Хаос - это лестница

***

      Мохнатые холки ездовых волков мелькали справа и слева от бедного орка. Чёрные и серые шкуры в свете почти голубой луны жирно блестели, опаловые глаза ночных хищников сверкали желтым и зелёным. Ездовые волки выли только при атаке и охоте, в ночи стая шла почти бесшумно и чертовски пугающе.       Жабаркас сотворил знак, отгоняющий злых духов. Не то чтобы он боялся волков или чего-то ещё… Просто так, на всякий случай. В Крюлоде трусость — хуже убийства.       Вообще, прожив годы в преступном мире Эрафии, старый орк понял уникальность крюлодских законов. Прелесть заключалась в единственной доктрине, которую забыли и умные маги, и светлые эльфы, и честные эрафийцы. Сильный имеет право. Никто не будет идти против тебя, пока ты силён. Задави бунтовщиков, создай тиранию, заставь всё племя плясать под твою дудку! В истории Крюлода не было ни многочисленных заговоров, ни постоянной правящей династии. Банды приходили и уходили, были грозные вожди и великие полководцы, блестящие стратеги и тупые куски мусора. И был Жабаркас...       Почти двадцать лет орк занимался в Эрафии контрабандой камней душ, необходимых некромантам, продажей и покупкой рабов, наркотиков и фуража для бандитов, иногда представлял соплеменников как «третью силу» — наёмников и головорезов, помогающих в дворянской грызне. Но это всё было слишком несвоевременно, армия из Крюлода приходила с недельным запозданием — снабженцы сбивались с ног ведь орду гоблинов нужно кормить. Тогда Жабаркас придумал план. Даже не так, план всей его жизни. Будучи младшим сыном вождя, он взял сотню воинов и основал в лесу близ городишки Стоункасла мелкий лагерь. И заказы полились, как из Рога Изобилия: крупные и мелкие дворяне, купцы и контрабандисты всех мастей — мало кому не нужен в наши дни защитный отряд, не лояльный короне и эрафийским законам. Жабаркас вернулся домой богом.       Сотня-другая солдат смогла уместиться в небольшом лесочке близ Стоункасла, лагерь был весьма далеко от столицы — могучего Стедвика, а на провинции королям всегда было плевать. Жабаркас всё просчитал: на случай глобальных переворотов — мобильные волчьи всадники за три-четыре недели быстрой езды могут дойти до самого Нильструма, а это один из главных и богатейших городов Эрафии. На случай карательного рейда — Стоункасл был в двух днях пути от моря, за неделю на стоянке клана не останется ничего, и королевским войскам придётся возвращаться домой несолоно хлебавши. По поводу сбыта краденного и контрабанды: эрафийский городок находился на севере страны, рядом с морем и крупными рынками. За пять-шесть дней можно было доехать до Бездны — дейской столицы — где на камни душ и рабов всегда найдётся спрос. Всё в плане Жабаркаса было идеально!       Но когда он предложил своему отцу перекочевать в Эрафию, Каргарнак, этот старый пердун, разорвал пергамент и отказался переехать, продолжая жить тупой замкнутой жизнью, пресмыкаясь перед сильными Побережья Свиней. Тогда молодой и горячий Жабаркас и понял, что сильный имеет право. За ночь он со своими парнями вырезал всю охрану вождя, с его любовницы и их выблядка содрал кожу и повесил на флаги, а самого Каргарнака зажарил в медном быке. Сородичи поняли, КТО их них двоих был по-настоящему СИЛЬНЫМ.       Кочевье было трудным. В племени было триста-четыреста гоблинов, женщины и дети, скраб, козы и овцы — в Крюлоде по-другому не выжить. Переход и нападения мелких кланов унесли жизни двадцати трёх мужчин, около тридцати женщин и детей погибли по дороге от зверей и холодов. Но, надо сказать, этому Жабаркас был даже рад: всё меньше в клане оставалось тупых дебилов — как же он ошибался! — и всё больше сородичей поддерживало его инициативу — богатые земли средней Эрафии после нищеты даже центрального Крюлода были похожи на Вальхаллу на земле. Пара ближайших к границе деревень утонули в огне и крови, не успев даже подать сигнал в город. Но когда всё же нападения заметили, умный Жабаркас сразу же отвёл войска, и не зря — грифоны и рыцари ещё неделю шерстили леса и реки, ища следы крупной банды гоблинов.       