***
Денис зашнуровывал свои ботинки и бросал взгляды на свое отражение в зеркале, пытаясь понять, достаточно ли хорошо он выглядит, когда в коридор квартиры Кокорина выглянул Игнашевич, с неподдельным удивлением спросив: — Ты далеко собрался? Денис как ни в чём не бывало распрямился, накидывая на плечи куртку: — На ужин с Марио. Чисто деловой, не беспокойтесь. Хотим пообщаться по поводу рапорта и просто отвлечься от трудов праведных. Часа на два, не больше. Я всегда на телефоне, и если возникнет ЧП, я сразу же приеду на место происшествия. И, в конце концов, я ведь не под домашним арестом и не имею ограничений по передвижению. А сидеть и просто ждать, когда Александр найдёт следующую мишень… И все же, несмотря на характер ужина, Черышев не может не бросить очередной придирчивый взгляд, проверяя, нет ли какой детали, что выбивалась бы из образа, мешала бы восприятию. Сегодня хотелось выглядеть… идеально. Пусть это всего лишь деловая встреча. Сергей нахмурился, скрестив руки на груди: — Да понял я. Надеюсь, я могу рассчитывать на ваше благоразумие, агент Черышев. Денис улыбнулся, мягко поправляя Сергея: — Специальный агент Черышев, если уж мы решили обращаться друг к другу по протоколу. Я достаточно благоразумен, чтобы не нарываться на неприятности в чужой для меня стране. Денис вышел из душных для него апартаментов в холодный мрачный лифт, который был вызван заранее аккурат в саму квартиру. Входная дверь открылась, и мужчина зашел в кабину, бросая взгляд на голлографический пейзаж, который можно было менять на свое усмотрение. Сейчас объемные экраны демонстрировали ему затонувшую много лет назад Венецию, которую давно переименовали в Новую Атлантиду. Но, несмотря на красоту и величественность пейзажа, настроение было у агента несколько иное, поэтому через меню быстрого набора он выбрал солнечный водопад Виктория, который еще каким-то чудом смогли сохранить в ужасных климатических условиях. У Черышева были русские корни, одно время он даже жил в России. Но эта, по большей части, холодная, неприветливая в своих дождях и слякоти страна так и не стала для него родной. И отправляясь сюда в очередной раз в командировку, Денис и мысли допустить не мог, что здесь он встретит кого-то, кто пронесёт в себе горячее южное солнце, раскаляющее в полдень улицы, словно сковородку на открытом огне. Марио казался ему солнцем, отчаянно прячущемся среди тяжёлых туч, скрывая своё тепло и свою боль от всех вокруг. И сейчас Фернандес ждал его на подземной парковке в машине, чтобы отвезти куда-нибудь подальше от места, от которого тянуло русским духом за версту. Мужчина тепло улыбнулся Денису, когда тот сел в машину, сразу же пристёгиваясь и отвечая на солнечную улыбку своей. И, Боже, как же он был рад, что можно было говорить на «родном» испанском. Конечно, ни другой язык, ни совершенно светлый в его глазах человек не мог изменить того, что они все еще находились в России, но рядом с ним Денис сразу как-то забывал о тяжелом дожде и внутреннем холоде. — Куда мы поедем? Денису действительно было любопытно, куда Марио хочет его пригласить. В этом мегаполисе было полно маленьких ресторанчиков на самый разный вкус: от простых русских блинных до изысканных французских ресторанов. Но ответ Марио поразил его. К такому он точно готов не был. — Ко мне домой. Я уже заказал ужин, его должны привезти как раз одновременно с нами. Поймав изумлённый взгляд Дениса, Марио неловко улыбнулся, как бы оправдывая свой выбор: — Ну, я просто подумал: времени у нас не так много, найти недорогой ресторан с комфортной приватной обстановкой сложно, а дорогие с самого детства душили меня пафосом. Сам понимаешь… А у меня дома вполне уютно, можно пообщаться на любые темы, да и о работе поговорить спокойно, не