***
Рабыня в дальнейшем не раз устраивала встречи. Когда случайные, когда нет. Одна из них, особо примечательная, произошла уже за месяц до свадьбы. Гортензия у себя в комнате вертелась перед зеркалом в новом платье, которое ей сшили дворцовые швеи по её же эскизам. В городе ей всё еще нельзя было появляться, но девушке так хотелось себе обновок! Даже не столько обновок, сколько пройтись по магазинам, посмотреть на город и его жителей. Но увы! Хочешь платье — пожалуйста! Хочешь гулять — территория дворца полностью в твоем распоряжении! Единственное условие — вуаль на лице на случай встречи с принцем. В то, что последнее беспрекословно исполняется, верили все… Кроме, пожалуй, царя. Этот, толком не зная реальной картины, просто надеялся на то, что его сын все же внял его совету. Новое платье было простым, но великолепным. Выполнено оно было в греческом стиле — целомудренный вырез лифа, поясок, украшенный камнями, под грудью, от которого свободно струился низ платья. Рукава были скорее формально так названы — от плеч ткань струилась прямо к запястью, совершенно забывая прикрывать руки. Платье было волшебного аквамаринового цвета. Арсиноя, будучи в курсе всех разговоров с Протеем и наблюдая сейчас за своей госпожой, ехидно поинтересовалась, насколько случайным был тот факт, что цвет платья полностью совпадал с любимым цветом принца. Гортензия, залившись с краской, буркнула, что забыла об этом факте. — Ну да — ну да! Полностью вам верю! — хмыкнула Арсиноя.***
Казалось бы, прошло так мало — всего лишь месяцы (но не более двух), а юная коринфянка пережила столько всего внутри себя: поначалу, как вы знаете, её мысли занимал только бессильный гнев, вызванный ужасом перед браком с неизвестным и нелюбимым мужчиной. Затем она твёрдо решила отрицать всё и перед алтарём Геры громко сказать «Нет!». Но время, подобно тому, как вода точит камень, убедило Гортензию хотя бы дать шанс неизвестному царевичу. Его улыбка… Широкая, открытая… Она ослепляла. Всё-таки она чувствовала разницу в возрасте между ними. Хотя ощущение того, что жених из «взрослых», стиралось с каждым мгновением, словно краски с необожжённых амфор. Просто в ней стало проявляться нечто, что делает из девочки-подростка женщину. Нечто древнее, природное и пока необъяснимое для людей. А ещё позже, девушка всё же сдалась на милость Афродиты. Что поделать, рано или поздно наступает время, когда в сердце человека стучится Любовь. У кого-то она приходит нежно, робко, словно утренняя заря. У кого-то — как гроза. Любовь всё равно придёт, зови или не зови… И вот, цветок чувства уже немного раскрыл свой бутон. Протей и сам ловил себя на странной мысли: она ему подходит. Странная формулировка, не правда ли? Просто Протеус получал удовольствие от ощущения того покоя и… гармонии, которую он испытывал рядом с ней. Он учил её жизни здесь, в Сиракузах, и, сам того не замечая, создавал её, подобно тому, как Пигмалион создавал свою Галатею. Царь Коринфа и весь двор подняли бы жуткий скандал, если бы узнали, что он не только видел лицо наречённой, но и говорил с ней! И кто может объяснить, что Протей готов был заплатить такую цену всего лишь за долгий взгляд короткой встречи? Арсиноя, едва показавшись из-за каменной стены, как бы лениво скользнула взглядом по близлежащей территории. Тихо, пусто. Она обернулась и кому-то кивнула. Затем, широко шагая, направилась куда-то. За ней, невесомо ступая, как тень, последовала царевна, прикрыв лицо гематием. Громко пыхтела рабыня, тяжело поднимаясь по ступеням высокой башни, где хранилась книга Мира. Вот последние две. Усатый стражник, на которого напала Эрис, всё еще нёс вахту именно на этом посту. Правда, теперь с напарником. Один стоял лицом ко входу, пока другой нарезал круги по галерее, окружавшей постамент, где лежала реликвия двенадцати городов. Толстушка судорожно вдохнула воздух. Отдышавшись, с весёлой улыбкой поприветствовала солдат: — Здоровенько! Ну как служба? Усач вроде как потеплел. — Да ничего вроде. Что у тебя? — Сегодня жемчуг. — Годится. Арсиноя протянула мешочек с перламутровыми бусинами. Стражник позвал напарника, отсчитал количество жемчужин. Поделив мзду, они вышли «проветриться». Подобное началось не очень давно, и поначалу стража не хотела даже слышать Арсиною. Но та не была бы самой собой, если бы не убедила их за «символическую» плату пускать ее сюда на встречу со своим возлюбленным. Узнай об этом царь, кто-то стал бы короче на голову… Но время было мирное, так что никто за этим не следил. Спускаясь, они прошли мимо девичьей фигурки. Гортензия и так была укрыта серой накидкой из шерсти кельтской работы, а застыв и прижавшись к каменной стене винтовой лестницы, она и вовсе походила на Эхо. Как только стражники прошли мимо неё, она, всё ещё сторожась и прикрывая личико, поднялась на верхнюю площадку. Арси тут же стала выглядывать на лестницу. А сама царевна нетерпеливо вздохнула и, расставив изящные руки на каменном подоконнике, устремила взгляд лазоревых глаз далеко, за морской горизонт. Она хотела, чтоб он мог любоваться ею и со спины. Протей поправил ослепительные белые листья амарилиса, вошёл на верхнюю площадку башни тихо, не слышно, едва всколыхнув воздух вокруг себя. Наверно так же тихо и таинственно сам Зевс появился в покоях Данаи. На атласно гладкой коже её мигом появились мурашки, когда её предплечий коснулись его тёплые широкие ладони. Дыхание перехватило. В носу немного защипало, она сморгнула невесть откуда накатившие слёзы. Только бы нос не покраснел… Она резко обернулась. Только колыхнулся русый «плащ» распущенных волос, для соблюдения приличий закреплённых двумя тонкими косичками от висков к середине затылка. Девушка уже успела понять: ему нравится, когда они распущены, когда пушистые кончики едва щекочут оборотную сторону его ладони…***
