Увидеть тебя снова

— Кеншин! Маекава Юрико выкрикнула его имя и бросилась через комнату, кинув свою сумку на пол, схватила Кеншина и заключила его в объятия. Её потрясенный вздох застрял в горле; она всхлипнула, ошеломленная. Кеншин застыл, когда её руки обхватили его, она чувствовала, как напряглось его тело, увидела, как краска постепенно сбежала с лица, когда их глаза встретились. Её всю трясло, и сердце отчаянно колотилось. Она закрыла глаза и прижала его крепче, подняла одну руку и запустила в его волосы, прижалась к нему щекой, охваченная внезапным паническим чувством, что, если она отпустит, он уйдет, и она потеряет его навсегда. — Кеншин, — прошептала она, — Кеншин… Она почувствовала, что он рвано выдохнул и медленно расслабился, ощутила движение рук, когда Кеншин поднял их и, замешкавшись на мгновение, обнял её в ответ. Новая волна эмоций затопила её, чувство правильности, такое сильное, что слезы вновь потекли из-под сомкнутых век. Она чувствовала биение его сердца, немного ниже, чем её собственное. Это было так знакомо, так правильно, ощущение надежного тепла его тела рядом со своим, безопасная мягкость его рук, сомкнутых вокруг неё. Так знакомо, кроме… --она приподнимала подбородок, чтобы уткнуться в его плечо, когда он обнимал ее-- Юрико открыла глаза, рассеивая ощущение дезориентации, и взглянула на Кеншина в её руках. Его лицо было напротив её плеча, и что-то горячее и влажное уже начало просачиваться сквозь ткань блузки. Юрико немного ослабила хватку, чтобы позволить ему дышать, и сама глубоко вдохнула, стараясь взять под контроль нахлынувшие эмоции. С того самого момента, как она увидела его, она не могла думать ни о чем другом. Но сейчас, оглядев квартиру Сае, она осознала, что забыла даже снять туфли. Сае тихо стояла на расстоянии вытянутой руки и смотрела на неё. Смотрела на них, с мягкой улыбкой на губах и коробкой бумажных платочков в руке. Юрико покраснела и наклонила голову, глядя на свои ноги в туфлях на симпатичном сером ковре. — Ох, Сае, извини! — её голос дрожал от сдерживаемых эмоций. Она прочистила горло. Но Сае замахала на нее руками с ухмылкой на лице: — Если бы Химура-сан сказал, что он знает тебя, я бы отвезла его к твоим родителям с самого начала, — произнесла она и протянула салфетки. Юрико взяла одну и быстро промокнула глаза. Она очень давно не плакала так перед Сае, она никогда за все эти годы так не плакала. Это было непохоже на неё. Но ведь она снова увидела Кеншина… Ей так его не хватало. Его красивых глаз, его странных рыжих волос, его хрупкого тела, скрытого под этой мешковатой одеждой. Она даже не осознавала, насколько ей не хватало его. Как она скучала… Она взглянула обратно на Кеншина. От звука голоса Сае он снова напрягся и выпрямился, медленно, будто боялся двинуться. Он теперь неподвижно стоял прямо за ней, всё еще глядя на дверь, спрятав руки в рукавах своего кимоно, а его лицо было абсолютно нечитаемым. Щеки были мокрыми от слёз. Взгляд Юрико смягчился. Конечно, Кеншин бы не хотел, чтобы они застали его плачущим. Впрочем, большое мокрое пятно на плече ее блузки уже нельзя было скрыть. Она вытянула из коробки Сае две салфетки и повернулась, чтобы сдержанно предложить их Кеншину, ободряюще коснулась его руки. Кеншин замешкался на мгновение, его глаза всё еще взирали куда-то далеко, затем кивнул головой и потянулся за ними. Она сжала его руку, прежде чем отпустить. Затем Юрико сняла свои туфли и наклонилась, чтобы поднять