беспокоясь, что кто-то может что-то услышать и понять. Черышев тут же улыбнулся, мягко накрывая ладонь Марио своей, успокаивая: — Всё в порядке, мне нравится этот вариант. Просто… это слишком неожиданно для меня. И это огромное доверие с твоей стороны — впустить меня в свой дом. Спасибо. Марио заметно расслабился, уже не так нервничая по поводу предстоящего ужина. — Правда я так забегался с рапортом, еще и помогать Игорю надо… В общем, кажется у меня немного не прибрано, надеюсь тебя это не сильно смутит. — На данный момент я живу с двумя мужчинами, один из которых вообще не заботится о порядке, думая лишь о том, как бы свалить, а другой если что-то и делает по дому, то только для своего удобства. Сергей исполняет все действия ровно настолько, насколько надо, мы — я и Кокорин — ему явно не нравимся. Марио тихо рассмеялся, понимая, что отчасти разделяет чувства Черышева, хоть и Игорь, и Артем к нему относятся хорошо. Пусть он порой и чувствовал некую враждебность со стороны Дзюбы, что, впрочем, полицейский списывал на не самые простые обстоятельства, но в все было не настолько холодно-колюче, как у Дениса. Сворачивая к дому, он как бы между прочим упомянул: — Я заказал кое-что из испанской кухни. Неподалёку от моего дома есть небольшой испанский ресторанчик. Я никогда не бывал там, предпочитаю ужинать у себя дома. Но повар у них превосходный. Денис кивнул, радуясь, что наконец вместо пиццы и бутербродов поест что-то существенное. Готовить из них троих умел только Игнашевич, но едва ли он был настолько благосклонен к ним, чтобы стоять у плиты. Припарковавшись, они заметили машину службы доставки и выходившего из неё курьера. Марио быстро забрал заказ, расплатившись с курьером, после чего повёл Дениса в сторону лифтов. — Марио Фернандес, — произнес мужчина, поднося ладонь к сканеру с маленькой видеокамерой возле домофона. Умное устройство сравнило данные с тем, что имелось у нее в базе. — Личность подтверждена, — прошелестел механический голос. — Со мной один гость. — Принято, — замок отворился, и Марио открыл дверь, проходя вглубь здания и останавливать перед одним из лифтов. Денис проследовал за ним. Лифт уже ожидал их на первом этаже, поэтому они быстро зашли в просторную кабину, где Фернандес дал указание подняться на сороковой этаж и назвал кодовый номер своей студии. Лифт тронулся с весьма ощутимой скоростью, от чего уши слегка подзаложило. Но учитывая, что на работу приходится подниматься на более высокий этаж, к таким перепадам давления привыкли все, хотя Фернандес инстинктивно привык слегка вжимать голову, будто это могло помочь. — Чёрт, давно надо уже было подстричься, — пробормотал под нос мужчина, когда целая прядь чуть не попала ему в глаз. Денис усмехнулся, тоже бросая взгляд сначала на медные кудри Марио, а потом и на циферблат лифта: — Тебе идёт такая причёска. Кроме смеха. Марио смущенно перехватил пакет, переступая с ноги на ногу: — Спасибо. Несколько секунд — не более двадцати — и они были на месте. Квартира Марио была просторной студией, обставленной скромно, но со вкусом. И, кажется, не только Денису не хватало солнца в хмурой Москве. В квартире преобладал мягкий жёлтый, багряный, охровый цвета, кое-где разбавляясь зелёным и белым. Мебели было немного, но вся она была добротной. И свет. Как много в этой квартире было света! И он был не безжизненно холодный, а ярко теплый, будто прямиком из жаркой страны. Денису понравился стиль студии, она выделялась из привычного технологичного минимализма, который сейчас был в моде. Совсем немного, но жилище Марио напоминало ему антикварный магазин. Вместо голлографических изображений на стене висела самая настоящая картина, на тумбочке была экзотичная фигурка человечка и странной формы