Каждый чем-то заполняет свою пустоту внутри. Кто-то злостью, кто-то добротой, Кто-то похотью, а кто-то тобой.
music: vancouver sleep clinic — lung (repeat) Раннее утро. Ночная темнота медленно отступает, скромно поблескивает снег, а яркий фиолетовый цвет хаотично окрашивает небо и каждую снежинку, хрустящую под ногами, в бледные оттенки розового. Много же выпало за предыдущую ночь… Чёрная фигура парня осторожно подплывает к родному дому, в котором скоро придётся платить за своевольность. Три стука в замёрзшую дверь пекарни. Тишина. — Наверное, спит…— тихонько произнёс Хенвон, а за его словами последовало огромное облако пара изо рта. Ключей у блудного сына не было. Соответственно, оставалось только ждать, когда дядя проснётся и пустит его в дом, конечно, если повезёт… В противном случае, парень замёрзнет здесь насмерть. Но, к счастью, через пару минут дверь все же отворилась. Кихен стоял в рабочей одежде и смотрел на своего племянника таким непонятным взглядом. Ю не был удивлён, не был зол и не был безразличен, он просто…долго смотрел, после чего молча отошёл в сторону, чтобы Хенвон зашёл внутрь и отогрелся. — Где ты был? — с пугающим холодным тоном спросил Кихен спустя некоторое время. Затем он безмятежно поставил на плиту чайник с холодной водой. Хенвон молчал.***
— Где ты был вчера? — настойчиво спрашивал Чангюн у только что вошедшего в квартиру писателя. — С Хенвоном, — спокойно ответил Ли и подошёл к зеркалу, чтобы поправить растрепанные волосы, — в саду бабочек, если тебе интересно. — А потом? — Чангюн нахмурил брови и медленно встал с дивана. — А потом это моя личная жизнь. Я не обязан обо всем тебе рассказывать. Им знал с самого начала, что этот разговор ничем хорошим не закончится, да и не рассчитывал особо на это. Парень закатал рукава и подошёл со спины к писателю, который, в свою очередь, прекрасно видел действия друга в отражении. Минхек в очередной раз улыбнулся своей серой улыбкой и только было начал что-то говорить, но Чангюн схватил его одной рукой за затылок и впечатал в это самое зеркало так, что лицо писателя каплей расплылось по отражающей поверхности. — Я тебя слишком хорошо знаю, Минхек. Быстро говори, что ты с ним сделал?! — Писатель тихо хрипел и пытался избавиться от этого неудобного положения, но Им прижал его настолько сильно, что с каждой секундой становилось труднее дышать, — у Кихена всю ночь была истерика из-за отсутствия Хенвона, а у меня была истерика из-за отсутствия тебя! И что же ты мне прикажешь думать, когда убийца резко пропадает вместе с человеком на всю ночь, а потом возвращается один с такой счастливой мордой?! — Ты думаешь, я убил его? — Минхек наконец собрал силы и оттолкнул от себя друга, после чего повернулся к нему лицом. — Я уже не знаю, что думать…***
Кихен заварил себе обычный крепкий кофе, а племяннику сделал особый чай с листьями стевии, мяты и валерианы. А также на столе оказалась горячая тарелка супа. Подозрительное спокойствие и забота дяди пугали Хенвона. — Я слышал, что 28 числа будет солнечное затмение, — внезапно и очень громко сказал Ю, когда поставил две горячие кружки на деревянный стол, — ты же вроде увлекаешься астрономией, верно? Хенвон кивнул в знак согласия и опустил взгляд в янтарного цвета воду. «Не знаю, с чего он взял, что я этим увлекаюсь, но пусть будет так, мне лучше просто согласиться и молчать. Не нужно произносить ни слова, потому что никогда нельзя доверять такому странному спокойному поведению человека, который обычно выходит из себя, злится и сносит все на пути». — Так где ты вчера был? Где ночевал? Я… Мы очень переживали. Че хмыкнул. И правда смешно, когда человек, который сам же и выгнал, вдруг играет роль заботливого родственника и притворяется, что все это время волновался. — С… — Я знаю, что с Минхеком, мне больше интересно другое… Почему ты вернулся утром? — голос Кихена вдруг начал грубеть и даже