Live as you see fit.

      Киоко недовольно поджала губы, судорожно сжимая в тонких пальчиках файл с домашним заданием на выходные, и вновь гипнотизируя взглядом злополучные двери не менее злополучного дома. Сасагава медленно подняла руку, сжала её в кулак и, словно боясь, осторожно постучала пару раз по дереву, не желая тревожить Нану-сан громким звонком.       Ноги становились ватными от осознания, что она может сейчас услышать. В горле от переживаний было сухо, а руки судорожно сжимали несколько листов, комкая уголки белой бумаги.       Послышались тихие шаги, звук открывающегося замка и вскоре дверь наконец-то отворилась.       Киоко попыталась нацепить на лицо добродушную улыбку. В конце концов, она не имела права расстраивать Нану-сан проблемами. — Киоко-тян? — удивилась женщина, впрочем, тут же радостно улыбаясь и отряхивая руки от муки. Она пошире открыла дверь, чтобы девочка прошла в дом, — Рада тебя видеть, родная! Проходи скорее, не стой на пороге.       Сасагава благодарно улыбнулась, тут же прошмыгнув через порог. Сняв с ног босоножки и осторожно поставив их около стены на специальную подставку, она подняла взгляд на все ещё стоящую рядом и улыбающуюся Нану, которая, казалось бы, в свои сорок с хвостиком совсем не изменилась, лишь стала ещё красивее и по-своему притягательней.       Киоко всегда поражала Савада Нана — как женщина, как человек, как хозяйка, как мать; она совершенно точно совмещала в себе все те черты, которым обычно учат аристократок и леди, воспитанных в строгости и богатстве с детства. Она прекрасно готовила и держала дом в идеальном порядке — её кулинарные произведения были настолько вкусны, что даже многие повара не могли похвастаться подобными кулинарным талантами, а про идеальную чистоту и говорить было нечего — невозможно было найти даже пылинки.       И при всем при этом Нана-сан была всегда красива — выглядела свежо и молодо, давая фору молодым девушкам. Тонкая, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, нежная, как цветок сакуры — она была эталоном женственности и чистоты, своей улыбкой согревая, казалось бы, все вокруг. Тёмные глаза, всегда светящиеся добротой и лаской, аккуратно уложенные темно-каштановые волосы, пусть и подстриженные под каре, и светлая кожа без единого изъяна или недостатка. И даже обычная, ничем непримечательная одежда смотрелась на женщине, словно сшитая именно для неё, точь-в-точь по стройной, ладной фигуре. И спокойная, ласковая, добрая по характеру, Нана могла превратиться в сущую фурию, если кто-то смел обидеть её ребёнка, сказать что-то, что граничит с оскорблением или просто намекает на какой-то недостаток. Она выгораживала свою единственную дочь, как могла, и всегда, абсолютно всегда была на её стороне.       Киоко была счастлива, что у её подруги есть такая мать.       Кстати, о этой подруге… — Тсуна-тян дома? — неловко улыбнулась она, — Её не было в школе, поэтому я принесла ей домашнее задание на понедельник…       Улыбка слетела с лица женщины, взгляд на секунду стал жёстким. Но она вернула себе самообладание, прикрыла глаза и вздохнула полной грудью. Открыв глаза и посмотрев на ожидающую ответа девочку, она нахмурилась: — Тсу-чан поссорилась с отцом. — Киоко нахмурилась тоже, — Вчера вечером она долго разговаривала с ним на кухне, а потом что-то пошло не так, они с отцом поссорились. — женщина качнула головой в сторону лестницы, устало вздохнула, — Она со вчерашнего вечера не выходит из комнаты, не ужинала, не завтракала, так что я даже не знаю, что сказать. Не отпущу же я её в таком состоянии в школу.       