и размеренно и улыбался во всю свою мерзость. А Эйлин едва сдерживалась, чтобы не ударить его. Все ее планы рушились. — Вы расстроились? Дорогая Эйлин, неужели мои откровения произвели на вас такое впечатление? — Гэри покачал головой, укоряя ее, будто маленького ребенка. — В таком случае примите мои извинения! Я ведь и подумать не мог, уверяю вас, что вы в действительности рассчитывали устроиться на завод. Подумать только, ведьма, оборотень, первоклассный зельевар… И из-за простого упрямства тратить лучшие годы в этом Лютном магловского мира. — Просто уйдите, — пробормотала Эйлин себе под нос. Она прекрасно понимала, что Гэри специально выводит ее из себя, чтобы она сделала какую-нибудь глупость. Сказала лишнее и дала ему тем самым новый рычаг давления на себя или сделала какую-нибудь глупость. Мистер Фиг уж точно не упустил бы возможности ее потом шантажировать. — Дружеский совет: не переживайте так, — Гэри наклонил голову набок и посмотрел на нее оценивающе. Какой вывод он сделал, Эйлин даже предположить не могла. — Тем более мне действительно давно пора. Он развернулся и поспешил на выход. А Эйлин осталась в комнате одна. Если не считать Эванса, конечно. Но тот лежал на кресле все так же беспомощно, как и в начале разговора с Гэри. Возможно, надо было ему как-то помочь — в конце концов, он нисколько не виноват, что оказался удобным инструментом для интриг сразу двух магов. Но Эйлин в голову приходило разве что дать понюхать валерьянки. Вот только помогала ли она против последствий Конфундуса? Существовала ли в Британии? И была ли вообще в свободной продаже в шестидесятые годы? Закрыв лицо руками, Эйлин тяжело вздохнула. Она ничего не знала про этот мир, про это время и даже про новую себя. Даже магия, которая должна была, по сути, помогать, пока лишь приводила к еще большим неприятностям. Приказав себе сосредоточиться, Эйлин все же подошла к Эвансу и нащупала пульс — сначала на шее, а потом и на запястье. Сердце у мужчины билось, дыхание было ровным — это и невооруженным взгляд было видно, даже зеркало искать не потребовалось. Потому, на всякий случай захватив с собой компрометирующие улики — а именно, чашку, из которой пила кофе, и оставив ее на подносе с другой грязной посудой в комнате секретаря, она поспешила домой. С завода ее выпустили без проблем, охранник даже взгляда не удостоил. Казалось, можно было порадоваться — но Эйлин слишком была поглощена собственными мыслями, чтобы отвлекаться на пустяки. Да и погода не радовала. Дождь усилился, и она буквально предвидела, что к дому подойдет уже насквозь мокрая. Настроение было настолько ужасным, что даже мрачные мысли не спешили оформляться в какую-то определенную претензию, а просто скользили где-то на фоне зудящей пеленой. Доковыляв до речки, Эйлин заметила, что часть соседок — тех, что были старше, уже имели детей и потому не работали — спешно снимали вывешенное на просушку белье. Кто-то из них что-то ей кричал, но ей и на них сейчас было настолько все равно, что вслушиваться Эйлин не собиралась. Так что действительно встрепенуться ее заставила лишь фигурка маленького мальчика, пристроившегося в кустах на берегу реки. Волосы ее стараниями были уже короткими, но нос оставался все таким же крючковатым, и не узнать ребенка было невозможно. — Северус, что ты здесь делаешь? — с трудом пробравшись по размокшей от дождя земле к ребенку, спросила Эйлин. Тот поднял глаза — большие и несчастные — и Эйлин поняла, что не только она сегодня «пребывает в меланхолии». — Уже иду домой, — пробурчал он под нос, встал и начал отряхиваться. Не то чтобы правда помогло — грязь была мокрая и от подобных попыток только размазывалась. Еще раз глубоко вздохнув и поняв, что это входит в плохую привычку, Эйлин