лампа, явно сделанная не из металла. Марио стащил обувь и куртку, оставляя верхнюю одежду на крючке в прихожей, кивая Денису: — Раздевайся и проходи. Я сейчас разложу всё по тарелкам и накрою на стол. Правда, вместо стола у меня барная стойка, но она весьма удобная. Денис аккуратно поставил свою обувь рядом с обувью Марио, повесив свою куртку на крючок, после чего прошёл следом за хозяином квартиры. Ноги утопали в густом ворсе охрового ковра. Ополоснув руки и усевшись за стойку, Денис наблюдал за действиями Марио, бросив: — У тебя здесь очень уютно. И очень светло. Марио на мгновение обернулся, задумчиво улыбнувшись, раскладывая паэлью по тарелкам. Хорошо, что еду всегда приносили в особых одноразовых термоконтейнерах: можно было даже настроить нужную температуру на свой вкус и не разогревать ничего после доставки. — Я очень скучаю по солнцу. Я люблю этот город, он подарил мне новую жизнь. Но здесь так мало света. Настоящего, не холодного неонового. Денис машинально кивнул, соглашаясь с Фернандесом. Впрочем, как только хозяин квартиры сел напротив него, расставив на столе их ужин, Черышев прищурился, разглядывая эмблему на футболке Марио: — Погоди… Ты что, болеешь за ЦСКА? Марио бросил взгляд туда же, куда смотрел Денис, после чего широко улыбнулся, проскандировав: — Красно-синий самый сильный! Денис фыркнул, подхватывая смех Марио, после чего пропел: — Вместе с солнцем поднимутся флаги, И ладони снова зазвучат. С трибуны раздастся единственный призыв: Вперёд несравненный Реал! Марио шутливо ужаснулся: — Боже, неужели мы соперники?! Какой ужас! Денис покачал головой, пробуя на вкус первое блюдо. Оставшись довольным, он обиженно протянул: — Между прочим, Реалу за двести лет противостояния удалось обыграть ЦСКА всего лишь с десяток раз. У фанатов Реала ощущение, что тот вратарь, Акинфеев, заговорил команду на победу с королевским клубом! Кстати, а ваш Игорь случайно не его потомок? Марио с готовностью кивнул, уплетая ужин: — Он самый. И, насколько я знаю, тоже болеет за клуб своего прапрадеда. Если что и осталось неизменным за много лет, так это спорт. Впрочем, даже он претерпел некоторые изменения в связи с развитием технологий. Долгое время народ сопротивлялся введению имплантов и протезов в тело спортсмена, считая это аналогом допинга. Однако временами подобные операции могли в самом деле помочь спортсмену, например, оправиться после серьезной травмы. Если ранее после травм колена приходилось тратить чуть ли не по полгода на восстановление, то с новыми технологиями процесс реабилитации ограничивался парой недель, максимум месяцем. Поэтому около ста лет назад в спорт официально ввели разрешение на использование протезов и имплантов, что также сказывалось на качестве игр. Кто-то из принципа отказывался вживлять в свое тело усилитель, кто-то наоборот модернизировал себя чуть ли не до киборга. Впрочем, самых роботизированных публика не сказать что любила. Всего должно быть в меру. ЦСКА тем и славился, что в его рядах мало спортсменов прибегало к технологичным модификациям, «армейцы» ограничивались лишь тем, что было полезно для здоровья и восстановления. «Спорт должен быть честным» — так гласил один из лозунгов команды. И что удивительно, несмотря на то, что соперники в отличие от них не раз прибегали к халявной прокачке, ЦСКА удавалось сохранять если не безоговорочное первенство, то место в пятерке лидеров так точно. Ужин проходил в лёгкой обстановке. Парни шутили, говорили об Испании и Португалии, сравнивали ощущения от посещения тех или иных городов, спорили о том, чей же клуб лучше. И, конечно, совершенно потеряли счёт времени. Очнулись они только спустя три часа, что им обоим уже давно бы пора вернуться на свои посты. И пока Марио прибирал кухню, Денис