Киоко пожевала губу, недовольно устремляя взгляд в пол. Значит, это действительно связано с мафией. Так она и знала! А ведь братик ей говорил, что нужно зайти к Тсуне с утра — почему он так считает, боксер так и не сказал, но и Киоко не заметила, насколько тот был обеспокоен. — Но ты можешь попробовать поговорить с ней. — улыбнулась Нана и лицо её просветлело, — Возможно, ты сможешь её расшевелить.       Киоко судорожно кивнула, коротко поклонилась и быстрым шагом взлетела на второй этаж, краем глаза замечая, как Нана, посмотрев на неё ещё пару секунд, развернулась в сторону кухни.       Комната Тсунаеши была, что странно, не заперта, поэтому Сасагава, неловко потоптавшись на пороге, осторожно зашла. — Тсуна? — она прикрыла за собой дверь и медленно обвела комнату взглядом. Ошеломленно вздохнула, рассмотрев в темноте бардак.       Разбросанные по полу вещи, разбитая чашка и тарелка около письменного стола. Полусожженные бумажки в перевернутой мусорной корзине, наклоненная на стену тумба, из которой были вывалены все вещи и упавшая с неё, сломавшаяся лампа. Одежда огромной кучей валялась у шкафа, рядом с ней покоились перчатки с цифрой «27».       Киоко выдохнула, решительно проходя вглубь комнаты и открывая тяжёлые шторы. На письменном столе лежало распечатанное письмо со странной печатью и незнакомой подписью.       Она медленно перевела взгляд на подругу и поджала губы — Тсуна выглядела отвратительно.       Красные глаза — то ли от недосыпа, то ли от слез и лопнувших капилляров были стеклянными, равнодушными, словно пустыми. Она судорожно обнимала себя за плечи, иногда сглатывая и всхлипывая от эмоций, почти не мигая смотря перед собой. Чёрная толстовка с высоким воротом, джинсовые шорты и высокие гольфы висели на ней мешком, словно неподъёмный груз. Сгорбившись и прижавшись спиной к стене, Тсунаеши была куклой — не живым человеком, а всего лишь поломанной игрушкой.       Сасагава решительно кивнула сама себе, переводя взгляд с подруги на бардак. Решив, что для начала её нужно привести в сознание, Киоко схватила первый попавшийся в поле зрения целый стакан, оказавшихся стаканом из-под карандашей, метнулась в ванную и, набрав ледяной воды, вернулась к Тсуне. Пощелкав перед её лицом и убедившись, что она ушла в себя и не реагирует, Киоко, мысленно перекрестившись, плеснула ледяной водой прямо той в лицо.       Как и ожидала Сасагава, Тсунаеши очнулась, закашлялась от шока и на лице причудливым калейдоскопом сменились эмоции: от шока до осознания. — Чего? — словно очнувшись от сна, она медленно обвела комнату взглядом, оставив его на уперевшей в бока руки подруге. — Тебе действительно нужно отвечать? — зло прикрикнула рыжая, — Как ты вообще до такого дожила, Тсуна?       Савада заторможено моргнула, медленно осознавая. — Не знаю. — призналась она и, поднявшись с кровати, подняла с пола осколок вазы, — Чёрт.       Савада схватилась за голову. — Блин, вот ведь дерьмо. — Дерьмо лишь то, что ты испугала мать. — сухо сообщила девушка, — И то, что выглядишь ты как наркоман во время ломки — иными словами отвратительно.       Тсунаеши вздохнула и кивнула. — Немедленно умойся и возвращайся, разбираться будем.       Через двадцать минут Савада была похожа на человека. Умывшись и причесавшись, она выглядела посвежевшей и относительно готовой. — Итак. — Киоко, успев частично убрать беспорядок, уселась рядом, — Нана-сан сказала, что ты поссорилась с отцом. — Думаю, что поссорилась — слишком мягко сказано, — сухо обронила Тсуна, комкая в руках одеяло, — мы с ним разосрались в хлам и я благородно послала его к черту на куличики. — Причины?       Савада скорчила странное лицо. — Как бы ты поступила, узнав, что у тебя есть родная старшая сестра и именно она заменит тебя абсолютно во всём?       