немедленно поборола в себе желание отругать ребенка за испачканные штаны и прогулки под дождем. Об этом она поговорит с ним позже — может, к тому времени и сама придумает, как отреагировать менее остро. Сейчас же надо было выяснить, по какому поводу трагедия. — Что случилось? — спросила она будто между делом, одновременно взяв Северуса за руку, иначе тот шел слишком медленно, практически плелся, будто специально стараясь при этом пересечь все окрестные лужи. — Все хорошо, — пробурчал ребенок, и Эйлин нахмурилась. Больше он не произнес ни звука, что могло наводить на одну мысль — обижался Северус на нее саму. Ведь иначе почему не хотел говорить? Тщательно обдумав сегодняшнее утро, Эйлин с удивлением покосилась на Северуса. Ну не возней же с зельями она его так расстроила? Кажется, он, наоборот, рад был, что ему позволили копаться в учебниках. «Неужели это все из-за слова «красивый»?», — пришла ей в голову идея, уже когда они подходили к дому. Но нет, ребенок был еще слишком маленьким, чтобы провести логическую цепочку «мне предлагают поискать про красоту — значит, считают, что я некрасивый». Да и приди ему в голову такая идея, проявиться это должно было сразу. — Ты грустишь из-за того, что я заставила тебя искать зелья? — как бы невзначай спросила Эйлин. Теряться в догадках у нее уже не было никаких сил. — Нет, конечно, — Северус посмотрел на нее удивленно и, кажется, сразу воспрял духом. — А мы будем их варить? Еще больше, чем внезапной грустью сына, пораженная его счастьем, Эйлин заторможенно кивнула, в очередной раз жалуясь самой себе на сумасшедший день. Едва за ними закрылась входная дверь, как Северус тут же побежал в комнату, явно намереваясь заниматься зельями прямо так: в грязной, насквозь промокшей одежде. И был остановлен громким окриком. В своем прошлом теле Эйлин и музыку, гремевшую в огромном зале, могла перекричать, но на маленький коридорчик и ее нового горла хватило. — Сначала — в ванну, — безапелляционно заявила она. Северус посмотрел исподлобья. — А потом — зелья? — спросил он недоверчиво. — Потом — обедать, а после обеда уже зелья, — объяснила Эйлин диспозицию. Строго говоря, обеденное время уже прошло, но и для ужина было еще слишком рано. Но ждать вечера не хотелось, и она, проследив, чтобы сын переоделся, как следует помыл руки и в процессе ничего не испачкал, отправилась на кухню. Там отсутствие работы — а с ней и стабильного источника дохода — напомнило о себе еще раз, заставляя аккуратно подсчитывать, что бы такое приготовить, чтобы продуктов хватило на подольше. Хорошо хоть рыба здесь была в изобилии — сразу становилось понятно, что живешь на острове. Ну и соус карри, продающийся в британских магазинах, будто обычный кетчуп. В итоге, поставив вариться рис, она даже успела заглянуть в записи Северуса. Хоть она и думала, что мальчик сбежал на улицу, чтобы не выполнять задание, оказалось, что нет, тот уже успел просмотреть все книги и выписать на листочек необходимое. В большинстве своем действие всех найденных им зелий было понятно из названий, и Эйлин быстро заскользила взглядом по списку, уже прикидывая, как бы побыстрее опробовать некоторые из найденных рецептов. 1) «Зелье от прыщей и угрей» 2) «Зелье от фурункулов» 3) «Вечно темные ресницы» 4) «Зелье красоты» 5) «Шампунь для выпрямления волос» 6) «Волшебный искристый порошок для зубов» 7) … Каждое слово отзывалось внутри трепетом и предвкушением, и Эйлин уже не хуже Северуса была готова побежать к котлу, чтобы побыстрее получить белоснежные зубы, прямые и длинные шикарные волосы, чистую кожу и темные длинные ресницы. Только два рецепта она безжалостно вычеркнула: «Дыбоволосное зелье», вызвавшее нервный смешок с тщетной попыткой представить, у кого стоящие дыбом волосы могут