Мастер Игры

      – Мастер… Да ты охерел, мастер! — вот что я сказал ему в ответ на техническое задание, которое получил по электронной почте. Всё было оформлено чинно и благородно, на бланке компании, будто это было не описание довольно интимного процесса, а запрос на починку компьютера. Письмо выглядело на редкость сухо и обыденно и заканчивалось подписью какого-то сотрудника сервисного отдела: «С уважением, такой-то, такой-то, название подразделения, юридический адрес, электронный адрес», будто получатель — тупица, сам не видит e-mail в окошке «отправитель». Я прочитал всю эту муру два или три раза, специально нагнетая возрастающее раздражение.       – Ты совсем больной? — я набрал номер начальника и даже не поздоровался. Из трубки раздался сонный хриплый голос Руки и недовольное потявкивание на фоне.       – Корон, фу! Плохая собака! И Кай, тоже фу! Плохой, плохой, разбудил… Кстати, напомни-ка мне, зачем я дал тебе свой личный номер телефона?       – Я тебе не псина, так со мной обращаться!       – Да, точно. Ты щенок, мелкий, наглый и ещё не обученный не ссать по углам. Надо делать это там, где скажут. И когда скажут. А сейчас ещё слишком рано!       – В час дня тебе рано? И… Погоди, у тебя там что, реально собака?       – В час дня в воскресенье. В мой единственный отсыпной, блять. Это охренеть какой важный нюанс, Кай. Учись учитывать нюансы, в твоей работе это главное. И да, собака. Что в этом такого экстраординарного?       – Ну не знаю, я думал, что домашним животным такого фаната крови, как ты, могут быть разве что пиявки или летучие мыши.       – Домашнее животное — это животное. Оно должно быть тёплым, пушистым и, по возможности, компактным. И вообще, почему мы говорим о Короне? Это моё личное пространство, не суйся в эту область, сдетонирует. Или я снова сунусь в твою. Если помнишь, я это умею. И очень надеюсь, что не понадобится, твоя унылая жизнь меня угнетает, не хочу знать о ней больше. Хотелось бы верить, что вводный этап уже пройден, Уке Ютака, переходим в обучающий режим. Что ты там сказал про питомцев?       – Летучие мыши, пиявки — вот твой уровень, — рассеянно повторил я, думая лишь о том, почему, интересно, моя жизнь угнетает Руки.       – Летучие мыши… Неплохая идея, почему я раньше об этом не думал? Но нет, с ними хлопот не оберёшься, ещё заразят клиентов чем-нибудь… Нет, отметаем. А вот пиявки, между прочим, вполне обычный рабочий инструмент у нас, но не больше. Об этом пока рано говорить с новичком вроде тебя, научись для начала технично пользоваться лезвием. Так, чтоб саб кончал от одной мысли о твоём к нему прикосновении. Инструментарий расширять будешь позже. Подозреваю, ты не о зверушках поболтать хотел. Видимо, у тебя есть какие-то вопросы по завтрашней тестовой прогонке? — лениво зевнул он и, судя по всему, поднялся, направился в ванную, где тут же зажурчала вода и зажужжала электронная зубная щётка, выбешивая меня до невозможности. Значит о моей унылой жизни он знать не желает, а свой сраный быт преспокойно выставляет напоказ? Вроде как при рабе и нужду справить не стыдно и всё прочее? Всё равно я для него — мебель.       – Да, блин, у меня вопросы! Конечно, они есть! — мысленно я засунул электронную зубную щётку в задницу этой заднице и представил сотрясающую мастера справедливую вибрацию. Грёза закончилась на обмозговывании цвета воображаемой щётки, а сварливое нечленораздельное мычание вместо мольбы о пощаде вернуло меня на грешную землю:       – Уммм… Фафай фкорее. Фещай, оратор френов, — он смачно сплюнул в раковину.       – Не придуривайся! Ты наверняка понимаешь, какие у меня вопросы! — помню, у меня тогда смартфон в руках затрещал от злости, этот человек был невыносим в своей пренебрежительной наглости.       – Не имею понятия. Я рассчитывал, что у нас не будет недопонимания после того, как ты увидел сумму в контракте. И это выплата за испытательный срок, крошка! Напоминаю, чтоб ты не забыл. Тупо на медицинские расходы и прочее, для затравки, чтоб ты не мог разносить слухи налево-направо, если соскочишь. Но ты не соскочишь. Помнится мне, подписание не заняло у тебя и минуты. Такое занятное выражение на физиономии появилось, осмысленное, думал, твоим лицевым мышцам оно незнакомо. Но ты у нас та ещё заноза в жопе, да? Ну валяй, спрашивай. Я пытался контролировать свое дыхание, я слышал, как работает кофеварка, слышал лёгкий хлопок холодильника и звон собачьей миски на кафеле. Все эти звуки не вязались с моим представлением о человеке-айсберге в бархатном костюме и, признаться, на подкорке очень нервировали меня. Как это — он может жить своей жизнью, отобрав у меня право на приватность? Ладно, скажу честнее, чем думал тогда. Как это — у него есть личное пространство, в то время как он заставил меня потерять своё? Уговорил, как демон-искуситель! Прекрасно помню, что в тот момент я почему-то мысленно расчленял псину, которую мастер расслабленно трепал по загривку, сопровождая это действие ласковыми словами, вместо того, чтоб заниматься исключительно мной и моей проблемой.       – Вопрос у меня только один. Нет! Два. Какого хера сразу мужик? И какого хера надо быть голыми? Ты же говорил, что секса не будет. А, да… В контракте это тоже прописано — никакого проникновения! Так что всё по закону! Я не согласен там оголяться!       – Какие-то комплексы? Боишься, что твоё достоинство поведёт себя недостойно в присутствии симпатичного парня? Хочешь поговорить об этом? — приятный обволакивающий смешок мастера заставил меня яростно стиснуть зубы. — Согласен, ты на всё согласен! Сам ведь подписал договор, малыш, так что должен делать всё, что я захочу. То есть всё, что входит в твои обязанности. Секс не входит, расслабь ягодицы. Мало того, если ты присунешь какому-то клиенту на дому или он тебе присунет (как кому больше нравится), так сказать, в частном порядке, то наш с тобой контракт будет расторгнут. Мотай на ус: никаких потрахушек с клиентами. Вылетишь из «Falling» нахрен, без выходного пособия. Мы держим марку и до такого не опускаемся.       – Тогда я не понимаю! Почему всё должно происходить именно так?       – Чего ты не понимаешь? — судя по усилившемуся звуку его дыхания, он прижал трубку к уху плечом. — Омурайсу или тосты с яйцом по-европейски?       – Что? Ты меня спрашиваешь?       – Да, тебя, не Корона же, идиот. Он говорить не умеет.       – Ммм… Я бы выбрал омурайсу, — честно говоря, его манера вести беседу всегда обескураживала.       – Отлично. Тогда я буду тосты. Какой ты примитивный! Ожидал от тебя большего, Кай! Так вот, нагота не подразумевает трах, или у тебя встаёт сразу же, как только ты расстёгиваешь ширинку? — я так и не разобрался, относилось ли его разочарование к моим предпочтениям в еде или он имел в виду обнаженку, скорее всего и то и другое. — Надеюсь, что нет, не встаёт, иначе твой испытательный срок закончится прямо сейчас. Три, два, один…       – Нет, конечно!       – Тогда в чём проблема? Я так решил — начнём с этого. Да, сессии чаще всего проводятся в одежде, ведь те, кто любят игры с кровью, любят и пятна от неё, это доставляет эстетическое удовольствие — смотреть, как они растут и расползаются, очень хищное удовольствие. Ну, ты знаешь сам. Но некоторые предпочитают пятнам струйность. Тонкие текучие полоски, капли, и никакого обильного кровотечения, мы не мясники. Медицинский курс ты уже прослушал, теорию сдал, дело за практикой. Обнажённое тело и латекс будут в твоём «меню» однозначно, надо привыкать, и как можно скорее. Мне нужно, чтоб ты приносил прибыль, а не тратил моё время на глупые вопросы. Ты у меня пока необъезжен, а значит лучше начинать с самого психологически трудного. Ты что, не в курсе, Кай? Чем быстрее двигаешься, тем меньше боли. И тем скорее ты адаптируешься к условиям, у тебя просто нет выбора. Растяни свою скромность до предела, разработай её и вперёд. Считай, что я просто бросаю тебя за борт, как ребёнка, чтобы научить плавать. Не волнуйся, папочка будет рядом, ты не утонешь. Ну, разве что воды нахлебаешься, но я в тебя верю, у тебя, парень, природный дар. Не просри его, увязнув в стыде и моральных ограничителях. Пока говорил, он разбивал яйца в сковородку, готовил тосты, а я шалел от того, в какую же катастрофическую жопу влез. Ну вы можете себе представить, с ходу начать работать именно так — унизительно, без защиты, без одежды, да ещё и с мужиком!       – Андестенд? — утомлённо спросил меня Руки.       – Андестенд, — обречённо ответил я. — Можно ещё вопрос?       – Окей, давай. Боже, какой ты проблемный оказался.       – Почему всё-таки тосты? Мастер легко и весело рассмеялся:       – Не знаю, правда, не знаю, Кай. Наверно потому, что ты упорно будишь во мне греховное желание не давать тебе то, чего ты хочешь. И повесил трубку. А у меня неожиданно возникла новая проблема — кажется, когда я только что клятвенно заверял Руки, что не завожусь с полоборота, я немного ошибся. Самую малость. В тот момент я впервые почувствовал возбуждение, вызванное человеком моего пола, ему хватило нескольких остро отточенных слов, чтобы я его захотел. Более того, это был мой омерзительный, наглый, бесящий босс… Короче говоря, я с головой нырнул в отрицание самого себя и своих мыслей по этому поводу. Всё было из рук вон плохо. *** Когда он говорил, что бросит меня в воду и будет смотреть, я не думал, что глагол «смотреть» употреблён в прямом смысле. Предполагались самые настоящие «смотрины» для меня в качестве строптивой невесты-неумёхи — не знаю, с чем ещё сравнить то