Тихо поскрипывал штурвал «Химеры». Синдбад вёл корабль медленно, осторожно. Мысли его сейчас были весьма далеки от корабля и достаточно невеселы. Он понимал, что ему и Марине может угрожать при возвращении — месть со стороны аристократии за побег. Марину в весталки, его самого — на ремни. Пират конечно знал, что Протей вступится непременно. Но… При этой мысли Синдбад усмехнулся — знает он, что будет дальше. Нет человека, нет проблемы… Окружение царевича найдёт, как отправить его в Тартар кратчайшим путём. Дротик с ядом, ядовитый паук в постели, отрава в вине… Тут всё ограничивалось лишь фантазией. От таких предположений Синдбад хмурился всё больше и больше. Внезапно он почувствовал прикосновение — Марина прильнула к нему сзади, уткнувшись лбом в его спину. Так она старалась поддержать его. Они условились, что он первым сойдёт на землю, и только когда он убедится, что всё более-менее тихо, она может присоединиться к нему. Молодая женщина, правда, надеялась, что в этот вечер они лишь пристанут к берегу. А на поиски Синдбад отправится завтра. «Химера» причалила практически сразу после того, как проплыла через судоходные ворота. Повернув направо, корабль прошёл в довольно тихое и неприметное место, где и бросил якорь. Неприметное тем, что эта часть порта буквально пестрела парусами небольших рыбацких судёнышек. Местные рыболовы были весьма падки на аляповатые, яркие узоры на парусах. Так что кораблю Синдбада не составило труда затеряться среди них. Синдбад продолжал хмурился всё больше и больше. Никакие слова и ласки Марины не отвлекли его. Шантаж богов и вынужденный риск. Чего пират не терпел, так это когда его принуждали. И всё же, в глубине души Синдбад ощущал какой-то азарт, который он просто обожал. Это ощущение… когда изнутри всё сжималось, и по внутренностям будто проводили пёрышком. Что-то подобное он ощущал, когда «чистил» богачей, чьи дома были переполнены охраной и… весьма оригинальными ловушками. Ну или когда он дерзил Эрис на дне Тетиса. Так что предстоящая разведка здорово пощекочет ему нервы. Кажется, семейная жизнь откладывается, а он снова в деле! Кэйл хотел бы сойти на сушу вместе с Синдбадом, но тот приказал остаться ему на корабле вместе с некоторыми членами команды. А красноречивый взгляд в сторону Марины, командовавшей высадкой, объяснил великану причину. Прежде чем уйти, Синдбад подозвал к себе одного из местных рыбаков. Наклонившись к нему, пират быстро зашептал поручение, а затем протянул увесистый кошель, к которому была обещана вторая часть после выполнения, и запечатанное письмо. Сияющий от такой щедрости рыбак тут же умчался. Ему было велено всеми правдами и неправдами доставить письмо Протею. Джин, Лука и Крыса пошли с Синдбадом. Они отошли в заросли рядом с пристанью. Спустя полчаса Крыса остался шарить в той местности, до которой они успели дойти. Так же спустя меньшее время откололся Лука, а затем Джин. Синдбад дальше шёл один. Что они искали? Да что угодно, что может им представлять опасность. Как они хотели это сделать в зарослях не далеко от плохенькой рыбацкой стоянки? Они искали место, где эти самые рыболовы проживали. Зачем им удаляться далеко? Эти люди жили своей жизнью в своём собственном мирке. Такие глухие местечки — самые ожидаемые «координаты» для такого поселения. Зачем? О, хотите узнать обстановку без проблем и почти с гарантией? Ищите рынок или порт. Там можно узнать массу всего интересного… Моряк уже с трудом поднимал ноги из-за высокой травы. Правда жестокое солнце умудрилось добраться и сюда. Трава была сухая и от того громко шуршала. Синдбад остановился и прислушался. Тихо. И он снова стал продвигаться. Мужчина вдруг заметил, что деревья вокруг стали какими-то накоренёнными, иногда как-будто рассечёнными. Не все, но заметное количество.***
