Вечность... Навечно.

Нервное звяканье серебряной ложечки о стенки чашки начинало раздражать, гудя в голове и рассеивая внимание. Бледные, зачем-то перебинтованные пальцы крепко сжимали небольшой столовый прибор, со старанием размешивая сахар в чае. Сахар тот, конечно, уже давно растворился в темно-янтарной жидкости, но Шляпа до сих пор старался казаться занятым и не поднимать глаз на свою гостью. Наконец стало понятно, что мешать несуществующую сладость далее просто глупо, он отложил ложечку на хрупкое фарфоровое блюдечко и пододвинул такое же, только награжденное шоколадным чуть подсушенным печеньем, поближе к Алисе. На печенье Она не обратила никакого внимания, а только прихлебнула приторно сладкой жидкости, которая чуть вязала и горчила от крепости. Чуть обжегшись, девочка нервно облизала сухие губы, от чего на коже появилось чувство мучительной раздражающей натянутости. Чай в таком тепле распалял не хуже коньяка, кружа голову и заставляя лоб покрыться испариной, от чего и без того вьющаяся челка прилипла влажными кольцами к вискам. Робость, с которой Шляпник взирал на тонкие музыкальные пальчики, белые до аристократизма, немного худенькие и бесконечно теплые, била кровью в ушах, а в груди что-то бесконечно болезненно ныло. Молчание нарушалось тиканьем карманных часиков Шляпника, которые были надежно упрятаны за подкладку сюртука. И если представить, что часов этих нет вообще, казалось, будто то сердце нашего героя стучало так громко и беспокойно. Тоненький, едва заметный шрамик на указательном пальце Алисы заставлял сердце то сжиматься с болью... Ей было больно от того. Хотелось чтобы она вообще никогда не испытывала столь непривычное для пустоты чувство хотя бы физически. Хотелось отгородить ее от всех страданий, пусть и ничтожных и неважных даже ей. Господи... Да что же с ним такое творится?! Пальцы Шляпника с силой сжали хрупкую ручку чашки с позолоченным узором, от чего та треснула, осколки безжалостно врезались в кожу на ладони. Неловко поставив остаток чашки на стол, он опустил руки под стол и, чуть заметно кусая губы, принялся вытаскивать каждую частичку нежного и острого фарфора. Лицо его было совершенно невозмутимо и задумчиво, Алиса же не обращала на то ни малейшего внимания, давно уйдя в свои мысли и прикрыв глаза. В окно мрачно серебрила луна, плавая на крышечке чайника, а звезды... А звезды были незаметны в сероватой дымке, тянущейся по всему, что находилось ниже окон. Воистину жуткая случилась ночь, воистину холодная, воистину грустная и гордая. Где-то внизу снова достал свою скрипочку сверчок. Незатейливая мелодия тянула и грела, напоминая о жизни вокруг и реальности этих моментов. Она была здесь. Алиса. Переведя глаза с присущей в большой степени ему робостью, Шляпа узрел все те же зеленые очи, в зрачках которых уместился целый мир... Взор тот был чуть серьезен, а зелень была слишком холодной, дабы посметь не отвести глаза от своей гости и не посмотреть в пол. Молчание начинало давить с новой силой, а Алиса глядела все пристальней, и от чего-то беззащитной она казалась она в тот миг. Странно. И смешно. Первое впечатление о ней было другим, нынешная гостья его казалась взрослой, серьезной, до невозможного гордой и важной, до трепета безразличной к другим, чуть грубоватой и очень странной. А сейчас - обыкновенный живой человечек, умеющий понимать, чувствовать и считать важными чужие эмоции, умеющий любить... Откуда такие мысли взялись в его рыжей и бестолковой голове? Боже... Сколько мыслей было ранее... Но тему эту они обходили всеми силами. Любить. Воображение уже с радостью подбрасывало некоторые возможные варианты... А не влюбилась ли Она в него случаем? На лице ее читался нескрываемый интерес к его персоне, умело скрываемый ранее. Губы ее зачем-то распылились в робкой улыбке. А что? Очень даже вероятно... Из таких раздумий вывел Шляпника резкий вздох северного ветра, влетавшего в окно без рамы, колыхнувший скатерть на столе и Ее волосы. От сего снова защемило в груди. Титанических усилий стоило герою нашему побороть желание дотронуться до длинной вьющийся челки, убрав ее за ушко Алисе. Глупости тут же исчезли из головы... Какая еще любовь? Зачем любовь? Зачем мысли? Спокойнее будет, если он завтра же отведет ее к Миране... А потом и забудет. Если, конечно, сможет свершить такую пытку над своей совестью и душой, ведь сердце уже было неравнодушно к этой юной девушке. Мысли запутались окончательно. Внезапно странное тепло обожгло пораненные пальцы, словно электрические нити пробежали по его нервам и тут же достигли самого чувства опасности. Шляпник метнул испуганный взгляд на свою руку и замер, вскинув рыжие брови в удивлении - Алиса осторожно взяла его ладонь в свои две, небольшие и теплые, с непонятной виной разглядывая глубокие порезы. Несколько секунд, и тонкие пальчики уже перевязывают его боевые ранения ласкутком от скатерти... Нет, причина удивления было не в жертвах скатертью, а в самом поступке, в зоркости глаз девочки. Шляпник не желал показать своей боли никому. Особенно Ей. Жгучая боль - ласкуток крепко завязан небрежным бантиком, защищая порезы от всего... Но откуда вина в ее глазах? Не заметила ли Алиса его неосторожных взглядов? Шляпа молился, дабы все было не так катастрофично. - А ты всегда такой самонадеянный и глупый? - Она гордо подняла голову, устремляя взор на Шляпника. - А... О чем ты? - Тому оставалось лишь непонимающе поднять на нее глаза. - С чего ты, псих рыжий, взял, что я в тебя втрескалась? Меня такие, как ты не колышут. - Зелень ее взгляда вновь покрывалась узором из льда. - А с чего ты взяла, что я тебя... Трескал? - Герой наш не совсем уловил пример употребления данного выражения, но зато понял его смысл. Румянец, проступающий через белую краску, давал о том знать. - Или ты маразматик вдобавок, или ты и впрямь думаешь вслух. - Она странно и долго на него посмотрела, супя аккуратный носик и устало прикрывая глаза. Внутри у бедняги все похолодело. Это надо так оплошать перед своей гостьей в самый первый волнующий вечер... Теперь Шляпа с силой стиснул зубы, будучи уверен, что ни звука не слетит с его малиновых бесстыдных губ. Девочка только насмешливо поглядела на своего собеседника и зачем-то дотронулась пальцами до его бледной щеки. И снова это проклятое горячее покалывание на коже! Господи... Она сводит его с ума... Сам не понимая, что творит, Шляпник прижал ее ручку к своим губам, целуя ее. Снова воцарилось молчание. И только сердце билось в тишине... Осталось понять, чье именно.