Diamonds and Rust

Полуденное солнце заливает своим светом небольшую кухню. На плите кипят и шипят кастрюли, а рядом со столом крутится рыжеволосый омега, ставя на него две тарелки с раменом. У него уже большой округлившийся живот, который не спрячешь под длинной и полосатой рубашкой, принадлежащей явно не ему, и кольцо на безымянном пальце. На столе стоит чёрная кружка с белым иероглифом на ней — старый подарок темноволосому альфе от рыжего омеги, а на стене над кухонным столом висят тарелки с видами Токио — одна из них тоже такой же старый подарок. — Обед готов! Иди скорее, а то остынет! Взгляд цепляется за маленький календарик, висящий на холодильнике. Виден нынешний месяц — апрель, а число — двадцать девятое. Да, сегодня Чуе исполняется двадцать три. Он работает администратором на ресепшене в одном медицинском центре и безгранично гордится этой должностью, которую, к слову, получил совсем недавно — до этого работал простым консультантом. Из окна кухни заметна Йокогамская набережная, и немного штабы Портовой Мафии, с которой Дазай уже никак не связан. Осаму скоро двадцать восемь, и он давно работает в другом месте, где довольно быстро продвинулся по карьерной лестнице и сейчас является замом главного директора одной из самых знаменитых языковых фирм в Японии. Чего не скажешь про одного друга Чуи, Кейна Линфорда, который всё же дорвался до Мафии, и с которым рыжий до сих пор поддерживает связь. Кейн, не закончив ВУЗ, с неполным высшим переехал в Йокогаму и, не без помощи Осаму, устроился работать личным водителем самого Огая. А вот Тачихара остался в Токио, поступив в университет, и влюбился в одного омегу, осев в столице с концами. В восемнадцать у Мичизу появился первенец, а совсем скоро родится и второй. Накахара чертовски рад за друга и тоже поддерживает с ним контакт. Когда Чуя закончил колледж, ему было девятнадцать. К тому времени он уже успел побывать в Йокогаме и бесповоротно в неё влюбиться. Дазай, когда мальчик окончил колледж, купил в портовом городе двухкомнатную квартиру неподалёку от центра и кротко ждал, когда Накахара влетит в неё с двух ног. Омега создал в ней уют за каких-то полгода: они с альфой закупили мебель, сделали колоссальный ремонт и, в целом, очень быстро её обжили. У Накахары отросли его рыжие постоянно вьющиеся прядки, и теперь он постоянно либо забирал их в хвост, либо укладывал на левое плечо. Сейчас же они заплетены в кривую косу, уже почти расплетённую из-за беготни по кухне. Омега ждал своего альфу с работы — и не только потому, что хотел от него подарок, хотя не без этого. Течки у него начались в восемнадцать, и ни одну из них он не провёл в одиночестве; грубо и нахально вырывал Дазая с работы в Йокогаме и буквально умолял, чтобы тот приехал и утешил его. Примерно в тот же период мальчик начал принимать противозачаточные, а около года назад успешно бросил, о чём и свидетельствует его шестой месяц беременности. — Ох, ну чего ты, малыш? — Чуя невольно опирается одной рукой о поверхность стола, а другую кладёт на живот. — Тебе ещё рано. Накахаре безмерно нравится, когда их будущий ребёнок толкается. А ещё биться сердце чаще заставляют прикосновения и поцелуи Дазая в собственный живот. Это провоцирует до чёртиков приятные мурашки и непередаваемые ощущения. Чуя клянётся, что никогда не видел своего мужа таким нежным и заботливым, как в данный период времени. Осаму неприкрыто переживает; он волнуется за партнёра, а это вызывает только смущённую улыбку на губах. В кухню входит Дазай в своей привычной рабочей одежде: белой рубашке с чёрным галстуком и чёрных брюках, а пиджак, видимо, оставлен в зале. На его руках и шее уже нет белоснежных лент от бинтов — альфа давно ходит без них, понемногу привыкая жить без «второй кожи», по крайне мере, омега говорит, что без них ему хорошо, а, значит, всё действительно хо-ро-шо. Темноволосый подкрадывается к рыжему сзади, осторожно его обнимая, закрепляя руки у него на округлившемся животе. А в сильных руках омега сразу замечает какие-то билеты… — Что это у тебя там? — щурится от любопытства Накахара, подставляясь под тёплые поцелуи в шею. — Подарок, — с улыбкой отвечает ему Дазай, приподнимая одну руку с билетами, чтобы партнёр мог взять их и посмотреть. — Греция? — удивлённо шепчет Чуя, рассматривая путёвку в Афины. — Ну, ты даёшь… — Разве не нравится? — Осаму наивно хлопает своими глазами, заглядывая при этом в голубые. — Да нравится конечно, — забавно хохочет рыжий, легонько толкая альфу в грудь. — Так раскошелился… А нам ещё кроватку и коляску покупать, ты помнишь? — Помню я, — бурчит Дазай, наклоняя голову к омежьей шее и полной грудью вдыхая запах кофейных зёрен. — С днём рождения, малыш. Накахара слегка тушуется, улыбаясь уголком губ. Он чувствует привычный и уже буквально въевшийся в его кожу запах улиц после дождя, и прикрывает глаза, вспоминая, как это было: первая встреча, поход в кино, общение по сети, ссоры и долгожданное воссоединение… Потом последующие три года альфа постоянно мотался из Йокогамы в Токио, пока мальчик учился в колледже и смиренно ждал, когда они, наконец, съедутся. После переезд, свадьба, новая работа… И сейчас, почти четыре года спустя, они живут бок о бок и безумно счастливы. Видимо, Судьба любит испытывать людей, а все люди, разумеется, совершают ошибки. Но, как считает сам Чуя, они с Осаму прошли это испытание вместе, плечом к плечу, поддерживая друг друга и любя. Любя безгранично, беспредельно, безмерно, казалось, люди не могут любить так сильно. А плод их любви сейчас находится у Чуи под сердцем, и парень невольно кладёт руку на большой живот, уже не слушая, что там бормочет Осаму про их совместное путешествие. — Я люблю тебя, — Накахара перебивает какую-то бессмысленную речь альфы и поднимает к нему слегка слезящиеся глаза. Дазай удивлённо моргает, не понимая, что вдруг заставило его омегу прослезиться. И темноволосый, вместо тысячи глупых слов, просто наклоняется и крепко обнимает своего партнёра. Осаму осторожно ставит подбородок Чуе на плечо и прикрывает веки. Он ощущает себя самым счастливым человеком на всём грёбаном свете. Дазай и представить себе не мог, что когда-то окажется здесь, на этом самом месте, в Йокогаме, в объятиях любви всей своей жизни. — И я люблю тебя, маленький.