Спустя какое-то время Синдбад вышел на крутой берег, от которого вела узкая тропинка вниз к воде. Открывался довольно привлекательный вид на заводь. Но он там был не один. Синдбад немного вздрогнул, когда из-за кустов вышел белокурый юноша с гибким прутом в руке. Видимо, у парня выдался неприятный день: губы накуксились, меж красивых бровей легла глубокая морщинка, и вообще весь его вид свидетельствовал о том, что он сейчас заплачет. Что-то капризно выкрикивая, он молотил в кашу ни в чём не повинную прибрежную растительность. Синдбад, ставший невольным свидетелем, раздражённо закатил глаза: только подростковых капризов ему не хватало. Меньше всего ему хотелось сейчас слушать эти «психи». Он развернулся и ушёл. Но не далеко. Чуткий слух его уловил звук, похожий на чей-то сдавленный крик. Так, скорее всего этот молодой хорёк вляпался во что-то. Недаром ветер донёс до него какой-то запах, здорово напоминающий ром (этот запах он учует непременно при любых обстоятельствах). Так и было. Пятеро верзил, появившиеся словно по волшебству, играли в «собачку»… тем самым юношей. Тот даже не сопротивлялся. Выглядело это странно: ему как будто было интересно, что происходит. Но Синдбад решил вмешаться просто потому, что понимал — не вмешается, парень превратиться в кашу. Он был лаконичен и краток. Один пьянчуга вмиг расстался с двумя зубами. Два других отправились купаться (не совсем по своей воле).Оставшиеся же пришли наконец в себя, но не спешили разделить судьбу товарищей. Вместо этого они заторопились подальше от берега. Да так, что одни пятки засверкали. Убедившись, что больше желающих на раздачу тумаков нет, Синдбад подошел к парню, лежащему неподвижно на земле. Моряку вначале показалось, что пьянчуги переусердствовали с силой и забили парня до смерти. Но, приблизившись вплотную, услышал едва различимое сбившееся дыхание. — Эй, парень! — Синдбад сначала не сильно пихнул носком сапога, а затем наклонился и потряс юношу за плечо. Тот зашевелился и поднялся сначала на четвереньки, а потом поднялся в полный рост. И только теперь моряк увидел то, чего раньше не смог. Юноша был абсолютно слеп. Небесно голубые глаза смотрели, и не видели. Пират вздрогнул от этого зрелища. Однако ориентировался в пространстве он хорошо, а значит, слеп он был довольно давно… или же вообще с рождения. — Спасибо вам! Вы словно были посланы мне богами… — говорил он твердо, будто не его пять минут назад швыряли из стороны в сторону. — Я хочу вас отблагодарить! Синдбад тихонько хмыкнул, не представляя, что этот парнишка сможет ему предложить. — Да брось, мне ничего не нужно! Однако юноша улыбнулся, верно разгадав его мысли. — Я могу отвести вас туда, где вы найдете ответы на все ваши непростые вопросы. Синдбад насторожился. Что этот парень знает? Он внимательно вглядывался в юношу, надеясь, что тот выдаст хоть чем-нибудь свои замыслы, какие бы они ни были. Однако ожидания были напрасны. Парень спокойно дожидался ответа. И Синдбад решил рискнуть. — Хорошо, веди! Парень слегка поклонился и пошел вперед, не сомневаясь, что его спаситель идет за ним. Напрашивается вопрос: и всё вот так вот, как в детской сказке? Встретились и сразу пошли? Ответ прост — Синдбад, как и все пираты и авантюристы, обладал просто сверхъестественной чуйкой. И интуиция говорила ему в данный момент, что если быть осторожным, то Фортуна будет к нему весьма щедра! Это чувство щекотало, жгло его изнутри! Сердце замедляло ход… Ни один авантюрист не упустит возможность пощекотать себе нервы и получить куш! Пусть даже неизвестный! Словно охотничий пёс, почуявший дичь, Синдбад забыл о том, что он на разведке.***
Они шли недолго. Пират хорошо запомнил их дорогу — самое интересное началось, когда Миро (так звали юношу), нащупав ладонями кусты, раздвинул их и явил взору Синдбада здоровенный каменный коридор. Тут юный блондин удивил моряка, сорвав немного анемонов, росших у входа в «каменный мешок». — Зачем тебе цветы? — скрестив руки на груди, с подозрением спросил мужчина. Миро вздрогнул и, обернувшись, покраснел. Он глупо заулыбался от уха до уха и тихо ответил: — Просто… раз уж и я здесь, то… просто, вдруг там она? — Кто? — Синдбад все еще ничего не понимал. — Девушка, которая мне очень нравится. Я её не могу видеть, боги не дали мне счастье видеть её красоту… но вдруг и она тоже тут? Далее последовал неконтролируемый поток детских восторгов влюблённого в первый раз. Синдбад с трудом прервал его. Моряк стал жалеть, что пошёл за этим белокурым «пушистиком». — А кстати, мальчик, а куда мы собственно идём? Синдбада стал отпускать дурман адреналина неизвестной авантюры. — В грот Амура, конечно. А куда же ещё? — Действительно! Куда же еще нам идти?.. А с чего ты решил, что именно Я найду ОТВЕТЫ на мои вопросы? И именно там? — Ну… места глухие, случайно не забредёшь, если только не знаешь, что где-то рядом грот божества Любви. Ты же наверняка думаешь о своей возлюбленной? Синдбад закатил глаза. «Очаровательно!» То есть, он позволил себя затащить незнамо куда из-за любовной лихорадки какого-то мальчика? Но тут Синдбад заметил, что его провожатый уже нырнул в проход. «Либо этот влюблённый идиот сломает себе все, либо застрянет там и сдохнет, если я не вытащу его оттуда. Ну спасибо, Протей, видимо благородство так же заразно, как чума», — Синдбад раздражённо и мученически поднял глаза к нему. В планах у него было вытащить этого парня из пещеры, оттащить его к людям, а самому вернуться на «Химеру». Сначала шатена окутал мрак каменного спуска. Ему приходилось спускаться тихонько, осторожно, прощупывая подушечками пальцев холодную и шершавую поверхность камня. Ясно ощущался запах сырости, мокрого камня… Внизу немного ощущался свет, что было немного странно, но вдруг пирата охватил первобытный, чистый страх перед подземельем. Но он не был бы самим собой, если бы не сумел взять себя в руки. — Послушай, Тео! Где