Киоко открыла рот от удивления. — В смысле? — Вот так. — Тсуна облизнула сухие губы, болезненно морщась, — Вчера он приехал домой с моей сестрой, познакомил нас и сказал, что она станет… следующим боссом Вонголы. Что она уже подготовлена к этой должности, и что так будет лучше. Что у неё намного больше перспектив, чем у меня. — Савада уткнулась взглядом в одну точку, — И что я была… приманкой. — Твой отец, — ошарашенно начала Киоко, — так и сказал? Приманкой? — Естественно нет. Пока Алессия, — она почти выплюнула имя сестры, — разговаривала с мамой, он поведал мне, насколько это благородно — помочь сестре и скрыть её от недоброжелателей. Сказал, что ей нужно было находиться тени, пока Занзас буйствовал.       С её стороны послышался странный вздох и Киоко осторожно обвила её плечи, обнимая. — Эта Алессия… Она точная копия отца. Только фигура мамы. Она красивее меня, она умнее меня, она лучше меня. — Тсуна утерла непрошенные слезы, — Она настолько идеальна, что я… что я на ее фоне просто ничто. Понимаешь? Ничто. В ней все настолько идеально, что мне даже предъявить нечего. А ребята…       Савада зажмурилась. — Тсуна? — осторожно спросила Киоко. — …они уехали. — глухо договорила девушка, судорожно сжимая футболку в районе сердца, — Просто уехали, понимаешь? Сказали, что она лучше. Вот просто так с улыбкой сказали мне, что я не дотягиваю до её уровня и что они уезжают!       Киоко не переставала её прижимать к себе, осторожно поглаживая по содрогающейся от истерики спине. Бедная девочка, как эти идиоты вообще могли? Как мог Реборн? Ее отец? Эта Алессия? Как могли покинуть ту, которая стояла за них горой? Которая была для них настоящим боссом и подругой? Неужели они настолько глупы, что не понимают, какая на самом деле Тсунаеши?       Киоко перевела взгляд на противоположную стену, где раньше висела фотография после конфликта колец. Сейчас жалкий кусок фотобумаги обгоревшим нечтом валялся на столе рядом с письмом. — Но Рёхей остался, Тсуна. — она осторожно стёрла с щёк слезы, — Он здесь, в Намимори, и очень волнуется за тебя, понимаешь? Он встречался с ней, верно? — Савада кивнула, не в силах хоть что-то сказать, — Но он до сих пор здесь, не собирается уезжать, и это не из-за меня, Тсуна. Если бы его держала тут только я, то он бы уехал вслед за этой Алессией. Понимаешь?       Савада покачала головой, стирая слезы. — Он волнуется за тебя. И я волнуюсь. А ещё волнуется Хибари-сан, я в этом уверена. — Сасагава взяла её руки в свои, увидев проблеск осмысленности, — И если ты сейчас не возьмёшь себя в руки, то пожалеешь.       Савада шмыгнула носом, выпрямилась, отстраняясь от подруги, судорожно выдохнула через рот. Проморгалась, пытаясь убрать слезы.       Ей было больно. Настолько, что хотелось выть раненым волком от этой раздирающей душу боли и осознания собственной никчемности. Они ведь клялись ей в верности, но что получилось итоге? Ушли, оставили одну, даже не попрощавшись?       Что делать дальше? — Ты уверена, что действительно не знаешь ответ? — неужели сказала вслух? — Тсуна, ты не хуже меня знаешь, что ты совершенно перестала быть собой. Подумай. Неужели, случись такое три года назад, ты бы среагировала так же?       Три года назад?       А что бы случилось тогда? — Тсуна, не ври себе. — Сасагава обхватила её худые плечи руками, — Они предали тебя? Это правда, но неужели ты так и оставишь это? Неужели ты действительно настолько изменилась, что позволишь завладеть тобой?       Тсуна молча смотрела на свои руки.       Сасагава выдохнула, отстранилась. — Наверное, я зря пришла сейчас. Ты явно не готова к разговору. — она сглотнула, взяла с пола файл, положила его на стол, — Это домашняя работа. Попробуй выполнить её хотя бы на тройку, иначе ты вылетишь из школы.       Савада не двинулась. Киоко поджала губы. — Так я и думала.       Ей было больно смотреть на неё.       В конце концов, это была не настоящая Тсунаеши.