***
Маринетт невольно вскрикнула от боли, попытавшись наступить на ногу, и до машины Адриан донес ее на руках. В такси он сидел отстраненно, погруженный в свои мысли смотрел в окно и ни разу не взглянул на нее. Маринетт чувствовала, что с ним что-то не так, но не могла понять что. Даже во время звонка его голос показался ей странным. Когда он пришел за ней, то выглядел слишком рассеянным, то и дело отводил взгляд и, кажется, дважды солгал ей. Сейчас же Адриан выглядел очень задумчивым, он полностью ушел в себя, и Маринетт сомневалась, что он услышит, если она заговорит с ним. Он выглядел так, как в первые месяцы после расставания со своей первой любовью. Сердце тревожно нашептывало, что дело может быть в Ней. Внутренний голос виновато напоминал, что это может быть из-за того, что Адриану пришлось отлучиться с работы. Все-таки его отец очень строго относится к соблюдению графика. Внутренний голос почти победил, когда у Адриана зазвонил телефон, и ему пришлось объяснять Натали свое отсутствие на съемках. Вот только когда он сказал «Едем домой, уже все в порядке», а из трубки отчетливо донеслось: «Я все улажу, фотосессия будет завтра», то ничего не изменилось. Адриан все так же смотрел в окно, молчал и в мыслях был где-то далеко-далеко отсюда. Когда он помогал ей выйти из такси, на руках нес до лифта, затем до квартиры и до дивана в гостиной, Маринетт не ощущала от него ни дружеского тепла, ни чего-либо другого, будто рядом с ней был не человек, а пустая оболочка — робот или бездушная кукла. Если Маринетт пыталась что-то спросить, он либо не слышал, либо отвечал односложно. И лишь вздрогнул, когда она словно в пустоту сказала, что нашла свой кнопочный телефон в кладовой, когда разбирала старые вещи. С эластичным бинтом в руках Адриан на некоторое время застыл перед тем, как начать накладывать на ее ногу тугую повязку. Маринетт поморщилась от того, какими холодными оказались его обычно теплые пальцы. Его руки не слушались, хотя перевязывал он всегда хорошо — обучился этому на фехтовании и отточил навык на своей неуклюжей, вечно спотыкающейся обо все девушке. Маринетт ойкнула, когда он слишком сильно натянул бинт. Адриан отшатнулся в сторону, будто на него вылили ведро воды. Он потряс головой, извинился, поднял упавший на диван конец бинта и закончил перевязку. Почти минуту думал о чем-то, так и не отпуская ее лодыжку. А затем резко вскочил на ноги и со словами «Мне срочно нужно уйти» громко хлопнул входной дверью.***
— Ты знал? — процедил Адриан, поднимаясь по лестнице. — Знал! — воскликнул он прежде, чем квами успел хоть что-то ответить. — Так какого черта ты мне ничего не сказал? — Не мог, — непривычно серьезным тоном произнес Плагг. — Но намекнуть-то хотя бы ты мог! — А ты бы мог глаза разуть, — огрызнулся котенок. — Или хоть раз услышать мои намеки. Адриан ничего не ответил. Закрыл ведущую на крышу дверь за собой и обессиленно спиной сполз по ней. А ведь намеки действительно были. Плагг время от времени предлагал купить Маринетт красную пижаму в черный горошек; вроде бы в шутку, но ведь не унимался. Подарить на день рождения не набор новых игр для приставки, а йо-йо. Нарвать ей цветы, которые облепила, черт бы ее побрал, тля. Адриан думал, что Плагг над ним так издевается, топчет больную мозоль. Бередит постепенно зарастающие раны. Теперь-то он понимал, что это было не так и почему квами постоянно настаивал на том, чтобы Кот Нуар открыл Маринетт свою тайну. Вот только что было бы, если бы он открылся? Вдруг она снова исчезла бы из его жизни, как тогда? Опять ушла бы, не попрощавшись и не удосужившись объяснить, что он сделал не так? Или все же осталась бы с ним, признавшись и в том, что когда-то сама носила пятнистую маску? А что было бы, если бы он узнал обо всем еще раньше? Порази его акума, умудрился влюбиться в одну девушку дважды! Получалось, Адриан всегда любил только ее, а она залечила сердце, которое сама же разбила. Больно. Жестоко. Невыносимо. Разве можно так играться с чужими чувствами? Хотя… она ведь даже не замечала, что творила с ним. И от этого, черт возьми, было только хуже. Телефон тренькнул, уведомив о новом входящем сообщении. Адриан не стал ни читать его, ни смотреть на отправителя — сразу же отключил и убрал обратно в карман. Он не был готов переписываться с Ледибаг сейчас, не тогда, когда в памяти одно за другим всплывали ее предыдущие сообщения. Она жаловалась Коту, что устала мучиться от неразделенной любви к собственному парню. Значит, Маринетт считала, что Адриан ее не любит. А сама все это время любила его. Адриан запустил руку в волосы и со всей силы сжал их у самых корней. Безумный смех вырвался у него из груди, а на глазах, напротив, выступили слезы. Жестокая. Жестокая. Жестокая. Она жутко жестокая. Дважды влюбила его в себя, столько лет заставляла считать, что любит он ее безответно, а сама даже не хотела замечать его чувств. Не хотела замечать его самого. Она ведь тоже не узнала в нем Кота Нуара. И Адриан не был уверен, что она вообще хоть когда-либо любила его по-настоящему, а не в своем выдуманном мире. Она не знала его. Он не знал ее. И, кажется, начинал сомневаться в том, что сам мог любить ее.***
