***
Артём ложится на удивление рано. Может, около восьми вечера? Он никогда не следит за временем. А нужно ли? Нужны ли нам эти часы, минуты, секунды… Если бы не было этого понятия как время, то не было бы постоянной спешки, суматохи. Не приходилось бы с восходом солнца, с рассветом бить рукой по осточертевшему гаджету, который каждое утро будит тебя одной и той же мерзопакостной мелодией. Не было бы тянущего, раздирающего изнутри чувства ожидания, которое так и мучает Артема уже какой по счету день?.. Да он сбился. Конечно, не будь времени, люди бы не жили как прежде. Они бы жили как тогда, в прошлом, миллиарды лет назад. Увы, но Артём в настоящем. В самом его жестоком представлении. Сейчас он лежит на холодной простыне, укрывшись не менее холодным одеялом. Он смотрит в окно, тюль на котором поглаживает несильный ветерок, касаясь, оставляя на лбу Тёмы прохладные мазки. Когда прицел ветерка вдруг сбивается и поток воздуха попадает в глаза Дзюбе, тот морщится и начинает быстро моргать. Когда глаза перестаёт сушить и из-за быстрых движений веками, голова начинает болеть, Артём перестаёт. В голове, неумышленно, на фоне, словно барабаном бьют одни и те же слова и словосочетания: «Я увижу завтра его. Я его завтра увижу.» Дзюбе на полном серьёзе кажется, что он сошёл с ума. Он вспоминает все психологические фильмы, которых посмотрел не так уж и мало, кажется, что это всё его выдуманная вселенная. Что он в коме, психушке или вообще мёртв, всё кажется совершенно ненастоящим и мучительно-отвратительным. Хочется закричать. И кричать. И кричать. И кричать… Чтобы он наконец-то вышел из этой комы, из этого сна. Может, он вообще не тот, кем себя считает. Может, он спокойный, тихий француз, живущий на какой-то из провинциальных маленьких улочек Парижа, коих в нём немало. Его в один из не самых солнечных дней сбила машина и молодая француженка, его девушка, сейчас сидит в палате, держа его ладонь в своей и плачет. Тихо так. И молится… Ждёт, чтобы он очнулся, хочет опять увидеть игривый огонек в его глазах и услышать теплые слова, произнесенные приятным, таким родным баритоном, который уже просто въелся в корку подсознания. Но всё, что нафантазировал себе Артём разбивается о жестокую реальность. Тёма считает до трёх и медленно закрывает уже тяжёлые, горячие веки. Ему хочется спать. Это физиологическое, простая человеческая физиология, но и желание делает другое желание более сильным. Держать глаза закрытыми даётся почему-то очень тяжело. Они начинают гореть, а голова, в свою очередь, болеть. Такое бывает, когда ты болеешь. А ведь и правда. Артём болен, болен Игорем, как бы это банально и ванильно не звучало. Ведь, болеть — это не всегда физическое явление. Так? Вот сейчас Тёма болеет, только как-то морально. Он болен человеком, которому на него глубоко и давно всё равно. Здравствуйте, из этой хуйни состоит вся его жизнь. Не сказать, что Дзюба привык, но и не сказать что он готов вскрыться. Нет, но больно от слова очень. Кажется, он думает уже вечность, но скорее всего, это минут пятнадцать, спустя которые Артём засыпает. Проваливается в эту мягкую и темную бездну под названием «сон»…***
Луч светит прямо в глаза. Сквозь веки ярко пробивается, неужели, петербургское солнце? При осознании, Артём открывает глаза и убеждается в этом. «Может, всё-таки сегодня будет удачный день?» Дзюба громко вздыхает, поднимается на локтях и, опираясь о спинку кровати, потирает лицо руками. Потупив взгляд в одну точку на белой стене, он сильнее трёт, но в этот раз только глаза. Он поднимает веки и видит пресловутые искры, и чувствует небольшой дискомфорт, всем понятный и ясный. Холодный ветерок, из незакрытого ещё вечером окна, оглаживает его обнажённый торс. От такого контраста становится немного неприятно. Дзюба очень, он просто максимально, тёплый человек, но сейчас ему холодно. Опять же, не физически. Физически ему просто прохладно, а вот морально — холодно. Тёма лениво скидывает со своих ног одеяло, которого ему никогда не хватает. У высокого роста есть и свои минусы. Дзюбу конкретно задолбало