немного дрожать, — Он что-то сделал с тобой? — вслед за голосом тремор охватил руки Ю. Он больше не мог держать этот гнев в себе, поэтому вдруг резко вскочил из-за стола и упёрся в него кулаками. — Все в порядке…— Хенвон неуверенно говорил со стучащими от страха и озноба зубами. — Я знаю прошлое этого человека и на что он способен! — Кихен вцепился ногтями в руку племянника и потянул на себя, — Так что быстро говори мне правду! — Я не вру! Он ничего не делал со мной! Я в порядке! Кихен окончательно слетел с катушек и так сильно ударил по столу, что кружка с травяным горячим чаем и тарелка супа опрокинулись на ноги парня. Горло его сковало невидимой колючей проволокой, из-за которой не просто невозможно было дышать, но и появилось невыносимое чувство боли и тошноты. Нижнюю часть парализовало жгучей болью, которая продолжала распространяться по всей левой ноге, жизненно необходимому органу и немного левой кисти руки. — Ты наказан… — сквозь скрипящие зубы сказал дядя, после чего подошёл к дрожащему Хенвону, схватил рукой за шиворот, как какое-то животное, и потащил его по лестнице наверх. Парень привык к такому полуживому состоянию. Да, было больно, но ведь любую физическую боль можно перетерпеть, если есть ради чего. А может и наоборот, когда нет никакой причины, ради которой стоит держаться, то ничего не остаётся, кроме как просто сдаться. Напряженной рукой Кихен выдернул кожаный ремень из своих старых брюк и, совершенно не раздумывая, ударил им по спине племянника, затем последовал ещё один удар, потом ещё и ещё… Хенвон закрывал руками лицо, чтобы не показывать свою скорченную физиономию и ещё больше не раздражать дядю. — Почему вы все мне постоянно врете? Почему?! — Ю вопил так сильно, что его голос отдавался тяжелой вибрацией где-то под рёбрами. Он задыхался и захлебывался собственной злостью, с каждой секундой превращаясь в какого-то монстра, который никак не может насытиться чужими страданиями. Спустя некоторое время Кихен отбросил ремень в угол и наконец открыл перед собой красное лицо парня. В заплаканных глазах Че отражалась нависшая рука, готовая нанести удар. Однако внезапный телефонный звонок, доносящийся из кабинета напротив комнаты, помешал произойти этому. «Можно передохнуть», — подумал Хенвон и упал без сил. Его взгляд обратился в сторону небольшого окна, в котором розовое небо уже окрасилось в темный серый цвет. Погода предвещала бурю. Телефонный разговор был недолгим: — Алло? Я сейчас занят… И что?.. Стоп. Что?.. Ты уверен?.. Да как он только посмел…— Голос с другого конца продолжал что-то говорить, но Кихен больше не слушал, трубка выпала из его руки и теперь одиноко лежала на старом черно-бордовом ковре. С пугающей скоростью Ю подбежал к измученному парню, схватил за горло и начал поднимать вдоль стены, будто пытаясь таким образом раздавить его. — Сколько раз я говорил тебе, что врать мне бесполезно? А? Знаешь кто сейчас звонил? Чангюн. И знаешь что он рассказал? Хенвон закрыл глаза и опустил голову. Конечно же он знал. А ещё знал, что сейчас его накажут особенно сильно. — Смотри мне в глаза, жалкий мальчишка! Смотри в глаза и говори правду! После долгого молчания парень все же ответил: — Ты ведь и так все знаешь… Кихена только взбесили эти слова, он замахнулся правой рукой и наконец ударил кулаком со всей силы по лицу племянника. Это был тот удар, после которого уже невозможно остановиться. — Да, ты просто жалок. Я думал, что у твоей никчемности есть хоть какой-то предел, но даже тут ты умудрился опуститься ещё ниже. После того, что ты позволил с собой сделать…— Ю ослабил хватку и убрал левую руку с шеи парня, из-за чего тот тут же свалился на пол, — Ты — грязное, лживое, развратное, никому не нужное двуличное ничтожество. В сердце Хенвона поселилась та самая тьма, которую он долгое время держал у входа и изо всех сил старался не впускать. А эти восемь слов, которые вылились ядом изо рта дяди, не просто открыли дверь, а полностью сорвали ее с петель, и теперь чёрные демоны пожирают сердце парня, а осколки несчастных восьми слов так сильно врезались в легкие, что их уже нельзя будет ничем вытащить. Осталось лишь задыхаться и ждать своей смерти. — Собирай свои вещи и проваливай… — уже полушепотом добавил Кихен, когда выходил из комнаты, — Лучше бы ты вообще не рождался…***
