Первые уроки

Она больше не пыталась подойти к воротам — заключенные осаждали хлипкие баррикады, которые стражники возвели на скорую руку, постоянно, и был шанс пересидеть где-нибудь, пока они грызутся с воинами. Она все чаще боялась брать с собой на вылазки Меча — в свою неуязвимость для смерти она почти уверовала с тех самых пор, как, перепугавшись, сумела взорвать голову одного из преступников, но вот собакой рисковать не хотела. Она думала попросить стражников присмотреть за ним, но передумала — с них станется отправлять ни в чем не повинного пса на верную гибель, а она уж точно лучше о нем позаботится.  — Хороший Меч, — говорила она, гладя его по голове, отчего пес едва слышно скулил и напрягался, но не нападал — видно, магия желания, которой она приказала собаке следовать за ней, была достаточно сильна; в такие моменты ей хотелось бежать куда угодно, узнать больше о своих способностях, но пока ей было достаточно того, что она могла защищаться и защищать друга. — Надо бы поесть. Только чуть позже. Ладно? Это «чуть позже» она постоянно отодвигала, надеясь выиграть больше времени перед тем, как голод вгрызется в их желудки кривыми когтями, а в голове поплывет и засверкает яркими пятнами. Меч давно перестал воротить нос от всякой еды и теперь наравне с ней с жадностью поедал даже огурцы; мясо, которое попалось им в хранилище, прогнило до последнего куска — и ей, когда она переворачивала червивые отрезы, хотелось плакать от обиды. Меч, правда, съел их потом — но мучился долго, и так, что ей казалось, он умирает.  — Надо бы пойти посмотреть, может, в той лавке осталось хоть что-то? — заметила она вслух. — Помнишь, которая торговала веревками? Это, конечно, не совсем то, но вдруг там остались какие-нибудь сухари. Что думаешь? Меч не отреагировал. Он лежал неподвижно, безмолвно, похожий на труп — но она и не ждала никакого ответа, не рассчитывая даже на ответный лай; ей бы хотелось иметь собаку без того, чтобы подчинять ее — но все же так было лучше: Меч не мог привлечь заключенных неосторожным лаем и не мог геройски погибнуть, бросившись ее защищать. Так и правда было безопаснее для них обоих — но ей все равно было обидно.  — Я думаю, — произнес незнакомый голос, чуть растягивая гласные. — Что тебе стоило бы объяснить, кто ты такая. Она медленно повернула голову, замерла: эльф не целился в нее из лука, но она чувствовала, что, если бросится на него — умрет сразу же. Ситуация и вправду была дурацкая, глупая и потому злила ее до слез. Стоило бы, конечно, попробовать тот фокус со взрыванием головы — но она и сама не знала, как это сделала, да и не похож был этот эльф на того придурка с ржавым мечом. Во всяком случае, у него была нормальная одежда, а не лохмотья.  — Сначала ты дашь мне поесть, — возразила она больше из упрямства, чем из голода, но живот требовательно заурчал. — Мне и Мечу. Эльф безмятежно улыбнулся — в ней вспыхнуло раздражение: ну надо же, на сытый желудок и вправду легко скалиться — и пожал плечами:  — Что ж, хорошо, я и сам не прочь перекусить. Не знаешь, где здесь та таверна, о которой столько рассказывали?  — Знаю, — она отступила поближе к псу. — Но тебе не скажу. Мы можем подняться на крыши, и поесть там. Зомби не лазают.  — А твой пес? — хмыкнул он; его цепкий взгляд ощупал и ее лохмотья, и рога на голове, и грязные ладони. — Хотя, вижу, ты его зачаровала, так что он вполне может сломать лапы, пытаясь.  — Я бы не заставила, — возмутилась она. — Меч хороший, и я его спасла.  — Ну да, ну да, — он вздохнул, достал из-за спины увесистый лук, наложил стрелу на тетиву и прицелился в нее. — Будь добра, не дергайся, я все-таки собираюсь убить тебя быстро.  — Т-ты… чего?! — от страха она бы не смогла даже пошевелиться, но возмущение придало сил. — Да что я тебе сделала-то?! Ты тоже такой дурак, что веришь в то, что я тюрьму открыла, да? Это Залка сказала тебе? Ну и пусть, давай, убивай, никчемный остроухий хрен, тыкай во все своими стрелами! Надеюсь, эти уроды выжрут твои мозги — если они вообще были у тебя когда-то! Эльф выслушал все до самого конца, все так же безмятежно улыбаясь и направляя на нее стрелу. Когда она закончила и, задыхаясь от гнева, уставилась на него, не мигая, он задумчиво кивнул:  — Замечательно. Действительно, почти Илора. Увы, — он соизволил взглянуть на нее. — Эпитафия получится слишком длинной, так что давай решим вопрос проще: ты проводишь меня к заброшенной таверне, я тебя накормлю, и ты расскажешь мне, кто ты такая и откуда взялась на Первичном Материальном Плане. Идет?  — Первом… чем?  — Это неважно, — улыбка наконец-то стерлась с его лица. — Лучше скажи, согласна ли ты с планом в целом.  — Она нахмурилась, скрестила руки на груди, пиная выпадавший из мостовой камень. Выбора не было, но признаться в этом было выше ее сил.  — Да, — раздраженно процедила она себе под нос.  — Прости, не расслышал. Увы, я лишь никчемный остроухий…  — Да! *** Таверна после смерти Даггерта и Марты запустела, да она и не пыталась поддерживать в ней особый порядок: не ровен час, завалятся заключенные, будет легче убежать, если они не будут видеть дальше собственного носа. На кухню она старалась не смотреть: нестерпимо было видеть пустоту на месте Марты, доброй и чудной Марты, которая так любила рассказывать про свой чайничек. Мысль засела в голове крепко. Еда у эльфа и правда была вкусной — впрочем, для того, кто по улицам бегал месяцами и отщипывал от куска хлеба по кусочку целыми днями, любая еда показалась бы вкусной. Особенно приятной была безопасность: даже когда она залезала на крыши, приходилось следить за псом и не выпускать его из виду, чтобы не потерять. А тут был целый эльф с луком!  — Итак, — он заложил руки за голову, рассматривая ее. Даже на полу он умудрялся сидеть так, что спрятаться хотелось. — Теперь, когда ты наелась так, что за ушами затрещало, давай поговорим о том, кто ты такая. Ты не чистокровный демон, это видно. Поставил бы на полукровку, но, увы, по ним я работу не писал. Писал по тифлингам — не хочешь послушать?  — Неа, — отозвалась она, подсовывая Мечу еще одну косточку.  — Понятно. Она вдруг заметила, что его лук прислонен к колченогому столу совсем рядом, и, если она сделает рывок достаточно быстрый, то… Эльф перехватил ее взгляд:  — Не смотри на него так. Если ты забыла, я искатель приключений и городской стражник, хоть второе и временно. Попытаешься на меня напасть — скорее всего, умрешь.  — Ты мне этого не говорил, — огрызнулась она.  — Запамятовал.  — Хочешь сказать, я и так не умру? — она раздраженно мотнула головой, отгоняя муху. — Ты сам сказал, что собираешься меня убить!  — Но я не собираюсь, — он помолчал, покрутил в пальцах прожженную деревянную статуэтку, вытащенную из рюкзака. — Мне, пожалуй, интересно. Вообще, если хочешь, я могу вывести тебя из квартала — и я не понимаю, почему ты сама не сбежала до сих пор.  — Нас не выпускают, — пробормотала она.  — Выпускают, — отрезал эльф. — И давно. Так почему маленькая демоница не сбежала? Испугалась, что тирране пристрелят?  — Дело не в этом! — его снисходительный тон бесил похлеще, чем старые байки кумушек. — Нас не выпускали! А потом… потом я подумала — а почему бы не остаться? У меня есть Меч и еда кое-какая, и в квартале я немного ориентируюсь, а там…  — Нет ослепленных жаждой крови преступников, всего-то, — он хмыкнул. — Да, плюсы явно перевешивают. Некоторое время они провели в молчании. Она равнодушно ела хлеб, отдавала корки Мечу — теперь он уже воротил от них нос; в конце концов, наелся хоть настоящего мяса, подумала она. Уже хорошо — сегодня не придется тратить запасы. А эльф может хоть от голода помереть.  — О родителях своих не расскажешь?  — М? — она взглянула на него раздраженно. — С чего это всех только это и интересует?  — Может быть, из-за твоих рогов и глаз, — фыркнул он. — Если ты сейчас и крылья во всю спину развернешь, не думаю, что буду сильно удивлен.  — Нет у меня таких больших крыльев, — возразила она и зевнула, уперевшись локтями в колени. От таких расспросов хотелось нагрубить, но она держалась. — Я мало знаю. Болтают тут всякое, а Марта не говорила. «С демонами связались», — передразнила она, смаргивая слезы: вспоминать о Марте было горько. — Болтали, что мать была суккубом, а отец так вообще паладином — и, видно, дураком. Наложил на себя «етимью» и сгинул с концами.  — Епитимью, — поправил эльф машинально. Она едва удержалась от того, чтобы не вскочить на ноги:  — Да без разницы, пусть хоть веревку вокруг горла обвяжет! Нашелся честный и непорочный, девица на выданье! А как отвечать — так сбег, да? Я-то не суккуб, я человек! Настоящий, взаправдашний человек!  — Успокойся, — он потер переносицу с видом великомученика. — Ты не человек, ты полукровка. Кажется, таких называют камбионами, но нужно обращаться к тем, кто разбирается — все-таки про работу о тифлингах я солгал. Это во-первых.  — Ну, а на второе что? — буркнула она, едва сдерживая гнев: не человек, ага, как же, тащи на костер и жги, пусть в Бездну свою отправляется.  — Ты не назвала своего имени.  — Ты тоже ничего о своем не сказал!  — Ну нет, — он взглянул укоризненно. — Ты сегодня второй раз мне условия ставишь. Давай. Баш на баш. Она помолчала, выдерживая его взгляд, затем уткнулась лицом в предплечья и буркнула нечто нечленораздельное. Эльф поднял брови, дернув уголком рта:  — Прости, что​?  — Лиллей, — она подняла взгляд, краснея, как рак — даже шея, кажется, пошла пятнами, на медной коже наверняка выглядевшими как язвы. — Я же сказала, отец был дурак, каких поискать! Ну что, весело, да?  — Вообще-то, — закашлялся эльф, едва сдерживая смех, — да, очень. Он прикрыл глаза и пробормотал едва слышно:  — Во имя Кореллона, такое имя — одна из форм пытки.  — Тебя-то как зовут? Может, еще смешнее?  — Ну нет, такого кошмара, как у тебя, мне не досталось. Я Фелларган, если тебе это о чем-то говорит.  — Неа.  — Ну, — вздохнул он. — Нет, так нет. Даже хорошо. Ей хотелось спать; она поморгала, надеясь, что это поможет, но глаза слипались все неумолимее. Еда, тепло, безопасность — она успела отвыкнуть от всего этого. Взгляд эльфа чуть отрезвил: да ведь он уйдет, и все, она и дальше будет выщипывать крохи из скудных запасов и бояться каждого поворота.  — А ты что будешь делать? — спросила она тихо. Фелларган посмотрел на нее с сомнением:  — Сам не знаю. Будь ты человеком, отвел бы тебя к леди Арибет… но не уверен, что ты кожу себе до мяса не счешешь. А от стражи ты сбежишь сюда, так? — в ответ на ее кивок он вздохнул. — Да, нашел себе проблему на ровном месте. А хотя… Молчание нервировало. Лиллей вцепилась в лапу Меча, не обращая внимания на скулеж, напоминающий детский плач:  — Чего? Эльф сидел так неподвижно, что, не будь у него открыты глаза, она бы подумала, что он умер — жутковатое было ощущение. Но он внезапно оживился:  — Дай-ка руку! Давай, давай! Она недоверчиво протянула ладонь и охнула — Фелларган сразу же порезал ее одним движением взявшегося из ниоткуда кинжала и обмакнул два пальца в кровь.  — Эй! — шепотом возмутилась Лиллей, отнимая руку и облизывая порез. — Ты совсем рухнул, да? Он не ответил — рассматривал ее кровь. Затем пробормотал что-то, отчего та едва заметно засияла, переливаясь розовато-алым. Это зрелище ей не нравилось — признаться честно, не нравилось так, что она бы с удовольствием разбила об его голову что-нибудь.  — Что ж, — сказал Фелларган, помолчав. — Уже хорошо. Беру тебя в ученицы. Ну, и твою бедную собаку, видно, тоже.  — Чему ты меня учить собрался? — она зашипела от боли: он порезал не так уж глубоко, но руки у нее были грязными, и всякий мелкий сор уже начал тревожить рану.  — Например, — он поднялся и достал из рюкзака флакон и протянул ей. — Вот тебе первый урок… да нет, лей на порез! Каплями и осторожно!  — Так что за урок-то? — рана не болела вовсе. Она еще поразглядывала кожу, на которой не осталось никаких следов, перед тем, как поднять на Фелларгана глаза.  — Первый урок, моя демоническая подруга, — в его голосе прорезалось ехидство. — Когда на тебя наставляют лук — надо бояться, ибо инстинкт самосохранения дан нам богами не просто так.