их. — Присаживайтесь, — пригласила Сае, показывая на диван, — Я пойду сделаю вам еще чаю, — она поставила коробку с салфетками на кофейный столик и скрылась на кухне. Юрико сразу поняла, что Сае хочет сделать: оставить их одних, чтобы они могли поговорить. Сае хорошо разбиралась в этом. Её младшая кузина, намного более зрелая, умеющая налаживать отношения с людьми. Но это не сработает. Сегодня вечером она уезжает в Токио, и она забежала лишь для того, чтобы попрощаться. — Сае, подожди, — Юрико махнула рукой в сторону кузины. Кеншин вытер лицо и теперь смотрел на них, тихо, но напряженно, широко раскрыв глаза, всё так же спрятав руки в рукавах кимоно, — Я уезжаю сегодня. Если я сейчас не уйду, я опоздаю на поезд.  — Перестань, поезда ходят каждый час! Ты не можешь просто сесть на следующий? — Сае многозначительно поглядела на нее, стрельнув глазами в Кеншина.  — Но… — начала Юрико, волнуясь и пытаясь привести мысли в порядок. В её голове была полная неразбериха. Осознание того, что Кеншин сидит в нескольких дюймах от неё, лишало возможности думать. Следующий поезд. Да, она может сделать так, но тогда она опоздает на ужин. — Я не могу, — попыталась она снова, — мы сегодня устраиваем домашний ужин, я не могу опоздать: все будут ждать меня, — она обещала своим соседкам, что она приедет. Нельзя заставлять их ждать. — Просто позвони, — предложила Сае, — они поймут. — О. Да, — Юрико оглянулась, чувствуя себя идиоткой. Её сумка всё еще лежала на полу, недалеко от столика, там, где она скинула её в безумном броске через комнату. Она опустилась около неё на корточки и принялась искать внутри свой телефон, в другой руке всё еще сжимая туфли. Сае права, подумала она, снова краснея. Пальцы нащупали маленькую пластиковую тануки, что была прикреплена шнурком к телефону, и Юрико, потянув, выдернула из сумки аппарат. Она стащила его на пол и открыла одной рукой. Конечно, Сае права. Она скажет девочкам, что пропустит этот ужин, а сама останется с Кеншином и поговорит с ним… час? Два? А что потом? Юрико заколебалась, её большой палец завис над кнопкой. Нет. Что час, что два — в этом не будет особой разницы. Она снова посмотрела на Кеншина, не в силах отвести взгляд, всё еще страшась, что он исчезнет. Как она может уехать и оставить его здесь? Она убрала телефон и поднялась на ноги. — Кеншин, — позвала она. — Да? — он сидел очень прямо, сжимая в руках намокшие салфетки, лицо по-прежнему казалось отрешенным, но в широко раскрытых глазах плескалась паника. — Давай вернёмся в Токио вместе?

***

Это было невозможно. Абсолютно невозможно. Кеншин теперь понимал, как чувствовал себя Сано в том поезде в Йокогаму, много лет назад. Волоски с задней стороны шеи встали дыбом, и, даже сидя в поезде, он не мог успокоить дыхание. Этот поезд тоже проходил мимо Йокогамы, по пути в Токио. Грохот и стук колес эхом отдавался в ушах, звучал болезненно громко для его чрезмерно напряженных чувств. Было также слишком людно, вагон был переполнен пассажирами, спешащими в город воскресным вечером, и эти толпы действовали на нервы. Единственным спасением было то, что все вели себя тихо, читали газеты, книги или смотрели в эти маленькие устройства, вроде того, что выбросила из своей сумки Юрико в доме Такизава Сае. Юрико. Это не шум толпы заставлял руки Кеншина дрожать. Она смотрела на него глазами Каору. Он никогда не верил в призраков. Он никогда не верил в судьбу. Он даже никогда по-настоящему не верил в реинкарнацию, не