Звон дверных колокольчиков. — Извините, мы ещё не открылись… — пробурчал Кихен, стоя спиной к двери. — Это я. Ю обернулся и увидел перед собой Чангюна, лицо которого было разукрашено несколькими ссадинами и синяками. — Что случилось? Почему ты в таком виде? — начал суетиться Кихен. — Не думал, что скажу это, но я подрался с Мин…— В этот момент скрипнули ступеньки, и это заставило всех застыть на месте, — хеком… — закончил Чангюн, а затем уставился на лестницу, по которой скромно спускался его старый друг, весь побитый и с чемоданом в руках. В пекарне повисла тяжелая тишина, и только Хенвон продолжил в мучениях продвигаться к выходу, не обращая ни на кого внимания и изредка поскуливая, словно побитая собака. Но за пару шагов от цели перед ним оказался тот, кто служил последние годы причиной не впускать в себя этих демонов, причиной держаться изо всех сил и сохранять надежду. По сравнению с лицом Има, у парня оно было изуродовано так, что даже сложно понять, каким оно было прежде. Самих глаз практически не видно, только большие красно-фиолетовые отеки. Даже форму губ с трудом удаётся распознать, потому что теперь она похожа на кляксу, растекшуюся по лицу. Чангюн открыл рот, чтобы сказать что-то, но тут же закрыл, потому что никакими словами невозможно описать тот ужас, в который превратилось прежде невинное создание. — Чангюн, отойди от двери, пусть это катится обратно в ад, — Ю выплюнул слова без всякого сожаления. Хенвон ненадолго поднял голову и посмотрел совершенно пустым взглядом на некогда любимого человека. «Вот и все, Чангюн, пришло время закончить это, пришло время отпустить тебя… Ты на самом деле хороший человек, ты всегда таким был. И таким же будешь. Ты помог мне выжить в те времена, когда я был на волоске от смерти. Ты подарил мне силы, надежду, эти…странные чувства… Да, мне было больно любить тебя, но, даже несмотря на это, я был счастлив. Ты подарил мне единственную настоящую дружбу, которую я никогда не забуду. Ты подарил мне вечера, в которые я мог наслаждаться музыкой, шутками, откровенными разговорами с тобой. Ты подарил мне юность… Я так много хочу сказать тебе, прежде чем мы больше никогда не увидимся, так много хочу… Но при этих обстоятельствах я могу лишь сказать тебе ‘спасибо’ и…» — Прощай…***
Началась метель. Вот и писатель, который, подобно тени, крадётся под натиском сильного снегопада. Ноги его заплетаются, на подбородке виднеются маленькие темно-красные застывшие полосы крови, а спину ломит огромная чёрная сумка, в который бог знает что лежит. Путь через злосчастный парк кажется ему бесконечным, серый холод все больше пробирает до дрожи тело, а серая боль больше не придаёт сил двигаться дальше. Звучит смешно, глупо и так по-человечески. Вот и еще одна блуждающая тень виднеется вдали и падает на колени посреди снежной бури. Слабость Минхека внезапно исчезла, он со всех ног побежал навстречу тени с полной уверенностью, что это именно его тень. А он никогда не ошибается. Посреди белоснежной дороги сидел на коленях парень, опустив голову и громко всхлипывая, чуть ли не захлебываясь слезами. Ли осторожно подошёл к нему и застыл. — Хенвон…? Парень вздрогнул, после чего слабо толкнул рукой писателя в колени, при этом сильнее начиная плакать. Рука Ли легонько дотронулась до каштановых волос на голове Че и смахнула небольшую кучку снега так осторожно, будто эти волосы были самым драгоценным во всем мире. — Не трогайте, не смотрите на меня. Уходите… — сломанным