внезапно подскочил от звонка на свой телефон. Изменившись в лице, он извинился перед мужчиной и вышел в ванную, судорожно сжимая мобильник в руке. Решив, что если он захочет, то расскажет, Марио продолжил уборку, возвращаясь мыслями к Игорю и Артёму. Его грызла вина за то, что он так безответственно оставил их там вдвоём. Беспокойство усиливалось, когда он думал, что скажет Черчесов, когда узнает, что Марио нарушил его прямой приказ: не спускать глаз с Дзюбы. Почему-то их капитан был уверен, что Артем предоставляет угрозу непосредственно для Акинфеева, однако сам Фернандес мог бы сказать, что это совсем не так. Да, отношения между этими двумя кажутся напряженными, но в то же время Марио чувствовал, что есть нечто, о чем он не знает… Какая-то иная сторона их отношений, которой, видимо, Черчесов и опасается. За этими волнениями он и не заметил, как Денис вновь появился за его спиной. Парень пытался выглядеть непринуждённо, но всё его тело будто сковывало что-то, а в глазах, если приглядеться, скрывался страх. — Ты ведь подбросишь меня обратно? — Фернандес не прогадал, Денис и правда выглядел обеспокоенным. Его выдавал голос. Марио с готовностью кивнул, выключая подсветку, после чего осторожно сжал плечо Дениса: — Если у тебя что-то случилось, ты всегда можешь мне об этом рассказать. Черышев легко сжал пальцы Марио в своей руке, благодарно улыбаясь: — Спасибо, Марио. Ты очень хороший человек и друг. Подобные слова всегда были редки, а потому невероятно приятны, особенно от человека, к которому испытываешь явную симпатию. От избытка чувств Фернандес на мгновение даже обнял Дениса, после чего слишком поспешно отстранился, смущенный своей же внезапностью, и направился в сторону прихожей. Вопрос Дениса, разрушивший эти секунды неясного счастья, застал его врасплох: — Да, я хотел тебя спросить… Как звали того человека, который угрожал тебе и твоему отцу? Марио повернул голову в сторону Дениса, сухо бросив: — Лука Модрич. А что? — пусть Марио и старался, но его каждый раз передергивало от воспоминаний об этом человеке. Некоторые вещи из памяти никак не стираются, они остаются шрамом, выжженом в сердце. Черышев едва заметно в полутьме дёрнулся от звука этого имени. Оно было достаточно известно в определённых кругах. Спрыгнув со стула, он покачал головой: — Я думал, он испанец. Марио покачал головой, молча собираясь. Денис же мысленно дал себе оплеуху: не стоило испорченное настроение Марио его любопытства. Но все-таки эта информация была ему по-своему нужна.***
Сергей сидел в кресле, уткнувшись пустым взглядом в монитор своего ноутбука, размышляя о том, что ему делать. Он должен был рассказать Черчесову, что и Марио, и Денис покинули свои посты. Но, с другой стороны, они ведь и правда не были основными «надзирателями», и ограничений на передвижение у них не было. И со стороны могло бы показаться, что у Игнашевича просто разыгралась паранойя. Бросив взгляд на часы, он понял, что Черышев значительно задерживается, и стоило бы уже появиться. Впрочем, для чего? Мозолить ему глаза? Кокорин ведь никуда не сбегает, ведёт себя тихо, мирно, можно даже сказать чинно и трудолюбиво. Вон, с каким азартом ждёт завершения работы резервной программы. И все-таки чем может на самом деле заниматься специальный агент из другой страны… Такое всегда пахнет лишними тайнами. Тишину квартиры прорезал вой сирены. Сергей быстро достал из кармана свой телефон, тут же срываясь с места, выбегая в коридор, на ходу крича: — Квартиру не покидать, как только станет что-то известно — сразу скидывай информацию на почту! Несколько мгновений он колебался: оставить Кокорина без надзора? Протокол этого не позволял, но атака требовала его появления в офисе, благо, это было близко. И все равно