***
— Ю-ю-чан! Приве-е-ет! Прозвучавшее приветствие эхом отразилось от стен, и в ванную комнату ввалилась Хана. Юрико наградила ту грозным взглядом и вытерла лицо. — Здравствуй, Хана-чан, — чопорно ответила она. Она вернулась домой с работы только пять минут назад. К её удовольствию, Кеншин вновь ждал её на ступеньках у входа, выглядящий счастливым, расслабленным и пугающе похожим на девушку в длинной клетчатой юбке, которую Юрико дала ему накануне. Юрико поднялась по ступенькам, коротко пожала ему руки в качестве приветствия и поторопилась в ванную умыться и вымыть руки перед ужином. — Что ты думаешь? Что думаешь? — повторяла Хана, практически сияя от радости. Девушка вытащила руки и покрутилась вокруг себя, показывая лазурно-голубое хаори, накинутое поверх её одежды. Оно было сшито из какой-то жесткой, дешево выглядящей ткани, края рукавов и низ были украшены большими белыми зигзагообразными треугольниками. Одинокий кандзи был напечатан белым цветом на спине. Макото. Искренность. Юрико пожала плечами. — Эм, — беспомощно выдала она, всё еще раздраженная этим «Ю-чан». — Ну, давай, Ю-чан, ты же ходила в школу! Шинсенгуми! А, подумала Юрико, вот почему вид хаори показался слабо знакомым. — Эм, — повторила она, — И что это значит? — В этот раз она смягчила реплику улыбкой. — Это для ларька с мороженым. Мы рекламируем товар. Шинсенгуми на пике популярности сейчас. Да, ты должна была видеть сериал! — Сериал? — Юрико повесила полотенце на крючок, подняла сумку с пола и развернулась, намереваясь выйти в коридор. Хана закатила глаза и воздела руки: — Ох, Ю-чан, ты так выпала из реальности. — Она потащила Юрико по коридору. — Шинсенгуми — это сейчас горячая тема! Вы это знаете, правда, Такамори-сан? — А? — Такамори с метлой в руке вышедшая из своей комнаты, улыбнулась, повернувшись к девушкам. — О чём ты, Хана, дорогая? — Спросила она, следуя за Ханой по коридору. — Этот цвет тебе идет. — Это цвета Шинсенгуми. — Заявила Хана. — Вы видели их, правда, Такамори-сан? — Видела что, моя хорошая? — Такамори пересекла коридор, чтобы поставить метлу в углубление у двери. На дощатом полу не было ни единого пятнышка. — О боги, меня окружают одни невежды, — Хана удручённо вздохнула. Такамори с улыбкой повернулась к Юрико: — Ох, и Юрико здесь! Кеншин вновь сделала ужин для тебя. Она такая милая. Она была на улице весь день, спасая мой огород, славная девочка! -Оро? — Кеншин незаметно подошедший из столовой, остановился, его глаза расширились от удивления. — Хана-доно, — показал он пальцем, — это хаори… Хана раскинула руки, показывая широкие рукава с броским белым треугольным узором. — Разве это не круто? — Она покрутилась. — Мы рекламируем товар. Продаем сироп в голубых бутылочках и всё такое. Юрико состроила гримасу: — И люди покупают это? — Конечно! — Хана высунула язык. — Шинсенгуми великолепны! Вы двое просто отстали от жизни.- Она пренебрежительно махнула рукой на Юрико и Такамори, а затем повернулась к Кеншину. — Кеншин-сан, вы смотрели «Шинсенгуми», правда? — Оро… — выражение лица Кеншина застыло где-то между смущением и ужасом. — Шинсенгуми? Э… ну… можно и так сказать… — Видели? — воскликнула Хана, торжествующе улыбаясь женщинам. — Она из деревни, но разбирается в этом гораздо лучше, чем вы двое! — Она повернулась обратно к Кеншину с сияющими глазами, балансируя на носочках. — Итак! Кеншин-сан! Кто вам больше нравится? — Она изобразила, что вытаскивает меч из ножен, делает выпад и наносит удар. — Хиджиката? Кондо? На лице Кеншина застыло выражение ужаса и непонимания: — Кто мне нравится? — Повторил он тонким голосом. — Или Окита? — Хана мечтательно выдохнула, на мгновение прижав ладонь к щеке, — Он такой