из-за слез голосом просил Хенвон, вновь закрывая своё лицо руками. Минхек вспомнил, что именно эти слова говорил и он сам пару дней назад, примерно в этом же месте. Забавное совпадение… — Хорошо, — согласился писатель и обошёл парня, после чего встал к нему спиной, — Вот, больше не смотрю. Поднимайтесь с земли, а то заболеете. — Не могу… — Почему? — Мне больно. Хенвон не хотел говорить причину, по которой он не может встать. В какой-то степени ему даже было стыдно признавать, что он снова позволил себя избить, кроме того, ещё и получил многочисленные ожоги. — В таком случае, — Минхек бросил сумку рядом с коричневым старым чемоданом и сел на холодную землю, прижимаясь своей спиной к Хенвону, — я тоже не буду вставать, потому что мне тоже больно. — Это абсурд. — Именно. Буря начала потихоньку стихать, как и слезы Че, которому стало немного теплее и спокойнее от соприкосновений именно с этим человеком. Парень прислонился затылком к писателю, после чего немного повернул голову влево и заметил, что Ли положил свою открытую ладонь на снег. Забавно, но Хенвон без всяких раздумий тоже протянул свою руку и переплел их пальцы. — Нужно быть сильными… Однажды и эта боль принесёт пользу. — уверенно сказал Минхек и медленно начал вставать, продолжая держать руку парня и стараясь тянуть его за собой. Хенвон особо не сопротивлялся. Единственное, что мешало ему — невыносимое чувство боли по всему телу, из-за которого не то, что дышать, но даже просто думать о чем-то удавалось с трудом. Через все эти муки парень все же смог подняться, но в следующую секунду его колени дрогнули и он повис на писателе, обхватив того руками. Глубокий болезненный вдох. — Давайте…сбежим… Я не могу больше оставаться здесь… — скулил Хенвон, делая жалкие попытки ходьбы. Писатель усмехнулся. — Я так и хотел с самого начала.***
Ближе к вечеру в вокзал вваливается уставший Минхек, который тащил достаточно долгое время на своей спине парня, а одной рукой катил чемодан, в который чудесным образом вместил ещё и свою сумку. «Он вообще человек?», — не в силах открыть глаза, но осознавая всю ситуацию, думал Че на протяжении всего пути. Писатель осторожно положил измученного парня на скамейку и поплёлся к кассе. — Два билета до Абердина пожалуйста и…если можно, аптечку. — За это будет дополнительная плата, — отвечает грубый мужской голос из маленького окошка. — Хорошо, сколько всего? — 28. — Держите…— Минхек достал из кармана две помятые бумажки и несколько монет. — Поезд отбывает через десять минут, советую поторопиться. — Добавил мужчина, когда писатель был уже на пути к Хенвону. Ли понимал, что ехать придется двое суток, а еды никакой нет, деньги потрачены на билеты, но, несмотря на это, он продолжал верить, что все будет хорошо. Должно быть… Видя плачевное состояние и сгорбленную спину одного из пассажиров, проводник помог Минхеку занести чемодан в вагон. Хенвон же сам встал на ноги и поплёлся следом за своим горбатым писателем, едва заметно улыбаясь по непонятной причине. В ближайшее время, когда молодые люди уже находились на своих местах, прозвучало объявление об отправлении, и вагон тронулся с места. Минхек задвинул старую дверь купе, в котором, по счастливому стечению обстоятельств, не было соседей. После чего он одним движением открыл аптечку и внимательно уставился на измученного парнишку. — Благодарю…— прохрипел Че, затем прочистил горло и повторил ещё раз, — благодарю, спасибо… — Вы сказали это дважды, ах, нет, даже трижды! — По-доброму шутил писатель, пока аккуратно устраивался рядом с Хенвоном. — Да хоть тысячу раз. Этого все равно будет мало… Минхек нежно улыбнулся. Он ничего не ответил, а просто молча начал медицинские процедуры. С руками все прошло достаточно быстро, так как необходимо было лишь сменить старые повязки. Ли уже собирался приняться за лицо, которое пострадало больше всего, но тут его остановил