постоянно биться обо всё головой, замерзать ночами и по часу искать в магазинах джинсы, которые будут не по середину икры. Артём опирается на оконную раму и тянет ручку вниз. Окно закрывается с характерным звуком. Тёма ещё немного задерживается, опираясь о подоконник, рассматривая въевшуюся в корку подсознания картину. Сегодня солнечно. А вот люди по-прежнему хмурые. Чего можно ожидать не то, что от петербуржца, а от любого россиянина? Люди всегда серые. Конечно, есть те, вроде, оптимисты, так их называют? Дзюба, конечно, не пессимист, нет, но вот стакан наполовину пуст. Артём натягивает свои серые треники. Старые спортивные штаны, которые уже растянулись, и даже немного сложились над манжетами. Футболку надевать лень, просто максимально не хочется. Разминая шею, Дзюба медленно идёт на кухню. Его ступни голы, поэтому немного цепляются за ламинат и отклеиваются, негромко шлепая. У Артёма далеко не тридцать седьмой размер ноги, поэтому и шлёпает он сильнее, чем обычные люди. Дзюба открывает шкафчик и по его телу разливается тепло. На полке стоит кофе, который, как думал Артём закончился. Но нет, осталась ещё на одну порцию. Чайник закипает и щелкает, давая понять, что можно заваривать кофе. Горячий напиток греет горло. Тёма немного морщится, но потом медленно выдыхает. «Хорошо…» Артём, совершенно не торопясь, выпивает кружку теплого напитка, смотря в стену перед ним. В голове очень много мыслей. И они настолько важные, что отвлекаться на телефон, телевизор, ноутбук и тому подобные дары двадцать первого века нет ни малейшего желания. Тёма встаёт из-за стола и кладет тихо, стараясь как можно меньше шуметь, чтобы не нарушать столь трепетную тишину, чашку в раковину с мыслью, что ещё успеет помыть. Энергия и непонятное волнение, которое, казалось бы должно присутствовать, отсутствует. Артём чувствует себя очень уютно и по-домашнему. Вот так на него влияет солнце. А может, это не солнце? Может, Дзюба просто через чур сильно волнуется, что его кроет? Тёма, вернувшись в спальню, мертвым грузом падает на белую простынь. Тянется рукой к прикроватной тумбочке и стаскивает оттуда телефон. Несмотря на то, что это утро выдалось таким беспечным, держать себя в курсе того, что происходит, даже не в мире, хотя бы в стране, Артёму кажется, плюс-минус необходимым. Первое, что бросается в глаза Дзюбе, как только он разблокирует гаджет, это новое сообщение. Сообщение от Игоря:Артём, все в силе?
Получатель, не долго думая, отвечает. Конечно же да. Что может измениться? Он ждал этого дня, кажется, что всю жизнь. Взгляд падает на четыре незамысловатые циферки вверху — время. Вот только именно это время опять поджимает. Уже двенадцать, а Тёма даже очухаться ещё толком не успел. Дзюба встаёт с кровати и наконец заправляет её. Заглядывая в шкаф, он видит толстовку, толстовку, толстовку, и ещё толстовку… Ну, а чего можно было ожидать? Артём — человек, который не ходит никуда на важные мероприятия. Значит выряжаться незачем. Где-то там далеко висит, конечно, костюм, но он сугубо для сдачи сейссий и подобного рода экзаменов, или если на крайняк позовут на свадьбу. Только тогда Тёма наденет максимально неудобный смокинг. Дзюба решает надеть одну из синих худи и джинсы. Он накидывает пуховик и забирает чуть не забытый рюкзак с ноутбуком. Обувается и выходит. Артём специально выбрал довольно нейтральное место, как ему показалось. Просто, если немного подумать, можно примерно рассчитать, где живёт Акинфеев. Поэтому Тёма выбрал кафе где-то посередине. Не домой же друг к другу ходить, правда? Как только Дзюба вышел из парадной, ему в лицо ударил довольно холодный ветер. Во дворе не было минуса, просто очень холодный, быстрый и неприятный ветер. А солнце, так тепло и ярко приветствовавшее его, скрылось за темнотой серых грозовых туч, которые, кажется, с минуты на минуту взорвутся. Тёма открывает дверь кофейни, которая характерно звенит. Немного осматривает помещение и в самом углу, возле окна видит сидящего за столом Игоря, он узнал его со спины. Дзюба натягивает непринуждённую ухмылочку и шагает прямиком к