Семья - это святое. Часть 2

Кол Майклсон никогда не был героем, и точно не собирался им становиться. Поэтому, первым о чем он подумал, выйдя из особняка Авроры и заметив краем глаза, что Винсент едва справляется с зажавшими его в тиски тремя гибридами, было то, что справедливость все же существует — покусившийся на его жену ведьмак заслужил смерть. Эта мысль была сладостной, отдающей древними, как сама жизнь местью и ревностью, и в этот миг Первородный в очередной раз убедился в том, что он отнюдь не положительный персонаж в любой истории — не спаситель, не герой, не рыцарь. И он сам не понял, как оказался рядом с Гриффитом, раскидывая в стороны гибридов и вырывая одному за другим сердца. Кол не знал, зачем он сделал это. Но точно знал из-за кого. К тому моменту, когда последние враги были превращены в прах, дверь особняка распахнулась и по озаренной магией поляне пробежал одобрительный гул. Клаус вышел первым, держа на руках сына, и это было неоспоримым свидетельством победы Первородных. Армия Авроры Де Мартелль потерпела поражение, и Новый Орлеан вновь принадлежал Майклсонам. При мысли об этом на губах Кола невольно мелькнула ухмылка. Он не сомневался в том, что Кристина не даст Клаусу, готовому оставить свой дом, о том, что из них оказался настоящим хозяином города и боролся за него до конца. Впрочем, ведьмы и оборотни могли бы оказаться и на месте преданных рыжеволосой вампирше гибридов, не расскажи Тори о замысле сестер ему и его братьям. Воспоминание о жене предсказуемо отозвалось ноющей болью где-то в области сердца и Кол стиснул зубы, стараясь не показывать вида. Празднующей победу толпе вряд ли были интересны его печали. Винсент держался поодаль, стискивая окрасившийся багровым рукав куртки и пытаясь сдержать кровь. Ему, как и всем остальным, укушенным гибридами была нужна кровь Клауса и Кол понял, что прежде чем вернутся домой, им предстоит еще много работы. Отчасти он был даже рад этому. Время, отделявшее его от разговора с Викторией позволяло тешить себя надеждой о том, что может быть по-прежнему. Но Первородный знал, что Тори достойна самого лучшего. Он же таковым явно не был. К тому моменту, когда Кол, сопроводив Винсента и закончив дела в Квартале, вернулся домой, во внутреннем дворе остались лишь Марсель и Клаус, распивавшие бурбон, на приглашение которых присоединиться, вампир лишь отрицательно покачал головой. То, что он собирался сделать требовало трезвого разума, а напиться он успеет позже, если Тори выставит его вон. Если? Или когда? Первородный сам не заметил, как оказался у двери их спальни, замирая на пороге, прежде чем его ладонь решительно легла на массивную ручку. Ему не нужно было напрягать слух, для того, чтобы понять, что комната пуста, но это было Колу только на руку. По крайне мере, у него было хоть немного времени для того, чтобы побыть с месте, где все было пропитано близостью с той, что он так глупо потерял. Майклсон замер у окна, прикрыв глаза, вдыхая едва ощутимый аромат сладковатых духов. Он не знал сколько времени стоял так, прежде чем услышал удивленный голос Виктории. — Кол? Что ты здесь делаешь? Кристина сказала, что ты в Квартале… — Я был там, — кивнул Первородный, медленно поворачиваясь лицом к стоящей на пороге ведьме, — прости, если напугал тебя. Я просто… просто хотел вспомнить. Братья хотят, чтобы я вернулся в особняк, но я не уверен, будет ли это правильно. Вампир умолк, глядя на опустившую глаза Тори, которая кусала губы, словно хотела что-то сказать, но не решалась. — Ты спас Винсента, почему? — наконец тихо проговорила она, поднимая на мужа осторожный взгляд. — Не знаю, — пожал плечами