В плену Нуаровских интриг

Маринетт была настолько подавлена, что ей было все равно, когда кто-то рывком прижал ее к себе. В нос ударил едва уловимый аромат одеколона. Она уткнулась в мужскую грудь. Но до этого она бежала. Долго бежала. И понятия не имела, куда: пелена плотного тумана встала перед глазами, и она ничего не видела. Слезы душили — она задыхалась. Поперек горла встал ком; горький, липкий, противный, который она была не способна проглотить. Приглушённый всхлип вырвался из её груди — тело било крупной дрожью. Дыхание сперло. Наверное, если бы не теплые, до боли родные объятия этого парня, то она бы не пришла в себя так скоро. Время. Она сбилась со счету. Кажется, она слышала три звонка — на урок, перемену и ещё раз на урок. Выходит, они здесь уже довольно долго... сидят в обнимку. Эта мысль резко врезалась в голову Дюпен-Чен, заставляя ту покрыться предательским румянцем. Толкнув парня в грудь, она посмотрела на него. И окаменела. Натаниэль. Да, это он, ошибки быть не может. Однако теперь в нем что-то изменилось, он показался более... открытым. Его длинная челка, которая обычно скрывала половину лица, была заправлена за ухо, а губы растянулись в грустной улыбке. И в этот момент Мари показалось, что он красив. До безумия. Впервые, кажется, за то время, что они учатся вместе, она разглядела в нем мужчину. Из размышлений ее вырвал тихий, но настойчивый вопрос. — Как ты себя чувствуешь? — В-все путем, — не зная, от чего заикается, ответила девушка. Нервы. Они, черт побери, жутко натянулись. Щеки горели — она ощущала их жар. — Ты бежал за мной до самого сада? Мари, наконец, оглянулась. Они были на территории лицея, в саду. Странно, и как она не обращала внимание на траву под ногами. Ужас. Она была настолько зациклена на себе и своей боли, что перестала пользоваться органами чувств. — Да, но я не жалею. Я рад, что тебе лучше, — его уста тронула лучезарная улыбка, которая способна растопить сердца многих. Вот и Мари непроизвольно улыбнулась уголками губ. — Я очень благодарна тебе, — серьезно заявила она, смело встречаясь с его любопытными омутами. — Если бы не твоя поддержка, то не знаю, сколько бы здесь пробыла. — Мне несложно, — он взъерошил свои волосы. Но стоило одной мысли проскользнуть в его голове — Нат помрачнел. — Чертов Адриан... Мари нервно теребила рукав пиджака. Натаниэль уже хотел направиться в лицей, чтобы как следует отомстить обидчику его любимой, но... Взгляд. Он зацепился за рукав пиджака. Вернее, то, что под ним. Всего на долю секунды ему почудилось, что под пиджаком раны. Глубокие. — Нет, пожалуйста, давай не пойдем в лицей? Останемся здесь. После уроков Алья отнесёт мой портфель родителям в пекарню, так что не беспокойся. Можем погулять? В любое другое время Куртцберг, не колеблясь, согласился бы. Однако сейчас все его внимание было направлено в одну точку: ее руки. Заметив его пристальный взгляд, она отдернула рукав и сложила руки в замок. Но было поздно — он все видел. — Ты так просто не отделаешься, — зарычал он не своим голосом. Схватив девушку за руку, он закатал рукав и едва не упал без чувств. Его догадки. Самые страшные и безумные оказались реальными. Глубокие порезы чуть ли не на всю кисть руки. Жуть. — Это из-за Агреста, да?! — волна ярости поднялась откуда-то снизу, захлестнув его, словно цунами. — Я убью этого ублюдка! Он всё ещё сжимал руку брюнетки. Злость била по вискам и, будучи не в силах держать это в себе, он крепче сжал запястье Маринетт. Она зашипела от боли. Тогда он отдернул руку, словно от огня. — Прости-прости, — судорожно зашептал он, виновато прикусывая нижнюю губу. — Больно? — Не очень, — просто соврала Мари. Даже улыбку натянула. — Ну так что, погуляем? — играя бровями, спросила она. В глазах ее блеснул озорной огонек. Ответом ей был робкий кивок. А сама Дюпен-Чен глубоко задумалась — нахмурила брови и потупила взгляд. В голове ее прокручивалась мысль, что он был прав насчёт Адриана.