Imagine Dragons "Whatever It Takes"
https://zvooq.online/tracks/imagine-dragons-whatever-it-takes
А Баки всё ещё без руки. Сидит на кушетке после процедур и не поймёт, от чего его больше распирает — от радости или от удивления при виде знакомой фигуры в дверях: — Я думал, что ты так и не появишься. Стив спешно подходит — рукопожатие, объятие: — Меньше думай, Бак, — устраивается на стуле рядом, брови сдвигает, в глаза всматривается. Борода (и сильно отросшую щетину Стив готов за неё принять, лишь бы не как во сне) на месте, слава Бруклину. Отсутствие руки вызывает сосущее чувство под ложечкой, но он гонит его прочь. — Ну? Как ты? — Как в сказке, — не перестаёт улыбаться. — Всё волшебно, — говорит без иронии, ведь после всего, что с ним происходило больше семи десятков лет, это и есть сказка. Стив кивает, радуется: — Неплохо выглядишь, — по плечу правому легко хлопает. — Какие у тебя планы на сегодня? Баки тихо смеётся: — Сразу видно занесённого сюда ветром. Тут уже давно всё распланировано, нам остаётся только следовать от пункта к пункту. Вакандские квесты, Стив. — Ну, я могу и не посчитаться с этими планами. — Ты же теперь Капитан Беспредельщик. — Как насчёт того, чтобы покинуть эти белые стены прямо сейчас? — Куда отправимся? — Ты мне скажи. — Я знаю только одно место.Вдыхая снег, он выдыхает пепел.
Они идут вдоль озёра. Просто идут рядом, как два обычных человека. Не озираясь по сторонам, не скрываясь, не убегая; не думая, где зачистить, кого прикрыть, кого убить на месте. Стив испытывает облегчение, что сон не сбывается. Баки досадует, что энтузиазм Стива сошёл на нет, лишь только они остались с глазу на глаз. День в самом разгаре, жарко и душно, и всё очень непросто. Баки срывает травинку, зажимает между зубов. На нём свободные рубашка с короткими рукавами и штаны льняного цвета, похожие на пижаму. Он идёт босиком, с удовольствием сминая пальцами зелёный растительный ковёр. Стиву вспоминаются его ноги, облачённые в боевой костюм с ножами и пистолетами на бёдрах и тяжёлую обувку Зимнего. Это кажется невероятным. Стив украдкой посматривает на него, будто никак не решается о чём-то спросить. Баки замечает, это точно такая же растерянность, когда тот впервые видит его со снятой бионикой — не с оторванной в схватке со Старком, а именно со снятой, как сломанный протез. Вполне объяснимо, обычно так и относятся к калекам. А тут ещё на контрасте: от призрака-убийцы до инвалида без конечности. Ему самому в первый раз на себя такого тошно смотреть было. И не только. Это сейчас не важно. Сейчас не по себе за неловкость друга. Но он не будет ему помогать. Стив должен сам. Баки замедляется и тянется за новой травинкой, выплёвывая изжёванную. Стив теперь вынужден остановиться тоже, и глаз-то уже не отвести. — Ты... — «без руки» произнести не решается, — с одной рукой справляешься? Баки щурится от солнца, и не разобрать выражения лица: — Справляюсь. — Просто есть действия, которые можно выполнить только двумя руками, — говорит Стив и думает, что надо как-то снова вопросом закончить, чтобы Баки сказал ещё что-нибудь. — Понимаешь, о чём я? — Это временно. — Что ж, два слова больше, чем одно, — усмехается Стив и вспоминает, как встретил Баки в его бухарестском убежище. — Хм. Ты тоже не ораторствуешь, — парирует Барнс. Стив молчит. Ему не видно, что в глазах у Баки тоже тоска — такая же, как перед последним криосном. Они ещё недолго идут, и из-за высокой травы показывается что-то типа шатра или хижины. — А вот тут я жил до интенсивного курса, — оживает Баки. Он ускоряет шаг и останавливается, оглядывая место. — Даже успел