тот, натянуто улыбаясь, — просто захотелось ему помочь. Это все дурное влияние сестер Уайт и немного Элайджи. Его слова вызвали у Виктории привычную улыбку, которая появлялась на ее губах, всякий раз, когда муж шутил, но в следующий миг, лицо ведьмы вновь стало серьезным, потому что Кол продолжил говорить, и на этот раз в его тоне не было и намека на веселье. — Винсент — сильный ведьмак, он сможет тебя защитить. И уж точно он не будет тебя ревновать к каждому столбу. Тебе будет хорошо с ним, а я не стану вам мешать. Слова Первородного прозвучали в полной тишине. Виктория слушала его, широко раскрыв глаза, но все же ни жестом, ни взглядом она не выразила того, чего так ждал Кол — единого, малейшего намека на то, что он все еще нужен ей, на то, что все можно исправить. Это значило лишь одно, и Майклсон стиснул зубы, стараясь взять себя в руки — расставаться с последней надеждой было слишком тяжело. То, что он чувствовал нельзя было назвать даже болью — Кол знал, что заслужил все то, что происходило, и не винил Тори за то, что та не хотела давать ему последнего шанса, его будто поглотила пустота, и единственное, чего сейчас хотелось Первородному — уйти. Уйти как можно дальше от той, что больше никогда не будет принадлежать ему. Очень медленно, Кол сделал шаг вперед, поцеловал Тори в щеку и направился к двери, но не успел вампир коснуться массивной ручки, как услышал тихий голос жены, шепчущий непонятные ему слова, и неведомая сила толкнула Майклсона к кровати, сковывая движения рук и ног. — Тори, что ты делаешь? — ошеломленно проговорил он, вглядываясь в горящие решимость зеленые глаза жены, которая смотрела на него, недовольно поджав губы. — Ненавижу, когда ты все решаешь сам, за нас двоих, — отозвалась она, качая головой, — ты прав, Винсент мог бы стать для меня идеальным мужем. Если бы не одно «но» — больше ста лет назад я уже вышла замуж за сумасшедшего Первородного, которого я как не старалась, не смогла забыть. А потом, она склонилась к лицу Кола и нежно поцеловала его в губы. Первородный на миг замер, не веря в происходящее, но Виктория — ее запах, вкус губ, тепло кожи — все было реальным, настоящим, и Майклсон понял, что ему еще есть за что бороться. Его уверенность в этом многократно усилилась, когда ведьма, оторвавшись от его губ, прошептала: — Я тебя люблю и я очень скучала. — Докажи, — само собой сорвалось с губ Первородного, о чем он сразу же пожалел, но Тори кажется пришлась по вкусу его провокация, и на алых девичьих губах мелькнула дразнящая улыбка. Впервые в жизни Кол не сопротивлялся магии, напротив, он хотел чтобы действие чар не заканчивались. Первородный наслаждался ласками жены, ее нежными прикосновениям, пока Виктория медленно избавляла его от рубашки, покрывая широкую грудь поцелуями. — Тори, — хрипло протянул Майклсон, не отрывая взгляда от прекрасного лица ведьмы, — прости меня за все. Я — ревнивый дурак… — Я давно тебя простила, — отозвалась ведьма и и губки растянулись в хитрой улыбке, — но немного мучений ты заслужил! Кол свел брови, не совсем понимая, что именно имеет ввиду жена. — Будешь меня пытать? Испытывать новые заклинания? Я готов на все, лишь бы ты была рядом. Я буду смиренно лежать. Но говоря это, Кол еще не догадывался, что это будут самые жестокие пытки в его жизни, и что просто лежать он не сможет. Первородный понял это слишком поздно — тогда, когда пальцы жены проникли под резинку боксеров, освобождая напряженный член. Девичья ладонь сжала мужскую плоть, нежно прошлась по всей длине, а следом, тот же путь повторил и язычок ведьмы. Розовые губки сомкнулись вокруг головки члена, лаская и даря наслаждение, отчего