буквально, это было лишь отвлеченным понятием, ощущением «следующей жизни», в которой те, кто умер с незавершенным делом, мог обрести свою порцию счастья. Она смотрела на него глазами Каору. Он бросил взгляд в проход между рядами, где Юрико сидела, зажатая между пожилой женщиной и худощавым молодым мужчиной, на скамье с другой стороны вагона, её кремово-бордовая сумка зажата между колен. Она была не призраком, это было совершенно точно. Её звали Маекава Юрико, дочь Такеши и Йоко. Он видел её фотографию всего два дня назад, на полке в гостиной её родителей. Они сказали, что она приедет на встречу по поводу замужества. Он мог вернуться, чтобы увидеть Юрико вчера, но решил не нарушать её планы. Он решил подождать и навестить её в Токио, сделав эту встречу последним пунктом в списке своих визитов. На той фотографии, он не увидел этого. Он отметил лишь овал лица, так похожий на лицо матери, её каштаново-рыжие волосы, как след отцовских оранжевых. Он заметил, что её глаза были голубыми, как у Каору. Но он не увидел душу Каору, глядящую из них. Они покинули дом Сае в спешке, вместе пробежали по чистым, засаженным деревьями улицам Камакуры, сквозь густой от жары воздух, наполненный стрекотом цикад, вниз, через центр города к станции. Юрико крепко сжимала его руку, в другой руке Кеншин держал ручку маленького чемодана на колесиках, который он забрал у неё еще у дверей Сае. Он молча смотрел на неё, пока она покупала билеты в автомате у входа на станцию, безмолвно следовал за ней, когда она толкнула двери и спустилась по лестницам на платформу, стоял рядом в толпе, когда она с облегчением болтала о том, что они успели на поезд вовремя. Им пришлось подождать всего лишь несколько минут, чтобы сесть. Поезд был переполнен; они оказались достаточно удачливы, чтобы найти сидячие места в одном вагоне. Было бы слишком дерзко просить еще и сесть рядом друг с другом. Он сказал ей всего лишь несколько слов. Он был слишком ошеломлен, чтобы говорить, и, хотя они уже покинули квартиру Сае, его всё еще трясло, как лист на ветру. И сейчас он не мог отвести взгляд от неё. Он продолжал бояться, что это неправда, что такого не может быть, что всё это ему приснилось, или что это галлюцинация — увидеть то, что он так отчаянно хотел увидеть, но что было слишком невозможным, чтобы быть правдой. Увидеть глаза Каору на чужом лице. Но она знала его имя, позвала его с придыханием в голосе, таким мучительно знакомым. Обвила его своими руками и прижала так крепко, как будто это было всё, что она искала. Может быть, он спал. Может, он сошёл с ума. Возможно, провалился в канализацию по дороге в Камакуру и теперь лежал там, а лиса-оборотень сидела и смеялась над ним, наводняя его голову фантазиями. Но всё это было неважным сейчас. Во сне или нет, он не мог перестать смотреть на неё. Если он отведет взгляд, она может исчезнуть, стоит ему повернуться. Она взглянула вверх, и их глаза встретились, и по спине Кеншина пробежали мурашки. Возможно, он должен испугаться, мелькнула у него мысль. Невозможные вещи не происходят в реальности. Поэтому они называются невозможными, не так ли? Но ведь другая невозможная вещь уже случилась с ним до этого, в переулке у магазина два месяца и сто шестнадцать лет назад. Но и это тоже было неважно теперь, когда она сказала ему те самые слова. Давай вернемся в Токио вместе. Эти слова достигли самого его сердца, и он знал, что, в реальности или нет, он будет следовать за ней до самого конца.