Кот Нуар не сдерживался, когда нашел грабителей, укравших сумочку Маринетт, — сорвал на них свою злость и отчаяние. Затем забрал наконец машину с платной парковки. Забросил вещи Принцессы в бардачок, чтобы завтра вернуть их ей в геройском обличии… И просидел в автомобиле до глубокой ночи, так и не решаясь вернуться домой. Потому что вместо ставшей за эти годы такой родной Маринетт он увидел бы в квартире совершенно чужую и незнакомую женщину с ее голосом и лицом. — Серьезно, парень, я уже десять раз успел выспаться, пока ты тут сидишь, — напомнил о своем присутствии Плагг. Время, которое он отвел подопечному на осознание личности Ледибаг, истекло, а может, иссякло его терпение. — И у меня камамбер закончился. — Ты вполне можешь сам слетать домой, сыр лежит в холодильнике, — совершенно безэмоционально ответил Адриан. — А еще я могу попросить Маринетт испечь сырный пирог, — протянул квами, усаживаясь на руль. — Давно хотел это сделать. — Не смей. — Ты ее личность узнал. Не думаешь, что пора бы уже самому раскрыться и наконец поговорить с ней? — Я уже не знаю, что думать! — выпалил Адриан, ударив кулаком по соседнему сидению. — Тогда я тебе подскажу. И заметь, — Плагг повысил голос, — это уже даже не намек! Подумай: ты становишься другим человеком, когда трансформируешься? Или, может, ты сам ей все свои секреты рассказывал? А, знаю! Наверное, ты говорил Маринетт, что любишь ее, а не свою бывшую? Как по мне, так тут вы оба вели себя одинаково. — Да не в этом проблема… — А в чем тогда? Что Ледибаг ушла? — спросил Плагг, медленно размахивая хвостом. — Так она объясняла тебе, почему это сделала, а ты, помнится, принял ее извинения. — Тогда я не знал, что она Маринетт, — вздохнул Адриан, закрыв глаза. — О, а если бы знал, стало быть, не простил бы? — не унимался квами. — Как камамбер ни назови, в какую обертку ни заверни, он все равно остается камамбером. Тот же вкус, тот же запах. И я его так же сильно люблю. — Маринетт не камамбер. — Ты мне все уши прожужжал о том, что жить без нее не можешь. А теперь что? Пропала вся любовь? — Плагг, пожалуйста, оставь меня в покое, хорошо? — Хорошо, — недовольно покачал головой котенок и перед тем, как юркнуть в карман подопечного, добавил: — Только ты все же подумай: ты действительно больше не любишь ее или просто боишься, что она снова тебя оставит?***
Спустя час после того, как в окнах квартиры погас свет, Адриан все же нашел в себе силы вернуться домой. Он всегда был рад, когда Маринетт ждала его возвращения. Сейчас он был благодарен тому, что она легла спать, не дождавшись. Говорить с ней ему ни о чем не хотелось. Вот только когда Плагг, зависнув над ухом, шепнул, что на обеденном столе лежит какой-то листок, сердце Адриана пропустило удар. В памяти всплыла заученная наизусть прощальная записка от Леди. Дрожащей рукой схватив лист со стола, Адриан кое-как нащупал на стене выключатель. Нет, нет, нет! Она не могла снова уйти! Опять бросить его, не объяснившись. Щелчок. Свет. Записка с текстом «Гратен в холодильнике» выскользнула из его руки. Маринетт не ушла, приготовила ужин. И это при том, что с больной ногой ей наверняка было трудно стоять и передвигаться по кухне. Адриан со всей силы стиснул зубы. Как дурак просидел весь вечер в машине вместо того, чтобы позаботиться о ней и самому ее накормить! Черт возьми, надо было разобраться с воришками еще вчера. Тогда бы ничего этого не произошло, и он мог бы спокойно продолжать жить в неведении. Он потряс головой, хлопнул себя по щекам и приоткрыл дверь, ведущую в спальню. Маринетт спала на своей половине кровати и выглядела так хрупко и беззащитно, что просто невозможно было подумать, что именно она когда-то была отважной героиней Парижа. Сердце Адриана ныло от горечи и обиды. Еще вчера он был уверен, что рана на душе, оставленная ее уходом, давным-давно затянулась, но сегодняшний день разбередил ее — жестоко и безжалостно. И Адриан сомневался, что эта рана когда-нибудь вновь зарастет. Вот только теперь понимал: если бы уже Маринетт ушла из его жизни, то это было бы в тысячи раз больнее. — Ты жестока, Принцесса, — прошептал Адриан, поправляя ей одеяло. — Но, кажется, я все равно… — он резко замолчал, потому что во сне Маринетт зашевелилась, а будить ее не хотелось. — Адриан? — сонным голосом спросила она, не разлепляя глаза. — Ты что-то сказал? Держать чувства в себе больше не было сил. — Я люблю тебя, моя… — но кое-что он все еще не был готов ей рассказать, — моя… Маринетт.