Первый год всё было идеально. Под небольшим лесочком выкопали целую систему подземных переходов и катакомб, придумали хитрую систему сообщения с помощью свистящих стрел разной частоты, наёмничали и грабили, насиловали и жгли. Вроде бы всё шло как должно. Но вот пошёл второй год оседлой жизни, и Жабаркаса грубо выпнули из шатра вождя. Орк хотел незаметной жизни и тихого грабежа, но тупые дебилы, особенно, новый вождь, Краггеб, возжелали иного: заявить о себе всей Эрафии. Бойцы клана стали нападать на королевские караваны и фураж для Стоункасла, о скотоводстве и земледелии никто и слышать не хотел, соплеменники будто сошли с ума, опьянённые быстрым успехом, который им и не снился. Жабаркас не стал смотреть, как-то, что он с таким трудом строил, умирает, и решил податься домой, в Крюлод — примкнул к Тираксору и его шайке, понял, что всё-таки его мир не готов к новому взгляду на вещи и новой жизни.       Жабаркас вздохнул. Десять лет назад он был вождем и богом, подарившим мелкому забитому племени новую жизнь, которой они не были достойны. А сейчас он подвозит волков Тираксору — не будут же лошади болотников и эрафийцев ехать рядом с огромными волками. Неудивительно, что старый орк крепко закладывал за шиворот, причём не обычное скисшее козье молоко, а настоящий грог.       Но, справедливости ради стоит сказать, что он был здесь чтобы присматривать не только за волками — огромный циклоп молчаливой громадой мерил шагами ночную степь. Кьюнебальд был одним из немногих " по-настоящему умных " крюлодцев, он был способен рассуждать не только о бабах и выпивке. В его племени, как слышал Жабаркас, правил тупой альфа, захвативший власть, перебив большинство несогласных. Ну, да, иногда обратная сторона монеты присутствует, бывает и так, что самый сильный — самый тупой. Но выживание Крюлода не в силе оружия, а в силе ума. Поэтому Жабаркас горячо поддерживал Крэг Хэка и вообще политику невмешательства. Если были нужны наемники и охрана, то королевские орки могли помочь. Но никаких завоеваний больше не было и в помине. Кстати, большинство обособленных народов Крюлода с распадом Великой Орды ушли в пустоши, в Углаке остались только орки, гоблины и огры. Могучие птицы грома, свирепые чудища и царственные циклопы стали большой редкостью в столице Побережья Свиней.       «Однако, с ним не особо-то потолкуешь.» Шагающий великан был чуть ниже верхушек сосен, ночная тьма скрывала его голову, но Жабаркас знал, что он там увидит. Циклопом невозможно было не любоваться. В отличие от того же Тираксора, Кьюнебальд носил простую тунику из дублёных шкур, которая неплохо останавливала мечи и стрелы, позолоченные наручи и поножи показывали его статус, а бритая налысо голова обозначала изгнание. Лишь на самом затылке осталась длинная прядь волос, на конце которой был закреплён треугольный кусок латуни — знак того, что страшная месть ещё впереди.       Самое, конечно, ужасное и прекрасное в циклопах, это глаз. Огромный, во весь лоб, фосфорецирующий во тьме кромешной ночи, он был просто прекрасен. Строение черепа циклопа и человека отличалось кардинально, за счёт упразднения части костей мозг циклопа был напрямую связан с глазом, и путём долгих медитаций и духовных практик циклоп мог использовать глаз как мощный усилитель. Телепатия, эмпатия, создание и трансляция мыслеобразов — говорят, что самые древние мудрецы циклопов могли пользоваться чем-то вроде телекинеза и направленного удара отрицательной энергии. Но что из этого правда, а что ложь, разобрать было, конечно, трудно.       С другой стороны, если подумать, то циклопы — это просто гигантские люди с одним глазом и двадцатью зубами вместо тридцати двух.       