***
— Денис, — на перемене между второй и третьей парой начинает Дзюба. — М? — уплетая пирожок, еле как выговаривает одну букву Черри. — Ты сегодня на машине? — Угу, — всё, что на данный момент может каким-либо образом выдать жующий Денис. — Можешь подвезти меня с Игорем, но только к нему? — Конечно, — отдышавшись и проглотив отвечает испанец. Потом, как и обычно, звенит звонок. Парни заходят. Один, тот который Артём, уже предвещает фееричный, потрясающий самый охрененный вечер в его жизни, а второй, который Денис, думает о том, как ему повезло доесть перед тем, как придётся заходить в класс.***
Вот, пары уже закончились и все втроём, Игорь, Артём и Денис, идут как раз таки к машине последнего. Акинфеев будто ненароком пытается взять Дзюбу за руку, когда пальцы того мягко скользят по пальцам брюнета. Когда они садятся в машину, то места занимают словно семья. Черышев, понятное дело, на водительском. А Артём с Игорем не на заднем в обнимку, как можно было предположить, нет. Дзюба садится справа от Дениса, а брюнет как раз таки назад, но шатен продолжает крепко держать Акинфеева за руку. — Покажешь дорогу? — спросил Черри, глянув на Игоря через плечо. — Конечно, — ответил Акинфеев, даже не посмотрев на человека, задавшего вопрос. Несмотря на то, что нормально Черышев с Игорем общались буквально пару раз, они успели поладить. Ни капли напряжения нельзя было проследить во время их разговора, да и почему оно должно быть? — Денис? — в этот раз внимание на себя обращает Акинфеев. — Слушаю, — в привычной ему манере, а если быть точнее, то не отрывая взгляда от дороги, говорит испанец. — Ты ж знаешь где живёт Артём, так ведь? — на этот вопрос брюнет получает одобрительный кивок от Черышева и сморщенный нос и недовольное выражение лица от Дзюбы, — Ну так вот, ты не поворачиваешь во дворы, а едешь прямо до следующего поворота, а там как раз и налево. — Понял, принял. Вот Артём с Игорем уже хлопают дверью машины, попрощавшись непосредственно с самим владельцем. Город окутал плотный туман и сумрак. Обычно, при таких обстоятельствах люди не любят ходить по улицам, поэтому Акинфеев может позволить себе крепко сжать ладонь Дзюбы в своей. Он быстрым шагом ведёт его за собой в квартиру только для того, чтобы быстрей уйти оттуда и оказаться в теплой и уютной, настолько любимой Игорем квартире Артёма. — Я быстро, ты можешь даже не снимать обувь, — развязав свои ботинки, говорит Акинфеев. — Хорошо. Считанные секунды и брюнет скрывается в темноте зала. Квартиру, без преувеличения, освещают только уличные фонари. Исключительно они помогают разглядеть интерьер и квартиру Игоря в общем. Немного привыкнув к слабому освещению, Дзюба может начать рассматривать и запоминать. Шатен на самом деле-то и не знает, зачем ему запоминать, но кажется, что так нужно. В принципе квартирка милая и уютная. Стены украшают желтоватые обои с выгравированными на ней узорами, отдалённо напоминавшими лозу винограда. В зале под стеной стоит песчаного цвета, на первый взгляд, мягкий диван, а по бокам от него точно такие же, но только кресла. Строение квартиры странноватое, поэтому стены и диван с креслами — это всё, что успел разглядеть Артём, до прихода Акинфеева. — Идём? — уже обувшись и застёгивая свою куртку, спрашивает брюнет, — Тёма-а, — он пару раз щёлкает у него перед носом, — Ты тут? — Задумался, прости, — говорит Дзюба и выходит в подъезд. — Интересно, о чём же ты так сильно задумался, — Игорь бурчит это себе под нос, следовательно шатен его не слышит. В гипермаркете двое долго стояли и выбирали торт. Кто бы мог подумать, что можно стоять над витриной с едой около получаса? Ну уж точно не Акинфеев с Дзюбой. В итоге останавливаются они на банальном «Наполеоне» и со счастливыми лицами проходят на кассу. Там им соответственно пробивают товар и наконец, через минут десять от силы, парни могут со спокойной душой выдохнуть, потому что они дома. Как только верхняя одежда остаётся на крючках, а обувь в шкафчике, то брюнет просто вешается на шею Артёму. — Я так устал, — на выдохе говорит Игорь. — Ну зато у кого-то две дополнительные пятёрки и шанс лучше сдать сессию. Как тебе перспективка, м? — Дзюба быстро целует Акинфеева в нос, так же незамедлительно снимает его с себя и проходит на кухню, под аккомпанемент из недовольных звуков, издаваемых Игорем. — Как смотришь на то, чтобы посмотреть