сам пострадавший довольно странным жестом. Хенвон расстегнул две пуговицы на своих брюках и попытался снять их, но как только писатель заметил ожоги и маленькие волдыри, тут же помог ему. — Как Вы все это время терпели? — поинтересовался Минхек, продолжая смотреть на поражённые участки кожи. — Не знаю, на одно мгновение вся боль прекратилась и… — парень ненадолго замолчал, обдумывая свой дальнейший ответ, который так и не смог произнести. — И…? — Это уже не важно, ведь сейчас все хорошо. Вы можете что-то с этим сделать? — Че указал взглядом на маленькие волдыри. — К сожалению, нет. Вам просто нужно отдыхать и как можно меньше трогать ожоги, — Минхек до конца стянул с парня брюки, заранее сняв ботинки, после чего добавил, — думаю, лучше всю дорогу ходить так. Хенвон кивнул в знак согласия и принялся расстегивать рубашку, чтобы освободить и другие места ожогов, которые смешиваются со следами от побоев. — Да перестаньте уже, — писатель остановил парня, чтобы самому продолжить начатое, — позвольте хоть кому-то позаботиться о Вас. После очередного молчаливого согласия Хенвона писатель продолжил медленно расстегивать старую на вид рубашку, постепенно открывая перед собой новые гематомы. С каждой пуговицей становилось все страшнее. — Минхек, — вдруг обратился к писателю парень. — Хенвон, — одновременно произнёс писатель, после чего усмехнулся этой случайной синхронности и продолжил, — у меня есть к Вам вопрос. — У меня тоже, но он не такой уж и важный, так что давайте сначала Вы. Писатель закончил с последней пуговицей и медленно отодвинул ткань в сторону, позволяя себе разглядывать всю эту ужасную галактику из белых пузырьков от ожогов, последствий побоев и небольшого количества родинок. — Заранее простите за такой нескромный вопрос и мое чрезмерное любопытство, — Минхек на некоторое время замолчал, продолжая смотреть на разноцветную грудь, — в эту ночь я кое-что почувствовал…вернее, отсутсвие…ах, нет, все не так. Мне показалось, что Вы, в общем, то, что между нами было… это ведь у Вас не впервые, верно? В том месте, которое сверлил взглядом писатель, у Хенвона пронеслась секундная невозможная изжога. Под рёбрами все скомкалось, ноги и руки онемели, а вся физическая боль, которую парень по непонятным причинам не чувствовал какое-то время, по таким же непонятным причинам вернулась, только в два, а то и в три раза сильнее. flashback — Алло, дядя Кихен, прости, что беспокою тебя, но не мог бы ты забрать меня со школы пожалуйста? На улице очень уже темно и очень холодно…— мальчик стоял у огромного настенного телефона в главном коридоре школы. — Тебе уже 15 лет, неужели ты настолько тряпка, что не можешь дойти сам? И вообще, я занят, не мешай мне и молча иди домой. И надеюсь, ты не забыл о том, что нужно сегодня печи почистить, а ещё полы помыть? Займись уже делом! — после этих слов звонок был завершён. Хенвон вздохнул, тихонько произнёс: «и вообще, мне уже 16», а потом посмотрел на свою мокрую куртку, лежащую на скамейке возле внутреннего выхода из школы. Какие-то хулиганы, которые любили поиздеваться над хрупким и тихим Че (а таких было немало), посчитали забавным полностью вымочить его куртку в середине января, а вернее, в его день рождения. Ещё один звонок. — Алло? Доктор Им, здравствуйте, простите за беспокойство, но не могли бы Вы меня забрать со школы? Однако этот разговор тоже был не таким долгим. — Прости, Хенвон, у меня приём, не могу сейчас говорить, перезвоню позже… «Конечно же… Как Вы мне перезвоните, если даже не знаете этого школьного номера?», — думал Че, с каждой секундой теряя надежду покинуть школу. Но ему ничего больше не оставалось, кроме как в таком виде через темноту и холод ползти домой, где позарез нужно выполнить поручения Кихена, иначе, по сравнению с гневом дяди, обморожение покажется ему нежным касанием ангела. Мальчик обмотался как можно плотнее шарфом, взял куртку