ассоциироваться с красотой, и «Утончающий эликсир». Да, в описании к нему обещали, что фигура ваша станет тонкой и красивой, но Эйлин, наблюдавшая себя в зеркале и сегодня утром, и сразу по приходе с завода была уверена, что конкретно ее «Утончающий эликсир» превратит в фестрала, страшноватого зверя из переписки старой Эйлин с подругой. Зато название, шедшее в списке последним, заинтересовало Эйлин не на шутку. Северус вывел его как-то неуверенно, будто не знал, правильно делает или нет. Да и само название у него, в отличие от всех остальных, было каким-то невнятным: «Амортенция». Не то французский, не то латынь, но на английский это похоже не было однозначно. Разве что первые два слога «Амор» напоминали о чем-то любовном. И Эйлин, проследив за рисом, чтоб не разварился, решила немедленно заглянуть в учебник. Оказалось, что рецепт был аж для шестого курса, так называемого «продвинутого зельеварения». Это пугало, ведь справиться с чем-то настолько сложным Эйлин вряд ли смогла бы. Но и не полюбопытствовать и не сунуть нос в описание было выше ее сил. АМОРТЕНЦИЯ Действие: влюбляет объект зелья (того, на кого оно настроено) в зельевара, который его сварил. Для объекта зелья он становится самым важным, самым красивым человеком. Дополнение: зачаровать зелье можно и на другого человека, но данный рецепт имеет более сложную схему варки и будет рассмотрен нами в следующей главе. (см. стр. 278) Рядом, почерком прежней Эйлин, стоял кривой комментарий: Помет пикси — и тот полезнее. Зачем мне никчемный, вечно преследующий меня и признающийся в неземной любви идиот? Также есть побочное действие — в случае прекращения приема Амортенции подопытный впадает в запой. Или это только Тобиас? Прочитав последнее, Эйлин усмехнулась. Нет, Тобиаса ей больше не было жалко, не после суда. Но зато она, кажется, убедилась, что они с Эйлин друг друга стоили. Теперь она, казалось, поняла, как проходила жизнь прошлой хозяйки тела. Судя по обмолвкам Гэри, оборотням, которым она была, в магическом мире были не рады. И потому, заболев ликантропией, Эйлин решилась бежать куда подальше, а именно — в магловский мир. А очутившись среди обычных людей, немедленно столкнулась с той же проблемой, что и Эйлин нынешняя. Мир маглов в этом времени оставался еще довольно суров и консервативен, да еще и она сама была в нем никто. Потому счастья, удовольствия да и банального удобства не предполагалось. Вот и поступила мисс Принц, как умела. А умела она варить зелья. Если же существовали любовные зелья, а они, как оказалось, существовали, оставалось найти лишь магла, который согласится их напиться. Тобиас на эту роль подходил идеально. Тогда он явно был еще молод, красив. Имел свое жилье в глуши, что для женщины, раз в месяц превращавшейся в огромную волчицу, тоже было немаловажно. И все шло, наверно, неплохо, до тех пор, пока Эйлин не надоело поведение новоявленного мужа под зельями. А тот, в свою очередь, не смог смириться с наличием нелюбимой жены и нежеланного ребенка. Или просто действительно «Амортенция» способствовала пьянству, тут уж Эйлин разобраться не могла. Итог был закономерен — в какой-то момент, после сильного шока, скорее всего — после того, как во время очередного полнолуния сломала палочку, настоящая Эйлин почувствовала себя настолько плохо, что ее душа просто исчезла. Все же проблемы оставалось расхлебывать новой Эйлин. Она с нахмуренным видом оглядела учебники по зельям и позвала Северуса на кухню. Ей нужен был мозговой штурм.