ты? — Миро. Ты перепутал. — Да какая разница?! Тео, Миро! Где ты? Здесь темно, хоть глаз выколи! Эта игра в загадки уже затянулась. Пират был преисполнен самых разных эмоций. От раздражения до страха перед замкнутым пространством. А вот Миро самым спокойным образом ответил: — Первые разы всегда страшно спускаться. Но потом тебе понравится. Кстати, будь осторожен. Тут, кажется, водятся змеи. — Чего?! — пират взвыл с такой силой и возмущением, что мальчик рассмеялся и «утешил», что они же не ядовитые. Теперь уже у Синдбада появилось желание надрать мальчишке уши. И тут спуск кончился… Среди острых неровностей торчащих камней ловко сновал Миро. Даже будучи слепым, он без ошибки знал путь. Они были в небольшом гроте, в центре тихо плескали волны подземного озера, чьи бледные воды освещались солнечным светом через круглое отверстие наверху. Но самое удивительное, наверное, находилось на маленьком островке, посреди того самого озера. Он был совсем небольшим. Там росло совсем маленькое деревце, чьи немногочисленные ветви были усеяны маленькими, можно сказать, мелкими цветочками розового цвета. Синдбад рассматривал эту прекрасную нелепость и только тут он заметил, что рядом что-то есть. Он обернулся налево, к серой громаде пещеры. Там, в каменной нише, заросшей мхом, стояла скульптура. Она, видимо, была выточена прямо в скале неизвестным мастером ещё во времена богов. Камень потемнел от старости, и неизвестная статуя почти слилась со стеной и исчезла. Именно туда шёл с завидным упорством Миро. Синдбад настороженно следовал за ним. Но как же было прекрасно рассматривать это древнее изображение… кого? Опираясь на полусогнутую правую ногу, развернувшись в три четверти, стоял крылатый молодой человек. Кудри, перехваченные тесьмой, были проработаны не самым тщательным образом, но иллюзия густых кудрей была достигнута. Глаза статуи были закрыты, а улыбка была то ли озорной, то ли мечтательной… Юноша опирался на изогнутый лук, а на постаменте была выбита надпись. Миро, проведя рукой по мху, немного очистил её: «Ηαληθινή αγάπη δεν φοβάται τίποτα». — Настоящая любовь ничего не боится… — тихо прочитал Синдбад, наблюдая как Миро кладёт одну часть букета у подножия скульптуры. В это время парень тихо позвал: — Меди… Синбад даже подумал было, что ему послышалось, но тут Миро позвал громче: — Меди! И тут произошло то, чего моряк никак не ожидал. Под пещерными свободами раздался вкрадчивый женский голос вперемешку со змеиным шипением. Голос звучал отовсюду, отбиваясь от стен и потолка. Как бы Синдбад не вертелся, он не мог увидеть ту, которая заставила похолодеть кровь в его жилах. — Чужак! Одно лишь слово пригвоздило мужчину к месту. Он попытался было скинуть путы этого непонятного, иррационального страха, но тело перестало подчиняться своему хозяину. Миро попытался было вступиться: — Меди, послушай! Он… Но голос оборвал юношу на полуслове: — Он чужак! Произошедшее дальше навсегда отпечаталось в памяти Синдбада, как худший кошмар. Около противоположной стены, которая сейчас как раз находилась за спиной у Синдбада, раздались едва уловимые шорох и шипение. Если бы не предупреждающий крик Миро «Не смотри!», моряк обязательно бы повернулся и тогда обладательница голоса стала бы последним, что он видел в своей жизни. Он застыл, как изваяние, но теперь уже по собственной воле — власть над телом вернулась к нему, чему мужчина был несказанно рад. Однако действовал он сейчас скорее слушая голос интуиции — эта капризная дама всегда была с ним рядом и выручала в сложных ситуациях — нежели прислушиваясь к парню. Умом Синдбад искренне недоумевал, что такого может сделать ему женщина. Ну, а если она действительно хочет причинить ему вред, то не лучше ли встретить опасность лицом к лицу? Именно такое безрассудное мужество погубило многих храбрецов. Не зная, какая именно опасность грозит им, они смело шагали, глядя ей прямо в глаза. Медуза Горгона не прощала таких оплошностей. В честь каждой своей победы она оставляла статую, которая была одновременно и надгробием и последним пристанищем побежденного… Однако сейчас все шло не по ее плану. Этот чужак и не думал оборачиваться ей навстречу. И Горгона вышла из себя. Мгновенно подскочив к мужчине, она что было сил ударила его в спину. Сил хватило ровно на то, чтобы опрокинуть незнакомца. Тот растянулся у ее ног, но глаз так и не поднял. Горгона склонилась над ним, переплетение змей на ее голове грозно зашипело, устремляясь к лицу нахала. Женщина наклонилась еще ниже, чтобы ее подопечные смогли достать до своей цели. Синдбад уже почувствовал первые касания скользких раздвоенных языков у себя на щеке, как вдруг под гулкими сводами раздался громоподобный голос: — Остановись! Медуза тут же отскочила от мужчины и застыла, не смея шелохнуться, будто стала одной из собственных жертв. Синдбад однако не рискнул поднять веки. Мало ли кого еще принесло! — Мореход! Можешь открыть глаза, тебе более ничего не грозит! — голос перестал быть откровенно грозным, смягчился. Однако в нем все еще чувствовалась сила. Сила неземная. Каким-то шестым-седьмым-десятым чувством Синдбад понял, что на выручку ему (а на выручку