***

Она не могла отвести свой взгляд от него. Юрико смотрела на него всю часовую дорогу из Камакуры и почти запаниковала, когда поток пассажиров разделил их во время высадки на станции в Токио, выхватила из толпы мимолетную вспышку рыжих волос и судорожно протолкалась сквозь людей, чтобы добраться до Кеншина и крепко схватить. Держа его за руку, она повела Кеншина через многолюдный лабиринт переходов вниз в метро, чтобы совершить последний рывок в своём пути домой. Метро, к счастью, было почти пустым. Они сели рядом на скамью, её сумка у неё на коленях, а чемодан у Кеншина в ногах. Он вытащил свой меч из-за пояса хакама и прислонил его к левому плечу. И сейчас он выглядел немного более расслабленным: он глядел на неё расширенными от шока глазами всю дорогу из Камакуры. Она уже начала беспокоиться, что что-то не так. Теперь, по крайней мере, у них был шанс поговорить. — Кеншин… — начала она. — Да? — он немедленно повернулся к ней, как будто это и хотел сделать, с слабой улыбкой на лице. — Эээ… — возможность поговорить, но вот о чём? Юрико опустила взгляд на покоящуюся на коленях сумку, внезапно растерявшись, — …спасибо за то, что понёс мой чемодан. Кеншин усмехнулся: — Он совсем не тяжелый, — мягко сказал он, — и у него есть эти маленькие колеса, вот что я скажу, — он подался вперед и наклонил чемодан, чтобы взглянуть на колесики внизу, словно они были в новинку для него. У него нет с собой никакого багажа, запоздало подумала она. — Кеншин, — начала она, нахмурившись, — ты уверен, что я не напрягаю тебя? — Хммм, — он поднял взгляд на неё, наклонив голову к плечу, с вопросительным выражением в глазах, будто он не понял, что она сказала. Он живет в Камакуре? Или он просто приехал туда? Юрико не знала. Он легко мог переехать с того момента, как она последний раз его видела, подумала она. Но она не могла хорошенько вспомнить и то, где он жил до этого. Неважно, решила она. Она вспомнит. Важнее то, что она даже не дала ему шанса высказаться; просто потащила на станцию с собой. Он был очень вежлив, чтобы воспротивиться. — Тебе не нужно будет вернуться, — спросила она, — за вещами и всем остальным? — О, нет, — Кеншин помотал головой, улыбнувшись, чтобы развеять её беспокойство, — не за чем возвращаться, вот что я скажу. — Но у тебя нет никакой сумки, всё, что у тебя есть… — её взгляд остановился на мече, незаметно прислоненном к окну. Она не замечала его до этого. Он казался естественным, неотъемлемой частью всего его облика. Конечно, он носил меч, также, как и потертые хакама, ярко-розовое старомодное кимоно, изношенные дзори и пурпурные носки с раздельным большим пальцем. — Всё в порядке, Каору, вот что я скажу, — Кеншин снова улыбнулся ей, в глазах сверкали искорки смеха, всякий намек на панику улетучился, — пожалуйста, не беспокойся обо мне. Это должно бы быть странно, не так ли? Юрико пыталась сложить вместе куски головоломки, когда поезд начал замедляться. — Ох. Это наша остановка, — она встала, чтобы дать Кеншину немного свободного пространства, и ухватилась за поручень, в то время как поезд выкатился на станцию и дернулся, останавливаясь. Двери открылись. Кеншин поднялся на ноги и заткнул меч за пояс, без всяких усилий балансируя в движущемся поезде. Он подхватил её чемодан и последовал следом на залитую флуоресцентным светом платформу, оглядываясь вокруг с любопытством. — Сюда, — сказала она, показывая на лестницу. Они пересекли платформу и начали подниматься вверх. — Итак, Кеншин, — мягко заговорила она, оглянувшись, — где ты был всё это время? И внезапно Кеншина уже не было позади неё. Она обернулась, озадаченная, и увидела, что он замер на ступеньке у выхода со станции, между цветочной лавкой и газетным ларьком, с страдальческим выражением лица. — О, Каору, — выдохнул он, — мне так жаль, — он опустил глаза в пол, под ноги, не в силах смотреть ей в глаза, — Мне правда так жаль, что тебе пришлось ждать так долго. О, боги, она не должна была говорить этого, подумала Юрико, бросившись к нему. В его голосе была безысходность, боль, которую он не в силах был скрыть. — Нет, пожалуйста, Кеншин, — мягко проговорила она, беря его ладонь в свою, — Всё хорошо. Это не твоя вина. Правда. Он вскинулся после её прикосновения, и она выдавила ободряющую улыбку. Его глаза были сухими, но у него был несчастный вид, будто он только что осознал, что совершил что-то ужасное. Несчастный и виноватый. — Ты здесь сейчас, вот что имеет значение, хорошо? — она выпустила его руку, удерживая его взгляд несколько долгих мгновений. Наконец он вздохнул, прикрыв глаза, и потянулся вперед, взяв её за руку. Она переплела свои пальцы с его, закрыв глаза от облегчения. — Пойдем, Кеншин, — тихо сказала она, — давай вернемся домой. И повела его со станции, сквозь жар и золотой закат Токио.