соскучиться, представляешь? — глядит на Стива и улыбается во все зубы, по-настоящему, от искренней радости, как Стив уже и не помнит, когда он в последний раз так заразительно улыбался. Это место и правда стало раем для его друга. Стив ловит себя на мысли, что вспоминает Баки свободнее, что-ли, чем может вести с ним диалог. И эмоций в воспоминаниях больше — хотя, нет, наверное, просто они другие, не вымороженные. Привычка вспоминать Баки и обращаться к Баки исключительно в своих воспоминаниях даёт о себе знать, а Баки, он же вот — живой, рядом, только взгляни, только руку протяни. И Стиву как-то паршиво от этого. Стив видит Баки рядом с собой в Мстителях — плечо к плечу, нога к ноге, оружие к оружию. Это обязательно случится, и не потому что Стив так решил из прихоти. Баки Барнс — не только ведь его друг и проверенный смертью боевой товарищ, это ещё и супер-воин и натасканный суперагент с уникальным набором навыков и умений — опытом Зимнего Солдата, который пора применить во благо человечества. И именно это будет его козырем в дальнейшем для восстановления репутации Джеймса Бьюкенена Барнса. После деактивации кода. И пока Баки увлечённо суетится, обхаживая своё здешнее жилище, Стива вдруг осеняет, он улавливает суть сегодняшнего неправильного, извращённого насквозь сна: нельзя взять и вырвать Зимнего из Баки. Это же всё равно что сделать то же в прямом смысле — насилие-кровь-боль. Нужно, необходимо принять нынешнего Баки вместе с Зимним Солдатом в чужой крови по самую маковку, который тоже Баки и тоже в крови, только своей собственной, — больной, исковерканный ещё в тот момент, когда Стив не дотянулся до его руки и когда потом не нашёл его там, внизу. Нужно просто его вылечить. — Я месяца два тут жил. Похоже, здесь никого и не было с тех пор, — вытаскивает топор из пня, подкидывает невысоко и снова его туда врубает. — Всё так и осталось на местах, — оглядывается, и улыбка исчезает с его лица, уступая место складке между бровей. — Стив? А его здесь нет. Он где-то между 1943-м и 1944-м. — Стив, — Баки подходит, вторгается в поле его видимости босыми ногами, — ты же здесь впервые, после того, как я скоропостижно залёг в спячку? — А? Да. Вот... осваиваюсь, — говорит, а у самого взгляд всё ещё застывший, застрявший в прошлом, как чёрно-белая плёнка в конопроекторе. Баки деловито вскидывает брови, кривит губы и кивает. Отворачивается, и желваки на скулах обозначаются не единожды. Он не хочет оставаться в прошлом, потому что он там умер. Он хочет жить здесь, в этом мире — дышать им, верить в него — прямо сейчас. Не зря же воскрес дважды, и нынешняя жизнь — третья после Джеймса Бьюкенена и Зимнего — самая главная, потому что стоила ему двух первых, и он продолжает платить за неё ежедневно, ежесекундно, непрерывно. И очень важно, что без Стива её могло бы не быть. Важно для Баки. Но, похоже, что некоторые понятия обесцениваются, когда вновь в свободном доступе, даже если когда-то их утрата казалась невосполнимой. Стив врёт. Безбожно. Что ж, он не герой, а просто хороший парень, у которого не складывается с ложью. Прилетал он в Ваканду, пока Баки был в криокамере. Разговаривал с ним, надо же, через стекло, через дымку морозного сна, через десятилетия, через слёзы, через боль, страхи и сожаления. Через не могу. С кровью из себя давил. Слова выискивал, представлял, как скажет ему всё и как Баки ответит. И выгорел весь изнутри и слезами вытек. Только понял, что ни слова из всего этого ему не вымолвить, глядя в глаза. Возможно, кому-то другому было бы проще, но для Стива это равно тому чтобы пережить всё ещё раз от и до, ещё раз вспороться от горла