какой-нибудь фильмец? — спрашивает Артём, разливая кипяток по кружкам. — Почему бы и нет, — довольно облизав палец, после того, как порезал торт, ответил Акинфеев. — Тогда ты сейчас поднимаешь свою сладенькую попку с этого стула, — взяв в руки две горячие чашки, пытается говорить и не разлить содержимое тех самых чашек Дзюба, — Берёшь эти тарелки, — он указывает взглядом на две порции торта, стоя́щие на столе, — и идёшь за мной, — отдав последнее указание, Артём идёт по направлению в зал. Там он ставит всё на журнальный столик и удаляется в спальню приказав ждать. Возвращается шатен через долю секунды, но уже с пледом в руках. На вопрос, нужно ли что-нибудь похожее на пижаму, Игорь отвечает отрицательно, а потом уходит на поиски своего рюкзака. Обратно он возвращается уже в чём-то более домашнем. Дзюба подвигает столик ближе к дивану, залезает непосредственно сам, а потом укладывает рядом мурчащего от таких нежностей и милостей Акинфеева. — Есть предложения? — отпив глоток, спрашивает Артём. — Я не знаю. Не умею выбирать фильмы, да и смотрю их очень редко, — пожав плечами отвечает брюнет. — Ужастик? — Дзюба хочет сориентироваться хотя бы на жанр, а там уже на свой вкус выберет. — Ну давай. — Смотрел «Пункт назначения»? — уже включив телевизор и зайдя в специальное приложение для просмотра фильмов интересуется шатен. — Не-а, — окончательно расслабившись говорит Игорь. Он понимает, что скорее всего объектом его заинтересованности этим вечером будет совсем не фильм. — Тогда его, — говорит Артём, открыв вкладку именно с этим ужастиком.***
Картина подходит к концу. Торт съеден, кофе выпит. Игорю давным-давно наскучил фильм, он не особый фанат ужастиков, его внимание полностью приковано к Артёму. Акинфеев лежит у него на груди и спокойно может наблюдать за почему-то заинтересованным фильмом, а не им, Дзюбой. Брюнету это категорически не нравится, поэтому он решает действовать: — Тём? — Игорь немного подтягивается, чтобы его лицо оказалось ближе к лицу шатена. Он запускает свои пальцы в загривок, потом гладит по шее. — М? — уже обратив своё внимание на Акинфеева, говорит Артём. Брюнету играть сейчас совсем не хочется, поэтому он устраивается поудобнее, прямо над Дзюбой, мягко кладёт свои ладони на его щеки и целует. Нежно, мягко, но в то же время требовательно, намекая на что-то большее. Артём активно отвечает, периодически прикусывая губу Акинфеева. Когда Игорю удаётся вырваться, он переходит к шее. Медленно покрывает её поцелуями и полуукусами, пока тело под ним вьётся и удобнее открывается для ласк. Брюнет ставит метки, Дзюба беспорядочно гладит его плечи, руки… То, до чего может дотянуться. Когда ему удаётся зацепиться за краешек футболки, то он незамедлительно снимает ненужную сейчас тряпку со столь прекрасного тела, хаотично шарит по его прессу руками и хочется кричать: настолько он великолепный. Шатен крепче сжимает бока и рёбра Акинфеева, пробегает пальцами по точёному позвоночнику, пересчитывая сами хрящики. Окончательно скинув уже и так смятый в ногах плед, Игорь наконец получил доступ к тому, чтобы снять мешающую футболку, которая преграждала доступ к ключицам и прессу Артёма. Акинфеев начинает медленно целовать и покусывать кубики шатена. Он задерживается на каждом секунд по двадцать, чтобы оставить ярко, пока что алую метку. Когда все восемь проставлены, то брюнет пускает в дело язык и проходится им по косой, вырывая из уст Дзюбы очередной довольный вздох. Шатену приходится приподнять бёдра, чтобы Игорь мог спокойно стянуть с него треники, заодно с бельём. Когда Акинфеев опять видит член Дзюбы, то нервно сглатывает и думает, что не сможет взять и головки, но рука на его затылке уже недвусмысленно давит, поэтому брюнет решается. Он на пробу целует головку, после чего слышит ободряющий стон сверху. Это придаёт уверенности. Игорь удобнее устраивает свои руки на боках Артёма и поглаживает то пресс, то плечи, или ненароком касается сосков. После того, как Акинфеев слышит тихое, на выдохе: «Игорёш…» — он вспоминает про то, что надо бы продолжить. Теперь он покрывает весь ствол лёгкими, но мокрыми поцелуями. Он ощущает вкус шатена и ему нисколечко не противно, а наоборот. Поэтому, собрав волю в кулак Игорь начинает заглатывать головку. После этого Артём резко убирает руку с головы Акинфеева и впивается в обивку дивана, понимая, что если сейчас