Одна вселенная

             Вот же тварь с идеальным слухом! И как понял, что я на улице?              Дане было не привыкать к внезапным звонкам от Левана, тем не менее бурных восторгов они у неё отнюдь не вызывали, особенно учитывая то, что она уже успела краем уха подслушать, а затем подкопать в базе данных о неудавшейся операции по задержанию Выграновского. Некто — Дана грешила всё на того же Горозию — слил информацию органам, что по городу планируется несколько нападений на инкассаторов, да не просто слил, а разложил всё по полочкам, мол да где и во сколько. Ловить собрались как положено, ОМОН, опергруппы, только вот информатор запамятовал пояснить, где конкретно искать самого Выграновского. Сделал вид, что не в курсе, ну, а те повелись, с чего бы ему, уже выложившему карты на стол, утаивать что-то.              Соколова вернулась в свой кабинет, и не снимая плаща устало опустилась в кресло, ладонью провела по коротко стриженному затылку. И если бы дело в одном Выграновском. Шастуна изловить они отчаялись уже очень давно, и каково же было всеобщее удивление, когда тот явился на дело с Выграновским на пару. На плёнке кадры не то из «Бригады», не то из голливудского боевика: тонированая ламба лихо паркуется аккурат в паре метров от машины инкассации, двери передних сидений синхронно распахиваются, и из них движенье в движенье выходят двое высоких мужчин в развесёлых жёлтеньких балаклавах — «Пусси Райот» ебаные — да с автоматами наперевес. И в именных, сука, бронежилетах, «Скруджи» и «Шаст» выведено неоновой краской в цвет балаклав.              Шастун палит в воздух, Выграновский нарочито поправляет на голове ободок с мишурой на пружинках, какие надевают в подвыпивших компаниях на новый год, ну не бандиты, а шоумены, мать их. На улице паника, разумеется, все врассыпную, а на самом-то деле — менты все в гражданском, и просто сигнала ждут. Тем временем подъезжают ещё две тачки, в каждой по три человека. К чему столько народу неясно, разве что Выграновский с чего-то боялся облавы. А может быть, зрелищности хотел, кто ж его разберёт.              Скруджи, судя по жестам, требует открыть двери машины, только они распахиваются самостоятельно, выпуская отряд спецназа. Не успевают их окружить, как Шастун в мгновение ока прикрывает собой Выграновского, толкает его назад и палит первым, укладывая двоих. Открывается ответный огонь, но прекращается тут же: брать их нужно живыми, и приказ прекратить поступил незамедлительно. По классике жанра перешли в рукопашный — никто же не думал, что с ними станут нянчиться, уговаривать бросить оружие, сдаться, ведь верно?              Те, что в гражданском подключились мгновенно, из дверей ТЦ по соседству высыпало ещё человек пять полицейских. Люди Выграновского пытаются отстреливаться, но окружение сужается, окончательно переходя в ближний бой, выбивая из рук у двоих оружие. Пока Шастун пускает куда ни попадя очередь, со спины к нему подбирается плотного телосложения лейтенант и явно неумело, но с большим энтузиазмом всаживает нож аккурат под кромку бронежилета. Заметив, что Шастуна ранили, они начинают отбиваться всё яростнее, больше половины сотрудников правопорядка уже получили огнестрел разной степени тяжести, и… им просто дают уйти, переключаясь на помощь пострадавшим и вызов неотложки. Поняв, что на них болт забили, Выграновский вдвоём с кем-то грузят Шастуна на заднее сидение, все прыгают по машинам и давят на газ.              