Au tour du monde

Nessun dorma. Он расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки, проводит руками по волосам, убирая со лба мокрые, выбившиеся из прически пряди. Языком проводит по пересохшим губам, нервно и быстро. Ещё раз. Чжи Ён закрывает глаза на миллисекунду — смаргивает в подсознание чересчур назойливую светомузыку. Громко до жути, помещение очень с натяжкой подходит под определение клуба с живым диджей-сетом. Ему не нравится ни воздух, ни запах, ни плейлист. Tu pure, o princhipessa. Кей чуть дальше, прямо там, за барной стойкой. Если он чуть привстанет на мысках туфель, то увидит очертания аккуратной прически и тонкой спины с выпирающими лопатками — очевидно, последствиями детской сутулости — если вовремя включатся софиты, пока Чжи Ён не потеряет едва-едва уловимое равновесие и не переступит с ноги на ногу, сбегая от двоящейся в глазах картинки и длинного эхо(хохохохохо) в голове. С тех пор, как Ким сидит — там— а он стоит — тут — прошло часа полтора, и за все это время девчонка с места не двинулась, занятая какой-то ну очень важной беседой с PR-директором Vetements. Ему бы радоваться тому, как старательно его стафф налаживает контакты с местной элитой, но что-то Квона мучает подозрение, что не ради азиатской звездочки Ким выбухивает уже третий коктейль непонятного происхождения с лакричным леденцом, утопленным в бокале. Он даже как будто слышит ее смех — медовый, отчаянно-вымученно-искусственный смех типичной американки — сквозь все это архигромкое дерьмо попсы-однодневки. Квон поворачивается к бару спиной — пошла ты нахер, Клара Ким — и попадает в прилично-медвежьи объятия Диди Калено, француза очень сильно африканского происхождения, который на мероприятии исполняет роль аниматора благодаря длинному языку и непьянеющему организму. Диди — очень шустрый и верткий малый, залезет куда угодно без смазки, и Чжи Ёну это известно как никому другому. Хотя бы потому что приглашения на after-party именные, а Квон его не звал — памятуя о схожем опыте пару-тройку лет назад, когда с подачи Диди Сын Хён ужрался травы так, что разделся догола и залез к девочкам на пилоны, а потом заблевал всю уборную нью-йоркского бара. — Йонни, эй, бро, ça va? Отпадно выглядишь, бро, это Malone духи у тебя? That`s a shi-i-i-i-i-ittttty thing, — Чжи Ён слышит Калено через слово, но восстанавливает смысл мысленно, когда ноздри Диди оказываются в непосредственной близости к его шее. Смуглый парень шумно втягивает воздух носом, выдыхая его Квону за шиворот вместе с порцией табачного (или не очень) дыма. Чжи Ён чуть сжимает пальцами правой руки в кармане брюк штанину: он не гей, но от замашек Диди у кого угодно пойдут мурашки по коже. Очень приятные мурашки. От него не скрыть ничего — Калено тут же оказывается совсем уж перед Квоном и опасливо кладет руки ему на талию, вызывая у Квона улыбку. О да, он действительно хорош, раз даже французские геи посягают на его тело. Чжи Ён подыгрывает Диди, двигая бедрами в синхрон парню под новый ремикс трека Рианны, по запаху понимая, что в сигарилле Диди совсем не табак. Тот дразняще затягивается мариванной прямо перед лицом Квона, сверкает белыми зубами, выдыхает дым. В пустоватых зрачках темнокожего, в его судорожно сжимающих плечо Чжи Ёна пальцах, в чересчур худом теле Квон видит себя и не сказать чтобы чувствует отвращение. Он протягивает ему самокрутку; Квон со вкусом и нервозностью маньяка втягивает внутрь легких горячий воздух. Песня заканчивается, диджей запускает новый микстейп. Диди с чуть виноватой улыбкой снимает руки с чжиёновских лацканов, кивает головой в сторону компании крупных ребят в ярких шарфах на шеях — его друзья — и целует Квона в щеку на прощание. Мотылек, думает Чжи Ён. Сегодня ты тусишь с Кайли Дженнер, а завтра подыхаешь от нелеченного СПИДа в крысиной канаве, вспоминая о былых временах. Жизненный цикл инфузории. На глаза Диди опускаются непонятно зачем нужные ему темные очки, в блике которых чжиёновский воспаленный взгляд по вредной привычке выцепляет ее спину. Даже не обернулась. Даже не потрудилась повернуть свою чертову дурацкую умную голову, чтобы поинтересоваться, чем там он занят, пока она лижет яйца этому брюнету с невыразительным лицом. Диди исчезает так же быстро, как и появляется — Чжи Ён успевает услышать тихое «just to try» в левом ухе, и уже знает, что найдет во внезапно потяжелевшем левом кармане пиджака. Блять. Почему он все время во что-то вляпывается. Почему. Это даже не