оставил бы ладонь на Игоре, то стал бы элементарно насиловать рот парня, а это им сейчас не нужно. Брюнет чувствует свободу и выдыхает. Он принимается заглатывать дальше, старается, как только может, но когда член упирается прямо в верхнее нёбо, очень близко к горлу, тот замирает от непривычных ощущений. Он бездействует от силы секунд пять, но в это время Артём сходит с ума, поэтому возвращает руки и требовательно давит на Игоря. Второй пытается расслабить горло и сглотнуть, но выходит у него это, будем честны, отвратительно, а челюсть сводит, из-за чего зубы Акинфеева задевают член и Дзюба шипит: — Блять, Игорёш, малыш, — вырывается стон, когда брюнет заглатывает до конца, — Зубы… — вполголоса договаривает Артём и заходится в новой порции скулежа. Брюнет начинает активнее двигать головой. Вдруг в его волосы мёртвой хваткой цепляется Дзюба. Из-за неожиданности действия, Игорь пугается, тихо вскрикивает, и его горло вибрирует, отчего шатен чуть ли не кричит и начинает вдалбливаться в рот Акинфеева. У того из глаз уже брызжут слёзы, да и видит он только что яркие, разноцветные звёздочки перед глазами, но ему нравится, пиздец как нравится, поэтому и сносит крышу окончательно. У брюнета получается вырваться до того, как Артём кончит. Он поднимается выше, целует шатена куда только может, в последнюю очередь чуть не забывая про губы. Акинфеев активно трётся своим пахом о член Дзюбы, почему тот и прикусывает свою губу до крови, до металлического вкуса во рту. Уже не выдерживает и Игорь, активнее движется, извивается, стонет, когда болезненно стоящий орган максимально крепко трётся о пресс Артёма. Второй тоже не медлит, забирается руками под бельё Акинфеева сильно сжимает ягодицы так, что скорее всего останутся синяки. Брюнет, закусив губу, мычит и сильнее прогибается. — Тёма-а, — уже откровенно и громко стонет Игорь, когда чувствует руку у себя на члене, — Хочу тебя, — шёпчет он прямо на ухо и прикусывает мочку. Дзюба реагирует моментально и подминает под себя Акинфеева. Рассмотреть уверенность в глазах Игоря при освещении, состоящем только из переменчиво-яркого света телевизора, удаётся после нескольких секунд и медленного, безропотного кивка со стороны теперь ведомого. Внутри Артёма всё переключается. Он быстро целует Игоря в лоб и куда-то убегает, кидая только: «Я быстро, малыш.» Возвращается это чудо уже со смазкой и блестящим квадратиком в руках, кладёт их на стол и нависает над Акинфеевым. Он готовился. Читал, смотрел видео, чтобы их первый раз был максимально приятным для Игоря. Он почему-то с их первого поцелуя решил, что сверху будет он. Возможно это эгоистично, но судя по действиям и словам брюнета — он и не против. Дзюба начинает осыпать его поцелуями буквально с головы до ног, а когда добирается до боксеров, то нещадно чуть ли не сдирает их. Во время этого Дзюба не переставал что-то неразборчиво шептать, пытаясь успокоить и настроить брюнета. Игорь под ним крутится, извивается змеёй, подставляется под поцелуи, стонет сладко так, что у Артёму башню сносит. Он ещё не знает, что ему придётся перенести. Не смотрел, не думал. Просто любит и хочет. Артём пару раз проводит языком по всей длине ствола. Потом поднимается, берёт со стола баночку со смазкой. Капает на пальцы, а потом и на напряжённое колечко мышц. Акинфеев вздрагивает от неожиданности и того, что субстанция холодная. Дзюба наносит ещё немного на пальцы. Руки трясутся то ли от страха сделать больно, хотя понимает, что совершенно безболезненно не выйдет, но попытается сделать как можно аккуратнее, то ли от бешеного желания и вида такого Игоря под собой. Горячий, нагой, с румянцем на щеках и розовеющими пятнами по телу. У Артёма просто сносит башню. Голова кружится, в глазах мутнеет, но он быстро приводит себя в чувство. Нависает над брюнетом, мажет губами по виску. Прикасается ко сжимающемуся колечку, водит вокруг, боится начать, потому что страшно сделать больно. Он медленно вводит первый палец, когда Игорь начинает чаще дышать и ресницы его начинают подрагивать, шатен аккуратно проводит ладонью по его щеке и останавливается на затылке, поглаживает, успокаивает. Добавляет второй, вызывая уже слегка болезненное мычание. Дзюба невесомо целует Игоря в шею и не шевелится. Руки трясутся безумно. От того, как горячо, от того, как безумно чувственно. Такой серьёзный и даже пугающий на первый