Семья - это святое. Часть 2

Кол недовольно зажмурился, отворачиваясь от бьющих в глаза лучей прожекторов, окружающих сцену в джазовом баре. Он не помнил, как оказался здесь, продолжая заливаться бурбоном, после того как в переулке едва не убил очередную туристку, которая имела неосторожность попасть ему на глаза. Склонившись к стойке, Майклсон нахмурился, замечая, что его бокал совсем опустел и тут же сделал знак протирающему бокалы бармену о новой порции бурбона. Кол знал, что ему нельзя трезветь — в минуты просветления совесть давала о себе знать, напоминая о том, как он поступил с женой и вампиру, так и не желающему признавать свою неправоту, вовсе не хотелось погружаться в размышления о произошедшем. Конечно, оставался вариант совсем отключить чувства, но пример Хелен, сорвавшейся с катушек настолько, что она стала союзницей Авроры, мечтающей избавить мир от Майклсонов, совсем не вдохновлял. Кол знал, что избавившись от человечности в этот раз, он рискует никогда больше не вернуть эмоции — слишком сильно была сейчас его жажда крови, разбуженная яростью от предательства Виктории. Чертов Гриффит, сжимающей в объятьях рыжеволосую ведьму, вновь встал у Первородного перед глазами, вызывая приступ неконтролируемой ярости. Вампир никак не мог избавиться от этой картины, разрушающей его сознание раз за разом, но очень быстро на смену злости и ненависти, пришла боль, вместе с осознанием того, что его любовь к Тори никуда не делась. Вот только теперь вместо радости и счастья она погружала его все глубже в пучину ревности и злобы, жажды мести, которую он пытался заглушить привычными способами. Но бурбон и кровь помогали все меньше. Майклсон залпом осушил наполненный золотистым напитком рокс, прося еще, на что бармен, криво улыбнувшись, поставил перед ним бутылку. Кол кивнул, наполняя бокал бурбоном, но прежде чем он поднес его к губам, вампир заметил у входа всполох красных волос, а после почувствовал запах. Тонкий, свежий, знакомый до боли запах его жены, появление которой в этом захолустном баре не могло быть случайностью. Тори искала его. Осознание этого факта вызвало в Первородном бурю чувств, самым сильным из которых было немедленное желание увидеть ее, и Виктория не преминула исполнить его, присаживаясь рядом с вампиром у стойки. Она даже не повернулась в его сторону, заказывая бокал вина, пока Кол жадно изучал красивое лицо, очертания пухлых губ, вкус которых он помнил слишком хорошо, локоны рыжих волос, мягко падающих на плечи. При этом он не мог не заметить, что ведьма заметно похудела, и на ее лице явно читались следы недавних слез, и угадать, кто был их причиной, было совсем не сложно. Злорадство, что Кол ощутил в этот момент испугало его самого. Ее страдания, приход, то, что она села рядом — все это было словно бальзам для его жаждущей мести души, и губы Первородного невольно растянулись в улыбке, которая, впрочем, быстро исчезла с его лица, стоило Виктории, залпом осушив бокал красного вина, резко развернуться в его сторону. Зеленые глаза, выделявшиеся на бледном лице, впились в черные, и с Майклсона вмиг спало все его самодовольство, когда он увидел, сколько боли таиться во взгляде жены, для которой встреча с ним вряд ли была простым решением. Укол совести был слишком ощутим, и Кол, сам не желая того, почувствовал себя виноватым, но гордость и упрямство мгновенно напомнили о себе, отзываясь волной злости. — Соскучилась? — протянул он, насмешливо щуря черные глаза. — Да. Ее ответ, которого Первородный совсем не ожидал, на мгновение выбил из легких весь воздух, и Кол стиснул зубы, призывая на помощь все свое самообладание. Он знал, что Виктория не врет — научился понимать это уже давно по ее интонациям, жестам, голосу, но дело было даже не в этом. Тори в принципе не лгала ему, за исключением тех редких случаев, когда ее на это подбивали сестры, и тем сильнее был удар от ее предательства, на которое как он думал, рыжеволосая ведьма бы никогда не пошла. Он ошибался. Помешанная на ревности злость вновь поднялась в нем, заливая все вокруг алым, и Кол с силой стиснул тонкую девичью ладонь, резко притягивая жену к себе. — А что, Гриффит не так хорош, как ты надеялась? Насмешка и презрение, ненависть и злость лились из его голоса, пытаясь скрыть обиду и боль, но Тори услышала их и в зеленых глазах напротив отразились те же чувства, разве что к ним добавилось еще и сожаление. — Ты знаешь, что не прав, — выдохнула она, качая головой, — знаешь, что ничего не было. Виктория даже не пыталась вырвать свою руку из его стального захвата, хотя это наверняка причиняло ей боль, и Кол невольно ощутил, как его повело от прикосновения к ее нежной коже, дурманящего запаха волос, ее хрупкости и слабости. — Зачем ты пришла? — прохрипел он, склоняясь к бледному девичьему лицу, — зачем, Тори?! — Ты должен вернуться, — прошептала та, порывисто дыша, — Хелен… Но Кол не позволил ей договорить. С силой отрывая ведьму от стула и подхватывая ее на руки, он устремился в темный коридор, ведущий к запасному выходу, оказавшись в темноте которого, Первородный прижал ошеломленную его действиями Викторию к стене, стискивая дрожащие плечи. — Хелен, Кристина, Французский квартал, — глухо заговорил он, щуря пылающие гневом глаза, — есть лишь они! Они и Гриффит! В твоей жизни нет места для меня, не так ли? И пришла ты не из-за любви, не потому что хочешь вернуть меня! Тебе нужна помощь, верно? Так говори, кого нужно убить! Но знай, что в этот раз я потребую плату! И прямо сейчас я возьму аванс! И не дожидаясь ее ответа, Кол смял в нетерпеливом поцелуе приоткрытые губы, грубо сжимая девичьи бедра. Не ожидавшая такого поворота Тори замерла, не сопротивляясь его жадным ласкам, и ее покорность стала последней каплей, окончательно лишившей Первородного контроля. Словно почуявший добычу зверь, она набросился на нее, разрывая одежду, чтобы поскорее ощутить гладкость нежной кожи, напитаться ее запахом, овладеть той, что должна быть его. Вся. Без остатка. Его, а не Гриффита, не Хелен, ни Кристины. Оторвавшись от припухших губ, Кол прошелся дорожкой влажных поцелуев по шее, тонким ключицам, пока его внимание не сосредоточилось на налитой груди, что совсем не скрывали обрывки, в которое превратилось платье Тори. Коснувшись языком нежного соска, он тут же сжал его зубами, не замечая крика ведьмы, не реагируя на ее просьбы остановиться. — Кол, прошу, нет… Ослепленный страстью вампир слышал лишь свое имя, и его ласки становились все яростнее, настойчивее. Пока губы терзали нежные соски, мужская ладонь скользнула ниже, касаясь дрожащих бедер, приближаясь к шелку трусиков. — Кол, остановись! Сильные пальцы потянули вниз тонкую ткань, с треском разрывая ее, но в следующий миг крик Тори слился с неистовым гулом, что взорвался в голове Кола, заставившись его пошатнуться. Это была магия. Привычная, слишком знакомая магия его жены. Вот только на этот раз направлена она была на него. Качая головой, вампир распахнул глаза, и в тот же миг ощутил удар по щеке. — Как же я ошиблась в тебе, Кол Майклсон, — очень тихо проговорила Виктория, отчаянно пытаясь привести в порядок свою одежду, — тебе на всех плевать, кроме себя самого. Я не хочу тебя больше знать. И прежде, чем Первородный успел сказать хоть слово ей в ответ, ведьма исчезла в темноте длинного коридора, скрыв себя чарами.