ли?) ему явился кто-то из богов. Осознание этого однако не убавило опасений. Однако не повиноваться он этому голосу он не мог. Поэтому распахнул глаза и поднялся на ноги. Моряк огляделся. У каменной стены, ни живой ни мертвый, стоял Миро, рядом с ним — та, что сделала этот день незабываемым. Женщина была сама по себе красива, однако шипящие змеи вместо волос отбивали желание подходить к ней ближе, чем на расстояние выстрела пушки. Но, что больше всего поразило Синдбада, она стояла перед Миро, словно пыталась закрыть его собой. И тут мужчину осенило — вот для кого были те цветы, вот о ком без умолку тараторил парнишка… Невероятно! И главный абсурд — безграничная любовь и преданность явно были взаимными. Синдбад стоял, как громом пораженный. А глаза женщины все так же сверлили его, пылая яростью и ненавистью. Вот только теперь глаза Медузы не могли ничего ему сделать — он был под защитой богов. Вернее, одного конкретного. К нему и поспешил обернуться Синдбад, не желая больше испытывать судьбу… Амур пристально и немного задумчиво смотрел на моряка, будто читал его душу. Поразмыслив с минуту, он окончательно что-то решил для себя и заговорил. — Боги поручили тебе вернуть украденный свадебный дар… Синбад молчал. Ни к чему было подтверждать то, что Амур знал и так. — Видишь ли, мореход, не все так просто в этой ситуации. Я подозреваю, что один из виновных в этом находится на Олимпе! — Кто-то из богов решил начать войну? Но зачем?! — Синдбад был изумлен. Одно дело сражаться с таким же человеком, как и ты. Совсем другое — быть противником кого-то из богов. — Увы, это мне неведомо… За этим я и пришел к тебе. Кто бы ни был предателем, он попытается увести тебя с нужного пути, — голос бога становился громче, он почти рокотал, — поэтому поклянись, что никакие угрозы, никакие искушения не затмят твоей цели! Синдбад вздохнул и устало потер глаза. Вся эта ситуация его уже порядком достала, пусть только недавно началась. Он должен был благоговеть пред Амуром, пред этим ясным божеством, но… это же Синдбад! — Учитывая, что задание мне дали в принудительном порядке, при этом еще и пригрозив смертью любимой… У меня даже особого выбора нет, так что — клянусь. Амур явно ожидал не такого ответа, однако… — Хорошо, мореход! Я принимаю твою клятву! И клянусь тебе, что как только вор будет наказан, я выполню любое ваше с Мариной желание! Пользуясь случаем, авантюрист хотел было назначить цену заранее, следуя правилу «Куй железо, пока горячо», но тут он обратил внимание, что и Миро, и Чудовище стояли уж слишком смирно. И в самом деле, они застыли. Эрот-Амур прочитав мысли Синдбада, спросил: — Ты бы хорошо подумал, прежде чем просить меня снять остолбенение. — Э…Нет уж, давай-ка их обратно… Ну, то есть оставь в покое Миро, а это чучело оставь таким. Хорошо смотрится. — Одного не могу, — схитрил зачем-то Амур и щёлкнул пальцами. Медуза опасно изогнулась, явно намереваясь прибить и Синдбада, и… само божество Любви. — Знай своё место! — с некоторой долей презрения бросил Амур, — ты не смеешь нападать на сына Афродиты. А смертный нужен мне, так что он мой. Пошла вон. Но внезапно монстр не повиновался. Янтарно-жёлтый цвет глаз сменился на кровавый. Она приоткрыла пасть и вдруг засмеялась: — Смертный? Твой? Ахахах, вот, вот как вы боги на самом деле относитесь к простым смертным… Он — твой, он принадлежит тебе! Я имею полное право сделать из него ещё одну статую, а тебя, Амур, сын Афродиты, сын Адониса, приемный сын Зевса, разорвать когтями. Что изменится для этого двуногого с железным зубом в руке, если он сдохнет в этой пещере? Ты поиграешь им и сломанного выкинешь прямиком в Аид, на потеху Гадесу… Миро, беспомощно шаря руками в воздухе, тщетно пытался воззвать к разуму любимой: как можно так дерзить самой Любви? Не будь Амура, они бы никогда не встретились! И не пронзи он их сердца одной стрелой, он бы тоже стал её жертвой. Наконец юноша нащупал хладную кожу Медузы. Доверчиво стройные пальцы заскользили по её лицу. Так же как и в первый их день. Слепой глазами, но прозорливый духом. Он сумел поддержать в ней огонь человечности. И только Амур знает, сколько жизней он сохранил терпением, простотой и искренней, непосредственной первой любовью. Всё это он старался вновь ей напоминать. Каждый раз это отвлекало чудовище и жертвы спасались. Но не в этот раз. Синдбад искал глазами, куда бы слинять от греха подальше, но гнев и отчаяние уже слились в один яд и с новой силой терзали то, что осталось от сердца Медузы. Рядом с ней был Олимпиец. А чем он лучше тех, кто исковеркал её жизнь? Она зарычала, застонала, заплакала, закаркала, как ворон: — Ты, наивный юноша, единственное, что от меня осталось, тот, кто поддерживает трепыхание остатков моей души! Я так часто забываю, как ты чист и наивен! Олимпийцы лживы и жестоки. Он лишь получит отражение всех деяний… Я не выпущу его отсюда не покалеченным так же, как и я! Амур всё это выслушал на удивление спокойно, чувства внутри него поменялись: вместо презрения сострадание. — Ты не справедлива. Если ты так хочешь отомстить, то почему мне, а не обидчику? И почему не смиришь себя, попросив меня о помощи? Я — Амур, тот, кого родила Афродита, безотлучный ее спутник и помощник, олицетворение любовного влечения, обеспечивающего продолжение жизни на Земле… Я дам тебе свою помощь, если ты отпустишь этих смертных. Я разрешаю тебе мне пожаловаться. Слова не только не усмирили, но лишь раззадорили Горгону. Но и у неё сменились чувства: теперь на смену злобе и гневу пришли горечь и отчаяние. — А где ты, Эрот, был, когда я задыхалась от бега, спасаясь от преследователя Посейдона? Я молила о помощи, но никто, даже сама Паллада не слышал… Где тогда был ты? Бог морей убил во мне все человеческое, сломал меня, а где был ты, бог любви? Сколько раз я умирала в руках героев, и сколько меня возвращали, как игрушку, для других? Я не увижу сына своего, Пегаса, так почему Афродита должна снова лицезреть твой лик? Отвращение, смешанное со стыдом, отразилось на лице Амура. Да, он слышал о чем-то таком на Олимпе где-то не так давно, около трёх тысяч лет назад. И что его тётя Афина там была замешана. Но так было тошнотворно слышать от жертвы обвинения, отвечая за Посейдона и Афину. И видеть своих родственников с неприглядной стороны… И возразить-то нечего… А Синдбад очень старался незаметно пробраться к выходу. Пусть божки сами без него разбираются, а у него дела. Надо только этого дурачка с собой захватить — куда слепцу в такую драку? Зашибут и не заметят. А ему потом отскребать его со стен. Но юность — безрассудна. Об этом он позабыл. Миро закричал, чтоб пират отпустил его. Он с ним не пойдет! Тут же Медуза обратила гнев на обидчика любимого… Хорошо Синдбад успел рявкнуть: — СТОП! Подоспела на выручку Эхо, вознеся голос ввысь, к потолку пещеры. Получилось не хуже Амура. Клокотал тихий рык внутри Горгоны, беспомощно замер Миро, и Амур прямо смотрел на смертного, ожидая, когда тот сделает то, что суждено. Моряк прокашлялся, проверяя безопасность и осторожно внёс предложение об улучшении сложившейся ситуации: — А ты не мог бы там… расколдовать ее? Щёлкни пальцами и всё! Нет заклятья — нет проблемы? Амур вздохнул устало: — Всё-то у Вас смертных, просто… Щёлкнуть пальцами и всё… Если бы! Так нельзя! Надо, чтобы ради неё кто-то пожертвовал собой. Есть закон — если смертному не исполнилось девятнадцать, но исполнилось пятнадцать, нужна жертва… — Ох… Мать-перемать! А ещё «Настоящая любовь ничего не боится…» -Что поделать, этот юноша может, конечно, её спасти, но тогда последним, что он увидит, будут её глаза. Синдбад вздохнул и снова сматерился. Пока он и Эрот спорили о тонкостях традиций и законов, Миро тихо произнёс: — Увидеть её глаза. Увидеть… Это всё, чего я хочу. И прежде, чем кто-то что-то успел сделать, он с неведомой точностью протянул руки к любимой и… припал губами к её. Первый и последний поцелуй в его такой ещё короткой жизни. »…Последним, что он увидит, будут её глаза.» И вроде бы Синдбад был с открытыми глазами, а всё же как и куда исчезли эти двое, он не видел. Протёр глаза от невесть откуда взявшегося песка. Пещера как пещера. Ничего особенного. Ни тебе статуй с искажёнными предсмертным ужасом лицами… ни тебе крылатых божеств Любви. Пират зажмурился.***
И снова открыл глаза. Снова эти чокнутые боги… Что пират решил для себя наверняка, так это то, что отныне ни он, ни кто-либо из его команды не будет отделяться. Точно что-то случиться. Хватит. Пират осторожно, чуть ли не на полусогнутых ногах, как на охоте, сторожась каждого лесного шороха, выбрался из пещеры и стал возвращаться по тропе.***
Спустя какое-то время он снова обернулся и… врезался в Джина. Моряк сказал капитану, что «что-то жутко ему одному тут шастать», и так как кеп не успел далеко уйти, он решил пойти с ним. Синдбад открыл рот, чтобы отдать приказ, но тут… мужчина вздрогнул и вскинул голову к небу: солнце было там же, где и было несколько часов назад. Хотя к тому времени как закончилась вся эта передряга с Амуром, монстрами и юношами, должен был наступить ранний вечер. — А ну за мной! — рявкнул Синдбад и направился к месту, где остался Лука, а потом туда, где Крыса. Все трое матросов никак не могли взять в толк, с чего бы это капитан ушел и тут же вернулся, при этом утверждая, что прошло уйма времени. Синдбад начал понимать, что ещё немного и его точно примут за сумасшедшего. И отдал приказ возвращаться на корабль. Крыса, Лука и Джин странно переглянулись, но повиновались. А капитан пошёл сзади. А где-то в глубокой пещере, в одной из горных вершин Олимпа покатывался со смеху старый Кронос*…***