милый! — Милый? — Или, — Хана ахнула, её глаза расширились, и она прижала руку ко рту. — Нет-нет, только не говори мне, что это Сайто! — Будет безопаснее сказать, что это не так, вот что я скажу, — Пробормотал Кеншин. — Ну ладно! — Прижав руку к груди в утешающем жесте, Хана закатила глаза, а затем улыбнулась: — Хорошо, ты можешь не говорить мне при них. — Она пренебрежительно показала пальцем на Юрико и Такамори. — Но когда-нибудь, если ты скажешь, кто твой кумир, я расскажу, кто нравится мне! — Хана с ухмылкой подмигнула Кеншину. — Оро. Улыбка коснулась губ Юрико. Кеншин оказался Хане не по зубам. — А, кстати говоря, я принесла моти* из красной фасоли. — Хана нырнула в свою сумку, стоящую у входной двери, и вынула пластиковый контейнер. — Мммм, моти! — Она кокетливо подняла контейнер, показывая всем белый аппетитный десерт, и вновь бесхитростно улыбнулась Кеншину. — Я могу присоединиться к вам за ужином?***
Ужин вновь принес удовольствие. Юрико не могла вспомнить, когда она ела настолько вкусную традиционную еду. Это была простая, старомодная пища, приготовленная из риса и овощей. — Юрико не была на сто процентов уверена в этом, но она не заметила совсем никакого мяса или рыбы за столом этим вечером; и, тем не менее, еда была очень сытной. А овощи казались очень свежими. Она непринужденно болтала с Кеншином и остальными — Хана и Такамори в итоге присоединились к ним за ужином, — последняя по настоянию Кеншина, — и наслаждались общением и едой. — Это была идея Кондо, — говорила Хана. Она была в своём бирюзовом хаори и весь вечер напролет выкладывала впечатления о своём любимом сериале. — Знаете, они все учились в одном додзё? До революции. Кондо, Хиджиката, Окита и еще несколько человек. Там они постигли искусство Тэннен Рисин Рю. Такамори вежливо слушала Хану, кивая и время от времени издавая утвердительные звуки. — Это их стиль меча. — Добавила Хана и принялась описывать его отличительные черты. Юрико проглотила еще немного тушеных баклажанов, смакуя их насыщенный вкус. Кеншин на самом деле превзошел самого себя, подумала она, нежно улыбнувшись ему, сидящему с другой стороны стола. Во время монолога Ханы он задумчиво жевал, опустив глаза. Юрико понаблюдала за ним некоторое время. Кажется, он не слушал вдохновенную речь её соседки. Юрико слабо ухмыльнулась. Должно быть, это к лучшему. Она тоже не пыталась вникнуть в повествование. Если бы она серьезно вслушивалась в болтовню Ханы, из её ушей уже давно пошла бы кровь. -… А во время войны Бошин, Хиджиката не мог сдаться! — Восклицала Хана, оживленно жестикулируя с помощью палочек, которые она держала в руке. — Он продолжал сражаться, даже зная, что это было безнадежно! Он сказал, что просто сдаться будет хуже всего, и достойно воина — продолжить сражаться за Сёгуна! Это было так героически! -…Нет. — Что? — Хана завертела головой, пораженная. Это сказал Кеншин, одно короткое слово. Он немного передвинулся на стуле, всё еще глядя прямо перед собой. — Хиджиката Тошидзо отдал свою жизнь, да. Но в самом конце он не погиб за будущее Японии. Он не погиб ради людей. Он погиб во славу Токугавы. — Но как самурай… — Это было бессмысленно. Хиджиката сдался уже за год до этого. Война должна была быть закончена. — Кеншин замолчал ненадолго и поджал губы, всё ещё не поднимая взгляда. — Я думаю, Хиджиката забыл, ради чего он сражался, вот что я скажу. — Мягко добавил он с грустью в голосе. — Или, возможно, он не смог оставить старую эпоху позади. — Ох. — Хана выглядела смущенной. — Но если бы он сдался, его бы посадили в тюрьму, возможно, казнили, как Кондо. Или он бы продался, как Сайто. — Нет. — Кеншин наконец поднял взгляд, встречаясь с Ханой глазами. — Сайто не продался. Сайто