Кол едва смог сдержать крик, отчаянно пытаясь освободиться. — Тори, — прорычал он, — сними заклинание! Но в ответ ведьма лишь взмахнула рукой и магия еще сильнее прижала к постели руки Майклсона. Виктория приподнялась вверх, отвлекаясь от дразнящих ласк, и Кол облегченно вздохнул, надеясь, что она поменяла решение, но вместо этого, девушка принялась расстегивать лиф своего платья, которое вскоре оказалось на полу. Вместе с бельем. Полностью обнаженная, прекрасная, она медленно склонилась к Первородному, почти касаясь его губ своими. — Мне было очень одиноко в этой постели без тебя. И словно в подтверждение своих слов, Тори выгнула спину, так что твердые соски заскользили по мужским губам, и ниже — по груди, животу Первородного, пока не замерли у паха. А задыхающийся от наслаждения Кол все еще не мог поверить в то, что происходящее в их спальне не сон, что жена его простила. Ему казалось, что вот-вот ведьма встанет и уйдет, но у Виктории, как оказалось, были совершенно иные планы. Зеленые глаза ведьмы искрились магией, страстью и весельем, в то время, как Кол тяжело дышал и был похож на раненное животное, когда упругие девичьи груди сомкнулись вокруг мужского члена, совершая ритмичные движения. Это было уже слишком. Первородный хрипло простонал, сминая пальцами бархатное покрывало. Желание — острое и сильное, накрыло его, стремительно приближая к пику, но коварная ведьма, словно чувствуя это, отстранилась от мужа, довольно улыбаясь. — Освободи меня, — прорычал Кол, вновь пытаясь пошевелить руками, но магия Виктории была слишком сильна. — Это ты называешь «смиренно лежать»? — вскинула бровь она, явно наслаждаясь процессом, — думаю, мы продолжим. Первородный лишь проскрипел зубами, но в следующий миг он едва смог сдержать стон, когда Тори прошлась тонкими пальцами по его каменной плоти, едва касаясь головки. — Я хочу тебя, — выдохнула она, и развела в стороны бедра, усаживаясь на мужской пах. Горячая и влажная, она едва касалась промежностью пульсирующего от желания члена вампира, не позволяя мужу наполнить себя, отчего вампир сходил с ума, вновь и вновь пытаясь вскинуть вверх бедра, чтобы наконец прервать мучительную пытку. Безрезультатно. — Виктория, хватит играть! — прорычал он, окончательно зверея, но та и бровью не повела. — Это мне решать, Кол Майклсон, — заявила она, ускоряя движения бедрами и это стало последней каплей в чаше терпения Первородного. Его жена была сильной ведьмой, но даже она не могла бесконечно удерживать тысячелетнего вампира, особенно когда он был в ярости. И хотел ее. Ничего не подозревающая Виктория сладко простонала, когда головка члена коснулась ее клитора, и Кол понял, что пора. — Моя очередь, — выдохнул он, и в следующий миг магия Тори уступила силе Первородного и ведьма оказалась на спине, с широко разведенными ножками, а оказавшийся сверху вампир, резко подался вперед, наполняя жаркое лоно. — Но я не буду тебя мучить, — улыбнулся Кол, любуясь раскрасневшимся лицом жены, которая по всей видимости была совсем не против смены ролей. Девичьи ножки сошлись за его спиной, и Первородный прикрыл глаза, утопая в наслаждении. Все было по-настоящему — и его быстрые, глубокие толчки, и ее горячие стоны, и их слившиеся во едино тела, и это место, и женщина, что была рядом с ним. Все наконец было правильно. И когда Тори задрожала, выгибаясь под ним дугой и достигая пика, Кол смял ее губы в поцелуе, ловя каждый стон, каждое слово, каждое ее движение, чтобы миг спустя последовать за ней. Ослепленный наслаждением и обессиленный, Майклсон вдыхал запах волос жены, позволяя себе, наконец, свободно выдохнуть. Теперь он был дома.