взгляд Акинфеев сейчас лежит, дрожит и томно дышит. Может ли быть что-то прекраснее? Вводит третий палец и медленно, аккуратно разминает, растягивает. На это Игорь тихо скулит, кусает губу до крови. Чтобы Акинфеев перестал самоистязаться, шатен проводит большим пальцем по его губе и оттягивает её. Когда Игорь перестаёт сильно сжимать диван, Дзюба решает переходить к самому главному. Он шире раздвигает ноги Акинфеева. — Может быть немного больно, — решает всё же предупредить шатен. Он до этого, конечно, пытался успокоить, но и не сказать о возможном не мог, — Готов? — смотря прямо в глаза спрашивает Артём. — Д-да, — отвечает тихо, дрожащим голосом, но быстро и без раздумий. Дзюба выдыхает, пытается сделать это тихо, чтобы не выдать своего волнения. Кладёт ноги Акинфеева себе на талию, подвигается ближе, запускает руки под спину брюнета, гладит горячие до боли лопатки. Знает, что это одна из эрогенных зон Игоря, поэтому чувствует, как Акинфеев сразу расслабляется после этого жеста. Прикладывает головку ко входу и начинает медленно двигаться вперёд. Когда слышит совсем тихое: «Ай.» — и видит, как Игорь жмурится, он покрывает его лицо поцелуями и шепчет что-то успокаивающее. Головка вошла полностью, но Артём не спешит расслабляться. Он читал, что лучше долго и медленно не мучать мужчину, поэтому коротким толчком входит наполовину. Игорь не выдерживает и громко вскрикивает, вцепляется в спину, понимая, что сжимать диван больше не хочется. Он оставляет несколько кровавых полумесяцев. Дзюба замирает. — Тише-тише-тише, — шепчет он, — потерпи немного, мой хороший, осталось ещё чуть-чуть, Игорёш, расслабься, — легко сказать, но, кажется, это действует на Акинфеева и он перестаёт царапать спину шатену. Артём, немного помедлив, входит в Игоря полностью и тот уже просто кричит. Игорь старается быть тише, не пугать Артёма, но, блять, не выходит. Это непривычно, необычно и, что не хочется признавать, больно. А Дзюба держится из последних сил. Внутри Игоря безумно узко, горячо и так желанно. Хочется прижать его как можно сильнее к себе и начать просто безумно вдалбливаться в это податливое и мягкое тело. Но он терпит. Капелька пота стекает по его виску. Подождав, Дзюба подаётся вперёд. Брюнет под ним дёргается, оставляет ещё одну партию царапин. Игорь уже расцарапал всю спину в мясо, но Артёму сейчас так похер, насколько только может быть. Шатен опять выпадает из реальности и сильнее и резче вжимается в Игоря, но быстро приходит в себя и понимает, что тому, кто сейчас сводит его с ума больно. — Прости, малыш, я буду аккуратнее, — у Дзюбы сводит все внутренности, когда он замечает, как по щеке Акинфеева течёт слеза, — Ну что ты, Игорёк? Тише. Перестань, котёнок, — проводит большим пальцем по щеке, чтобы убрать это с лица Игоря. Дзюба опять ждёт и, когда он чувствует, что Акинфеев ослабил хватку, продолжает. Выходит почти полностью и входит немного по-другому. — Тёма, блять, — на придыхании выговаривает Игорь. Дзюба запоминает угол и повторяет, вырывая уже не болезненный стон, а стон наслаждения. После ещё нескольких минут такого, брюнет невольно начинает задыхаться и тихо просить: — Глубже, Тёмочка, ещё. А Тёмочка радуется, новой волной накатывает. Уже чуть ли не вдалбливает ненасытного в матрас. Держится, понимает, что Игорь не настолько привык и одно неверное движение может сделать больно. Вскоре Акинфеев кончает себе на живот, даже не коснувшись себя. От таких сладких стонов, прекрасного лица брюнета и тяжёлого дыхания, Дзюба не сильно опаздывает за Игорем. Он обессиленно падает на Акинфеева, всё же немного приподнимаясь на локтях, чтобы не задавить брюнета всем своим немалым весом. Когда он всё же приходит в себя, то говорит: — В душ? — целует Игоря прямо в висок, мажет по нему носом. — Ну, не-е-ет, только не сейчас, — хнычет чуть ли не в прямом смысле Акинфеев, — Пожалуйста, Тёмочка, — и улыбается так ехидно, знает же, что сработает. — Утром, так утром, — говорит Артём и поднимается с распластанного на диване Игоря. Он вытирает его пледом, быстро закидывает последний в корзину для грязного белья и возвращается обратно к брюнету. Акинфеев, уже кажется, заснул, но когда Артём легко целует его в лоб, Игорь открывает глаза и смотрит прямо на Дзюбу, смущает. Шатен быстро, не глядя поднимает Акинфеева на руки, невзирая на то, что Игорь активно брыкается. В