slut and damn (S.A.D.)

Пеппер пританцовывала в ритм Лед Зеппелин, замешивая тесто для клубничного пирога. Шерил свалила на… хм, ладно, она не знала где сестра, но была уверена, что дома её точно не было. Родители на очередных поминках милого Джея, у дворецкого Альберта выходной, а бабуля Роуз в своей комнате делала то, что делала обычно — пялилась в окно жутким взглядом. Или просто спала с открытыми глазами, без разницы. Тесто всё никак не хотело схватываться, хотя она сделала все точно по рецепту. Обычно Пеппер забивала и переделывала все к чёртовой матери, доверяя зову своей души, но тут… конечно же, как только она решила следовать правилам, так всё пошло по пизде! Конечно! Она ударила по тесту кулаком, пробив насквозь. Оно, конечно, было не виновато во всех проблемах мира, но… не пофиг ли? Гнев буквально за секунду вскипел у неё в крови, разливаясь по венам тягучим расплавленным металом. Пеппер замахнулась и снова стукнула. Это в какой-то степени даже расслабляло. Не обращая внимания на боль в руках она продолжала и продолжала вколачивать тесто в серую столешницу. Её дыхание сбилось, щеки покраснели, а в глазах скопились слёзы. Дурацкое песочное тесто! В голове так и стояли противные голоса тётушки Клементины и тётушки Бернис, шептавшие как им жаль. Пеппер, конечно, ни на секунду им не поверила. У Клементины не было переднего зуба, из-за чего капли слюны постоянно попадали в неё, а у Бернис серы в ушах было столько, что ей позавидовал бы даже грёбаный Шрек. Их старческие брюзжащие голоса то и дело срывались на хрип, морщинистые руки сжимали плечи и заботливо (нет) трепали за худые щеки. Это было чертовски противно. Пеппер почувствовала, как в руках скопилась тяжесть, ноги подкосились, а лицо исказила жуткая гримаса. Она осела на пол и сжала кулаки. Захотелось поколотить дорогой паркет, топать ногами — всё, лишь бы не чувствовать то, что она сейчас чувствовала. Она бы отдала что угодно ради того, чтобы избавиться от этих… этих… эмоций. — Умоляю, сажи, что у тебя не инсульт, — раздался откуда-то сверху знакомый низкий голос. Это определенно был Реджи — лучший друг её мёртвого брата. В последнее время между ними воцарилась некоторая неловкость, потому что на последней вечеринке, где они были вместе… они были буквально вместе. Если бы Джей узнал… Реджи определенно лишился бы члена, а она права выходить хотя бы из своей комнаты. Чего скрывать, он был гребаным деспотом-садистом. И если хоть кто-то скажет, что она по нему скучает, то Пеппер лично оторвет ему или ей ухо. С особой жестокостью. Особой. Должно быть, сейчас она выглядела очень жалко. Скрючившаяся, заплаканная, растрёпанная, на полу. Её лицо очень быстро краснело, в детстве Мантл дразнил её помидоркой. Не слишком вежливо, она предпочитала клубнику. Пеппер не смогла заставить себя поднять взгляд — боялась увидеть там презрение. Хотя, это же Реджи. Тот самый Реджи, которого она знает уже лет семь, не меньше. Тот, которому она помогала закадрить его первую девчонку, и который слишком часто присоединялся к их с Джеем пятничным сражениям на приставке. Она должна была стесняться кого угодно, но только не его. Она наконец нашла в себе силы, чтобы поднять на него взгляд. В руках у парня была обувная коробка, перемотанная серебряным скотчем. — Ну привет, Пепси-секси, — он ухмыльнулся и наклонил голову к плечу. Джей говорил, что иногда они вели себя как близнецы. — Ну привет, Редж… Ко…тедж? — ей тут же захотелось снова закрыть глаза, лучше руками и где-нибудь на Аляске. — Прости, — она выдавала улыбку. С Реджи всегда было так. Более злобная версия Кевина Келлера. — Ничего, — он мотнул головой. Действительно, он видел её голой, что ему её дебильные шутки, да? Да? — Я присяду? — он указал на пол рядом с ней. Пеппер лишь махнула рукой. Без разницы. Реджи с пыхтением опустился и повернул голову к ней. Пеппер прикрыла глаза и откинулась назад. — Я тут вещи Джея принёс. Пеппер не ответила, просто промычала что-то. Он не разобрал. — В обувной коробке? — Чем богаты, — Реджи пожал плечами. — А говорят, в ногах правды нет, — она чуть приподняла уголок губ. Он хохотнул и взял её за руку. Реджи был милым, добрым и щедрым. Правда, не всегда, не со всеми и временами. Как повезёт. — Чё случилось? — Тесто не получается, — она вздохнула и повернула голову к нему. — Твой рецепт, между