***
Кеншин подпер спину ладонями и потянулся, улыбаясь результату своей работы, слегка потряхивая руками, чтобы расслабить мышцы. После всей этой уборки, подъема тяжестей и работы с лопатой, завтра у него, вероятно, всё будет немного болеть. К тому времени, как он закончил со стиркой, у него разыгрался аппетит, и он пошёл на кухню, чтобы приготовить поздний обед. Взяв плошку риса и оставшийся с завтрака салат из огурцов на улицу, он присел на край веранды, чтобы поесть, глядя на деревья и слушая стрекот цикад в тяжелом летнем воздухе. Ему всегда нравилось сидеть дома на краю энгавы* и смотреть в небо, но сегодня это слишком сильно напомнило ему о прошлом, а стрекот цикад каким-то образом вызвал в памяти возгласы маленького Кендзи, играющего во дворе. Поэтому он встал и вернулся в дом, чтобы помыть посуду. Там, на кухне, он заметил, что плиту не помешало бы немного почистить, и поэтому он так и сделал — отскреб её и вытер дочиста. После этого он занялся духовкой, а затем увлекся и вымыл все шкафы, вытер их дверцы изнутри и снаружи, потом методично вытащил из каждого кастрюли, сковородки и тарелки, чтобы протереть блестящую глянцевую бумагу, которой были покрыты полки. Некоторые из них пришлось довольно тщательно оттирать, чтобы удалить липкий слой застарелого окислившегося масла и ворсистую сине-серую пыль, иногда разбавленную неопознанными и давно высохшими брызгами. Всё выглядело так, будто здесь годами ничего не убиралось должным образом. После этого он взял небольшой перерыв, снова вышел на солнце и поднялся по ступенькам во внутренний дворик третьего этажа, чтобы забрать высохшее белье. Он аккуратно сложил его и убрал, ткань казалась странно хрустящей в его мягких от воды ладонях. Тогда ему пришло в голову, что если кухонные шкафы годами не убирались как следует, то и кладовая, вероятно, тоже, поэтому, закончив со стиркой, он спустился на кухню, чтобы заняться этим. Он снимал банки, склянки и коробки с запасенными продуктами поочередно на каждой полке, вытирая пыль, рассыпанную муку и убирая крошечных высушенных насекомых, обычно скапливающихся в таких местах. Складная стремянка, которую он нашел в шкафу рядом с кладовой, очень помогла. Приободренный такой находкой, он отвинтил матовые стеклянные шары, которыми были покрыты светильники на потолке кухни, и вымыл их тоже. Превосходно, подумал Кеншин, с улыбкой глядя на сверкающие плафоны. Это была большая работа, но было приятно видеть кухню такой чистой, и она действительно нуждалась в генеральной уборке. В таком большом доме всегда находилась работа: удивительно, что Такамори могла справиться со всем этим сама. Кеншин некоторое время пораздумывал над мыслью принять её предложение, но затем отбросил эту мысль в сторону. Он подождет и посмотрит, что решит Юрико. Оставалось чуть больше двух часов до возвращения Юрико с работы. Как раз достаточное количество времени, чтобы сходить за продуктами, а потом приготовить ужин. Ему нужно было взять еще немного тофу, и сегодня утром он израсходовал почти весь рисовый уксус на салат из огурцов и маринованные огурцы. Кеншин вышел через заднюю дверь, чтобы поднять свои дзори, стоящие на земле у ступенек веранды. Задний двор по-прежнему был пуст — здешние жители, похоже, почти все отсутствовали в середине дня. Кеншин бегло осмотрел окна и поднял глаза, чтобы убедиться, что во внутреннем дворике третьего этажа никто не развешивает белье, затем довольно кивнул и вернулся внутрь, одной рукой придерживая дзори за ремни. Отлично, подумал он. Вокруг не было никого, кто мог бы увидеть, как он переоденется и выскользнет в окно, чтобы пройтись по магазинам.***
Мотоко кинула свою коричневую кожаную школьную сумку на пол рядом со своим столом и сделала глубокий вдох, медленно выдыхая, пытаясь избавиться от остатков гнева. Обычно гнев помогал ей сосредоточиться, помогал двигаться вперед, но происходящее было слишком близким, слишком настоящим. Слишком личным. Потому что она видела всё это раньше. Кеншина была человеком, которые ставят потребности других на первое место. Кеншин была из тех людей, которые всегда извиняются, даже когда они не виноваты. Кеншин была одной из тех, кто, однажды взяв на себя обязательство, тянул на себе это бремя. Даже если это было огромной ошибкой. Мотоко облокотилась на свой стол и вздохнула, глядя в окно на аккуратный садик внизу. Как она могла помочь