итоге Артём аккуратно кладёт обмякшего и уже спокойного Игоря на кровать, а потом и сам ложится рядом. Акинфеев быстро перебирается и укладывает свою голову на тёплую грудь Дзюбе. Обнимает его крепко-крепко. Кажется, что лучше ничего и быть не может. — Я люблю тебя, — тихо, совсем тихо, говорит Игорь и прячет своё лицо в сгибе шеи шатена. Кажется, после того, что было, бояться уже не имеет смысла, но ему страшно, страшно, что не взаимно, страшно, что прогонят, страшно, что засмеют. Второй совсем не ожидал таких откровений, поэтому до сих пор пытается осознать. Так, что Акинфеев уже начинает потихоньку жалеть, что признался, он опускает голову и пытается крепче укутаться в одеяло. Артём читает эту реакцию. — Я тоже люблю тебя, малыш, — следует лёгкий поцелуй в макушку, Дзюба крепче прижимает Игоря к себе, чувствует, что тот зажался, но не понимает почему, он что, так долго молчал? — Ты чего? — Ничего, — Акинфеев уже немного расслабился и крепче обнял Артёма. — Всё точно хорошо? Может больно? Мы можем что-то придумать, — вот уже волнуется Дзюба, его пугает эта зажатость. — Нет, Тём, всё правда хорошо, — чтобы убедить шатена в этом, Игорь целует Артёма. Хочется просто вжать этого человека в себя. Хочется, чтобы он всегда был рядом. Хочется ощущать его запах, тёплые руки, щетинистую щёку на твоей груди. Любовь… А что вы знаете о любви? Что вы в ней теряли или находили? Было ли у вас это чувство? Или есть?.. На что вы готовы ради неё? Да, да, да, я уже слышу, как многие в голове проговаривают въевшуюся до мозга костей фразу: «На всё!» — это громкие слова. Не все готовы за них отвечать. Любовь — наркотик. Поначалу возникает эйфория. Лёгкость, чувство полного растворения. На следующий день тебе хочется ещё. Ты пока ещё не втянулся, но хоть ощущения тебе нравятся, ты уверен, что в любой момент сможешь обойтись без них. Ты думаешь о любимом существе десять минут, а потом забываешь на три часа. Но постепенно ты привыкаешь к нему, а потом попадаешь в полную зависимость. Если его нет рядом, то ты испытываешь те же чувства, что и наркоман, лишенный очередной порции зелья. В такие минуты, как наркоман, который ради дозы способен пойти на грабёж, на убийство и на любое унижение — ты готов на всё. Именно тогда ты начинаешь думать о нём по три часа и забывать на две минуты. Конкретное осознание пугает, так не на шутку пугает Артёма. Он боится того, что вот как раз таки не сможет справиться с этими чувствами, ведь, что может быть сложнее и больше сводить с ума, чем любовь? Дзюба немало в этой жизни наглотался подобного дерьма.***
Артём просыпается от того, что не ощущает чужого тепла и горячего дыхания, куда-то в район шеи. Это не пугает, нет, нашёл ещё чего бояться. Просто немного настораживает и может ещё чуть-чуть расстраивает. Расстраивает, потому что Акинфеев предпочёл, судя по звуку, пойти пить кофе, а не полежать рядом с Дзюбой. Несмотря на сильное желание лежать и лежать на тёплой кроватке, под мягким одеялом, шатен всё же пересиливает себя и идёт туда, откуда редко доносятся едва различимые звуки. Зайдя на кухню, Дзюба видит брюнета в одних только, сука, штанах, который что-то там чудачит над сковородой. Артём подходит ближе и обвивает его тело со спины. Кладёт свои руки на пресс Акинфееву. Проводит носом по шее и невесомо целует прямо в оставленные вчера метки. — Ты как? — говорит Артём и заглядывает Игорю за плечо, чтобы посмотреть, что он там творит. — Лучше всех, — отвечает брюнет и касается губами губ Дзюбы. — Хозяйничаешь значит тут уже, да? -шатен увлеченно рассматривает содержимое посудины. — Тём, я конечно все понимаю. Два метра роста и всё такое… Но кто ж сковородки с кастрюлями под потолок кладёт, ты мне скажи? — ловко выворачиваясь из объятий и взяв в руки досточку, которая, слава, тебе, Господи, стояла прямо возле плиты, — Я чуть не навернулся, пока пытался её достать и не помешать тебе. — Окей, можешь переложить туда, куда будет удобно, — Господи, да пусть делает всё что захочет, только бы просыпаться и видеть это каждое утро. Он продолжает наблюдать за тем, как Акинфеев трепетно раскладывает всё по тарелкам, которые он поставил по одну сторону стола, — Мне не принципиально. Дзюба видит, как брюнет закончил и быстро садится на место к стене, чтобы было удобно общаться и обнимать своё счастье. Устраивается так, как любит, как нравится. Спиной