парню. Подошедши непосредственно к столу, Артём мягко начал: — Привет, — он сложил руки в замок, положив их на стол. Акинфеев отвлекся наконец от такого важного дела, как размешивание кофе, и поднял взгляд на Дзюбу. — Привет, — только сейчас Артём понял насколько все плохо. Несмотря на то, что первое слово, сказанное сейчас Игорем состоит всего из двух слогов, можно было услышать хрипотцу. Его руки тряслись, лицо было бледным, а под глазами нездоровые круги, что конкретно поднапрягало Тёму. — Эм, есть какие-то конкретные предложения? — на лице шатена уже не было прежней улыбки, а брови сведены в беспокойном жесте, что образовывал морщинку. — Я не знаю… — его голос подрагивал, а глаза бегали из стороны в сторону. — Эй, — Артём в дружеском жесте положил свою руку на плечо Игоря, немного поглаживая большим пальцем, пытаясь уловить его взгляд, что никак не выходило, — У тебя все нормально? — Акинфеев немного опешил от неожиданности вопроса, затем громко выдохнул. — Д-да, наверное, ну, скорее всего да… — в его глазах, которые все же удалось уловить Артёму, уже не было прежнего огонька, они выражали лишь только растерянность. Что уже на этот раз испугало Дзюбу ещё больше. Акинфеев продолжал трястись и неловко шмыгнул носом. После этого жеста Артёму стало все предельно ясно. Ещё при входе он почувствовал, что в кафе не так уж и тепло, как он ожидал, а Игорь сидел в черной кофте, которая открывала, конечно, прекрасный вид на шею Акинфеева, но в ней было явно прохладно. — Пошли, — Артём встал из-за стола и стоя напротив Игоря, указал головой на дверь, — я живу недалеко. Тут холодно. Игорь немного растерялся, но накинул пальто и пошел за Дзюбой, который в тот же момент схватил друга за запястье, чтобы он шёл быстрее. Они вышли из кафе. Казалось, что на улице стало ещё холоднее. А оно и стало. Теперь там шёл мелкий, но максимально раздражающий дождь. На полпути Игорь немного дёргает руку, чтобы Артём наконец остановился, и, добившись желаемого, начал: — Артём, я… — его глаза вмиг упали на плитку под ногами, — я хотел извиниться, — после этих слов, он поймал на себе непонимающий взгляд, и тут же начал объяснять, — Ну, некрасиво так вышло в раздевалке. Тем более потом… Ну, короче, неправильно, вот. Я-я просто хотел спросить, — он начал заикаться, пытаясь подобрать нужные слова, но ничего не выходило. Из-за чего Артём с каждой секундой все больше и больше хмурился, — Может, попробуем по-другому? Заново, если это можно так назвать… Артёма переполняет радость, но эта радость немного слабее, чем чувство заботы и любви на данный момент. Он лишь хватает податливого и такого мягкого Акинфеева за запястье, с новой силой сжимая пальцы. Начинает идти быстрее, с бо́льшим напором. Не проходит и, наверное, двух минут, как двое оказываются в чуть более теплом подъезде. Дзюба поворачивается к расстроенному Игорю. Он ещё немного смотрит ему в глаза, пытаясь найти подтверждение тем словам, услышанным не так давно. И находит. Поняв это, Артём порывисто берёт и обнимает Акинфеева. Сильно, крепко, жадно. Второй тоже обвивает свои руки вокруг такого большого Дзюбы. Они стоят так около, может, пяти минут. Сейчас же не важно, так ведь? Спустя это время, Игорь все же решает подать голос: — Я болею, — он говорит это только для того, чтобы Артём отпрянул от него и не заболел так же. Но, видимо Дзюба понимает это совсем в другом ключе и отрывается от столь желанного Акинфеева, в уже привычном жесте сжимает его запястье и ведёт вверх, по лестнице. Открыв дверь он быстро заводит за собой Игоря, закрывает её, и, приказав проходить на кухню, отправляется в свою спальню, для того, чтобы взять свитер. Возвращаясь обратно, он уже в коридоре замечает, что Игорь повесил своё пальто на спинку стула и сидит, заинтересованно разглядывая помещение. Артём, без слов, просто подходит и натягивает свитер на Акинфеева, который в полнейшем шоке от происходящего, но кутается в ворот покрепче. — Чай, кофе? — спрашивает Артём, поставив греться чайник. — Кофе, — у Игоря на щеках уже появился небольшой румянец, а глаза заблестели. Он