в руки и отправился в путь. Больше половины дороги все было спокойно, если не учитывать тот факт, что от любого, даже слабого порыва ветра у Хенвона по телу болезненная дрожь пробегала. И вот мальчик наконец проходил через парк, сразу за которым его ждут тепло, дядя, пусть и всегда злой, но зато родной человек, который по тем или иным причинам тоже ждёт своего племянника дома. — Эй, смотрите! Какая малышка идёт! — Вдруг послышались мужские голоса где-то справа от мальчика. Хенвон не придал особого значения тем словам и просто продолжил свой путь, но когда был достаточно близко к месту, откуда доносились голоса, он увидел троих мужчин, пьяных здоровенных мужчин, с которыми лучше не связываться, что было вполне очевидно. Жаль, осознание этого не помогло избежать случившегося. Двое людей сидели, а один стоял, вернее уже направлялся в сторону и без того напуганного парнишки. — И что же девочка делает одна поздно вечером в парке? — Мужчина схватил Хенвона за плечо и повернул к себе, — Ого, да ты пацан что ли? — Извините, мне нужно домой! — Хенвон убрал со своего плеча чужую руку и немного попятился назад. Двое других мужчин в одно мгновение тоже оказались рядом. Все голоса вдруг смешались в один, от которого начинало неимоверно тошнить. — А он симпатичный… Но ведь пацан… И что? Да какая разница? — в этот момент один мужчина схватил Хенвона сзади за талию и потащил в лесистую часть парка. Все, что было после этого Хенвон помнит отрывками. Он помнит только моменты, в которые пытался вырвать на землю из себя все внутренности, лишь бы отвлечься от происходящего, он старался изо всех сил игнорировать каждый раз, когда сзади него сменялись эти мужчины. Он ни о чем не думал, ведь ему даже не о чем было думать, кроме того, что скоро эта пытка должна закончиться. Но она не заканчивалась. Хенвон потерял сознание спустя час. И когда он очнулся, вокруг не было ничего, кроме мертвой тишины, блестящего снега и чистого звездного неба над головой. Мальчик спокойно надел школьную форму, которая прилично пострадала, и накинул замёрзшую куртку, все ещё валяющуюся на дороге. Дом. — Где ты шлялся все это время? — с порога начал кричать дядя, — И как ты вообще выглядишь? Опять пытался что-то с собой сделать? Позор, господи, какой позор…— Кихен сжал двумя пальцами переносицу и некоторое время стоял так над племянником, — Ладно, черт с тобой, полы утром помоешь, а печи я сам уже почистил. Вали в ванную, приведи себя в порядок и ложись спать! конец flashback — Мне так жаль…— прошептал Минхек после того, как дослушал долгий ответ на свой вопрос, — И извините, что спрос- — Не надо меня жалеть. Извиняться тоже не надо. На самом деле, я даже рад, что смог кому-то это рассказать… Стук рельсов и гудящий ветер немного смягчили напряженную обстановку. Иногда создаётся впечатление, что поезда, помимо главного их предназначения, созданы ещё для того, чтобы ближе узнавать людей; делиться секретами, когда наступают сумерки; гулять по перрону во время остановок в крупных городах и влюбляться, влюбляться и ещё раз влюбляться во все, что тебя окружает. Именно во время поездки начинаешь замечать и ценить детали, будь то легкая прохлада, первая капля дождя или пробегающая по полю лошадь, которая кажется в этот странно-волшебный момент самым невероятным созданием. И печально то, что многие люди утратили эту, казалось бы, обычную способность влюбляться. Жизнь превратилась для многих в серое полотно с черно-белыми пятнами, случайно оказавшимися там, которые люди часто принимают за счастливое происшествие, иными словами — везение. И счастье тем, кто все ещё способен влюбляться. — Уже слишком поздно. Пора ложиться спать, а то в темноте я Вам случайно не то забинтую, — без улыбки, но сохраняя оптимистичные нотки в голосе, произнёс Минхек, после чего захлопнул аптечку и поставил ее на стол, — я посплю сидя, а Вам сейчас заправлю