облокачиваясь на стену, а босые ноги на часть соседнего стула. Игорь садится, но всё же немного морщится от неприятных ощущений, но как можно сильнее старается не показывать этого. Он облокачивается на ноги Артёму. Второй чувствует непривычный холод от тела, поэтому спрашивает: — Замёрз? — кладёт свои тёплые и большие ладони на плечи Акинфееву. — Нет, — чувствуется непривычная робость в голосе, — Всегда так… — Всегда холодно? — пальцы опускаются ниже, гладят руки Игоря, когда у того бежит табун мурашек. Артём это, конечно же, замечает. — Нет, — гладит его ладони, такие горячие, своими, — Я просто всегда холодный. Как змеи там, ящерицы… — Ну какая же ты ящерица! — говорит Дзюба и зарывается носом в волосы брюнета, — Барашек, разве что, — шатен произносит это куда-то в район затылка, поэтому Акинфеев не слышит, — Может оденешься? — говорить этого совсем не хочется, но приходится. Он всё-таки любит Игоря, поэтому не хочет, чтобы тот чувствовал себя некомфортно, — Могу принести. — Нет, наверное. Мне тепло, Тём, правда, — говорит и жмётся крепче, сильнее обвивает руки, невесомо целует в щеку.***
Дзюба встаёт, чтобы помыть посуду. Как только он поворачивается спиной к Игорю, тот говорит: — Ой, прости… Артём не понимает, вообще. Поворачивается, смотрит в глаза Акинфееву, а тот выглядит очень странно и виновато. — Ты что? — всё же решает спросить Дзюба. — Ну, спина твоя, — объясняет брюнет. — Что моя спина? — Повернись, — говорит Игорь и достаёт телефон. Он фотографирует и показывает это Артёму, — Смотри. На фотографии видны следы вчерашней ночи. Вся спина Артёма в глубоких царапинах. Кажется, что прикоснись — и Дзюба завоет волком от боли. — Нашёл за что извиняться, — Артём оставляет посуду и подходит к Акинфееву, — Ты даже не представляешь насколько это потрясающе, — он обнимает брюнета, который, кажется, чувствует себя очень виноватым, — Никогда, слышишь? Никогда не извиняйся за подобное. Шатен сидит на корточках перед Игорем и держит его за лицо. Начинает целовать куда только может. В нос, щеку, лоб… Наконец, Акинфеев поднимает взгляд. Он протягивает руку за спину Дзюбе и гладит его, чувствует подушечками пальцев запёкшуюся кровь и от этого бегут мурашки по коже. Он трогает и смотрит в глаза Дзюбе, тот не морщится, а улыбается. У Акинфеева камень с души, он громко выдыхает. Артём заметил, что после той ночи Игорь стал странно себя вести. Стал робким и тихим. Артём целует Игоря и возвращается к мытью посуды. Теперь Акинфеев наблюдает за этим и ему даже нравится. Нравится то, что на Дзюбе следы от его ногтей и следы оставленные им. Что может быть лучше, чем сидеть с чашечкой кофе и наблюдать подобную картину перед собой? Да, именно, ничего. Шатен вроде как закончил, поэтому поворачивается к Акинфееву с полотенцем в руках. — Игорь? — привлекает его внимание, видит, что тот витает где-то в облаках. — М? — немного потрясая головой отвечает вопрошаемый. — А пошли вечером на каток? — предлагает Артём. — Тём, ты чего? — он немного привстал со стула и продолжил, — Ты, может не до конца расслышал, — он не наезжает, нет, говорит тихо и с улыбкой, не хочет обидеть. Пошутить пытается, — Я футболист, я ни разу коньки не надевал. Не то, что на лёд выходить! Я ж там в первые же секунды убьюсь, — видит, как поник Артём, специально берет его ладони в свои. Успокаивает? Наверное. — Но, я ведь помогу… — как маленький ребёнок, которого ругают за двойку, а он оправдывается тем, что весь класс получил неудовлетворительную оценку, — Я научу, Игорёш, — поднимает глаза свои, на удивление сейчас синие. Смотрит с надеждой такой, аж в сердце колоть начинает. — Уверен? Я ж хуже коровы на льду буду. Зачем тебе так позориться? — после этого вопроса по телу Артёма пробегает дрожь. «Какой позориться? Как с тобой можно опозориться?» — Ты можешь покататься. Дениса там взять, а я за бортиком постою, посмотрю, — налегке так. Хочет прощупать почву. Найти компромисс, вот только бы не на лёд. — Но, я ведь с тобой хочу. Вдвоём, Игорь. Акинфеев тяжело вздыхает. Отводит взгляд в сторону, чтобы ещё раз всё детально обдумать. Страх присутствует, неприсущий ему. А почему? А он не понимает. — Ну, ладно… — тихо, опустив глаза в пол, соглашается брюнет. Ну, а что уже терять, так ведь? Дзюба поднимает его лицо, чтобы сойтись взглядами. Смотрит в эти глаза и удержаться не может. Целует, куда только может дотянуться: нос, лоб, веки, щёки, губы… Всю собравшуюся в нём благодарность старается передать. Хочется кричать: «Спасибо! Спасибо! Спасибо!» Вот только на кухне так тихо, что только целовать в такой атмосфере и может. — Слушай, — начал Игорь, — Мне только домой надо бы… Я сейчас пойду, а потом где-нибудь встретимся, хорошо? — Как тебе угодно, — отвечает Дзюба и сам же смеётся. Что за слово «угодно», и с каких пор он его вообще использует? — Я напишу позже, — мажет губами по виску, запах его вдыхает. Надышаться и запомнить пытается на то время, пока они будут нерядом.***