Дана знала, каких смачных люлей руководство отвесило ответственным за операцию, и благодарила высшие силы, что в её отделе никто с этим связан не оказался. Мало того, всё провалено, да ещё столько своих выведено из строя на неопределённое время, трое в критическом состоянии…              Дана ногой дотянулась до кнопки системного блока. Она «чёрный опер», как Скруджи шутил, и она ни о чём не жалела. Тех, с кем пуд грязи сожрали, не бросишь, пусть то, что их по разные стороны закона разведёт, было понятно так сразу. Батя-полковник пристроил в органы без проблем, пусть сперва и пришлось ерундой заниматься, но как старой закалки мужик, он считал, что по карьерной лестнице нужно своим ходом взбираться, а он лишь чуток подтолкнёт, если туго. Если б не он, ей, по малолетству год отсидевшей, в менты путь вообще был явно заказан. Отмазать не вышло, уж слишком серьёзно дочь вляпалась, да и был он тогда чином ниже…              Там с Эдом и познакомились. Вот уж кому не свезло: дурь толкнул неудачно. Он смеялся тогда уже сипло, голос ломаться как раз начинал, партаки свои гордо носил, из-под рукавов торчавшие. Перекрыл, конечно же, как подрос и деньжат заработал. Связи они не держали, он вышел раньше. А лет через семь начал в новостных сводках мелькать, и всё чаще да чаще. Потом словно сквозь землю провалился, думала, грохнули. А ещё через восемь выяснилось, что ОПГ, терроризировавшая столицу всё это время, под его началом стоит. Возможно, с недавних пор, но как бы то ни было, замешан в делах группировки он, значит, давненько.              И чёрт только дёрнул подумать тогда, что неплохо бы было с ним встретиться. Ну, ведь у них оборот денег немалый, а Дане откат небольшой бы не повредил, на госслужбе-то не пошикуешь. Спустя месяц звонок, мол, день добрый, Соколову Дану могу ли услышать, голос вежливый донельзя, даже мерзко. Леван. Устроил им встречу со Скруджи, сам он, похоже, вообще никаких деловых вопросов не решает.              В указанный час за Даной заехала неприметная по столичным меркам седьмая бэха, отвезла в какое-то не внушавшее доверия заведение на отшибе, больше похожее на стрип-бар, вывеска вся в неоне, вход в подвал… Дана крепче сжала рукоять табельного через мягкую ткань клатча — только в какое-нибудь сексуальное рабство по дурости угодить не хватало.              Внутри же не оказалось ни тени наружной вульгарности: опрятно одетая хостес поприветствовала гостью и повела через изумрудно-зелёный зал, со стенами, обитыми свисавшим драпировкой бархатом, мягкими диванчиками на тонких резных ножках, из которых занято было лишь два, и огромной театрально-вычурной люстрой под потолком. Хостес открыла перед ней другую дверь, нечто вроде вип-комнаты, догадалась сразу же Дана. Небольшое помещение, отделанное уже в фиолетовых красках, было гораздо светлее за счёт зеркального потолка и нескольких вставок зеркала, заключённого в багеты, по стенам. За низким столиком красного дерева её уже ожидал высокий мужчина, сидевший широко расставив ноги, одетый в диковатой леопардовой расцветки пиджак и шляпу — ну мамкин гангстер, не иначе, — но в основном в свои татуировки. Завидев Соколову, он отложил сигару и приблизился к ней, раскрывая для объятия руки.              — Даааночка! — протянул он довольно, смыкая ладони за её спиной.Она не могла поверить, что это действительно он, не узнавала, но голос стопроцентно подтверждал его личность.              — Эд Выграновский, — отозвалась она, в замешательстве слегка касаясь ладонями его поясницы.              — Ладно, нос переделал, — хохотнул, поняв, что с последнего появления в криминальных сводках его лицо претерпело немало изменений. — Разрез глаз чуть-чуть тоже. Подбородок слегка… А потом всё раскрасил.              — И понял, что можно было пластику и не делать? — хмыкнула Дана.              — В тоочку, — всё тем же довольным тоном ответил он, пригласив присесть.              Скруджи предложил даме виски, но та отказалась — голову стоило придержать холодной. Дана не обладала ещё тем положением, чтобы крышевать его кружок по интересам, однако доступом к информации — сколько угодно, потому заинтересованность Эда в ней была предельно ясна.              — Что я буду иметь с этой помощи? Мне нужны гарантии, что меня не заметут за компанию, если что-то пойдёт не так, — Дана сложила на груди руки.              — Работать будем через Левана. Он тот ещё шифровальщик, если он не захочет, никто никогда не отследит наши каналы связи. А он не захочет, поверь мне, — Эд осклабился так не под-доброму, что Дане стало не по себе, в голове чётко щёлкнуло: он добряк только с ней, да и то пока не заполучит согласие. — Как насчёт такой суммы? — он старомодно черканул на салфетке.              Дана устало потёрла переносицу.              — А в рублях это сколько?              Эд хмыкнул и приписал шестизначную сумму. Дана хлопнула нетронутого до этого виски.              — По рукам.              И вот три года уже она варится во всём этом, двойной, блять, агент, «чёрный опер».              — Ненавижу поножовщину, — щёлкнувший замок, обеспечивший им приватность, и раздражённый голос вывели из невольного транса.              — Вечер добрый, — Дана подняла глаза на Выграновского. — Тебя как пустили вообще? У какой шалавы в шифоньере пошарился?              — Спасибо, очень оригинальный комментарий, — Эд опустился в кресло напротив неё. Он выглядел таким утомлённым, что в Дане аж жалость проснулась.              — Не спал?              — Спал, а толку? — вздохнул тот. — Нужен список, все до единого, кто засаду устроил.              Соколова привстала, включая монитор. Кабинет озарился бледно-голубым светом.              — У себя-то нашёл уже крысу?              — Успеется, Дан. Мне нужна мразь та, что Шаста пырнула.              — Отыщем. Да, как он?              — Хуёво, едва залатали. Теперь… а, да чего я распинаюсь.              — Потому что мы дружим? — вежливо предположила она.              — Да что-то «друзья» мои в последнее время уж больно дерзкими стали… — мрачно произнёс Скруджи. — А вот если я к мозгоправу пойду, он же связан врачебной тайной? Или ему нужно всё через призму благопристойности рассказывать, мол, гуляли с товарищем по ромашковому полю, хотели букетик собрать, не — букетище. А оно возьми, да и окажись под охраной ЮНЕСКО! Травозащитники как налетели, как давай нас крапивой лупасить… У товарища футболка задралась, и они ему по голой коже кааак дали! Вот нездоровится ему теперь, а я всё думаю, как бы мне травозащитника этого на разговор серьёзный вызвать, разъяснить по-людски, что неправильно он поступил.              — После такой истории я бы точно решила, что ты под чем-то, и явно не под ромашковым чаем.              — Шутница, — усмехнулся Эд. — Я больше думать ни о чём не могу, вот проблема.              — А я вот думаю, это Леван, — Дана высказалась без обиняков. — Ты прости меня, можешь считать меня дурой, но в последнее время он странный какой-то.              — Нахуй ему меня убирать? — нахмурился Эд. Ситуация нравилась ему всё меньше. — Я его основной источник прибыли.              — Может, получше нашёл, — Дана поднялась и жестом намекнула ему освободить кресло. Усевшись за компьютер, она продолжила: — Может, ему пообещали что-то, чего ты не можешь дать. Просто не отметай эту версию, Эдик, каждый под подозрением.              — Да, и ты тоже.              — И пожалуйста, — пожала Дана плечами в ответ. Она знала, что сказал он это лишь чтобы уколоть в ответ на «Эдика». Уж кто-кто, а она не собиралась терять Скруджи.              Пока Дана копалась в базе, Эд тупо рассматривал её.              — Я в тебя в колонии влюблён был, я говорил уже? — произнёс он негромко, продолжая скользить глазами по точёному профилю.              Руки Даны над клавиатурой на мгновение зависли, но затем пустились в печать вновь.              — Каждый раз, когда ты это говоришь, вскоре происходит какая-то лажа, Эд.              — Уже произошла.              — Тогда к чему ты вновь поднимаешь тему?              — Боюсь, что это ещё не лажа. Что худшее впереди.              Дана отвернулась от монитора, оттолкнувшись ботинком подъехала к Эду и взяла его ладони в свои. Он и правда напуган, и Дана ненавидела эти моменты откровения, потому что не могла понять, с чего он выбрал для них именно её, почему решил, что ей вообще до его чувств есть дело? Может быть, это и правда дружба, когда хоть кому-то хочется доверять. Человек же не может жить в постоянном состоянии паранойи, рано или поздно психика просто не выдержит. Кто ж виноват, что фортуна такая сука и именно её свела с Эдом столько лет назад, что настолько она ему в душу запала, раз именно её захотел сделать своим информатором в органах.              — Не позволяй себе думать об этом, прошу тебя. Антон выкарабкается, ты отомстишь, найдёшь тварь, что вас выдала, всё будет в порядке…              — Ты говоришь на отъебись, — губы Скруджи изогнулись в горькой ухмылке, он покачал головой, — сама в это не веришь.              Поддавшись внезапному порыву, Дана склонилась к нему, желая поцеловать, но Эд увернулся. На его лице было написано искреннее непонимание и недоверие.              — Больная?              — Походу, — произнесла она, отстранившись, провела рукой по волосам. — Окей, не сработала такая попытка утешения, это было глупо, прости.              — Не то слово, — всё также настороженно ответил Эд.              Как ни в чём не бывало Дана вернулась к работе.              — Зато ты сильно поднялся в моих глазах, продемонстрировав очень достойное качество — моногамию, — добавила она, а Эд-то уже понадеялся, что тема исчерпана.              — Дааа, давай мою личную жизнь обсудим теперь, — протянул он, откидываясь на спинку дивана. — Давай я тебе расскажу ещё, кто у нас кого в каких позах и с какими аксессуарами, хочешь?              — Уволь, — рассмеялась Соколова.              — И с хуя все такие осведомлённые вообще? — возмутился вдруг Эд. — Не помню, чтобы с радужным транспарантом на дело гонял.              — Все? Уф, я боялась, одна это вижу! — снова хохотнула она.              Эд всплеснул руками и закрыл ими голову.              — Всё! Завали. Займись уже делом.              — Так ты сам меня доёбываешь! — в негодовании воскликнула Дана.              Дана сосредоточилась на поисках, а Эд — на своих мыслях. Страшно представить, что будет, если их отношения с Шастом станут всеобщим достоянием. «Голубых кровей» босс моментально растеряет львиную долю авторитета, а ему сейчас железная хватка нужна, иначе не то что крысу не вычислить, они расплодятся дай боже… А вырезать полгруппы в его планы не входило.              — Эд, взгляни-ка сюда.                                   ***              Когда Антон проснулся, то с трудом понимал, какое застал время суток: уже ли стемнело, или ещё не светало.              — Эд! — сипло позвал он, но тут же закашлялся, что отозвалось резкой болью в боку.              Никто на его зов не откликнулся, а значит Скруджи ещё не вернулся.              До завтрашнего вечера проспишь, он сказал, — припомнил Антон, снова закрывая глаза.              Ему снился какой-то откровенный бред, переиначенные события их первой встречи, но мысль о том, что подсознание вложило в мутные образы некое рациональное зерно, не давала покоя.              Судя по всему, обезболивающее, что он принял, уже утратило свой эффект. Антон повернул голову в сторону барной стойки, с ужасом думая о том, что попытайся он подняться, швы разойдутся точно, но терпеть было невыносимо. Сжав, что было сил челюсти, он зажал ладонью место ранения и сбросил ноги с кровати, чуть развернув корпус, морально подготавливая себя к рывку…              — Ты больной?!              Антон скосил глаза и увидел, что из раскрывшихся дверей лифта к нему уже спешит Эд. Отвечать он не стал, лишь позволил уложить себя обратно. Закрыв глаза, он слушал шаги туда-обратно по комнате, скрежет выдавливаемых из блистера таблеток и журчание набираемой в стакан воды.              — Чувствую себя старым пердуном, ей богу, — проворчал он, когда Эд присел на край кровати.              — Ты у меня в самом соку, красавчик, не гони, — Скруджи подмигнул игриво, но тревожное выражение с лица не исчезло, что создавало нетривиальный контраст. Он засыпал таблетки в приоткрытый рот, помог запить их. — Хочешь поесть?              Вместо ответа Антон закрыл лицо руками, явно скрывая неловкость.              — Есть не хочу, но тащи судно, — страдальчески проговорил он.              