Горят костры рябин

      С трудом всматриваясь в смутный абрис действительности и силясь сфокусировать взгляд на чём-то определённом, он сумел разглядеть склонившиеся над ним силуэты людей, звавших его.       — Шеф, он очнулся! — радостно воскликнул черноволосый молодой мужчина азиатской наружности.       — Лайт, — с неподдельной тревогой выдохнул второй мужчина, и на его испещрённом иероглифами морщин лице отразилось облегчение. Он крепко стиснул сына в объятьях. — Ты нас всех так напугал…       Его мозги споро принялись анализировать свежую информацию раньше, чем он окончательно пришёл в себя, очнувшись от дурмана полусонной эйфории. Лайт. Лайт. Так его звали? Он ничего не понимал и уже отчаялся осмыслить происходящее, но, по крайней мере, теперь знал своё имя. По какой-то причине он не сомневался в истинности сведений.       — Да, это правда, Лайт! Даже Рюдзаки волновался! — с воодушевлением встрял Мацуда. Его глаза опухли и покраснели, как будто он недавно плакал, но он будто этого не замечал. Тем не менее, Лайту не было жаль его, он чувствовал лишь глухое и шипящее раздражение: этот парень точно в каждой бочке затычка.       Горло по-прежнему жгло, а темноволосый мужчина всё болтал и болтал, не позволяя вставить и слова. Не вслушиваясь в монолог незнакомца, Ягами принялся осматриваться: обширное помещение, пребывающее в полумраке, освещённое множеством синих экранов компьютеров, — будто воплощённая штаб-квартира суперагентов из дурного американского блокбастера.       Горло саднило так, будто коты точили об него когти, но ему необходимо было вытащить из так кстати оказавшихся поблизости людей хотя бы крупицы информации.       — Простите, вы… — просипел он, перебивая суесловие Тоты, и неловко отвёл взгляд.       В следующий миг время будто замедлилось, загустело, что английский пудинг. Сердце глухим стуком отсчитывало секунды. Напротив была бездна, он глядел в неё — и она глядела в ответ. Пустота. По спине Лайта промчался табун мурашек, с губ сорвался испуганный вздох. Он не хотел обратно! Только не туда! Непроизвольно отшатнувшись назад, он зажмурил глаза, слыша только собственное сердцебиение, но быстро взял себя в руки. Нет.       Открыв глаза, Лайт с облегчением осознал свою ошибку, сделанную, вероятно, под действием паники, как, бывает, в темноте людям мерещится всякое. Перед ним никакая не бездна, а всего лишь человек.       Высокий, бледный человек, оставшийся стоять в стороне, с интересом исследователя, обнаружившего новую и любопытную муху, взирал на Лайта в ответ. Из-за сутулости и тёмных кругов под глазами он неуловимо напоминал то ли Атланта, взвалившего на свои плечи целое небо, то ли восставшего из могилы, а на его челе стояла призрачная печать глубинного знания. Под мешковатой одеждой проглядывалось дистрофичное телосложение, спутанные, длинные для мужчины волосы цвета обсидиана беспорядочно свисали, прикрывая тонкую шею. Что-то в его внешнем облике казалось смутно знакомым, вызывающим странно противоречивые чувства. Они заворочались в груди гнилостным опарышем. Ошарашенный, Ягами, тем не менее, продолжил:       — …кто?       Всегда широко открытые глаза Эл распахнулись ещё больше, выдавая изумление их равнодушного обладателя, но Лайт уже на него не смотрел: опустив голову, он замер в ожидании долгожданных ответов. Он надеялся на адекватную реакцию, однако никто не проронил ни слова, словно время застыло, как гипс: даже празднословный Мацуда наконец замолчал. Соичиро, нечаянно оттолкнутый сыном, непонимающе приоткрыл рот, оцепенев. Он выглядел сломленным и каким-то враз уменьшившимся, сморщенным.       Быстрее всех от первичного удивления отошёл Тота и поспешил как всегда бесцеремонно прервать воцарившееся безмолвие:       — Лайт, это ведь совсем не смешно! Сейчас не время шутить. Мы правда беспокоились, когда ты вдруг ни с того ни с сего упал. А потом, когда ты перестал дышать!.. Мы уж подумали, что это Кира, думали, всё, того… — всхлипнув, Мацуда поспешно отёр рукавом уголки глаз.       Большой палец Эл медленно приблизился к чуть приоткрытым губам. Теперь он не выглядел равнодушным или заинтересованным, нет, сейчас он казался по-настоящему увлечённым.       — Постой, Мацуда-кун. Я склонен полагать, что Лайт-кун не шутит, — своим обычным монотонным голосом промолвил он, и Мацуда пристыженно потупился, обронив напоследок недоумённое:       — А что тогда, Рюдзаки?       Соичиро также вопросительно взглянул на детектива, желая узнать, что же такое приключилось с его единственным сыном.       