Холодный ноябрьский ветер обжигает лицо. Артём стоит посередине улицы, которую освещает, то и дело, барахлящий уличный фонарь. Питер даже в этом смысле чертовски романтичен. Он стоит и переминается с ноги на ногу, дышит на руки, ведь ветерок совсем не из тёплых. Откуда-то издалека появляется тень. Знакомое очертание статной фигуры, покатых плеч и выточенной походки. Когда он подходит ближе, становится видно, что лицо его украшает улыбка. — Я скучал, — сиплым голосом от долгого молчания, говорит Дзюба и обнимает брюнета. — Мы не виделись всего семь часов, — куда-то в плечо Артёму отвечает тот. Они могут немного постоять. Благо, на улице темно, никто не ходит. Артёму вдруг стало жизненно необходимо взглянуть в глаза Акинфееву. Просто хочется. Он берет его холодные щёки в свои, не менее холодные, руки. Смотрит в глаза, а Игорь стесняется, опускает взгляд. Артём пробегает взглядом по щекам и носу, замечая лёгкий румянец. Игорь сейчас такой беззащитный, мягкий, кроткий… Эта, на первый взгляд, стена: холодный, хмурый, отрешенный что ли… Оказывается мягким, чутким, спокойным, но всё же странноватым парнишей. С первого взгляда можно понять, что он так просто кому попало не открывается, не показывает себя настоящего. А вот перед Дзюбой чуть ли не грудную клетку наизнанку выворачивает. От этого осознания сводит все внутренности. В груди начинает колоть, а желудок сворачивать в крепкий жгут. Он не собирается себя сдерживать. Мягко целует Игоря в холодный нос, а тот хихикает, предпринимает слабые попытки вырваться. Тёма не даёт, говорит только лишь: — Люблю, — мажет губами по лбу, — сильно люблю, — шёпотом, чтобы никто не услышал. Это только для Игоря, исключительно для этого человека. От Акинфеева даже ответ и не нужен. Он не стоял бы сейчас здесь, если бы не любил. Дзюба понимает, что простоять так весь вечер не то, что не просто не получится, а не получится потому, что им нужно идти на каток. Учить Игоря кататься. Он проводит рукой по спине Акинфеева и нащупывает его ладонь, чтобы переплести пальцы и пойти. Хорошо, что идти далеко не придётся. Район удобный, хороший. Всё под боком.***
Они уже взяли коньки, прошли в раздевалку. На вопрос Дзюбы о том, помочь ли Игорю затянуть и завязать коньки, он ответил, что не совсем же глупый, чтобы не суметь завязать шнурки. Когда Артём справился за (от силы) минут пять и взглянул на то, как идут дела у Акинфеева — это выглядело, мягко говоря, комично. Не хватало только музыки из «Бенни Хилла». — Игорь? — спустя минуту таких наблюдений спрашивает Дзюба. — М? — тот всё пыхтит, старается, глаз не поднимает. — Может, я всё-таки помогу? — ладонь кладёт на плечо, когда Акинфеев шумно выдыхает и откидывается назад. Артём опускается на колени и принимается затягивать шнурки. — Ты вообще представляешь, что будет, когда я выйду на лёд, если я даже коньки завязать не могу? — Всё будет хорошо, у тебя всё получится, — поднимает на секунду глаза, смотрит прямо в душу Игорю, — Я в тебя верю. Вот и встретились две стихии: огонь и лёд. Горячий глинтвейн в глазах Игоря и льдинки, серое небо в глазах Артёма. Они стоят в очереди, чтобы заходить. Люди вроде как движутся, но очень медленно, поэтому Акинфеев нервничает. Не зря говорят, что ожидание смерти хуже самой смерти. Артём ненароком, так, чтобы никто не увидел, гладит его по руке. — Не переживай ты так, — говорит Артём после затянувшегося молчания. Хоть в помещении было и шумно, но Акинфеев выдавал свое состояние с головой. — Легко сказать… — отвечает и поворачивается Игорь, чтобы посмотреть на таймер, установленный на противоположной стене. Им оставалось ждать ещё минут пять. — Ну, всё же бывает впервые. Не так ли? — пытается улыбнуться, поднять настроение. Локтем легонько в бок пихает. — Так, но… — мнётся