***

Вернувшись домой с очередного собеседования, Эйлин в отчаянии отшвырнула сумку к стене. Та врезалась в небольшую тумбочку с облупившейся краской, отчего находившийся внутри пакет с бобами лопнул и крупа рассыпалась по полу. Надо было все аккуратно собрать, сложить в другой, целый пакет, а затем промыть и прокалить на сковороде. Вот только у Эйлин не было на всю эту бытовую суету никаких душевных сил. Она и домой-то дошла будто на автомате, просто потому, что понимала, что сесть на тротуар прямо посреди улицы и расплакаться будет… несколько странно. А вот дома не выдержала, опустилась прямо на пол в коридоре и, обняв колени, разрыдалась, растирая глаза и кусая губы. С суда над Тобиасом прошло две недели, и каждый день, с того самого вторника, когда она наведалась на завод, Эйлин ходила на собеседования. Парикмахерская, кондитерская, местный салон красоты, магазинчик, аптека, железнодорожная станция, ферма… Да она даже в англиканскую церковь, тут самую, стоящую на площади, наведалась, чтобы узнать, нет ли у них вакансий! Но нет, везде, в каждом заведении, на каждом предприятии слышала одно и то же: «Сожалеем, но вы нам не подходите». Обиднее всего было в придорожном кафе, расположенном на заправке, у той самой трассы на Йорк, куда она прибежала во время первого обращения в волчицу. Работа там была не слишком перспективная — смены длинные, то день, то ночь, да и посетители в придорожном кафе бывают самые разные. А потому еще только свернув ко входу, Эйлин заметила табличку, на которой большими буквами было написано: «Требуется продавец!» И внутрь уже даже не вошла — влетела, рассчитывая, что уж сейчас-то ей повезет. Вот только управляющий лишь покачал головой, как-то не слишком уверенно объясняя ей, что объявление-то действительно висит, вот только оно старое, и его уже давно следовало снять. А потому Эйлин они ничего предложить не могут. И она бы управляющему даже поверила — ведь они действительно могли просто забыть снять объявление, если бы не умоляющий взгляд второго продавца, как раз стоявшего за прилавком. Уж слишком она надеялась обрести сменщицу, чтобы продавец действительно «не требовался». Именно тогда Эйлин поняла, что это все неспроста. Не бывает таких совпадений. Да и у местного сапожника, чей закуток больше напоминал дом быта в миниатюре, ее почти взяли. Только вот потом подошедший покупатель шепнул что-то на ухо дедку, владевшему магазинчиком, и тот сразу переменился в лице, чуть не криком велев Эйлин убираться. Она не знала, что произошло, даже подумать не могла, как такое случилось, и не имела ни одной идеи, как с этим всем справиться. Зато на вопрос «Кто виноват?» могла ответить даже среди ночи. Гэри, обещавший, что задержится в Коукворте лишь на неделю, так и не уехал, продолжая баламутить сонное болото местной «богемы». Даже до Эйлин, жившей в бедном квартале за рекой, долетели слухи о его блестящем инвестиционном проекте, в который мистер Фигг вовлек разом и руководство ткацкого завода, и представителей городской администрации. В финансовых аферах Эйлин ничего не понимала, но зато точно знала, что ничего другого этот скользкий тип соорудить не сможет. Вот только все остальные жители Коукворта были совершенно уверены, что Гэри — преуспевающий бизнесмен, делец из Лондона, решивший «перебраться от городской суеты на природу». Эйлин, наблюдавшая ту природу ежедневно в лице речки, покрытой даже на вид противной и явно не природной маслянистой пленкой, лишь потрясенно закатывала глаза, не представляя, как Гэри сумел всем так запудрить мозги всего за несколько дней. Она даже хотела сходить в полицейский участок и попытаться объяснить, что на самом деле все не так и мистер Фигг — совсем не такой, каким кажется. Вот только поняла, что аргументов у нее нет. Не рассказывать же, что он сам ей признался, что аферист. А уж если она заявит, что Гэри — маг, в два счета обводящий «простецов» вокруг пальца, то и вовсе отправится в ближайшую психиатрическую больницу. «Почувствуй себя в шкуре