прочим, ага. Пеппер ткнула указательным пальцем ему в ногу. — Думаю, дело не в рецепте, — Реджи легонько толкнул её плечом. Пеппер мотнула головой, дескать, отстань, непутёвый. — Я не шучу, он идеален. Сама знаешь! Мантл принял вид оскорблённой невинности и похлопал длинными ресницами. Пеппер закатила глаза, но улыбка стала чуточку шире. Реджи был чертовски прав, его рецепт клубничного пирога — восторг и чистое наслаждение, даже лучше, чем чизбургеры, хотя казалось бы… — Может, чаем угостишь? — Может мне ещё ламбаду станцевать? — Ты еврейка? — Как знать. А ты антисемит? — она прищурилась. Реджи закатил глаза и поднялся. Он прекрасно знал, где лежал чай — первый ящик от окна, вторая полка. Через несколько минут чайник призывно засвистел. — На, — перед её лицом возникла кружка огромных размеров. Зелёная с белыми ёлочками. Альберт держал её подальше: на специальной полке, так, чтобы Клиффорд или Пенелопа случайно не наткнулись. Они признавали только белые, миниатюрные чашки с золотой каёмкой из старинного сервиза, остальное — для черни. Пеппер лениво протянула руку за кружкой, но её пальцы поймали лишь воздух. Реджи схватил её за предплечья и резким движением поднял наверх. На несколько секунд она потерялась в пространстве, у неё потемнело в глазах и закружилась голова. — М-да, — протянул Реджи. — Ты явно не в форме. — У меня вообще-то брат умер. — Ты этим хвастаешься? Гордишься? Или пытаешься меня разжалобить? — Всё вместе, — Пеппер пожала плечами. — А у меня получается? — она прищурилась. — Неа, — хохотнул он. Улыбка у Реджи была широкая и яркая. Заразительная. Пеппер запрокинула голову и позволила веселью заполнить её тело, вытесняя грубую злость. Иногда, до смерти Джея, они вместе тусовались. Друзей и подруг у неё не было, а Реджи, с появлением Полли, стал не очень нужен. Трахнуть себя он не давал, что существенно снижало его рейтинг в турнирной таблице. Их связывало не очень много. Всего пара пьянок, грабёж заправки, секс и Джей-Джей, но даже это было в четыре раза больше того, что её связывало с семьёй. Обувная коробка лежала на стуле, совсем рядом. Какие вещи Джей хранил дома у Реджи она могла лишь догадываться. Возможно травка, билеты на «Никс», их семейная фотография в рамочке, плавки. Чтобы там ни оказалось — она не хотела знать. Было достаточно того, что она уже знала — Джей-Джея больше нет. Пеппер должна была спросить Реджи о том, что в коробке. Она хотела спросить. Но… не сделала этого. Решила, что пусть это будет её личным котом Шрёдингера, о котором никому не нужно знать. Ни Шерил, ни родителям. Ни-ко-му.

***

Чай они пили в звенящей тишине. Она решала квадратное уравнение по дискриминанту в уме, а он сам с собой играл в «поцеловать, убить, жениться». «Поцеловать — Йохансен, убить — Руффало, жениться на Хэмсворте». Лицо его было напряжено настолько, что Пеппер на секунду подумала, что Реджи решает логарифм или что-то вроде. В математике он был не слишком-то силён. «Поцеловать — Круза, убить — Хэнкса, жениться на Харди. Хотя, нет. Правильно — выйти замуж. Выйти замуж за Харди.» Пеппер прикрыла глаза, делая ещё один глоток. Чай обжигал горло и теплом разливался по всему телу. Почему они пили чай в плюс тридцать по Цельсию она не знала. Это даже не было их напитком. Реджи просто знал, что он хранится в первом ящике от окна на второй полке. Он совсем не хотел приходить, всё в Торнхилле напоминало о Джей-Джее. И чашка Пеппер, и почти незаметная царапина на паркете, и даже хрустальная люстра в холле. Всё здесь дышало им. Каждая вещь, каждая фотография… Реджи сглотнул. «Поцеловать — Морец, убить — Акколу, жениться на Нютон.» — Ладно, — сказал он, вставая со стула. — Свой гражданский долг я выполнил, так что… пора и честь знать, как говорится. Пеппер кивнула, поджав пухлые губы. Надо так надо. Сам пришёл, сам ушёл. Ей почти всё равно. Почти. На секунду ей захотелось схватить его за руку, прижать, поцеловать, а дальше будь что будет. Ей нужно было почувствовать хоть что-то для того, чтобы понять, что это всё… что это всё реально, а не плод её больной фантазии или ужасно долгого кошмара. Но Пеппер не схватила и не прижала. Возможно, это стало бы самой большой ошибкой в её жизни, потому что, давайте будем честны, секс чтобы пережить смерть брата с его лучшим другом — самый дерьмовый вариант из всех возможных. Лучше