до брюшины, а он уже выпотрошен весь, и это всё равно что начать по новой орудовать сапёркой в его потрохах. Баки наоборот. Пока его кожаными ремнями стягивали и в металл заковывали, выжигали и вымораживали, электричеством вытравливали из него его же самого, сапогами вытаптывали в мозгах всё человеческое, он, оказывается, столько накопил в себе, что, когда барьер в голове без прежней обработки истончился, — река из него хлынула, платину прорвала и все дамбы вынесла. И сейчас штурмует его изнутри так, что по швам трещит. Ему нужно всего много, больше: эмоций, чувств, страстей, пространства, воздуха, самой жизни. Он изголодался по всему этому, и вряд ли нормальный человек его потоки выдержит. Баки это отлично понимает и обременять никого не собирается. — Стив, — не очень смело начинает, тихо и хрипло, от гнетущего волнения услышать ответ, — а поговорить со мной ни разу желания не возникло, прежде чем я неизвестно на какой ещё срок опять кану в бездну? На последних словах у Стива изнутри будто ледяной глыбой всё вышибает, и вот опять он надрывно кричит в пропасть и снова плачет, бессильно свисая с вагона несущегося поезда. — Баки, — старается, но интонация всё равно сочится оправданием, — вспомни, ты ведь сам захотел побыстрее скрыться в криокапсуле. — И почему, ты думаешь? — Это было единственно верным решением, ты проявил мужество ради всеобщего спокойствия, — выцеживает и зубы стискивает. Твою мать. Как высокопарно, Капитан Америка. Пафосно до изжоги. Баки на миг закрывает глаза, и щека дёргается, как от пощёчины. Он ведь о другом. — Да, — опускает голову, загребает волосы пальцами назад. Не сдастся он в попытках пробить этот щит, который прочнее вибраниума. — И поэтому тоже. Стив, я, конечно, понимаю, что ты нервничаешь. Но зачем же врать? Стив морщится, силясь улыбнуться: — И для чего ты меня цитируешь? — Цитата идеально уместна. И ты это знаешь куда лучше меня. — То есть, я тебе вру? — Себе ты врёшь. — Баки, давай обойдёмся без психологии, — цинизм ведь тоже совсем не удел Роджерса, но защититься как-то нужно. — К дьяволу психологию, — отмахивается Барнс. — Спорим, что ты никогда не признаешься, что приезжал сюда, пока я был в крио? Удар ниже пояса. — М, ты знаешь? — отводит взгляд. У него, буквально взятого с поличным, не получается спрятать почти стыдливое удивление от того, что Баки почему-то на шаг впереди. — И кто в этой благословенной стране не умеет хранить секреты? — не находит ничего лучше как ответить вопросом — даже двумя — на вопрос. Баки безрадостно улыбается, есть в этом что-то от горькой издёвки: — Не ищи виноватых, ты же не... — хочет сказать «Старк», но осекается. — Тобой движет чувство вины, Стив. С ней ты входишь в фундаментальный конфликт между собой — таким, какой ты есть, и твоей совестью — Капитаном Америкой. — Баки, — морщит лоб Стив, — опять за своё? — Я знаю, ты винишь себя. Стив берётся за переносицу у уголков глаз, думая о том, что тропинка завела их в трясину и надо как-то выбираться: — Если даже это и так, то основная мотивац... — Я же говорил, — не собирается дослушивать Баки, усмехается, а потом губы кусает от досады. Стив не готов это обсуждать и не очень хорошо представляет настрой Баки. Допекает, аж обработкой веет. И Стив всё же скидывает добрую половину или две трети на Гидру. — Мы можем всё исправить, — предлагает Баки. Чёрт. Да если Стив и чувствует вину, то теперь уж точно расплатится по полной. — Что и как, Джеймс? — О. Значит, всё сходится, — Баки прищуривается, но глаз не спускает, ждёт. — Что и с чем? — терпения-то у Стивена много. Но это же Баки. — Ещё с детства ты называешь меня Джеймсом только... — ...