Рассудив, что увлекательное рандеву до клозета при данных обстоятельствах было действительно не самым удачным решением, Эд помог ему справить нужду, не вставая с постели.              — Я знаю, о чём ты там думаешь, так что прекрати, — предупредил он из ванной, опорожняя и ополаскивая ёмкость. — Это далеко не самое несексуальное, что я видел в твоём исполнении.              — Ну теперь-то я точно могу расслабиться, большое спасибо! — огрызнулся Антон, но беззлобно, на неподдельную агрессию пока не хватало сил.              Эд тем временем вернулся к постели.              — Давай сменим повязку… — он наклонился и с виноватым видом оставил поцелуй на плече Антона. — Прости, что не успел.              — Похуй, — отмахнулся тот. — Надеюсь, всё успел сделать, чтобы было необходимо?              — Скажу так — в процессе, — и Антон не стал допытываться.              Эд принёс всё необходимое и приступил. Снизу-вверх разрезал бинты, опоясывавшие Антона под рёбрами, пальцами другой руки осторожно упираясь в солнечное сплетение, придерживая ткань с другой стороны. Шаст подложил руку под голову, чтобы видеть всё лучше. Эд осторожно раскрывает от бинтов его тело, под ними — другие, пропитанные кровью, сверху жёсткие, внизу ещё сырые.              — Что-то есть в этом, да, Эд? — негромко окликает Антон, и он просто не может продолжить — лбом упирается ему в грудь, «обнимает» обеими руками, просто расположив их одну вдоль корпуса, вторую — рядом с собой на груди, ладонью на ключице и шее.              Антон опускает подбородок на его макушку, свободной рукой прижимает к себе его голову, ведёт по волосам. Эд, ощутимо вдавливая пальцами, проводит по его шее, щекой трётся о кожу.              — Понимаю теперь, что ты чувствовал, Тоха, — едва слышным шепотом произносит он.              — Прорвёмся, — выдыхает Шастун. — Тогда выкарабкались, и теперь тоже сможем.              Замолкают, оба думая о том времени, когда точно также латать Эда приходилось Антону, когда Скруджи от боли едва не съезжал с катушек, нёс ахинею, то слал нахуй, то умолял не бросать, и Антон привязывал его, чтобы обработать раны, варил плюхи и насильно выдыхал дым ему в рот, надеясь, что расслабляющее действие на мозг поможет перенести это легче. Он ведь тогда укрывал Выграновского, а потому и не мог достать препаратов вроде тех, что имелись сейчас, не вызвав подозрений. Эд нехило тогда пошумел, его многие мёртвым считали, что логично — три огнестрельных ранения, и вот дался же он тогда Шастуну! Жалко стало, что красивый мальчишка погибнет? А самому, на живую, без опыта пули из плоти тащить — не жаль?..              — Чудо, что я тебя окончательно не угробил, — хмыкнул Антон, несколько разбавляя атмосферу.              — И угробил бы. Зато здесь бы сейчас не валялся.              — Эд, — укоризненно повысил тон Шаст, заставляя того поднять голову. — Вот теперь ты прекрати.              Скруджи приподнялся на локтях и сократил расстояния между их лицами, накрывая губы Антона своими, целуя мягко, вкладывая в нежные движения всю свою благодарность, всю боль, всё отчаяние, и принимая от Антона всё то же плюс немного спокойствия.              Губы Эда такие сочные, Антон почему-то ловил себя иногда на мысли, что, перекраивая своё лицо, он таки не удержался и залил в них немножечко ботокса, или что там современные косметологи предлагают, потому что ну не могли они просто так быть и мягкими, и словно пружинистыми. А вообще, целовать Эда всегда было чем-то сродни безмолвному диалогу. Такой уж он, видимо, человек, для него это не было просто способом расслабиться, понежиться, нет, он говорил, он кричал обо всём, на что не хватало слов.              Антон чуть подался назад, разрывая поцелуй.              — Ещё немного, и я заведусь, а в моём состоянии секс явно противопоказан, — намекнул он, что стоило бы вернуться к изначальному плану действий.              — И всё-то ты в секс переводишь, Антоха, — покачал головой Эд, чмокнув его напоследок.