Жабаркас вновь сотворил знак, отгоняющий злых духов. Вдруг Кьюнебальд умеет читать мысли?       Его глаз был льдисто-голубым, пронзительный взгляд будто прожигал насквозь. Грязноватая кожа резко контрастировала с чистым и уничтожающим зрачком, горящий в ночи фосфор делал циклопа похожим на морской маяк. Мысли о мести альфе добавили мертвенной жестокости сухому лицу, небольшой, на фоне глаза, рот заполнили мелкие кривые зубы.       За мыслями старый орк не заметил, как вожак стаи остановился на большой круглой поляне с потухшим очагом в центре. Приметное место. Матёрый трёхметровый волчара уселся около разбитого молнией дерева и, чуть порыкивая, стал выстраивать своих сородичей. Чёрная шкура с серыми подпалинами, золотая серьга в драном ухе. Жабаркас никогда не любил животных, особенно с норовом.       Молчаливый циклоп указал Жабаркасу на следы кострища и поводил рукой по животу — хочет есть, понял орк.       Кряхтя, старик сполз со смирного ездового волка, вытащил из боковой сумки банку с сушёными приправами и огниво. — Мяса нету! Мяса принеси!!! — Жабаркас говорил негромким хриплым тенором, повышая голос очень редко.       Кьюнебальд кивнул и, накинув капюшон на бритую голову, скрылся в тёмном лесу. Жабаркас не сомневался, что циклоп найдёт еды, задерёт медведя или наткнётся на семью троллей, покинувших пределы болотистой Таталии — неважно. Но вот как Тираксор вздумал накормить такую ораву волков… Жабаркас не представлял. Чёрный в подпалинах волк, на котором ездил сам вождь, вполне мог сожрать бедного старика, если бы захотел. Тем более, вокруг было с полсотни его подчинённых. Волки не смели нарушить приказ своих хозяев, ну и конечно, боялись циклопа. Он мог и затоптать их всех.       Жабаркас нашёл немного валежника и сухой травы. Соорудив кострище, он достал кресало и кремень.       Удар, удар, ещё удар. Искра истинного огня жадно пожрала траву, и через десять ударов сердца, на месте стоянки уже уютно пылал костерок. Жабаркас заприметил ручеек под ветвями сгоревшего дерева и направился туда.       Вдали от костра с кучей голодных волков под боком ему было страшно, чего уж греха таить.       Тёмная вода с шумом заполнила чугунный котелок. Орк всё больше нервничал, кое-как принеся котелок на стоянку, он вернулся к ручью и срезал пару длинных и толстых веток. С помощью костяного ножа Жабаркас заострил их с одного конца. На всякий случай. Ещё бы пчелиное гнездо или что-нибудь горючее.       Орк бросил в закипающую воду пучок сушёного лаврового листа. Мята с куста, может, листик шалфея и чуть-чуть перца. Для мяса этого хватит.       Жабаркас обустроил себе спальное место. Он подложил под голову тёплый и мягкий тюк со шкурами, пахнущий волчьим боком, и закутался в старый плащ, когда-то бывший зелёным, но теперь грязно-бурого оттенка. Верный костяной нож с маленьким крысиным черепом на рукояти и птичьими перьями всегда лежал под рукой. Старый орк как мог утеплился и решил подождать циклопа — последнюю вяленую рыбу он съел ещё на той стоянке.       Ритмичный огонь двигался вверх и вниз, длинные тени волков и деревьев окружали маленькую фигурку орка, все предметы превратились в замысловатую игру неяркого света. Глубокая ночь, казалось, была возмущена тем, что островок света разрезал её чрево и подарил тепло старику. Освящённый круг медленно стал сдвигаться, ещё миг — и он схлопнется, поглотив глупого смертного!       Жабаркас крепко стиснул рукоять ножа. Нет, граница никуда не исчезла. Костерок всё так же двигался, жёлтые и зелёные глаза смотрели в ночи всё так же пугающие, но почти за месяц дороги орк привык к ним и постоянному чувству опасности.       Нет! Жабаркас переложил острые палки поближе к костру. Ещё не привык.       Старый орк плохо спал уже вторую ночь, и это дало свои плоды. Сам того не желая, Жабаркас провалился в тревожный сон со смутными лицами и готовностью проснуться в момент опасности.