уже несколько минут просто рассматривает Дзюбу, — Если можно, конечно, — изучает каждую морщинку, на его молодом лице, которых, казалось, не должно быть, но он очень улыбчивый и эмоциональный человек, поэтому как минимум в уголках глаз его присутствует букет из маленьких, но очень теплых и домашних морщинок. Артём разворачивается к столешнице, чтобы заварить напиток. Достает банку, которую он нашел утром, думая, что весь кофе кончился. — Чёрный, с молоком? — спрашивает Дзюба, не отрываясь от дела. — Чёрный. — Вот и хорошо, — он открыл холодильник и изучающе бегает глазами по полкам, — Потому что молока нет, — Дзюба на секунду разворачивается, чтобы посмотреть в теперь уже настолько родное лицо. Это лицо озаряет скромная улыбка, а глаза смотрят в его, как оказалось бездонные и голубые. — Сахар? — ещё один вопрос задаёт Артём, на что получает непринуждённый и моментальный ответ. — Нет, спасибо, — Игорь очень воспитанный человек, поэтому услышать от него «Спасибо», «Пожалуйста» в некоторых случаях даже «Будьте добры» — это не нонсенс. Поставив одну кружку перед Акинфеевым, Артём возвращается за своей и садится напротив Игоря. И, со словами: «Блин, забыл» — он несильно бьёт себя по лбу и идёт в спальню, чтобы забрать все содержимое рюкзака. Акинфеев остаётся один буквально на долю секунды, но успевает все же подумать о том, что хочет видеть Артёма всегда, каждое утро, каждый вечер, всю жизнь… Но он ещё, очевидно, не предложит ему съезжаться. Вот, Дзюба уже поставил ноутбук на стол и сложил рядом кучу учебников. Игорь немного улетел в свои мысли, поэтому не сразу замечает пришедшего. Тёма очень этому рад, потому что есть возможность пристально и близко рассмотреть такого мягкого и домашнего Акинфеева. Второй наконец выходит из транса, и, когда это замечает Дзюба, то сразу решает приступить к делу: — Так, есть какие-то идеи? — он ставит ногу на стул, обхватывая колено рукой, а другой берет кружку и немного отпивает. — Нет, — Акинфеев мотает головой и смотрит в одну точку, чтобы попытаться что-то придумать. — Смотри, давай так…***
Спустя около, может, двух часов, парни родили кое-какой проект, конечно, нехотя. В голове у Артёма несколько раз проскочила мысль о том, как он бы мучался, будь в паре с кем-то другим. — Фух, блин, — Тёма потирает лицо руками и откидывается на спинку стула. Акинфеев поворачивает к себе компьютер, на котором работал Артём и бегло окидывает взглядом их детище. — Круто, — так же выдыхая говорит Игорь. Поднимая взгляд, он встречается с довольной моськой Дзюбы. — Уже половина четвёртого, — добавляет Артём, сам не зная зачем. — Я, наверное, уже пойду, — немного поправляется на стуле Игорь, и, превращая свою позу в менее развалистую добавляет, — Ты, наверное, — Дзюба уже успеваете подметить про себя: «Повторяется.» — не так хотел провести выходной, — Игорь делает ещё глоток из уже третьей кружки, не успевая убрать руку, Артём кладет свою поверх нее. — Ну нет, постой, — Артёмка свёл брови в обиженный домик и сделал жалобную интонацию, — мы же только работали, или ты куда-то спешишь? — Нет, нет, просто не хотел тебя грузить, думал, что у тебя планы просто, — сказал Игорь, ненавязчиво рисуя круги по каёмке чашки, смотря на эту самую чашку. — Ещё? — Да, — Акинфеев подал кружку, встающему со своего места Артёму. Дзюба сделал уже непонятно какую по счёту порцию кофе себе и Игорю. Поставил две кружки по обе стороны стола, повернулся, чтобы протереть столешницу от просыпанного сахара и капель воды. Положил на место полотенце и, уже садясь, его прервал Акинфеев: — Тём, — от такого мягкого обращения Дзюбу немного передёрнуло, — садись сюда, — он приглашающе положил ладонь на стул рядом с собой. Лицо Артёма озарила добрая и счастливая улыбка, он моментально устроился рядом, опёршись спиной на стену и поставив ноги на краешек стула, на котором сидел Акинфеев, взял свою кружку в руки и стал заинтересованно разглядывать Игоря. Подмечает, что его свитер на брюнете смотрится очень комично, потому что успешно преодолевает линию колен. — Где ты так долго был? — решает