Тобиаса», — с грустной улыбкой повторяла себе Эйлин, рассматривая важно вышагивающих по улицам города приятелей Гэри. Северус тоже пребывал в меланхолии — Лили, та самая рыжеволосая девочка, дочь мистера Эванса, за две недели так ни разу и не появилась на месте встречи. И он зря каждый день бегал и ждал ее по полдня. Эйлин видела, как мальчик прячется в кустах, морщится от накрапывающего дождя и хмурится, взглядываясь в тропинку, ведущую в богатую часть города. Она хотела ему как-то помочь, но совершенно не понимала, что сказать или сделать, чтобы как-то утешить сына. А потому лишь каждый вечер варила с ним зелья. Так он хотя бы возвращался домой не затемно. Заодно и сама Эйлин «поддерживала навык», а проще говоря — училась варить хотя бы простейшие составы. До заветного списка, выписанного Северусом, ей было еще далеко, тот же рецепт «Искристого порошка» занимал пять страниц мелким шрифтом, но прогресс был, и это обнадеживало. Эйлин вообще старалась держаться. До самого этого вечера она находила в себе силы, чтобы собраться, взять себя в руки и настроится на то, что завтра будет новый день, а значит — новое собеседование. И уж оно-то точно окажется удачным. Вот только сегодня, заметив, как молодая мамочка, указывая на нее ребенку, объясняла, что ни с Эйлин, ни с ее сыном общаться не надо, поняла, что ничего хорошего ее в Коукворте уже не ждет. Она слишком привыкла к постоянной текучке, к новым лицам, к ситуации, когда можно перебраться в соседний район и будто новую жизнь начать! В маленьком же городке, где слухи и сплетни распространялись с ужасающей скоростью, даже один неудачный поступок мог фактически разрушить жизнь. А что еще хуже, особых идей, как выбраться из ситуации, у нее не было. Даже сорвись она сейчас в Лондон — кто даст гарантию, что там она сможет устроиться, а не просто замерзнет на улице? Да и бросать вещи, зельеварческую лабораторию, книги, записи прошлой Эйлин не хотелось, ведь это была ее единственная ценность. Потому, сидя на полу в коридоре, Эйлин с кристальной ясностью осознавала простой до банальности факт — из всех выходов у нее осталось только предложение Гэри. — Мама, мам, с тобой все в порядке? — спросил подошедший Северус, и Эйлин, превозмогая бессилие, поднялась с пола. Было стыдно, что ребенок застал ее в таком состоянии. Судя по тому, что за окном стемнело, а Северус успел сам вернуться домой, на дворе был уже вечер. И Эйлин, подобрав с пола рассыпавшуюся крупу, отправилась на кухню. Надо было скорее приготовить ужин и, наверное, собрать вещи. Одна эта мысль вызывала у Эйлин дрожь. Ведь думая так, она признавалась, что сдалась и уступила Гэри. Почти не обращая внимание на происходящее вокруг, она закончила готовить ужин и разложила его по тарелкам. Северус, до того бегавший по второму этажу и, кажется, делавший что-то не слишком разрешённое, вдруг оказался на кухне, юркой ящеркой пробрался к окну, взглянул в него и, со всего размаху приземлившись на стул, замер, во все глаза рассматривая Эйлин. — Мама, а чем отличается горелка на плите и в лаборатории? — вдруг спросил он. — А котёл от кастрюли? Эйлин, искоса посмотрев на сына, скривила губы. Она не знала, но сообщать об этом Северус было нельзя — ведь он-то был уверен, что лучше мамы в зельях не понимает никто в мире. — Ты руки мыл? — спросила она в ответ, пытаясь сменить тему. Но Северус, вместо того чтобы со скоростью света убежать в ванну, лишь весело кивнул. Он явно ждал хоть какого-то ответа на свой вопрос, а Эйлин была слишком в растрепанных чувствах, чтобы что-то придумывать. И Северус, поняв, что мама не стремится хоть к какому-то диалогу, начал разговор сам. — Лили сегодня пришла, представляешь! — заявил он радостно, подбежав к Эйлин и крепко обняв. Та