оставлять преступника одного нельзя. И где же находился Черышев, когда он в кои-то веки оказался так необходим? Сергей знал, что по тревоге поднимут ещё и Романа с Ильёй, но он не был уверен, где именно сейчас находятся эти двое. Ещё со вчерашнего вечера они находились в расположении города-музея, но успеют ли они доехать хоть куда-то — было неизвестно. — Черт с тобой, сидеть тут и не высовываться, — повторил Сергей. Преступника всегда можно будет отследить, а если рухнет ядро, то уже будет слишком поздно. Прихватив с собой куртку и сунув ноги в ботинки, Игнашевич уже через несколько секунд спускался на лифте и на всех парах мчался в департамент. Саша подождал, пока вой сирены утихнет, после чего в несколько касаний снял дублирующий экран с монитора. Ухмыльнувшись, он с удовольствием смотрел, как прямо ему в лапки стекается вся информация по главарю новой банды и его второму «хвосту». Впрочем, открыв первые данные о «хамелеоне», он едва не упал со стула. Сделав несколько дополнительных запросов, он надел экран обратно, оставляя компьютер обрабатывать информацию дальше. Что ж, продуктивно… Даже больше, чем-то, на что Кокорин рассчитывал изначально. Теперь он был более чем уверен, над ним еще воссияет солнце. Фигурально выражаясь, ведь за окном льет вечный дождь. Встав со стула, он потянулся, хрустя позвонками. Вполне можно было прогуляться хотя бы полчаса. И плевать, что скажет Игнашевич, Цербер все равно не узнает. Переодевшись, Александр спустился вниз. В лицо ударил холодный ветер с дождём, заставляя Сашу морщиться от неприятных ощущений. Он ненавидел всей душой эту сырость и непрекращающиеся почти никогда сумерки. Солнце здесь было редким явлением, и зачастую оно было холодным, совершенно не давая тепла. Кокорин перепрыгивал лужи, бредя куда глаза глядят. Вся его жизнь была похожа на эту мерзкую погоду: сыро, холодно и совершенно безлюдно. Впрочем, впереди шёл поздний прохожий. Обогнав мужчину, Саша и продолжил бы свой путь за невесёлыми размышлениями, но до его ушей долетел знакомый голос: — Ну, надо же! Кого я вижу… Саша остановился, медленно оборачиваясь, вглядываясь в лицо прохожего сквозь холодную морось. Убедившись, что перед ним тот, о ком он думает, Саша ехидно растянул губы в шальной улыбке: — О, да это никак мой персональный страж башни. Что, даже у драконов бывают выходные? Мамаев сплюнул в сторону, подходя ближе, нависая над Александром: — А у твоего ядовитого языка выходных, как я посмотрю, не бывает. Саша пожал плечами, будто между прочим поправляя чёрный шарф на шее мужчины: — Моему языку некогда отдыхать. Слишком много людей желают укусить побольней. Вот мне и приходится, как той змее, обороняться клыками с ядом. Павел усмехнулся, приподнимая лицо Александра повыше, всматриваясь в ледяные глаза: — А я думал твой язык занят ублажением члена того папика, который вытащил тебя из-за решётки. Глаза Кокорина полыхнули злобой. Дёрнув за шарф, он прошипел: — А ты, как я посмотрю, соскучился за несколько дней по мне. Ревнуешь? А я вот, право слово, даже не помню, как это было. А раз не помню, значит хуже, чем посредственно. Стена дома, к которой Сашу прижали спиной, оказалась очень холодной и противно-сырой от тумана и мороси. Мамаев вновь навис над Сашей, ощутимо сжимая ладонь на его горле: — Нарываешься, дрянь. Я ведь и прямо здесь могу тебя нагнуть. И мы посмотрим, как тебе не понравилось, ты же стонал, как последняя блядь подо мной. Что скажешь? Внутри Саши поднимался знакомый огонь, растекаясь по венам, ненадолго согревая его изнутри. Пусть хотя бы так, но он был кому-то нужен. Его хотели, пусть это было и грубо, но всегда жгуче и страстно. Сжав запястье Павла, он выдохнул, кивая в сторону своего дома: — Предпочту, чтобы ты нагнул меня