спальное место, — закончил писатель и принялся за упомянутое дело. — А можно теперь задать свой вопрос? — скромно поинтересовался Хенвон. — Конечно, — тут же подтвердил Ли и потянулся за тёплым одеялом, что лежало высоко на полке. — Почему мы до сих пор разговариваем на «Вы»? Теперь оцепенел и писатель. Но его отпустило намного быстрее, чем парнишку в прошлый раз. Минхек положил одеяло на почти заправленное спальное место и сел сверху. — Когда-нибудь я смогу Вам ответить на этот вопрос без всяких загадок и утаек, но не сегодня. И простите, что держу такую, казалось бы, незначительную вещь в секрете, особенно после вашего рассказа… Единственное, что я могу сказать, прежде чем попрошу больше не задавать подобных вопросов, так это то, что если вы услышите от меня обращение на «ты», лучше убегайте подальше и не разговаривайте со мной, — Ли закончил с редким для его лица выражением — злостью. Хенвон замолчал и опустил взгляд на свои ноги, которые медленно растворялись в темноте. Впрочем, как и он сам. — Простите за грубость. Давайте я помогу Вам лечь, — после этих слов Минхек плавно уложил напуганного котёнка спать, стараясь накрыть лишь те части тела, которые были спасены от ожога. Сам же писатель уселся на противоположное место и начал всматриваться в нарастающую луну, которая близилась к своей последней прекрасной фазе, что была перед тем, как вновь начать убывать. Пейзаж бескрайнего серого поля за окном и ритмичный стук рельсов начинали убаюкивать писателя. Его жуткие мысли смешались с дремотным воображением и он постепенно упал в сон.***
Звон дверных колокольчиков. Знакомая пекарня, знакомый пекарь, знакомый запах свежеиспеченного хлеба. — Извините, мы ещё не открылись…— пробурчал Кихен, стоя спиной к двери. — Это я. Ю обернулся и увидел перед собой Минхека, у которого с подбородка падали капли крови. И брали они своё начало в чёрных блестящих глазах писателя, а щеки его были изрисованы кровавыми полосами, схожими со следами от слез. — Зачем Вы здесь? — встревоженно спросил Кихен. — Я пришёл за тобой. — Какая бестактность! — возмутился пекарь и едва ли заметно попятился назад. Тем временем Минхек уверенно двигался в сторону напряжённого Ю, он буквально уничтожал его своей аурой и все живое, что находилось перед глазами. У Кихена перехватило дыхание от испуга, коленки предательски задрожали, но все это не мешало оценивать обстановку и пытаться думать здраво. Достаточно быстро двое людей оказались на самой кухне, где тумбы были усыпаны мукой, а две небольшие печи полны будущими буханками хлеба. — Да что Вам нужно от меня?! — начал вопить Кихен, когда отступать уже было некуда, и он плотно прижался спиной к мешкам с мукой. — Твоя ничтожная душа…— нечеловеческим голосом прохрипел Минхек, когда одной рукой пытался душить Господина Ю. Но в один момент его что-то остановило. И этим что-то были слезы на глазах пекаря. — Я ведь восхищался Вами, чуть ли не поклонялся Вашему творчеству. Господи, если б я только знал, какое на самом деле Вы чудовище, демон, не иначе…— Кихен все больше переходил на истерическое рыдание, но все равно пытался держать себя в руках. Ли наклонил голову, подобно кошке, наблюдающей с особым интересом и даже каким-то презрением за игрушечной мышью, которую пытается подсунуть ей тупоголовый человечишка. — Да, ты прав, может я и чудовище, но тебе ли говорить мне эти слова?! — демон был на расстоянии сантиметра от дрожащих губ Ю, продолжая слабо держать свою жертву за горло, — Впрочем, не отвечай, все равно не сможешь. Нечеловеческими ногтями Ли разрезал фартук, кофту, а заодно и кожу на животе пекаря, заставляя того кричать от невыносимой боли. — Кихен, — демон приблизил свои губы к уху жертвы, — Гнев — это грех, — после чего он нежно поцеловал Ю в щёку, оставляя на ней следы собственной крови, — Ненасытность — это грех, — и демон вновь целует щеку, только уже с другой стороны, а в следующую секунду он расправляет свои чёрные крылья бабочки, — и Любовь — это тоже грех, — с этими словами он впивается когтями в грудь, а двумя чёрными ядовитыми лепестками в яркие красные губы Кихена. И пекарня вспыхнула адским пламенем.***