Заметив, что внимание всех присутствующих обращено на него, Эл, однако, не спешил пояснять. Он выдержал интригующую паузу, во время которой сунул руку в карман свободных штанов и вытянул оттуда карамельку, после чего долго и старательно избавлял её от фантика и затем закинул в рот. Словно очнувшись от состояния сомнамбулы, он огляделся, пробормотав безразличное с лёгким флёром досады «А, да», и эта интонация была похожа на обвинение в недалёкости. Впрочем, интерпретировал его один Лайт. Его жгло всё возрастающее в геометрической прогрессии раздражение — от того, что позволял себе этот «Рюдзаки» — пренебрежительно-снисходительного вида и высокомерного взгляда, — от того, что его обсуждали так, будто он не находился с ними в одной комнате, от собственного страха, потери контроля над ситуацией и общей беспомощности.       — У меня есть две разных гипотезы, объясняющих состояние Лайт-куна.       — И в чём же они заключаются? — нахмурившись, поторопил его господин Ягами, незамедлительно поддержанный аналогичным вопросом Мацуды.       Голос Эл, обволакивающий, подобно одеялу, и бархатистый аккуратно прервал мысли Лайта.       — Первая гипотеза заключается в том, что Лайт-кун инсценировал обморок и разыгрывает теперь амнезию с целью отвести от себя подозрения по делу Киры.       — Рюдзаки! Как ты можешь подозревать Лайта сейчас?! — возмущённо процедил Соичиро, делая акцент на последнем слове.       — Да, Рюдзаки! Ты что, забыл, что он только что чуть не погиб?       Проигнорировав выпады команды, Эл, всё так же пристально и въедливо всматриваясь в Лайта, как будто решая какую-то чрезвычайно занимательную загадку, продолжил:       — Если это так, то я, пожалуй, несколько разочарован в твоей гениальности, Лайт-кун. Обычно твои планы сложны и не столь тривиальны. Однако данная версия маловероятна. Всего 7%. Невозможно разыграть десятиминутную остановку дыхания и сердца, даже если ты великолепный актёр. А интереса к йоге я за тобой не замечал, Лайт-кун. Вторая гипотеза более вероятна и заключается в том, что ты действительно ничего не помнишь в настоящий момент. Это могло быть вызвано как тем, что ты ударился головой при столкновении с полом, так и недостатком кислорода в головном мозге — последствии остановки дыхания. В таком случае возникает закономерный вопрос, что являлось причиной обморока и последующих ухудшений, а также не совсем ясно, как ты сумел так скоро очнуться и почему, собственно, сумел выжить — науке известны прецедивы, но всё же подобные чудеса — редкость.       Замолкнув, Эл вновь углубился в размышления, оставляя присутствующих переваривать услышанное. Быстрее всех, по обыкновению, отошёл Мацуда.       — А что, если это, ну, всё-таки Кира? — смущённо выпалил он и робко оглядел всех, готовясь в любой момент отказаться от своих слов, если предположение признают откровенно глупым.       — Если бы это был Кира, Лайт был бы уже мёртв, — резонно припечатал господин Ягами, но заметив, какое выражение лица состряпал его подчинённый, смягчился:       — Хотя мы не знаем всего о Кире. Может, он и способен отменить своё убийство и воскресить жертву, — неуверенно добавил он.       — Совершенно верно подмечено, Ягами-сан, — неожиданно встрял Эл. — Мы не знаем почти ничего о своём враге, и нельзя отвергать никакие, даже самые безумные предположения. Но на сей раз, как мне подсказывает моё чутьё, Кира здесь не при чём. Это нечто иное.       Наверное, так и текла бы эта дискуссия, но терпение обсуждаемого было далеко не железное, и оно стремительно близилось к тому, чтобы лопнуть, преодолевая последние рубежи. Наконец, раздражение достигло своего апогея: за время своего вынужденного безмолвствования Лайт успел проанализировать ситуацию и сделать кое-какие выводы. К примеру, он выяснил, что является ключевым подозреваемым в деле некоего Киры, которое ведёт странный детектив с именем «Рюдзаки», к слову, предположительно вымышленным. Также в расследовании участвуют другие фигуры: отец Лайта «Ягами-сан» и его подчинённый Мацуда с низким коэффициентом интеллекта, мягким характером и повышенной болтливостью.       Последние проще всего поддаются манипуляции, — мелькнуло спонтанно на периферии сознания, и Лайт осёкся, не понимая, почему в данном контексте ситуации у него возникают столь меркантильные мысли.       Поморщившись, Лайт опёрся о подлокотник дивана, на котором полусидел, и предпринял попытку подняться на ноги. Заметив телодвижения сына, Соичиро поспешил к нему и, положив тяжёлую ладонь на плечо, покачал головой:       — Ты только очнулся, лучше полежи.       Лайт успел с раздражением подумать, почему вообще его просто оставили лежать на диване и даже не вызвали врачей.       Будто прочитав его мысли, Эл ответил на незаданный вопрос.       — Скорая уже в пути. Полагаю, обследование, с вероятностью в 70%, объяснит если не всё, то многое.       Лайт недоумённо свёл брови к переносице. Почему он выражает всё в процентах? И он что, в состоянии на ходу вычислять вероятность?       Спрятав горящий взор под отросшей русой чёлкой, Лайт украдкой стал рассматривать сей чудной экземпляр представителя рода человеческого. По внешнему виду Рюдзаки невозможно было определить ни возраст, ни национальность, ни какой-либо иной фактор личности детектива. Единственное, что уяснил для себя Ягами в ходе наблюдений и размышлений — то, что имя «Рюдзаки» ненастоящее, и тот явственно гайдзин, либо, по крайней мере, японец лишь на треть или того меньше. Но зачем Рюдзаки такая конспирация? И в чём конкретно он подозревает Лайта, если ему приходится скрывать даже своё имя? О чём думает этот загадочный человек? Почему он один среди всех кажется знакомым?       Но главное — почему я жив, почему я здесь? — размышлял он. — Я точно помню, что меня не существовало, что я становился частью Пустоты. А сейчас я есть, и меня окружают люди, которые меня знают. Возможно, всё происходящее — просто иллюзия рассыпающегося сознания? Или наоборот — всё то, что было до этого, было сном мозга, погибающего от недостатка воздуха?       Воровато покосившись по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает — господин Ягами и Мацуда отправились встречать скорую, а Эл, казалось, пребывал глубоко в чертогах собственного разума, не обращая на Лайта и крупицы внимания, — Лайт незаметно ущипнул себя и невольно зашипел: кожа была болезненно-чувствительной, как у новорожденного. Мгновенно тёмные омуты ненормально расширенных зрачков переметнулись с миражных образов на оппонента.       — Что ты делаешь, Лайт-кун? — вкрадчиво произнёс он, за долю секунды сокращая между ними дистанцию.       Ягами растерялся от неожиданного напористого вторжения непонятного субъекта, вызывавшего уже одним своим одичалым видом и рентгеновским взглядом настороженность, в личное пространство, но всё же быстро взял себя в руки и подавил инстинктивный импульс отшатнуться. Не видя на то внятной причины, он, тем не менее, отчётливо знал, что ему ни в коем случае нельзя подавать сигналов о слабости. Он интуитивно чувствовал поблизости врага, сильного и опытного. От Рюдзаки исходила на физическом уровне ощутимая аура опасности, и все органы чувств сигналили красным, предостерегая. Волоски на руках предательски встали дыбом, а по спине поползли мурашки.       Точёный профиль Лайта принял выражение отрешённой собранности. Он слегка передёрнул плечами, будто стряхивая пыль, и уставился прямиком в непроницаемую бездну чужих очей.       — Ничего, Рюдзаки, — нарочито небрежно обронил он, пряча карамельного цвета глаза под пушистым веером ресниц. — Просто осматривал себя на наличие повреждений.       — Хм, — глубокомысленно изрёк Эл, маниакально сверкая взором и странно улыбаясь, и приблизился почти вплотную. — Ты помнишь моё имя?       Он хищно рассматривал лицо подозреваемого на наличие малейшего изменения мимики, по-птичьи склонив голову набок.       Лайт невольно впился ногтями в ладони. Неожиданно его захватило пугающее, но странно-сладостное желание сдавить пальцами доверчиво подставленную шею. «Я не убийца! — в ужасе кричал загнанный в угол разум. — Не убийца…»       — Нет, — сдержанно ответил он, выверяя каждую интонацию, шлифуя её до совершенства ровных форм античных статуй. — Я услышал, как один из тех двоих, что были здесь, назвал тебя так.       Ненормально расширенные зрачки сузились, открывая радужку цвета хмурого неба перед июльской грозой. Это зрелище неожиданно заворожило Лайта, и он не заметил, как Эл отстранился, задумчиво прикусывая подушечку большого пальца.       — Сейчас ты сказал правду, — неразборчиво пробормотал он, словно разговаривая с пространством. — Но в чём солгал до этого и почему?       Мимолётом бросив на Лайта отрешённый взгляд, он, казалось, окончательно утратил всякий интерес к беседе и погрузился в унылое молчание. Отчего-то на Лайта накатило неизъяснимое разочарование, но он не рискнул продолжить прерванный разговор и ответить на брошенную вскользь реплику.       Вскоре вернулись полицейские вместе с санитарами и почтенного вида пожилым джентльменом, который представился как Ватари. Они о чём-то беседовали — Лайт не вслушивался, погрузившись в себя и автоматически отвечая на адресованные ему вопросы. Затем, решив что-то, провели первичное обследование на наличие наружных повреждений. Парень, ощущавший слабость, даже не стал пререкаться, когда его погрузили на носилки.