хотя бы в комфортных условиях. Нет желания подцепить какую-нибудь заразу на улице. Тем более что сейчас я располагаю куда более удобной койкой, нежели той, что была в тюрьме. Мамаев усмехнулся, наклоняясь ниже, выдыхая в приоткрытый рот Кокорина: — Ну какую ты заразу подцепишь в такую погоду? Даже самые отчаянные проститутки сейчас сидят в борделях и не высовывают нос на улицу. Саша до белых костяшек сжал шарф Паши, усмехаясь, прежде чем впиться голодным поцелуем в чужие губы: — Считай, что я полный псих. Они буквально бежали в сторону дома, стараясь выкроить хоть пару лишних минут наедине. Впопыхах Кокорин прошел проверку по данным и указал, что с ним гость. Как только дверь отворилась, они спешно вбежали в лифт. Ни тот, ни другой ни за что бы не признались, что действительно скучали друг по другу. Это была практически привычка: дурная, засасывающая в себя не хуже алкоголя и наркотиков, но необходимая, как этот воздух Новой Москвы, пропахший газом и сыростью. Оказавшись в лифте, они едва не придушили друг друга объятиями, кусаясь, слизывая кровь с порванных зубами губ, вжимаясь друг в друга голодно, будто ещё секунда — и отнимут. Оказавшись в квартире, они уже были готовы срывать друг с друга одежду, когда со стороны кухни послышался деликатный кашель Дениса: — Вы хоть в комнате запритесь. Я вуайеризмом не страдаю, знаете ли. Саша разочарованно стиснул зубы, сжимая полы пальто Павла и стараясь успокоиться. Вот почему он не мог опоздать еще на пару часиков?! Мамаев же едва не послал Черышева подальше, но момент был упущен, и желание постепенно утихало. К тому же он догадывался, что выпущенный на волю Кокорин живет далеко не самой обычной жизнью честного гражданина… Разочарованно вздохнув, он поправил собственную одежду, напоследок мокро поцеловав Сашу: — До скорой встречи, детка. Кокорин лишь усмехнулся, показав бывшему надзирателю фак, бросив безжизненное: — Пошёл нахуй, — впрочем, это изречение скорее было адресовано Черышеву, который попортил ему всю малину. Из кабины донеся пьяный смех, и вскоре затихло даже жужжание лифта. Саша вздохнул, стягивая с себя отсыревшую куртку, понимая, что ему точно влетит от Игнашевича, если тот обнаружит, что Кокорин всё же выходил без его ведома на улицу. Впрочем, после обломавшегося секса, ему на всё было наплевать. Всего неделя без развлечений, и ему уже не хватает. Вот в тюрьме такого не было, Павел был частым для него гостем. Бросив хмурый взгляд на Дениса, Саша вернулся за компьютер, проверяя свой коммуникатор на предмет новых писем. Ничего. Полная тишина. Остановившийся в дверях Денис спокойно пил кофе: — Я думал, тебе запрещено покидать квартиру без ведома надзирателя. Саша кивнул, надевая специальные очки для преодоления экранного барьера: — Так и есть. А, насрать, я всегда огребаю, делаю я что-то или нет. Результат один. А так хоть вдохнул свежий воздух и размял ноги. Вернувшийся спустя час Игнашевич был зол на разразившийся ливень, заглохшую в километре от дома Кокорина машину, совершенную атаку, по счастью, небольшую и неудачную, и весь день в целом. Поэтому, заметив Дениса, он не переминул спустить на него собак: — Кажется, вы опоздали с вашего ужина, специальный агент Черышев. Денис миролюбиво поднял руки, вздохнув: — Каюсь, грешен. Но я вернулся домой буквально спустя несколько минут после вашего ухода. Александр был дома, он может подтвердить. Сергей бросил взгляд на откровенно безразличного ко всему Кокорина и тот кивнул головой: — Подтверждаю. Десяти минут не прошло, — это был лучший ответ, учитывая, что Сергею знать о прогулке не надо было. И особенно ему нельзя было знать о Паше. Игнашевич лишь недовольно фыркнул, запираясь в ванной. Денис и Саша переглянулись, коротко кивнув друг другу, после чего хакер вновь опустил взгляд на экран, размышляя о том, насколько крупную сумму денег в добавок к свободе он может стребовать со своего Цербера за такой лакомый кусок информации, доступной только ему.***