Снова стук рельсов. Прохладный воздух из приоткрытой форточки. И тёплая рука на груди писателя. — Минхек? Вы в порядке? — Конечно, а что случилось? И почему Вы не спите? — С полной безмятежностью спросил Ли и начал изучать испуганные большие глаза, которые взаимно изучали его. — Вы сидели и долго смотрели в окно, даже не моргая… Я так и подумал, что Вы спите, ну, сами же говорили. Но потом Вы вдруг начали плакать, по-прежнему не моргая, Ваши губы потемнели, а из глаз вдруг… Минхек наконец почувствовал влагу на своём лице и тут же тыльной стороной руки провёл по щеке — кровь. Писатель быстренько выдернул из внутреннего кармана платок и избавился от этого недоразумения. — Простите за это…— шепотом извинился Ли и закрыл глаза, чтобы больше не пересекаться взглядами с любопытным парнишкой. Хенвон забрал одеяло со своего спального места, продвинулся ближе к писателю и накрыл их обоих. Руками он обвил талию Минхека, а голову положил на грудь, принимая на себя все удары сердца. — Все хорошо. Надо быть сильными, тогда и эта боль принесёт пользу, верно? — пробормотал парень и сильнее обнимал Ли. И вот Минхек улыбнулся. Ему казалось, что именно это истинный момент счастья, что теперь он дышит этим нежным лунным светом, что весь серый мир за окном вагона — целый бескрайний океан, и путешествие по нему будет бесконечно, вечно. Вечная ночь, вечные объятия и влажные щёки, вечная песнь железной дороги, свежего воздуха, врывающегося в форточку и биения собственного сердца. — Минхек…? — шептал в оковах объятий Хенвон, — у меня есть вопрос и просьба. — Говорите. — Не могли бы Вы прочитать что-нибудь? Просто в детстве я мечтал, чтобы перед сном мама читала мне сказки, ведь именно это делают мамы в книжках, верно? Пусть это покажется Вам наивным или глупым, но я бы хотел послушать Ваш голос… — Хорошо, маленький принц, как скажете, — писатель не переставал улыбаться и гладить большим пальцем правое плечо парня, потому что именно эта часть тела, наверное, единственная оставалась невредимой и чистой, — Сказок я не знаю, но есть в моей памяти то, что я бы хотел Вам прочитать.Маленький принц. Мой маленький принц, Ты был один. Ты был потерян Среди множества картин В галерее лицемеров. Ты был прикован цепями, Раздавлен днями, растерзан когтями, И, вцепившись в развалины замка, Ты отчаянно боролся с демонами, с нами. Мой маленький принц, Ты был заточен в стенах своей жизни, Подавлен, слаб и измучен, И, умирая в агностицизме, Ты со смертью оставался неразлучен. Ты шёл в темноте, Как маленький ягнёнок на бойню. Ты забыл о душе, красоте и мечте, Но они в тебе жили вечно, спокойно. Мой маленький принц, Неофит изолированный, Сколько гнилых повидал ты душ и лиц, И остался благочестивым?
Я боюсь испытать твою совесть, Я боюсь опорочить тебя, Я боюсь закончить эту темную повесть, Так и не успев её начать. Мой маленький принц, Не бойся грома, дождя, Не бойся собственных звёзд, Не бойся огня, меня и невзгод. Расправь свои крылья, чтобы все замолчали И с ужасом смотрели. Расправь свои крылья, Не бойся сгореть. И засияй так, чтобы мы оба сгорели.
Последнюю строчку Минхек прошептал с особым акцентом, из-за которого тело парня атаковали покалыванием миллиарды невидимых звёзд. — А вопрос? — напомнил Ли. — Точно, вопрос. Куда именно мы едем? Писатель глубоко вдохнул и на выдохе произнёс: — Ко мне домой. Улыбка с лица Минхека вдруг исчезла, повеяло приятной прохладой. Писатель запустил руку в каштановые волосы Хенвона и медленно начал рисовать случайные узоры своими пальцами, тем самым убаюкивая мальчика и позволяя тому на своей груди погрузиться в глубокий звездный сон. Домой…