когда злюсь. Да, Баки, я злюсь. — Стив. Не знаю, как у тебя, но ты... — делает паузу, потому что в горле спазмы. За бороду хватается, трёт по скулам раза три, моргает, пережидает момент, — всё, что у меня есть, всё, что связывает меня с... — он думал, что это немного проще, хотя бы немного. Вдох-выдох. — Уверен, что ты винишь себя и за то, что делал я всё это время. Из-за невозможности искупить свою придуманную и почему-то так необходимую тебе вину ты чувствуешь себя беспомощным. Беспомощным... Капитаном Америкой. Нельзя. — И сжимает губы как в моменты, когда, по его мнению, истину говорит. Стив за время этого монолога столбенеет, деревенеет весь и заживо мумифицируется. В один момент ему кажется, что сердце вот-вот остановится. И никто и ничто не заставит его взглянуть сейчас на Барнса, хоть на месте расстреливай. — Твои предложения. — Не спорит, включает повышенное самообладание, потому что обсуждаемая тема перестала быть лёгкой, потому что именно этого и боялся, не приезжая сюда. К тому же, после его ожидает вторая серия пытки, точнее, сериал: препарирующий и выворачивающий себя наизнанку Баки будет мелькать перед глазами ещё очень долго, а его севший голос — дрожать в ушах, пока у Стива кровь носом не пойдёт. Но сейчас он не собирается реагировать. И он, чёрт побери, даже завидует своему другу, что тот может позволить себе это. — Я дам тебе возможность спасти меня. И не будет больше никакого поезда и Зимнего Солдата, — заправляет волосы за ухо, просит, глядя на Стива по-детски трогательно: — Только спаси нас обоих, пожалуйста. Ты сможешь. Я знаю. — Баки, — всё, хватит на сегодня, — я понимаю, что ты ещё не совсем... в себе, и даже не представляю, о чём ты. — Всё ты представляешь. С этим надо что-то делать, иначе от тебя скоро ничего не останется, съешь себя. Ты ж избегаешь меня с первого дня нашего прибытия в Ваканду, не успели мы сойти на землю. И почему же я так легко снова прикинулся спящей принцессой? Конечно, из-за Зимнего, но, Стив! — в глаза ему заглядывает, улыбается прогоркло: — Я не забуду выражения облегчения на твоём лице, когда крышка этого стеклянного гроба со мной внутри закрылась. Баки замолкает, мотает головой, глядя перед собой, будто вспоминая что-то. И Стив понимает, что это ещё не всё. Не всё. — Неужели ты так уверен, что ни хрена не заметно, дружище? — Баки подходит к нему и руку на плечо кладёт, совсем как раньше, только плечо это давно выше его собственного, больше ничего не изменилось. — Ничего не изменилось. Я же здесь, Стив. Я с тобой до конца. У Стива дрожит подбородок. Стив мечется в противоречивых намерениях. Стив хочет обнять своего старого друга и уткнуться горячим лбом в твёрдое плечо. Стив хочет послать подальше сегодняшнего Баки, который так отчаянно вгрызается ещё глубже (а глубже-то и некуда, насквозь если только) в его душу, что рвёт себя самого на британский флаг, и вернуться в свой привычный мрак. В итоге сжимает его локоть, в глаза смотрит — заставляет себя смотреть: — Я не избегаю тебя. У Баки взгляд открытый, чистый, после слов Стива меняется — он голову чуть склоняет, смотрит исподлобья, уголок губ вверх дёргается, и плечо друга он жмёт ощутимо сильнее: — А что ты делаешь, Стив? — почти хищная ирония в интонации воспринимается как высокомерная насмешка. Стив поспешно отступает, избавляется от вцепившейся руки. — Что. Ты. Делаешь, — повторяет Баки, но громче, акцентируя каждое слово, будто всем телом вопрошает, и ни капли смеха в его голосе нет, наоборот, надрыв угрюмый сквозит, и вызов в глазах. Как во сне. Стив не хочет продолжения, чует, что