вздрогнула. Странно, она находилась в этом теле уже несколько месяцев, но так ни разу и не обняла сына. Этот факт казался какой-то глупостью, но по телу женщины все равно бегали мурашки. — Она больше недели дома сидела, ей мама запретила со мной общаться, — Северус сморщил нос. — Сказала, что это может быть опасно для мистера Эванса, для его карь… карьеры. Северус, вновь вернувшийся на стул, вертелся на нем как юла, подпрыгивал, то и дело поглядывая на Эйлин. Та же наконец поняла, отчего сын такой радостный: конечно, неразлучная подружка — та самая, с рыжими волосами, — наконец вернулась. «А запретить общение с Северусом ее родители решили, судя по всему, из-за моего разговора с Эвансом», — подумала Эйлин, выкладывая сыну на тарелку ужин. Сама она настолько не хотела есть от переживаний, что и заставить себя не смогла. Понимала, что нарушение режима ничем хорошим не закончится, а все равно лишь цедила слабенький местный чай, даже без сахара. — А еще у них там какой-то дядька ходит… хочет уговорить их родителей ему дом их отдать, и чтобы они переехали… — Северус нахмурил брови и посмотрел упрямо в сторону окна, будто неведомый «дядька» стоял сейчас прямо там и впрямь поджидал неосторожных владельцев домов, легким движением руки эти дома у них изымая. Эйлин даже глянула в темную муть, но ничего, кроме отражение их же кухни, в грязном окне не усмотрела. — Но Лили не хочет переезжать, представляешь? И знаешь почему? Она сказала, что здесь я, и поэтому она здесь останется обязательно и родителей уговорит. И Петунья не хочет переезжать, хоть она и вредная, но они с Лили вместе на этого дядьку торт опрокинули! Голова, после длительной истерики в частности, да и тяжелой недели в целом, раскалывалась, думать ни о чем Эйлин не хотелось совершенно, но было весело наблюдать, как размахивает ложкой маленький Северус, все время стараясь не только рассказать, но и буквально в лицах разыграть картину, как они с Лили «Эх!», а потом «Уиииии!» Наверно, Эйлин за все время в этом теле ни разу не видела его таким разговорчивым. — А знаешь, как торт опрокинули, знаешь, мам? — Северус, доевший бобы почти до конца, вдруг снова подбежал к ней. — У Эвансов праздник был, все в костюмах, Лили в платье, и Петунья тоже, и куча сладостей, потом взрослые разговаривали, а Лили было скучно, и дядька этот не нравился, вредный он какой-то, и все время родителей на что-то уговаривал, а они потом не спали, все что-то обсуждали. Северус заглянул Эйлин в глаза, будто стремясь проверить, слушает ли она. Той даже пришлось кивнуть для вида, хотя мысли ее были далеко — следовало продумать завтрашний разговор с Гэри. Ведь если он еще не уехал из Коукворта, может так оказаться, что и из-за нее. Значит, она для него — достаточно ценный кадр, чтобы попытаться выбить себе больше, чем он намеревался платить изначально. И Эйлин собирала всю свою хитрость и знание психологии, лишь бы заставить непрошенного благодетеля раскошелиться посильнее. В конце концов, так она быстрее сумеет скопить хоть какую-то сумму, что позволила бы ей сбежать и жить в свое удовольствие. А Северус все продолжал: — А потом Лили с Петуньей решили пошутить. И кааааак торт подняли. Он большой был — почти на полстола, тяжелый-тяжелый, но Лили его магией левитации подняла, представляешь? — Северус так хвастался умениями своей подруги, что казалось, он сам и учил ее чарам левитации. Впрочем, Эйлин не удивилась бы, будь оно на самом деле так — ведь откуда еще маглорожденной ведьме знать, как левитировать предметы. — И потом они на этого Гэри торт со всего размаха опустили! — буквально выкрикнул Северус, разведя руки в стороны, будто в театре. А Эйлин замерла на месте как громом пораженная. «И тут Гэри?» — только и смогла подумать она.