Впрочем, не один Игнашевич был зол на погоду и машину. Автомобиль Зобнина даже не завёлся из-за севшего аккумулятора, который владелец забыл зарядить, и им с Ильёй пришлось идти домой под проливным дождём несколько кварталов. В конечном итоге, они ввалились в квартиру сырые до последней нитки, с болотом в ботинках и риском серьёзной простуды. Помпончик, вылетевший было навстречу хозяину и гостю, лишь брезгливо фыркнул, убегая в сторону кухни. Кутепов зачесал волосы назад, с беспокойством глядя на совершенно продрогшего Рому. — Иди в душ первый. Я сделаю горячий чай. Не имея ни сил, ни желания спорить, Рома вяло кивнул головой, стаскивая с ног абсолютно сырые ботинки и носки. Илья, проделав точно то же самое, бросил куртку, свитер и футболку на сушилку, в одних джинсах направляясь на кухню, все равно хлюпая. Положив корм Помпончику и сменив воду на свежую, Илья потянулся было за кружками, когда одна из них, неудачно выскользнув из рук и разбилась об пол. Чертыхнувшись, Илья наклонился собрать осколки, чтобы не порезать ноги им с Ромой и лапы псу, за которого его отдельно расчленят, но вместо этого порезал большой палец и пол-ладони. Роман, услышав звон разбившейся чашки, выскочил из ванной, завёрнутый в полотенце. Он только-только закончил принимать душ, поэтому с него капало на пол, образуя небольшие лужицы. К тому же после горячей воды его резко обдало холодом, от чего мужчина покрылся мурашками, но на это Зобнин внимания уже не обратил. — Илья, всё в порядке? Кровь? Ты порезался? Кутепов взмахом здоровой руки остановил Рому на пороге кухни, всё же собрав крупные осколки и вызвав робота-пылесоса собирать мелкую крошку: — Ноги поранишь. Осторожно. В ответ Рома ухватил Илью за здоровую руку, таща в ванную: — Надо обработать. Ну как ты так? — сокрушенно вздохнул мужчина, словно мать, отчитывающая ребенка за испорченные грязью белые штаны. Кутепов пожал плечами, останавливаясь рядом с Ромой, позволяя парню позаботиться о себе: — Руки-крюки. Я иногда бываю неловким, ничего не поделаешь. Зобнин покачал головой, наклоняясь ниже к ладони Ильи, чтобы хорошенько промыть рану: — Я вообще-то о том, что ты слишком неосторожно подхватил осколок. Чудом сухожилие не задел… Роме было жутко неловко стоять перед Ильёй в одном полотенце на голое тело. Но ещё более неловким казались ему слишком низко сидящие на бёдрах Ильи узкие и влажные джинсы. Кутепов был хорош собой, и Рома не мог это не отметить. В голове был какой-то туман, и пар вокруг после горячего душа не добавлял чёткости картинке. Скорее наоборот, он придавал таинственности и… эротики. Но то, что Рома хотел рассмотреть, он разглядывал украдкой, с удушливой волной стыда, причем стыдно ему было не столько перед Ильей, сколько перед самим собой. У него не должно быть такого влечения к тому, кто… Илья так и не мог себе объяснить, что заставило его провести по таким близким к его ладони губам пальцем, а Рома ни за что бы не ответил, почему он внезапно прихватил подушечку пальца губами и лизнул её языком. Кутепов судорожно вздохнул, глядя в шальные тёмные глаза напротив: — Ромка… Кто сделал первый шаг было не очень понятно. И это было совершенно не важно в тот момент, когда горячие губы накрыли холодные, сминая, вылизывая, кусая и едва ощутимо целуя. Оба будто горели от этой внезапной близости, сжимая друг друга в объятиях. Илья шагнул вперёд, резко подхватывая Рому и ставя его в ванную, случайно активируя сенсорную панель, которая включила душ. Горячая вода обожгла холодные руки и спину, заставляя Илью