вопрос. Это, блять, гребаное утверждение. Он опускает ладонь в карман с четким намерением выкинуть баночку с таблетками в ближайшую урну. Пальцы нащупывают небольшой цилиндр вроде упаковки витаминов — судя по объёму «аскорбинкохранилища», just to try от Диди Калено грозит превратиться в хранение и сбыт в крупных размерах. Мужской туалет находится как назло довольно далеко от диджейского пульта, рядом с которым Квон трется уже битых два часа — почти в противоположном конце этого вытянутого, как тело таксы, подвала. И нужно пройти мимо бара. Мимо долбанного-обдолбанного бара, где его несбывшуюся пассию окучивает лоснящийся лягушатник с холеными ладошками. Чжи Ён протискивается сначала сквозь толпу извивающихся любителей грязных танцев, потом мимо сектора со столами, причем он натыкается, кажется, на всех подряд и даже не извиняется, когда ощутимо впечатывает локтем в печень очередному попавшему под руку. И конечно же, нукакжеблятьиначе, он спотыкается и в погоне за равновесием цепляется за барную стойку прямо между Клэр и ее шарман-собеседником. — Oh, monsier, avez-vous besoin d`aide? — участливо осведомляется вышеупомянутый mec canon, пока Чжи Ён вытирает щекой барную стойку, пытаясь опереться о нее руками. — Monsieur Kwone, nous venons de discuter votre entreprise magnifique. — Передай ему, чтобы он заткнулся, Кей, — Чжи Ён с грехом пополам возвращается в вертикальное положение и отряхивается. Лицо Ким выглядит ну просто на миллион долларов — прихуевшее и растерянное, такой он ее ни разу не видел — и он готов дать в залог свою левую почку, что она нетрезвая. — Чжи Ён, все хорошо? — спрашивает так, будто не она отшила его в лифте пару часов назад. Так, будто они долбанные-обдолбанные коллеги и ни разу не спали друг на друге в машине, не пили кофе из одного стакана, не делились шмотками, не слушали одну музыку. Как будто он не пялился на нее как сумасшедший каждую свободную минуту. Как будто она этого не замечала. Как будто он не замечал, как она смотрит на него — просто ест глазами его острый подбородок, плечи, глаза. — Да, Кей, все хорошо, — он устало моргает, выдает одну глупую фразу в ответ на вторую глупую фразу оставьменявпокое. — Ты куда? В отель? — Нет, схожу умоюсь и вернусь, — хочешь сбежать от своего новообретенного кавалера и надеешься на мою помощь? Не выйдет. — Ок. Даже не это ок его жестко и наотмашь бьет по лицу, нет. Раздражает то, как она произносит это ок — так, что в процессе поворота головы к французу. Будто он, Квон, даже не достоин больше ее блядского-потреблядского внимания. Он заходит в кабинку, закрывает дверь за собой, два раза провернув защелку. Моет руки в раковине, умывает лицо, стирает пот с шеи влажными салфетками. Нужно опустить руку в карман пиджака, достать баночку с таблетками, протереть ее салфеткой и выкинуть в урну, которая так кстати стоит здесь, прямо рядом с огромным и уродливым горшком с огромным растением с толстыми, плоскими листьями. Он сам как это растение — живет и дышит мразотным воздухом уборной. Маленькие блестящие шарики по пять миллиграмм амфетамина так заманчиво звенят в своем полупрозрачном пластиковом кукольном домике. Такие родные, такие давние знакомые — которые и чаем напоят, и спать уложат, и сказку расскажут, и по голове погладят. Just to try — to retry, to refeel, to restart. Сухой язык облизывает сухие тонкие губы. Как будто Диди не знает, что пробовать тут Чжи Ёну нечего — как будто они не закидывались такой же красотой вместе в былые времена. В таблетке пять, значит, надо три, значит раз, два, — он отсчитывает про себя, усевшись в позе лотоса прямо на полу, торопится, судорожно встряхивает упаковку, сжимает дикие шарики в пальцах и чувствует, как колотится сердце — три, он закрывает баночку и прячет ее обратно в карман. Выверенным (он сам даже пугается, насколько выверенным) движением кладет таблетки фена в рот, под язык, чуть задерживает руку — еще можно выплюнуть, еще можно — и наконец пускает под язык слюну, встает, моет руки с мылом, еще раз и еще раз. До умопомрачения моет, до скрипа, чтобы всем было видно, какой он чистый. Белый и пушистый Квон Чжи Ён. Он показывает язык своему отражению, чувствуя, как слегка начинает заходиться пульс. В припадке неслыханного альтруизма он вытирает банку о полу пиджака липкими пальцами и швыряет ее в урну. Он ведь не зависимый. Ему ведь не нужны никакие таблетки, чтобы чувствовать себя непередаваемо, совершенно, абсолютно, полностью, пиково счастливым.