всегда сражался, чтобы защитить Японию, с самого начала. И после революции, он продолжал этим заниматься, уже как полицейский в новом правительстве. Я… я не могу согласиться с его методами, вот что я скажу. Но без него… Без него Японии было бы труднее. Хана уставилась на него с расширенными глазами. — Невозможно, — проговорила она. — Тебе нравится Сайто! — Она ликующе ухмыльнулась и показала на Кеншина. — Ха! Признай это! Ты восхищаешься им! Кеншин выглядел возмущенным. — Сайто Хаджиме не мой друг, вот что я скажу. Хана откинулась назад на стуле, хихикая в ладони, её щеки покраснели от удовольствия. — Окей, хорошо. — Резюмировала она, отсмеявшись. — Отрицай это, если хочешь. — Она подмигнула Кеншину. — Мой кумир — Окита. Ты, наверное, сама уже догадалась. Кеншин обреченно выдохнул, облокачиваясь на спинку стула. Юрико бросила на него ободряющий взгляд, но он прикрыл глаза. Хана продолжала трещать: — Он такой классный! Он такой красивый! — Она взмахнула воображаемым мечом, театрально восклицая низким голосом: — Мой Кикуитимондзи жаждет крови! Ха! Ха! Кийя! — Её рука ударила по чашке, и та перевернулась. Чай разлился по столу. Кеншин мгновенно вскочил, исчез на кухне и немедленно вернулся с полотенцем. Он вытер им медленно расползающуюся лужицу до того, как она перелилась за край стола и испортила ноутбук Ханы. — Ох. Спасибо, Кеншин-сан. — Улыбнулась Хана. — Ха, Кикуитимондзи утолил жажду чаем. Вытирающий стол Кеншин застыл в замешательстве. Он поднял чашку Ханы и потянулся к чайнику, а потом ненадолго замер, заглядывая внутрь. — Я заварю ещё чаю, Хана-доно. — Вы не… — начала Хана, намереваясь остановить его, но Кеншин уже исчез на кухне. До них донесся звук льющейся воды, затем стук ложки по фарфору, и затем бульканье, перешедшее в высокий свист, так как Кеншин перелил воду из заварочного чайника в электрический. — Она не обязана делать это. — Мягко прокомментировала Хана. Юрико остро взглянула на девушку. — Что? — Защищаясь, выпалила Хана. — Успокойся, Хана-чан. — Припечатала Юрико. — Ладно, — голос Ханы был страдальческим и угрюмым, как будто она только что выслушала нотацию от старшей сестры. — Чай остынет через минуту, вот что я скажу, — довольным голосом сказал вернувшийся из кухни Кеншин. Он поставил чайник в центр стола и вновь сел на стул напротив Юрико. — Спасибо, Кеншин-сан. — Снова начала Хана, благодарно ему улыбнувшись. — Мне жаль, что так вышло. — Нет, не нужно извиняться, Хана-доно. — Ответил Кеншин, беспечно улыбнувшись в ответ. Юрико наклонилась к нему поближе, когда Хана и Такамори вновь принялись за еду: — Это было мило с твоей стороны, Кеншин. — Мягко сказала она. Кеншин радостно улыбнулся ей: — Хорошо, когда есть достаточно чая к ужину, вот что я скажу.***
— Хорошо, теперь удары. Готовы? Счёт! Раз! Два! Три! Четыре! Озаки Мотоко медленно шла сквозь первый ряд женщин, проверяя их позы и вставляя свои замечания. — Сила должна идти от твоих ног. Не замирай, твоё тело должно двигаться. — Да, Учитель! Мотоко проводила уроки в общественном центре каждую неделю в течение последних двух месяцев, с тех пор, как переехала в Токио для обучения в вечерней школе. Её собственный учитель помог ей устроиться здесь на подработку, а главный инструктор по обороне для женщин была только рада помощнику. После двух занятий Мотоко сразу дали группу начинающих. Мотоко остановилась, чтобы понаблюдать за движениями маленькой женщины средних лет. Она размахивала кулаками, делая удар практически лишенным силы. — Нет. Вот так. Смотри. — Мотоко стала за женщиной и показала сама. Раз, два. Рукава её тонкого хлопкового ги шелестели при каждом ударе. — Сфокусируйся на точке, в которую ты бьешь. — Один, два. — Твои