выгнуться, сильнее сжимая ягодицы Ромы сквозь начинающее намокать полотенце, держащееся на честном слове. Вернув взгляд на Романа, Илья наконец стащил с него ненужное сейчас полотенце, бросая его на пол, чувствуя, как крепкие руки сжимают его ягодицы, и сквозь шелест воды слышится нетерпеливое и необычайно требовательное для Ромы шипение: — Сними… Он с трудом избавляется от собственных штанов и белья, вновь возвращая губы на лицо Ромы, покрывая его поцелуями и собирая с него горячие капли. Зобнин льнул в ответ, дыша сорвано, глубоко, собирая губами с плеч солоноватые дорожки воды, тут же встречаясь с потеплевшими губами, сходя с ума от вседозволенности. Он видел, чувствовал, ощущал рядом с собой совершенно другого Илью Кутепова. Этот мужчина был полон нерастраченной любви, нежности, страсти, он боготворил каждым касанием губ и ладоней. Это был уже не тот замкнутый мужчина, скрывающий свое «я» за маской грубости, безразличия и холода. Это был сам Кутепов, пылкий и страстный, способный испытывать любовь и светлые чувства. — Илья… Шёпот почти слился с шорохом воды, но Роме было наплевать. Он зажмурился, выгибаясь в спине, почувствовав горячий плен рта на своём члене. Он не мог и не хотел сдерживать громкие стоны, зарываясь в мокрые пряди волос Ильи, ласкающего его, сводящего с ума. А тот совершенно беспардонно двигал губами и языком, доводя до исступления своего напарника, заставляя пальцы на его ногах поджиматься от удовольствия, а тело напрягаться, как натянутая до предела струна. — Илья! Вскрик достиг ушей Кутепова, и он с восторгом ощущал, как в сладких конвульсиях бьётся Роман, цепляясь за его плечи, не желая терять эту опору. Еще немного, и он мог бы упасть, но Кутепов позволить этого не мог. Вытерев губы и проведя по ним языком, будто проверяя, не осталось ли на них ничего, Илья бережно помог Роме опуститься в ванную, устраивая в своих объятиях. Умная техника сама изменила душ на нормальный напор, а когда вода наполнила ванную, перекрыла ее, и теперь они лежали в полной тишине, нарушаемой лишь глубоким дыханием выбившегося из сил Ромы и совершенно умиротворённого Ильи. В голове обоих было восхитительно пусто, и всё было настолько идеально, что хотелось замереть в этом мгновении. — Илья… А как же ты… Рома ощущал, как в его спину упирается всё ещё возбуждённый член Ильи, и ему было неловко, что он сам получил разрядку, а Илья теперь был вынужден терпеть. В то же время Зобнин понимал, что сейчас… сейчас он был еще не готов, не готов физически, не готов эмоционально. Впрочем, Кутепов лишь прижал его к себе, шепча на ушко: — Я своё ещё получу. А пока расслабься. Просто расслабься, Ром. Зобнин глубоко вздохнул, поступая именно так, как ему говорил Илья. Он лениво рассматривал узор кафеля на стенах сквозь лёгкий пар, слушая биение сердца мужчины, прижавшись к его груди щекой. Трепещет, словно птичка в клетке, которая предчувствует уже свое освобождение. Может Кутепов тоже ждал некого освобождения? Не хотелось ни думать, ни говорить, ни шевелиться. Впрочем, Илья кажется подозревал об этом, потому что когда пришло время выбираться из ванной, он осторожно встал на ноги, взяв Рому на руки, завернув в сухое полотенце, и просто перенёс его в постель. Он уже хотел отстраниться и уйти, когда Рома ухватил его за руку, останавливая. — Не уходи… Кутепов склонился над Ромой, оставив долгий поцелуй на его губах, после чего мягко отстранился, шепнув: — Я только наведу порядок в ванной и вернусь к тебе, Ром. Отдыхай. И Рома вновь покорно опустился на подушки, заботливо укутанный в тёплое одеяло, проваливаясь в крепкий долгий сон. Через минуту к нему пришел Илья, он скользнул под одеяло к мужчине и, обвив руками, крепко прижал к себе. В эту ночь им обоим ничего не снилось.