прервать минутную тишину Артём. — Да, так, колено латал, — ответил Игорь, опустив взгляд вниз. Затем поднимает глаза и видит испуг на лице Дзюбы, — Нет, что ты? Это не из-за тебя, — он положил свою руку на предплечье Артёма и в успокаивающем жесте начал поглаживать, — Я ж тебе говорил, помнишь? — Дзюба коротко кивнул, — Всё хорошо, правда. Артём, отпив ещё глоток из чашки, поставив её на стол он расправил руки в немом предложении. Игорь не сразу понял, что от него хотят, но тоже поставил кружку и упал в объятия. Дзюба моментально окутал его в кольцо из рук, зарылся в его волосы носом и глубоко вдохнул. От Игоря исходил приятнейший запах старой бумаги. Казалось, будто Акинфеев просто живёт в библиотеке. Они лежали ещё долго, обнимаясь и узнавая друг друга лучше. Артём убедился в том, что как он и предполагал, Акинфеев очень начитанный и умный, а Дзюба для Игоря стал колко, как это и положенно, остроумным. Акинфеев кидает короткий взгляд на часы, тут же немного приподнимаясь и заглядывая в глаза Артёму. — Уже половина седьмого, — с немного жалостной интонацией говорит Игорь, — мне пора. Он встаёт и порывается снять уже свитер, не принадлежащий ему, но Артём его быстро останавливает. — Там холодно, — Акинфеев уже хочет что-то возразить и даже издает звук, смутно напоминающий «но» — потом отдашь, Игорёк. Тем более болеешь, ну, — Игорь засветился. Он просто рад тому, что кто-то хочет, чтобы ему было тепло, чтобы он был здоров, — Можешь идти обуваться, я скоро, — он аккуратно выбрался из-под Акинфеева и ушёл в спальню. Вскоре вернулся, но уже с шарфом в руках, заставши Игоря в коридоре, застёгивающим пальто. Он быстро накидывает ему на шею шарф и завязывает его, затем застёгивает пальто. Словив на себе совершенно растерянный и непонимающий ничего взгляд, он спешит пояснить: — Шея открыта, так не пойдет. Вот вылечишься и делай что хочешь, — это совсем, просто окончательно выбивает Игоря из колеи. Так тепло, так хорошо, и не из-за того, что на нём две кофты, пальто и шарф, а из-за того, что над ним сейчас стоит такой большой Артём и укутывает его в шарф, смотря своим большим и такими тёплыми глазами, что хочется прямо тут на месте просто расплавиться. Дзюба заканчивает свои коммуникации и смотрит сверху вниз на Акинфеева. Они стоят так несколько секунд, пока Игорь не решается: — Тём, — он делает небольшую паузу, и, удостоверившись в том, что Дзюба обратил на него внимание, продолжает так же тихо как и начал, — Поцелуй меня, — в просящем тоне говорит Игорь. Артём не сразу верит своим ушам, но когда находит полную уверенность в глазах парня, стоящего напротив него, выполняет просьбу. Он мягко сталкивается с ним губами, пока что не пуская в ход язык. «Мягкие…» Подмечает для себя Тёма и отстраняется только тогда, когда чувствует, что у Акинфеева кончается воздух. Второй на эмоциях быстро обнимает Артёма и даже через плотную прослойку одежды подмечает, что даже так чувствует тепло его тела. Дзюба одной рукой обнимает его за талию, или правильней сказать, пытается это сделать, а вторую он уже положил на шею Игорю и губами уткнулся в его макушку, закрыв глаза. Артём — тактильный человек. Он не может представить жизни без ежедневных прикосновений. Ему просто жизненно необходимо хотя бы потрепать кого-нибудь по голове и легонько приобнять. А сейчас его счастью нет предела. Сейчас он стоит и обнимает Игоря, человека, которого он думал, что не то, что не обнимет, он думал, что больше никогда не увидит его. Вскоре, им по иронии судьбы, приходится оторваться. Дзюба мягко положил руку на такую колкую щеку Игоря, смотря ему прямо в глаза. — Игорёк, ты позвони, как будешь дома, хорошо? — Кажется, улыбка Артёма натянута дальше, чем уши. Говорит он тихо, чтобы стараться не рушить такую интимную атмосферу. — Я напишу, Тём, — Акинфеев кладет свою ладонь поверх пальцев шатена, несильно сжимает и глубоко вдыхает. Закрывает глаза на несколько секунд, и, открыв, просто мягко убирает с себя руку Дзюбы. Выходит.Мой милый, нет больше силы! Ох, вот бы ты, меня спрятал! Молчи и обнимай меня крепче!