Великан Кэйл неподвижно стоял, прислонившись к борту корабля, и наблюдал, как Марина, словно волчица, мечется то в одну сторону, то в другую. Её нервная походка, поджатые губы и многое другое выдавали в ней сильную напряжённость. Молодая женщина в определённый момент буквально сердцем почувствовала, что Синдбад в опасности. Не раз порывалась сбежать с корабля и отправиться его искать. Пусть бы он рассердился на неё, но она была бы рядом. И была уверенна, что с ним всё хорошо. Страх за любимого человека буквально съедал Марину изнутри. Сердце горело и покрывалось льдом одновременно. Нет, Синдбад точно вляпался куда-то! И одновременно она понимала, что раз она командует кораблём с подачи Синдбада, то ответственна за экипаж. Не может она подчиниться чувствам и интуиции, ну не может! Эта ограниченность начинала её раздражать. Вдруг подул свежий ветер с моря, ласково объяв Марину. Будто кто-то старался успокоить её, усмирить пламя странного гнева. Она вздохнула, повинуясь этому странному ощущению, и оперлась о штурвал. Опустила голову между рук. Ей нужна пауза. Или ром. Ну совсем немножко. Тяпнуть и… — Госпожа капитан, — приглушенно рассмеявшись, обратился к ней Кэйл, — ты так взорвешься. И что я тогда скажу Синдбаду?! — Кэйл… Как Синдбад умудряется сохранять спокойствие в такое время? — Мммм, а что тебя, собственно, беспокоит? Она немного помолчала. — Я чувствую, что с ним что-то случилось. — Он ушел не так давно, даже солнце не успело сдвинуться на небе. Хотя… между нами, моя душа тоже не спокойна. Но ты привыкай, тебе с этим придётся мириться. — С чем? — С постоянным ожиданием удара. Привыкай, Марина. Моряк хоть и любит жизнь как никто другой, но Фортуна та ещё бестия. Не верь этой стерве. И он рассмеялся раскатисто, гулко. Как будто по небу прокатился громовой раскат. Только чтобы немного отвлечься от напряжённости, спросила: — Разве можно так о богине? Фу, Кэйл, как грубо. — Глупости, боги и богиньки без меня разберутся. Как раз в этот момент на берегу появился развед отряд во главе с Синдбадом. Последний был зол, словно ягуар, от которого ускользнула добыча. Марина тут же поспешила навстречу. — Что произошло? Синдбад оглядел застывшую в ожидании команду, взвешивая, что стоит рассказывать всем, а что нет… Хотя, они все вместе ввязались в это, так что должны знать положение дел. — Пойдем! — он взял Марину за руку и повел на палубу, кивком указав команде следовать за ними. Команда окружила капитана, ожидая его рассказа и с удивлением поглядывая на Джина, Луку и Крысу, которые вроде бы должны знать, что произошло, но были в такой же растерянности, как и остальные. И Синдбад поведал обо всем, произошедшем в пещере. Глаза членов команды становились все больше, грозясь выпасть из орбит, а Марина все больше хмурилась. — Теперь я не отойду от тебя ни на шаг! Ни на воде, ни на суше! — заявила она, когда повисла звенящая тишина. Синдбад обернулся так резко, что чайки, уютно устроившиеся на перилах, с громкими криками взмыли в воздух. — Об этом не может быть и речи! На сухопутные вылазки на неизвестной территории будем отправляться тем же составом, что и сегодня! — Что?! А мне ты прикажешь молча сходить с ума здесь, в одиночестве?! — Ну, допустим, не молча и не в одиночестве… — Кэйл! — в один голос возмутилась пара. — Ладно, молчу… — пробубнил мужчина и последовал примеру остальных — моряки спешно покидали «поле брани», делая вид, что нашли более подходящее занятие. — Если бы я сегодня была с тобой… — Ты бы погибла в первые же мгновения схватки! — Да до нее бы даже не дошло! — Еще как бы дошло! Медуза бы в тебе еще и конкурентку увидела, а тут — тушите свечи! — Ах так! Ты хочешь сказать, что я не смогу постоять за себя?! Ну, знаешь ли! После всего, через что мы прошли, у тебя не должно было даже маленькой мыслишки такой затаится! — и, ставя точку в споре, Марина быстро зашагала в каюту. Как ей было обидно, что он воспринимает её всё ещё как изнеженную патрицианку! Женщины давно могут быть наравне с мужчинами. А ещё… Так, значит, он её любит? Так, значит, он ей верит? Синдбад проводил ее яростным взглядом и отправился к носу корабля. Команда притихла. Многие размолвки случаются от недосказанности, как например между Мариной и Синдбадом. Марина хотела и с радостью бы вызнала всё, если бы не упрямство Синдбада. Как мужчина, пират и человек, о котором заботился всю его жизнь только он, мужчина не мог высказать и выразить всё, что чувствовал. Лицезреть смертельно опасное и мерзкое чудовище, плюс очередное божество (Олимпийское, на секундочку)… Это выбило его из колеи, как выбило бы любого другого. Он побывал в тысяче и одной передряге, но эти проишествия — это слишком. Адреналин отпускал его, смешиваясь со страхом за Марину в опасную смесь. А так как сдерживаться при близких пират не был приучен, вот и «взорвался». И он, и она хотели для второй половинки лучшего… Вот только события измотали обоих, так что конструктивный диалог не вышел, увы… Как скоро эти два гордеца осознают это и придут мириться, было известно одним богам.***
Гелиос, как видно, был нынче в превосходном расположении духа. Иначе как объяснить то, что солнце на небе сияло мощью в сто сорок солнц? На небольшом рукотворном холмике сидела, обняв колени, Арсиноя. Но она не бездельничала, а напротив, бдела, не хуже великана Аргуса**. С её места наблюдения хорошо просматривалась та часть сада-парка, который прилегал к части дворца, что на тот момент ремонтировалась. Она была сосредоточена, но всё же не удержалась, чтобы не скосить глаза в ту сторону, где прогуливались Протей и Гортензия. Они прошли аллею кипарисов, и проходили рядом с отвесным краем многоступенчатой каскадной террасы, на которой в скором времени должны были высадить лекарственные травы типа шалфея и тому подобного. Опасное соседство при прогулке, но какая панорама открывалась взору… Эта