хорошим это не закончится. Головой качает, поворачивается с намерением уйти: — Я зайду позже. — Нет, — Баки решительно подходит к нему и с силой разворачивает: — Так и будешь с моей криокапсулой общаться? Душу ей изливать, круги наворачивать, в стекло дышать, орошать всё вокруг слезами и посыпать пеплом? А вот это удар в пах. Стива, оказывается, слышали, но сейчас его даже не волнует, каким образом, потому что от горла до брюшины уже разворотило, и сапёрка трудится. Стив пятится. Но Баки мало, ему не хватает, ему надо много, больше, чтобы у края, на краю, за край. Наступает почти нос к носу и кричит до хрипоты: — Может, даже трахнешь её в следующий раз? Стив бьёт его в лицо, кулаком, не жалея, прикладывается, и Баки благодарен, он не думает ни уклоняться, ни отбивать удар, потому что так надо. Он оступается, без руки балансировать сложнее; с трудом, но удерживается на ногах — ещё чего, попробуй просто так свали Зимнего, даже однорукого, даже если ты Капитан Америка. Стив ошеломлён, он впервые ударил Баки, но смотрит на Зимнего, как в тот день, когда в первой драке сорвал с него маску. А вот Баки не удивлён. Он заведён и чертовски доволен; в глазах искрит азартная злобинка, не предвещающая никакого покоя. Он не спеша проводит тыльной стороной ладони по губам, смотрит на кровь, точно любуется, и бросает короткий, до колик в заднице знакомый взгляд. — Баки! — только успевает выдохнуть Стив, как друг яростно кидается на него и сбивает с ног. Конечно же, силы не равны, и после короткой борьбы-барахтанья у кромки воды Стив уже удерживает Баки в захвате, испытывая неприятное дежавю. Стиву тошно от воспоминаний о хеликерриерах, когда он впервые балансировал между «нельзя допустить» и «нельзя навредить». Кто сейчас в его руках, он понимает: Баки, который помнит всё, что делал Зимний. К такому он не готовился, когда летел сюда. — Ты... с-старый идиот, Роджерс-с, — хрипит Баки, и Стив ощущает, как он резко опадает и беззвучно трясётся. Стив тут же расслабляет руки, смотрит — тот смеётся, воздуха не хватает, лицо багровое почти. — Тупица. — Пихает его несильно в грудь. У Стива наконец-то отлегло, и он шлёпается на спину в воду у берега, чтобы тоже отдышаться. Может, оно и к лучшему, что Баки всё видел и слышал, что пошёл на ответный шаг, который на деле оказался первым. Стиву ещё долго будет стыдно за всё это. Но уже не будет так невыносимо тяжело и невозможно страшно, как тяжело и страшно не бывает даже на войне. Когда-нибудь Стив выразит свою благодарность Баки. Баки. Стив глядит в небо и сияет не тусклее вакандского солнца, когда слышит очередной всплеск воды и ворчливое сбоку: — Сопляк. Ваканда лечит Баки, а Баки лечит Стива. Баки просит спасти его и спасает Стива, а Стив спасёт их обоих.Зови его, срывая глотку в кровь. Горит огонь, неумолимо светел. Бомби слезой и зимний плен готовь. Вдыхая снег, он выдыхает пепел.
Всю ночь они сидят у костра, глядя на извивающиеся языки пламени, и разговаривают совсем как раньше, давно-давно, о чём угодно, что можно было бы обсудить за десятилетия двум самым лучшим друзьям детства и боевым товарищам. Уже под утро, когда чёрное небо просветляется, Баки вдруг протягивает Стиву шкатулку размером с небольшую книжку, переливающуюся расцветкой Морфа Пелеида, с такой же микрочешуйчатой структурой поверхности, как крылья бабочки. По всей видимости из вибраниума. — Она открывается, реагируя на сетчатку твоих глаз. С Рождеством. — Что в ней? — любопытствует удивлённый Стив. Баки какое-то время с печалью смотрит на лазурный жемчужно-металлический блеск и тихо отвечает на русском: — Ya, Zimniy Soldat.★★★★★