было бы просто обколоться герычем в каком-нибудь притоне на окраине, вроде трейлера О’Наллов. В Пеппер Блоссом Реджи нравилось не очень много: дикий взгляд ярко-зеленых глаз, волосы словно огонь в камине и дурацкие каламбуры. Когда она напивалась, становилась похожа на гребаную Мишель Обаму. Он не мог этого объяснить, просто Пеппер внезапно превращалась в серьёзную и сдержанную Леди. Её кумиром навсегда были Рейвен Рейес, Лея Органа и Эвелин Карнахан — «они такие сильные и такие горячие, Реджи. Как их можно не любить?!». Она балдела от Кэти Перри и Тейлор Свифт, боготворила волшебные пальцы Малькольма Янга и невероятный заводной ритм Меркьюри. Она откровенно одевалась, пошло шутила, устраивала дурацкие розыгрыши и в любой ситуации была самой собой — этому её качеству Реджи завидовал больше всего. Как в такой жуткой семейке могла получиться такая искренняя и добрая девушка он не знал. Почему Джагхед-членосос-Джонс от неё бегал как ужаленный — тоже загадка века. Они с ним, очевидно, знали разные стороны личности Пеппер Блоссом. Реджи ушёл, оставив после себя мятное послевкусие и коробку, окруженную шлейфом загадочности. Наверняка, ничего особо важного там не было, но любопытно определенно было. Вечером дома все ещё было пусто, Декс-добрая-наркотовская-душа-Коллинз скинул ей адрес и добавил, что ни за что и никогда не стал бы соваться туда без особой надобности. Он был охереть как не прав: у Пеппер была надобность, она была особой. И не ему — гребаному укурку — упрекать её в неправильности своих действий, Блоссом будет гробить жизнь так, как захочет. И никто не был вправе ей помешать. Саутсайд встретил её недружелюбным звоном пустых бутылок, вонью немытых тел и разукрашенными граффити стенами старых домов. «Трущобы» — подумала она. Самые настоящие. Ходить туда ей было строго настрого запрещено, честно говоря, и желания раньше не появлялось. Из соображений безопасности она решила надеть самые обычные джинсы, кеды и толстовку (что, конечно, было возмутительно, она не должна была бояться за неприкосновенность своего тела), в рюкзаке лежал газовый балончик, а в кармане был припрятан перочинный нож Джея. В «Белом змее», находившимся через дорогу от трейлерного парка, где иногда ночевал Джагги-любовь-всей-её-жизни-Джаг Джонс (и она не была сталкером, неа), наливали без документов. Барменшей здесь работала девчонка, чуть ли не её возраста. Тони ловко разливала виски по рюмкам, успевая давать жизненные советы и сыпать цитатами с ванильных страниц на тамблере, суть которых была примерно одна: даже если он от тебя ушёл, дорогая, это не значит, что от тебя ушла жизнь. Как кингконгоподобной громиле могло помочь что-то вроде этого Пеппер слабо представляла, но у него на глазах слезы навернулись, а у неё в ушах послышался треск разорванного шаблона. — Крутая у тебя помада, сестрёнка, — с улыбкой сделала комплимент Тони. У неё на шее висело не меньше пяти кулонов разной величины и стиля, и будь здесь Шерил, она наверняка бы назвала это чем-то запоминающимся, вроде «искусством сортирной бензоколонки». Пеппер уже была достаточно пьяна для того, чтобы ее внимание сосредоточилось только на чем-то одном. Или бижутерия, или её розовые волосы или задорный голос. Пеппер ей не ответила. Только качнула головой, дескать, «спасибо, я ценю твоё мнение, но свали-ка ты нахер». Тони намёка не поняла. — Знаешь, не хочу показаться мудрой, но может ты хочешь поговорить? — она налила ей ещё стопку. По бокам от неё присела два парня, она бы могла напрячься, но… этого делать совершенно не хотелось. Она же не станут зажимать её в бутерброд прямо здесь, да? Круто это выглядит только в порно. Они поздоровалась с Тони и, кажется, тоже попытались завести с ней разговор. Интересно, на Юге все такие милые и дружелюбные или только ей повезло наткнуться на самых-самых? — Не хочу показаться сукой, но, может, ты хочешь отвалить? — ответила наконец Блоссом. Эта фраза потребовала от неё всей силы воли, усилий, которые она могла бы вложить в изучение истории и всего ядовитого недовольства, успевшего накопителя за почти неделю. Громила и скуластый коротышка синхронно хмыкнули, а Тони заправила прядь розовых волос за ухо и закатила глаза. «Не на ту нарвались, уёбки», — стало её последней мыслью в тот вечер. Об остальном говорила только фотогалерея в её телефоне.