даль в слегка сизой вуали и высота внушали чувство невероятной свободы. Мужчина и девушка шли, тесно переплетя руки. Обсуждали что-то незначительное… Царевич вдруг вновь ощутил желание приблизить её ещё больше. Легко расцепились руки и его ладонь прильнула к её хрупкому плечику. Она замерла, словно напуганная хрустом ветки лань, но быстро поддалась желанию греться в этих объятиях. Всё. Пройден рубеж, за который нельзя более вернуться: чувства уже пустили корни в их сердцах. Дальше — только по нарастающей. Сменилась тема: от обсуждения будущих фресок в башне Книги Мира, они перешли тому, что совсем скоро они станут мужем и женой. Ничего такого слащавого, скорее это была философская беседа, оттенённая расцветающей с каждым шагом романтикой. Говорила девушка. Из-за ветра её легкие одежды, трепеща, плотно облегали её гибкое тело, доверчиво приникая к плавным контурам. Она остановилась и развернулась лицом к Протею, и ветер, как назло, в насмешку, всколыхнул ткани и сдул русые пряди на лицо. Подняв руку, она попыталась их убрать, но пальцы не слушались, волосы соскальзывали. Соблазн «помочь» был непосильным. Царевич протянул пальцы… Лицом к лицу. Глаза в глаза. Девушка первая оборвала миг и отступила назад. Вдруг земля осыпалась и стала уходить из-под ее ног. Гортензия стала падать, не успев даже понять, что происходит, но Протей мгновенно схватил её за руку и быстро вытащил прочь от бездны. Она была напугана, осознав, что сейчас едва не произошло, и Протей, не задумываясь, сокрыл царевну в кольце своих рук. Мужчина и сам был растерян и поэтому прижимал юную невесту возможно более крепко, чем следовало… Вскрик девушки мог привлечь внимание, и рабыня спешно увела госпожу в покои, от греха подальше. А царевич направился в конюшни. Его конь занемог, и он решил проведать любимца. Идти на очередную примерку было ужасно не охота. Идти через зал Совета Двенадцати Городов не хотелось, и он пошёл по той дороге, что пролегала мимо ворот, через которые обычно на кухню передавали дичь, рыбу и т.д. Прошмыгнёт незаметно, и спокойно войдёт в конюшни. Сказано — сделано. Гудели рыбаки, принёсшие снедь. Повара хотели купить подешевле и побольше, рыбари соответственно и побольше, и подороже. Протей и головы не повернул на «белый шум». Но внезапно в него кто-то вцепился. Это был худющий, плюгавенький мужик, явно пьющий нектар Диониса не разбавленным водой. *** Протей от неожиданности отпрянул и даже поморщился (некоторые плебеи, которые были чересчур суеверными, старались стибзить часть одежд августейших особ, жрецов или вельмож. Бусины, клочок одеяний и т.п. Получался неплохой талисман на удачу). Царевич не любил такого чрезмерного почитания. Но тут митек зашептал: — Я Уго, господин! Вам тут послание… Вот! Вот! И он затряс каким-то пожёванным клочком. И только после этого он ослабил хватку. Протей потер ушибленное место и принял письмо. От кого оно могло быть? Быстро прочёл, и лицо его изменилось. Он снял с пальца кольцо с авантюрином и подал его гонцу. Тот едва не скончался на месте, получив такой крупный барыш. Второй за день. Видимо, Тюхе была к нему сегодня благосклонна. Ему было поручено привести Синдбада через мраморный павильон. Знаете, были у царей такие гости (чаще всего фаворитки и гетеры), которых принимали с огромным почтением, но тайно. Знать о них широкой общественности не надо было. Мужичку, находящемуся в полуобморочном состоянии от счастья, в помощь тут же было выделено два раба и один надсмотрщик. Дядька мировой — всегда со всеми находил язык и поручения исполнял так, как нужно. Так что всей этой разношерстной компанией они поспешили выполнять поручение. Протей же, озабоченный новостями, не сразу вспомнил, куда направлялся. Он постоял несколько минут в раздумьях о том, что же готовит судьба ему на этот раз... тяжело вздохнул и будто очнулся ото сна. Что бы это ни было, все закончится быстро и благополучно! А может быть у пирата совсем и не плохие известия, а очень даже наоборот?! Так что переживать раньше времени не стоит! С этими мыслями принц направился в конюшню.***
Но как говорят мудрые люди: «Война войной, а обед — по расписанию». Ожидая появления Протея, Синдбад был как на иголках (да и Марина тоже), и есть ему вообще не хотелось. Но не могла же голодать вместе с ним и его команда? На «Химере» кашеварили Джин и его брат-близнец. Только они могли состряпать что-то съедобное из куриных яиц и огурцов. В этот раз благодаря халявным продуктам их обед был более разнообразным. А финикийское вино только подняло команде настроение. Марина по-прежнему не разговаривала с мужем, но всё же шмякнула плошкой с едой перед его носом. Синдбад проворчал что-то и ушёл в каюту. Марина, оскорбленная таким финтом мужа, ушла на капитанский мостик. Её мысли занимали Синдбад, хотя она бы и сама не признала этого, и Протей. Главным был вопрос — как ей себя держать на протяжении всего плавания? Делать вид, что между ней и принцем ничего не было? Но ведь все и так все знают! Ох сколько шуточек будет… Матросы же остались отдыхать на палубе. На той ее части, что была ближе к носу корабля. Как же обойтись без задушевного разговора? Речь шла о