тому, кто не хотел, чтобы ему помогали? Одна мысль об этом приводила её в ярость. Она сделала еще один глубокий вдох, пытаясь выбросить это из головы, стараясь сосредоточиться на том, что ей нужно было сделать. Ей было необходимо сбегать вниз и быстро принять душ, а затем сесть за обеденный стол и сделать домашнее задание по математике. У неё, должно быть, имелось полтора часа до того момента, как соседки начнут возвращаться домой: когда это случится, внизу станет слишком шумно, и ей придется вернуться сюда, в свою комнату. Она, выпрямившись, стала отворачиваться от окна, но замерла. Что-то привлекло её внимание: какое-то движение в одном из окон напротив, на втором этаже, в дальнем правом конце противоположного крыла. Мимолетный промельк и вспышка огненно-рыжего. Мотоко моргнула. Это была комната для гостей, в которую Такамори поселила Кеншин. Послеполуденное солнце проникало сквозь окно без занавесок, освещая внутреннюю часть помещения. Её внимание привлек солнечный свет, отразившийся от ярких волос Кеншин. Она наклонилась ближе к окну, слегка склонив голову набок, вглядываясь в окно в другом крыле здания. Кеншин стояла сразу за границей падения солнечного света, отвернувшись от окна, и потянулась назад, чтобы развязать завязки длинного синего платья. «Переодевается?» — Выдохнула Мотоко. Она снова моргнула, внезапно осознав происходящее, и нырнула в свой шкаф. Это был её шанс. Её долгом было помочь, хотела этого Кеншин или нет. Она распахнула дверцу шкафа и подняла с пола одну из картонных коробок, открыла створки и покопалась внутри. Прошлой ночью в фуро случилось нечто, чего Кеншин не хотела, чтобы она видела. Возможно, это были первые признаки беременности. Возможно, это были очевидные следы жестокого обращения. В любом случае, помочь было обязанностью Мотоко. Да! Мотоко с победным криком вытащила бинокль. Она купила его для клуба наблюдения за птицами в старшей школе и привезла с собой в Токио — просто потому, что эта вещь принадлежала ей. Она никогда не думала, что он снова пригодится. Она вскочила на ноги и бросилась обратно к окну, бросив мягкий футляр от бинокля позади себя на пол. Она поднесла его вплотную к глазам, настроила фокус на окно напротив, а затем отодвинула, регулируя окуляры. Кеншин стояла к ней спиной, плечи и локти мелко двигались вверх и вниз. Расстегивает блузку, поняла Мотоко. Кеншин дошла до конца ряда пуговиц и спустила белую рубашку. Без лифчика, без бретелек бюстгальтера. Немного неожиданно, но, с другой стороны, у Кеншин была небольшая грудь. Мотоко настроила фокус своего бинокля. На бледной коже спины Кеншин не было никаких отметин, никаких красных или фиолетовых пятен, по крайней мере, насколько она могла разглядеть под водопадом рыжих волос. Какие красивые рыжие волосы. Такие экзотические, такие необычные. Она задалась вопросом, страдала ли Кеншин из-за этого в детстве. Она задумалась, страдает ли Кеншин из-за этого до сих пор. «По крайней мере, она в форме», — подумала Мотоко. Немного худовата, но с развитой мускулатурой — ничего похожего на отвратительно тонкие руки фотомоделей, к которым в наши дни стремится так много девушек. Наверное, из-за того, что та выросла в деревне, подумала Мотоко. Физический труд давал некоторые преимущества. Кеншин стояла неподвижно, аккуратно складывая блузку. Мотоко опустила взгляд. Нижнее белье было немного странным, больше похожим на набедренную повязку, чем на что-либо ещё, но, опять же, Кеншин все-таки была из деревни. Вероятно, дочь какого-нибудь обедневшего фермера. Издалека Мотоко не могла сказать, появились ли там первые признаки беременности. Ей нужно было подождать, пока Кеншин не обернется. Тем не менее, с такими узкими бедрами роды были бы трудными. Ей стало интересно, посещала ли уже Кеншин гинеколога. Мотоко в ожидании прикусила нижнюю губу. Кеншин закончила складывать блузку, в последний раз подвернув концы рукавов, и наклонилась, чтобы положить её, а затем снова выпрямилась и повернулась к окну, потянувшись за чем-то еще. Мотоко так и не увидела, что это было. Она оторвалась от бинокля и застыла с широко раскрытыми глазами и открытым ртом, не в состоянии поверить в то, что только что увидела. Кеншин не была беременна. Кеншин не был женщиной. Мотоко стояла, открывая и закрывая рот, пытаясь осмыслить увиденное. Как… Кеншин не был женщиной. Кеншин жил здесь, среди них, и он не