на месте. Ещё и коньки эти неудобные. — Но что? Ты же и в футбол играть когда-то начинал. Тем более ты вратарь. Ты же падать не должен бояться? — Да, но там тебе коньком по шее не проедутся, — прыснул Акинфеев. — Люди — не стадо буйволов. Да и что за глупая фобия, м? — он полностью повернулся к Игорю и, не стесняясь, провёл по его рукам от плеч до самых запястий Тем временем подошла их очередь. Артём быстро отдал билеты и тихо сказал Акинфееву: «Я выхожу первый. Ты можешь либо держаться за меня, или за бортик.» Далее он быстрым и лёгким движением оказывается на льду и совсем не падает. Отъезжает чуть дальше от края, чтобы дать зайти и Игорю. Тот ещё секунду сомневается, но всё же становится на лёд, опираясь о стенку. К нему моментально подскакивает Дзюба. — Ну вот, смотри, ты уже стоишь! — шатен радуется его успехам, как не радовался в жизни ещё ничему. Он берёт руки Игоря в свои и продолжает, — Давай немного отъедем, чтобы не мешать, — тянет его немного на себя, потому что пытаться объяснить сейчас как правильно ездить — просто невозможно. Они немного проезжают и останавливаются так, чтобы никому не мешать, — Ну как? Видишь? Совсем не страшно же. Да и по горлу тебе резать никто не собирается. — Нормально вроде. Может, покажешь как правильно? — Брюнет кратко кивает на коньки. — Для начала тебе нужно меня отпустить, — говорит и смеётся, понимая, что Игорь просто вцепился в его ладони. — Ой, — тихо говорит он и находит точку опоры на бортике. — Смотри, — Дзюба становится рядом с Игорем и обращает его внимание на свои ноги, — Берёшь, ногами вот так, — показывает, проезжает небольшое расстояние, возвращается обратно к Акинфееву, — И всё! Мы это всегда «ёлочкой» называли. Игорь делает первые шаги и у него получается. Получается продвинуться на несколько сантиметров и не упасть. Его радости нет предела. Он улыбается и поднимает глаза со своих ног на Артёма. Тот кивает, мол, что у Акинфеева всё выходит, но продолжает держать руку сзади брюнета, потому что понимает, что второй в любой момент может поскользнуться и упасть, чего ему совершенно не хочется. Они проехали уже несколько кругов и видно, что Акинфеев чувствует себя увереннее, да и боится не так сильно. Артём уже в свою очередь стоит напротив Акинфеева и не придерживает того. От бортика они тоже далеко не отходят, но в постоянной опоре брюнет не нуждается. Вокруг люди. Там — родители с маленькой девочкой то и дело ловят её, когда нос оказывается в миллиметре ото льда. В середине катка занимаются гимнастки вместе с тренером. Кругами носятся быстрые парни, играющие в салки. Артём с Игорем как раз медленно поворачивают, как Дзюба видит позади брюнета парня. Тот едет очень быстро, поэтому на повороте его нога немного уходит в бок и задевает ногу Игоря. Второй сразу же начинает падать, когда Дзюба успевает его поймать. Он крепко прижимает Акинфеева к себе. Сердце стучит в бешеном ритме у обоих. Двое перепугались не на шутку. — Тём, тут же люди, — тихо говорит Акинфеев в плечо Артёму, но не отходит. — Тебе не похер? — отвечает Дзюба. «И правда…» — думает про себя Игорь и лишь сильнее жмётся к Артёму, чтобы отдышаться, перевести дыхание, не боясь за то, что сейчас упадёшь или тебя кто-то собьёт.***
Они уже взяли себе по кофе и идут по тёмной улочке, которую, если повезёт, то освещает фонарь. Людей обычно в такое время и в таких местах не бывает, поэтому Артём смело положил свою руку на талию Акинфееву, приобнимая. Они идут медленно, торопиться некуда. Когда двое подходят к игореву подъезду, они останавливаются и крепко, прямо как по команде, обнимаются. Стоят так долго, не говоря ни слова, а сейчас и не нужно. Отпрянуть все же приходится, но Дзюба быстро исправляет ситуацию и приникает к губам Акинфеева. Воздух заканчивается. Оба понимают — стоять так вечно у них не выйдет. — Люблю тебя, Игорёк, — говорит шатен прямо в губы Игорю. — И я тебя люблю, Тём, — тихо отвечает брюнет, крепче прижимает Артёма к себе, но быстро ослабляет хватку, — Пока? — спрашивает Акинфеев с горечью в голосе. Расходиться совсем не хочется. — Пока…***
И только поздно вечером пришедшая СМС’ка заставит телефон загореться и осветить тёмную комнату.«Спокойной ночи, Тёмочка.»
Взгляд в глаза другого, Который осветит небо, Откроет мир и заставит его пошатнуться. Голос, который говорит: «Я буду рядом, И с тобой будет всё в порядке».