плечи должны двигаться горизонтально, а не вверх и вниз. Давай. Женщина выпрямилась и начала счёт. — Хорошо. Лучше. Немного лучше, чем было, во всяком случае. — Фокусируйся на точке! Мотоко продолжила путь. Вечерняя школа была важным этапом: это был её путь к университету, и она хотела получить высшее образование. Оно было ей необходимо, чтобы быть независимой в этом мире. Но то, что было её настоящей страстью, происходило здесь, в этом додзё общественного центра. Страсть, движимая гневом. — Напрягите мышцы живота. Это позволит вам лучше контролировать удар. И не забывайте про дыхание! — Да, Учитель! В идеальном мире не будет необходимости в такой вещи, как оборона для женщин. Но этот мир не идеален, и Мотоко хорошо это знала. Большинство женщин, которые приходят сюда, не будут использовать навыки, которым научились здесь. Но кому-то они могут спасти жизнь. Её мысли обратились к Кеншин. Все признаки были очевидны — тихая молчаливость, крайняя услужливость, неравномерный макияж на щеках. Она увидела это с самого начала, увидела ужас в её глазах в тот момент, когда Юрико привела её на воскресный ужин. Мотоко предложила свою помощь Юрико, но та ничего не ответила. Понимает ли она? Или думает, что делает достаточно? Это она привела Кеншин, по крайней мере, и, кажется, девушка очень привязана к Юрико. Но настоящая ли это привязанность, или принесение себя в жертву? За эти два дня всё, что Мотоко видела — как Кеншин готовит, убирает, стирает вручную одежду. Возможно, она сбежала из какой-то далекой деревни. Но потребуется намного больше времени, чтобы освободиться в своих мыслях. Мотоко слышала разные вещи о деревенской жизни. В Японии были места, даже сейчас, в четвертом году двадцать первого века, где браки всё ещё заключались в детстве, иногда с ужасающей разницей в возрасте. Где женщины были рабынями в собственных домах. Где воля семьи была законом. Зависимое положение женщин начиналось с разницы в физической силе. Но настоящее подчинение возникало в голове. Выученная беспомощность, так, она слышала, называлось подобное. Она очень хорошо знала, что это такое. И это знание заставляло всё внутри переворачиваться. — Не задерживай дыхание, — сказала она следующей девушке в ряду. Выдыхай с каждым ударом. Киай! — Кийяя! — Выкрикнула девушка. Не так. Мотоко понаблюдала за девушкой несколько секунд, помогая ей влиться в ритм. — Киай! — Киаа! — В этот раз звук шел от всего тела. — Хорошо, — Мотоко продолжила свой путь вдоль ряда девушек, направляясь к входу в зал. Обучение только наполовину было тренировкой тела. Гораздо важнее было то, что оно изменяло в женском сознании. Возможность выплеснуть энергию, а не закрыться, отступив. Знание, что не следует бояться собственных ограничений; важно то, что человек может подняться над ними. Осознание своей силы. — Стоп! — Мотоко оглядела комнату. Женщины застыли, вытянув левую руку, все глаза смотрели на неё. — Руки. Запомните, в столкновении побеждает тот объект, который тяжелее. Вам нужно, чтобы это был ваш кулак. — Она подняла руку вверх, ладонью наружу, пальцы сжаты. — Сначала ладонь. — Её пальцы сжались в кулак. — Затем большой палец. — Мотоко прижала его сверху. — Напрягите кулак при ударе. И бейте костяшками пальцев. — Она постучала по ним, а затем двумя пальцами указала на кулак и на запястье. — Сила зарождается в руке, и передается через эти места. Следите за ними. Ещё раз! Счёт! Раз! Два! Три! Мотоко любила говорить себе, что она освободилась так быстро, как смогла. Но она знала, что это было неправдой, и это знание заставляло её гнев гореть ещё ярче. Освобождение заняло у неё целых три года после старшей школы. Она должна поговорить с Кеншин. Сегодня ночью.