был женщиной. Мотоко почувствовала, как кровь приливает к лицу. Как он посмел? Она отбросила бинокль в сторону и рывком распахнула дверь, стиснув зубы от ярости. Как он ПОСМЕЛ? Мотоко вылетела в холл и перешла на бег. Все годы гнева, все годы вины, все годы наблюдения и бездействия горели внутри неё, подгоняя её вперед, давая ускорение. Она пробежала мимо лестницы и обогнула угол, бросившись в восточное крыло здания. Все эти годы. Какое он имеет право? Ради её матери и ради всех женщин в мире она заставит его страдать, она причинит ему боль, о духи, да за такое убить мало! Мотоко добралась до последней двери в коридоре и распахнула её. — Ты! — закричала она. — Оро…! — глаза Кеншина были широко раскрыты, и выражение удивления на его лице было почти комичным. Гнев Мотоко был живым существом, кинетической силой, которая двигала её вперед. Она сделала молниеносный удар ногой в живот Кеншина, вложив в это всю свою силу. Удар не достиг цели. Мелькнуло движение, пурпурное пятно, и он исчез, оставив пылинки кружиться во внезапно опустевшем солнечном луче, проникавшем через открытое окно. Снизу, из сада, донесся тяжелый глухой удар. Мотоко восстановила равновесие. Вспышка вины пробежала в голове, быстро смытая раскаленной добела яростью. В одно мгновение она оказалась у окна. Кеншин, пошатываясь, поднимался на ноги внизу, двумя этажами ниже, с утрамбованной земли между наклонной крышей веранды и краем сада. Он взглянул на неё снизу вверх и рванул прочь, огибая крыло здания. Мотоко вцепилась в подоконник, тяжело дыша. Должна ли она последовать за ним? Должна ли она попытаться поймать его? Она хотела, она страшно хотела поймать его и избить до бесчувствия. Но теперь у него было преимущество перед ней, и каждое мгновение, пока она колебалась, удлиняло его. Адский гнев снова закипел внутри нее, опять превращаясь в режущий факел. Она не смогла ударить его, но, по крайней мере, выгнала. Заставив выпрыгнуть из окна второго этажа. Она злобно понадеялась, что он ушибся при падении. Как он посмел прийти сюда, к ним, в её безопасное место? Как он посмел прийти сюда, в женское общежитие? Но он сделал это не в одиночку, не так ли? Кеншину помогли. — Юрико-сан, — прорычала Мотоко.***
Кеншин прислонился к высокому деревянному забору, крепко зажмурив глаза и чувствуя, как колотится сердце. Мотоко узнала. Мотоко видела. Он чувствовал себя ужасно. Это был всего лишь вопрос времени. Он продолжал повторять себе это, но лучше не становилось. Мотоко узнала об этом, и это была его собственная вина. Он прерывисто выдохнул и открыл глаза. Он пробежал всю дорогу по улице, через переулок, мимо хозяйственного магазина и бакалейной лавки, добежав до самого парка, прежде чем притормозить. Ему просто нужно было переодеться, не так ли? Ему просто необходимо было взять с собой меч, чтобы сходить за продуктами. Он был таким идиотом! Мотоко узнала, и теперь Юрико придется иметь дело с последствиями. Кеншин откинул голову назад, ударившись о деревянную ограду, и тихо застонал. Он всё испортил. Теперь он не сможет вернуться. Не сможет остаться там с Юрико. Насколько он знал, её могли даже выселить за то, что она поселила его по-тихому. И всё потому, что он хотел взять свой меч с собой, когда отправлялся за продуктами.***
Мотоко остановилась в коридоре на полпути в свою комнату, её брови озадаченно сошлись на переносице. Было ли это её воображением, или Кеншин действительно носил меч?***
Кеншин печально вздохнул и оттолкнулся от забора. Теперь не было смысла идти на рынок, он все равно не смог бы приготовить ужин для Юрико. Но он не мог просто торчать здесь, жалея себя. Он сделал неуверенный шаг в сторону от забора, придерживая правую ногу. К тому времени, как он добрался до парка, он уже немного прихрамывал. Только инстинкт спас его от удара Мотоко. Если бы он не почувствовал приближающийся по коридору убийственный ки, он, вероятно, не увернулся бы от неё. Как бы то ни было, он почти застыл от удивления, когда увидел, что это была она, а не какой-то вооруженный злоумышленник, творящий беспредел. Инстинкт спас его от её удара, но неожиданность испортила его приземление. По крайней мере, он ничего не сломал. Он пошевелил бедром и поморщился. Синяки обещали оказаться довольно серьезными. Он надеялся, что Юрико не узнает: вдобавок ко всему прочему, заставлять её еще и беспокоиться о нем было бы невыносимо.