испытание. Сессионная комната была оборудована камерой слежения и прослушкой. Это была первая плохая новость, что я узнал в то утро в клубе. Вторая — кино показывали на большом экране для Руки-сана и нескольких других людей, я решил, что для сотрудников, а каких именно мне так и не сообщили, но всё же это заставило мои колени предательски дрожать — эксгибиоционизм никогда не был мне присущ, я тихушник по натуре, да-да, милая, сейчас по мне и не скажешь, правда? Но тогда было непросто. Каюсь, желание сбежать возникло мгновенно. Однако злость остановила меня, не хотелось показать себя слабаком конкретно ему, мастеру. Иначе я бы сорвался с крючка довольно быстро, но, вероятнее всего, он был дрессировщиком от бога и знал, как меня заарканить. Первый опыт — довольно щекотливая тема, не находите? Вы вполне можете представить, хотя и кривите своё прехорошенькое личико в знак осуждения. Это в точности как первый секс, трудно только поначалу, психологически. Вы ведь наверняка спрашивали подруг или маму, каково это — целоваться, как раздеться перед мужчиной и не прятать глаза и прочее, прочее… Думали, что не выйдет, что можете облажаться от неопытности. Ерунда, у всех срабатывает инстинкт, хоть и не сразу. Навязанное обществом стеснение вкупе с закомплексованностью мешает включиться в процесс, тут Руки был прав. И мне предстояло как следует «растянуть своё смущение». Вы покраснели, это очаровательно! Как было у меня? Мурашки по всему телу, потливость. Думал, не справлюсь, почти не спал перед сессией, но оно как-то само пошло, даже когда я узнал о камере. Для тестового «занятия» мне выделили одну из тематических комнат клуба, она была обставлена как номер претенциозного, но безвкусного отеля: дорогая мебель, плотные шторы на слепых окнах, рамы картин, смотревшиеся ярче, чем сами полотна в голландском стиле, камин с лепниной, изображавшей двух греческих нимф по бокам от очага, внушавший отвращение, так же, как тёмные шёлковые обои с чудовищным орнаментом из лилий и как тяжёлая люстра из хрусталя над кроватью, которая выглядела весомой угрозой жизни — упадёт и проткнёт своими хищными заострёнными каплями. За время работы в «Falling», я так и не узнал, сколько всего там комнат, потому что ограничивался номерами, назначавшимися мне администрацией. Обычно выдавали ключ-карту, сценарий, телефон или e-mail клиента для обсуждения сессии. Кто-то любит уточнить все детали устно, а некоторые предпочитают опосредованное общение через буквы. Кстати, многим оно нравится больше реальности, они и не переходят потом к личному контакту, за это платят отдельно. Меньше, конечно, чем за лайв-версию, но вполне неплохо. Телефоны нам выдавала компания, так что отследить всё было несложно. Смски, почта, соцсети — там тоже проводятся сессии. Плюс в том, что в фантазиях можно заходить как угодно далеко, без всякого ущерба и наказания. Знали бы вы, скольких людей я регулярно пытал и убивал за деньги! На словах, разумеется. У меня, как вы могли заметить, язык подвешен, так что мне не доставляло большого труда ублажить кого-то в переписке. Но всё это было позже, сначала я проходил тренировки с одним из лучших сабов «Falling». Его звали Уруха. Имя ему, как и почти всем там, придумал Руки. И оно идеально подходило. Он, и правда, был очень красив. Высокий, плечистый и узкобёдрый, эдакий альфа-самец с порочным лицом флегматичного развратника. В диссонанс с мужественной фигурой его волосы были острижены и окрашены нарочито по-женски — под каре, максимально пошлого блондинистого оттенка. Наряд тоже смущал несоответствием: брутальный пиджак, брюки и кофта с глубоким вырезом, почти полностью открывающая грудь, усиленная совершенно блядским чокером на шее. Снова прошу прощения за лексику, но вы бы его видели! Не человек, а сексуальная провокация, даже вы не устояли бы, моя железная леди в розовом белье. Стоит заметить такого парня просто на улице мимоходом — и твоё либидо уже яростно пощёлкивает кнутом в нетерпении. Но я встретил его впервые в других обстоятельствах.       – Ну что, Кай-сан, давай уже! Позаботься обо мне, — сказал он с усмешкой, когда полностью избавился от одежды, сбросив её на обитый красным бархатом диванчик с золочёными поручнями. Я ждал его появления уже раздетым, не больше пяти минут, но за это время успел покраснеть, побледнеть и пережить несколько приливов мандража, расхаживая по комнате в чём мать родила и не зная, куда деть руки. Я не в курсе, испытывают ли подобное смущение женщины, но незнакомым обнажённым мужчинам в присутствии друг друга объективно неловко, если они, конечно, не в онсэне, но и там я прежде чувствовал себя не в своей тарелке. Уруха же не смущался, он поклонился мне, сохраняя чинное выражение лица, как у самурая или у хорошо вышколенной гейши, было в нём что-то и от первого и от второй. Помню, из динамика в комнате тогда раздалось весёлое фырканье Руки. Мне было не смешно — чувство собственной наготы мешало и сковывало, к этому мне ещё предстояло привыкнуть. Что голым, что в латексе, я какое-то время ощущал себя ходячим посмешищем, пока не привык к этому, как к сценическому образу. И шутки мне никак не помогали, хотелось плюнуть на всё, одеться и сбежать, ну или хотя бы прикрыть причинное место, как футболисту на поле во время пенальти.       – Не зажимайся, выдохни и расправь плечи, неси себя ко мне с гордостью, как королевский подарок, — в спокойных словах Урухи промелькнула знакомая интонация, я до сих пор уверен, что это была переформулированная цитата. Когда-то и он проходил обучение у мастера, это точно.       – Так лучше, — с одобрением кивнул этот развязный красавец, — а то ты был похож на младшеклассника в спортивной раздевалке. Тебе, знаешь ли, жаловаться не на что, природа тебя не обделила. Возможно, в другой ситуации подобное ободрение заставило бы меня скукожиться ещё сильнее, но фоном в моей голове звучало ровное, на самом деле неслышное, дыхание Руки в микрофон. И несмотря на то, что в сердце клокотал страх и возмущение, я оскалился и демонстративно выпрямился. Насколько мог уверенно скомандовал «Вперёд!» и указал Урухе на изумрудную кожаную кушетку в углу комнаты, в моём воображении такие стоят в кабинетах психотерапевтов. На самом деле я никогда не посещал мозгоправа и могу судить только по клише из фильмов. А вы? Сдаётся мне, вы к такому точно ходили. Пустая трата денег, золотце. Уж поверьте, простой нож справится с вашими натянутыми психологическими проблемами куда эффективнее, а уж если обставить сеанс с помпой, то вы ещё и за добавкой прибежите. Тогда с Урухой я действовал по наитию, но теперь думаю, что в какой-то мере подсознательно поступал обдуманно. Потому выбрал кушетку. Я не желал его комфорта, я не хотел его убаюкивать, наоборот, разбудить, заставить раскрыться во всех смыслах, так что кровать мне не подходила. Это позднее я научился вытягивать максимум из любых условий. А в тот день я давал первое представление, презентовал себя. И мне хотелось, чтоб Руки понял, что я стою тех денег, в которые он меня оценил. А, может быть, что я стою намного больше. Незримый тамблер щёлкнул, во мне включился демон импровизации. Уруха молча улыбнулся мне и с кошачьей грациозностью разлёгся на кушетке, опираясь на локоть и с любопытством разглядывая меня. Я устроился в кресле напротив, разложил на стеклянном столе небогатое оборудование, которое оставили для меня в сессионной в прозрачном пластиковом боксе. Маленький, но очень острый нож для бумаги, лезвие для бритья, булавки для галстука в ассортименте и обещанный мастером нож для колки льда. Его-то я, поразмыслив, и взял в руки, задумчиво взвесил и провёл пальцем вдоль лезвия, не прикасаясь к нему.       – Ты больше любишь режущее, да? — дружелюбно заметил привлекательный голый мужчина, вероятно, чтоб подбодрить. — А я вообще-то всеядный. Но начинал с игл. На уроках домоводства, когда мы обучались шить, сначала исколол все пальцы, как многие мальчишки. Девчонки в этом куда ловчее, а я всегда был неуклюжим и угловатым, — говоря это, он лениво погладил себя по бедру таким тягучим, сладким и хорошо выверенным движением, что в неуклюжесть как-то не верилось. — Но всё было к счастью. Иначе как бы я понял, что мне это нравится? Иглы, булавки — под ногти и в запястья. Даже думал на курсы акупунктуры пойти, но догадался всё-таки, что дело не в точках и не в медицине. Ладонь Урухи проехалась уже по внутренней стороне бедра, скользнула по члену и мошонке, и улеглась рядом с его поникшим бледно-розовым «цветком», как послушный зверёк. Очень красивый получился «натюрморт», в сравнении с ним безропотно меркли все эти голландские натюрморты со срезанной спиралью лимонной кожурой и разложенной на бархате сытой снедью. Знаете, не обязательно быть гомосексуалистом, чтобы оценить сочетание линий и оттенков, я вот оценил, хотя на тот момент спал только с девушками. В этом нет ничего удивительного. Ведь правило золотого сечения действует на всех, вне зависимости от ориентации. А Уруха весь был это чёртово золото идеальных пропорций.       – Может, и в медицине дело, — тихо возразил я, легко, без нажима накалывая свой палец на кончик ножа. — Говорят, при нанесении травмы выделяется много гормонов, ну и всякой фигни, чтоб заживить ранку. Отсюда и эйфория, так что это сродни наркомании, — я вежливо улыбнулся ему, откинулся назад в кресле, широко расставив ноги, хотя внутренне мечтал закинуть одну на другую, но тело действовало само. Было комфортно тепло, кондиционер сохранял идеальную атмосферу для обнаженных нас, температура была прописана в техническом задании, всё просчитано и продумано в подробностях, но я всё равно едва сдерживался, чтоб не задрожать от лёгкого озноба. Со временем я принял к сведению, что небольшой контраст температур только усиливает ощущения. Поэтому всегда заказывал не +22, а чуть ниже. Чтобы телу клиента становилось хорошо по мере того, как адреналин заставляет его согреваться и терять контроль над объективной реальностью. Вообще изучение медицины в нашей сфере приветствуется, управляя механикой и химией со знанием дела можно добиться изумительных результатов. Об этом я тогда и говорил Урухе, не имея ещё никакого практического опыта. А он ответил что-то вроде:       – Да, это кайфово, эйфория — самое подходящее слово. Меня то штырит от крови, то ломает без неё.       – Вопрос в другом, Уруха-сан. Почему именно мы от этого зависимы? И почему ранить себя в одиночку не так приятно, как сделать это с другим? Не важно, что ты предпочитаешь, быть наказанным или наказывать. В любом случае одному — менее круто, чем в паре.       – О, так у нас будет сеанс психоанализа, доктор Фрейд? То есть доктор Кай. Как увлекательно, в сценарии всё было иначе.       – К чёрту сценарий, я работаю с тобой, а не с безличной бумажкой, — спокойно ответил я, поигрывая ножом и оценивая предоставленное мне «поле для действий». Я ещё не приступил, но мне уже нравилась его бархатистая на вид, ухоженная кожа, в некоторых местах испещрённая мелкими белыми штрихами шрамов, они не слишком выделялись и были по-своему привлекательны, как полосы на шкуре дикого кота. А кот заинтересованно щурился и потягивался на кушетке, призывая покончить с разговорами и погладить его. Я неспешно поднялся и присел прямо на пол, рядом с ним, всматриваясь в большие, подкрашенные тушью ореховые глаза. На теле Урухи в этот момент не было ничего, кроме чёрного чокера на шее, его он почему-то оставил, как сигнал, как заглавную букву, с которой удобно будет начать рассказ, именно к нему потянулись пальцы — я поддел раздражающий и возбуждающий ошейник указательным левой руки, крепко сжимая рукоятку ножа в правой.       – Я совсем не знаю тебя, — слова у меня рождались медленно и тихо, словно в трансе, как необязательное обрамление уже начавшегося более глубокого диалога. Уруха снисходительно поджал крупные губы, видимо, такое ему говорили не раз, и он предполагал, что дальше последуют пустые комплименты, которые он привык слышать. Но я продолжил иначе, потому что сам Уруха не интересовал меня, как бы он ни был великолепен, а вот тема интересовала, его реакции заводили.       – Я не знаю тебя… И не хочу узнавать. Что мне до твоего детства, до твоего домоводства и игл под ногтями у мальчика, чьё настоящее имя мне неизвестно, — я уверенно потянул его за чокер к себе, он со слабой улыбкой повиновался, чуть приподнимаясь, и в приблизившемся ко мне, в потемневшем взгляде было что-то напоминавшее о замочных скважинах, о ветре, дующем из этих чёрных отверстий с той стороны двери. Я угадал, я вскрыл нечто тёплое и потаённое, не знаю, как вам объяснить, но это самая важная часть нашей работы — услышать некий щелчок внутреннего сейфа твоего партнёра по игре, а потом давить и давить на больную и нежную точку подсознательного клитора, который есть в любом из нас, и пол тут не имеет значения. Именно так нужно было обращаться с Урухой. Я угадал, а он поплыл, хотя внешне ещё не сдался.       – Что же мы будем с этим делать, доктор Кай? Если у вашего пациента нет имени, только псевдоним, и нет истории болезни. Как же вы будете выстраивать сеанс, и с какой точки начнёте свой психоанализ? Он нарочито перешёл на уважительное обращение ко мне, его манящие губы мягко поблёскивали, так же, как увлажнившаяся головка члена. Я не видел этого, но чувствовал, как он возбуждается. По расширившимся зрачкам, по более горячему запаху тела. Ему начало нравиться происходящее, и он тихо приоткрывал рот, будто для поцелуя. Однако я нутром чуял, что прикоснуться к нему так, по-людски, будет непростительной ошибкой. Сам я находился в стадии предвкушения, напряжение внизу живота постепенно тяжелело и набухало, будто наполненная кипятком грозовая туча.       – Мне не нужно искать точку, Уруха. Я без всякого психоанализа вижу в тебе скрытое ранение, и я хочу вытащить его наружу. В примитивном сценарии было прописано несколько простых реплик, не помню, от чего именно я тогда оттолкнулся, в итоге почти всё дальнейшее было сделано по наитию. Я поднёс нож к его лицу на уровень глаз, повернул одной стороной, другой, чтобы их познакомить: мужчину и оружие — будущий источник его наслаждения. Дыхание Урухи участилось, он потянулся ещё ближе ко мне, всё ещё полулёжа, но опираясь сзади на руку, которую медленно выпрямлял, чтобы максимально сократить дистанцию между нами. Металл был в нескольких миллиметрах от его глаза, я направил его остриём в зрачок, чуть спустил, обрисовал линию нижних ресниц. Затем, плавно проведя по подбородку плашмя, нырнул к шее, завёл лезвие под чокер, который всё ещё держал пальцами левой руки, как собачий ошейник. Сделал несколько поступательных движений под чёрной полоской ткани, имитируя фрикции. Мастер был прав, любовь к ножам всё-таки двусмысленна и при этом прямолинейна, возможно, моё поведение в тот раз было продиктовано его ассоциацией, хотя раньше я не придавал этому фаллического значения. Но он повлиял на меня, и вот я уже разыгрывал подкинутую Руки дешёвую метафору, в которой нож для колки льда тёрся о шею Урухи, как эрегированный член. Резко прервав забаву, я разрезал чокер, и Уруха, склонившийся ко мне, тихо вздрогнул, сдаваясь и прикрывая глаза. Под украшением я увидел его — старый шрам, белый, выцветший и некрасивый, в отличие от других, он был грубым и явно нанесённым не во время сексуальной игры под контролем камер и бдительной охраны. Неровная выпуклая линия поперёк горла. Резали второпях, скорее всего чтоб убить, а не напугать. Вот по этой линии я уже провёл языком — не удержался, дорожка слюны заставила её заблестеть. Тот шрам был обольстильней самого Урухи, а это уже что-то запредельное. Всё, что было потом, я помню куда менее отчётливо, волна удовольствия накрыла и меня, стояк был что надо. Порезов в итоге оказалось не много, не больше пяти-шести, скорее всего шесть, я, знаете ли, люблю симметрию в числах, но точно всё-таки не скажу. Талия, бёдра, икры. Симметрично и коротко — сначала укол, пустить кровь, и ровным штрихом вспороть кожу, неглубоко, но чувствительно, перемежая это с поцелуями, щипками, шёпотом. Шею я не резал, только ласкал и играл со шрамом, уделяя ему особенное, интимное внимание. Понятно, что рана была сакральной для партнёра, это я уловил, не дурак. В итоге экзамен был сдан, Уруха кончил в процессе, я едва сдержался, меня учили, что это важная часть сессии, мы — сервис, и, по возможности, не должны терять контроль над ситуацией, конечно, если клиент не оплачивает иной вариант развития событий, его желания — закон. Здесь же я должен был показать, что могу сохранять остатки разума в процессе игры. Поверьте, это была самая сложная часть. Один только вид чужой крови, которую наружу выпускал я, владел ею, управлял её током, размазывал по коже, рисуя узоры… Ох, этот вид сносил мне башню. Уруха-провокатор пытался меня добить: в какой-то момент залез ко мне в рот своим длинным указательным пальцем, предварительно смоченным в крови. По игривому взгляду я видел, что он предпочёл бы вставить таким же образом член, но — этого контракт не предполагал. Было тяжко. И всё же я выдержал. После всего, как объясняли на подготовительных «лекциях», смыл грязь загодя подготовленными для нас в ванной влажными полотенцами, протёр раны антисептическими салфетками, обработал их, как полагается, проводил Уруху до двери, словно какой-то слуга, ожидая пока тот оденется и уйдёт. Золотое правило клуба я зазубрил: клиент не должен видеть тебя входящим в сессионную и выходящим из неё. Для заказчика ты всегда обязан оставаться лишь частью его фантазии, как внутриигровой персонаж, переход на личности губителен. Для пущей убедительности всем вступающим на этот скользкий по всех смыслах путь рассказывают страшилки о клиентах-сталкерах, которые выслеживали своих сабов или домов и творили с ними разного рода непотребства. Байки были с объяснением — чаще всего подобное поведение провоцирует какой-то прокол сотрудника, нужно помнить, что вы с клиентом не любовники и не друзья, что непрофессионализм убивает весь смысл. Тогда мне это казалось глупостью. Сейчас с высоты своего опыта должен вам заметить, что это правда. Излишняя близость только мешает чистоте игры и сбивает с толку. Когда дверь за Урухой захлопнулась, я, голый, изрядно вспотевший и возбуждённый, едва шевеля окровавленными губами, громко спросил в пустоту, обращаясь к Deus ex machina:       – Можно мне?       – Да, — с фирменной бархатной невозмутимостью ответил мне мастер из динамика. — Вперёд, Кай, подрочи. Хорошо поработал. И я сорвался в ванную, молясь всем богам, чтобы там камеры не было. Кстати говоря, всевидящее око меня потом долго напрягало. Именно об этом у меня состоялся диалог с Урухой, с которым я столкнулся в курилке на том же этаже, где происходило моё посвящение. Дело было примерно через час, я уже был остывшим и, к счастью, одетым. И неприятно удивился, увидев более чем знакомого рослого крашеного блондина с сигаретой в зубах. Он радостно оскалился и, выпустив струю дыма, сказал:       – Йоу! Кай! С боевым крещением тебя. Ну как, снял напряжение?       – Караулил меня, что ли? Преследовать будешь? — огрызнулся я, всерьёз раздумывая, уйти или остаться. Решил, что первое будет слабостью, и нервно закурил.       – Зачем? — рассмеялся он. — Я сходил в аппаратную, поболтал там кое с кем, увидел на мониторе, как ты выходишь, и решил перехватить. Догадаться, что пойдёшь сюда, было несложно, в твоём деле указано, что ты куришь, а в сессионных нельзя. Непростительный просчёт, я считаю.       – К твоему сведению, это и значит «караулить» и «преследовать». Чего хотел? Постой… На мониторе увидел? Значит камеры и в коридорах есть? Ну, в коридорах ещё ладно. Слушай, а клиенты в курсе, что за ними следят? Это же такое дело… Шантажировать можно, да и вообще неприятно.       – Конечно, в курсе, они подписывают своё соглашение, а клуб — своё, о неразглашении при соблюдении всех правил безопасности. Юристы у нас хорошие, не беспокойся. Есть, правда, несколько вип-комнат, где камер нет, но туда попасть могут только те, кто правила не нарушит точно, — Уруха заговорщически хмыкнул, приложил ладонь к губам и прошептал: — Из правительства и всякие заграничные шишки. Ну и стоят эти номерочки столько, сколько нам и не снилось.       – Всё равно стрёмно. Даже не знаю, что хуже — вип или такая чокнутая «открытость».       – Смирись. С некоторых пор наш Руки-сан считает, что без этого нельзя.       – С каких? — тут я навострился уши, любое упоминание о мастере действовало на меня точно выстрел сигнального пистолета. — Что? Были инциденты?       – Ага, — Уруха с силой вдавил окурок в стоячую пепельницу и пояснил: — Когда мы запускали «Falling», ещё в самом начале, всё было на доверии, хотя клиентов Руки-сан всегда подбирал с осторожностью, так что я считаю, что это не его промах, а вина саба. Короче, в нашем деле такое встречается. Хуже всего, когда приходящие к нам маскируются, типа они из этой темы, а на самом деле из другой, ассортимент-то богатый, вот саб и не разглядел. Мужик ходил к нему не один раз, и всё было зашибись до того случая. Камеры тогда не ставили, только охрана снаружи дежурила во время сессий. Оказалось, что клиент из костоломов. Вот это, скажу я тебе, по-настоящему больные ублюдки!       – Что-то? Из кого?       – Ого, ты правда не в курсе? С ума сойти, откуда ты такой невинный взялся? У нас-то всё разумно, ведь человеческая кожа предсказуема в плане заживления, а вот кости… Хрен знает, как срастётся.       – Погоди, они что, ловят кайф, когда кого-то ломают?       – Ну да! Или когда их. Но тот был верхним. В общем, пока охрана различила в криках стоп-слово, он успел переломать сабу все пальцы на правой руке. С тех пор камеры у нас — обязаловка.       – Какая жуть, и правда, ублюдки. Не понимаю я такого…       – А я не понимаю, как ты мог об этом не слышать! Как? — Уруха тогда действительно выглядел шокированным, он быстро прикурил ещё одну и поднёс зажигалку ко второй моей. — В нашей тусовке я тебя не видел, а я в теме уже больше десяти лет. Откуда Руки-сан тебя вытащил? Совсем зелень.       – Вообще-то из сетевой кофейни он меня вытащил, я работал бариста, пока всё это дерьмо не свалилось на мою голову.       – Кем? Ёпт, Кай — бариста, — он даже дымом поперхнулся от неожиданности. — Блин, я мог бы поклясться, Руки не ходит в кофейни. Он-то как туда попал? Ну там в ресторан, окей, но обычное кафе для простых людишек, чума! Расскажу Аки, оборжётся. Ты реально уникальный случай, пацан, неогранённый алмаз, как в Аладдине. Знаешь такой мультик? Я в детстве смотрел, Джафар — мой типаж.       – А как сюда обычно попадают на работу? — я проигнорировал его дурацкий вопрос про мультфильмы, меня вообще подбешивала его инфантильность, не люблю её в людях, тем более если о детстве постоянно болтает здоровенный широкоплечий конь, отвратительно.       – Ну как, через резюме или по знакомству. Такие, как мы, обычно держатся вместе. Приток чужаков минимальный.       – А я значит чужак?       – Ещё какой, — он снова надо мной смеялся, это, должен вам сказать, здорово вымораживало. — Но ты отлично нам подходишь. Об этом я и хотел сказать, когда тебя «караулил».       – В смысле?       – В смысле — Руки-сан другого мнения. У нас с ним вообще разные взгляды на тему. Типа философии, догоняешь?       – Пока не очень.       – Он будет говорить тебе, что ты не справился. Что отпустил вожжи, которые надо держать натянутыми, как-то так, ещё не дай бог в нижние прогонит, но он не прав. Стой на своём до упора, Кай. Ты дом, и преотличный в моём понимании, но не в его. Он захочет тебя подавить или, наоборот, сделать жёстче. С начальством, говорят, не спорят, а нихуя, я считаю.       – Не понял ничего. Он считает, что я провалил тест? Почему? — помню, мой голос тогда дрогнул, а Уруха посмотрел на меня с зубодробительным умилением и сочувствием.       – Ну какая же зайка! Я верю в тебя, зайка! Ты самородок, точно. И не дай ему тебя переубедить.       – В чём разница ваших «философий», можешь мне сказать толком? — отрезал я, мигом взяв себя в руки.       – Ну, он у нас жёсткий прагматик во всём, что касается игры. Всё у него должно быть выверено, как в математике, ходы, позиции. Видел его сраную головоломку, ну, ту, что он с собой таскает, как какой-то псих? Типа и в нашем случае так: ну всё должно сложиться, ага, как же! Лично я за поэзию и прекрасный хаос, я — неисправимый романтик, блять, — он подмигнул мне и легким движением выбросил бычок, показывая, что на красноречивом слове «блять» наш разговор окончен. Но я был несогласен. Если меня ждала выволочка, хотелось бы знать, за что.       – В чём же я ошибся?       – Руки-сан объяснит. Натянет он тебя по полной, не завидую. Он это умеет. Заявление было неоднозначным, как и его тон, и он уже взялся за ручку двери, видимо, мечтая поскорее от меня избавиться.       – Погоди. Кто тебя обучал? Он сам? Ты вроде сказал, что в «Falling» с самого начала?       – Угу, с самого. Тут немного «старичков» осталось. Я да Аки ещё. Про то, кто меня учил, не скажу, не твоё это дело.       – Постой, Уруха. Последний вопрос. Каким он был тогда? В самом начале?       – Хах, поглядите-ка. Наш зайка собирает информацию? Ох, не смотри на меня так колюче! Мягче, он был мягче. И чёрт его знает, что ему идёт больше. Правда, Руки-ледяную суку я, честно говоря, люблю больше. Но не забывай, я мазохист. А ты? С этими словами Уруха ослепительно улыбнулся и наконец ушёл. Я до сих пор благодарен ему за тот диалог. Возможно, не предупреди он меня тогда, я был бы раздавлен. В то время я сам с трудом мог разобраться в своих чувствах. Чего мне хотелось больше — доказать мастеру свою крутость и получить похвалу или просто понравиться? Думаете, это одно и то же? Ошибаетесь, моя дорогая. Понравиться — значит подстроиться. Профессионализм, который так ценил Руки, подобно щенячьего поведения не допускает. Профессионализм объективен, а страсть в высшей мере субъективна. На тот момент я завис где-то между. Неопределённость сбивала с толку, но, к моему счастью, упрямство победило. Именно поэтому я сижу тут, перед вами, а не валяюсь в канаве с перерезанными венами. Итак, на аудиенцию к этому деспоту я в итоге не пошёл, хотя до того собирался, и, казалось бы, это было логично. Но нет! Никакого подчинённого и царька на его кожаном троне в тот день не было! Я вспомнил жужжание зубной щётки в трубке, вспомнил тосты с яйцом, Корона и живую уязвимость утреннего Руки. Он тоже был мягче, как тот, из прошлого, которое я не застал. Я решил сменить позиции. Уехал, прошёлся по магазинам, а когда пришёл домой, принял ванну, спокойно поужинал и потупил в телек. Лишь после девяти вечера набрал номер мастера.       – О, Кай-сан. Соизволил, значит, позвонить, поверить не могу. А почему лицом к лицу узнать результаты не удосужился? Расчёт сработал, он был дома, я это хребтом чувствовал. Голос, окутывающий собой, словно влажным тропическим туманом, был усталым, приглушённым, и это приятно щекотало мои рецепторы.       – Да, Руки-сан, я соизволил. Решил спросить тебя, как я справился?       – Сносно.       – Сносно? Это что, блин, за слово такое? Вроде как «обосрался — обтекай» в переводе? — тут же вскипел я.       – Это значит, что почти полным составом комиссия проголосовала за тебя. Значит сносно, а не совсем отстойно.       – Комиссия? Погоди, мне не послышалось? Это что, шоу «Как стать звездой»? Вы там жмёте на красные кнопки, когда кто-то кого-то недорезал до кондиции? Или таблички с баллами поднимаете? Комиссия! Бред какой!       – Называй как хочешь, твоё право. Я должен иногда знакомить крупных инвесторов, совладельцев с ходом работы нашего предприятия.       – Отличное знакомство! — нервически расхохотался я. — Писюном в камеру!       – Ох, какой же ты чувствительный, прямо жалею, что увидел в тебе доминатора, надо было иначе проект запускать.       – Проект. Вот, оказывается, кто я. Ты говоришь, что большинство проголосовало за. А кто против? По ту сторону телефонной линии звякнуло стекло — кубики льда ударились о край стакана. Я тут же явственно ощутил запах дорогого виски, представил, как губы сжимают бортик, а затем роскошное пойло с дубовыми нотками и прочей хуетой стекает вниз по его горлу. Мечту прервало короткое слово.       – Я.       – Ты был против? Как я и думал. Нет, это уму непостижимо: сначала втянуть меня в игру, лить в уши мёд о моём невъебенно уникальном таланте, а затем бортануть? Тебе никто не говорил, что ты цундэрэ, Руки-сан? Самый настоящий дешёвый типаж из манги. И в чём же я по-твоему облажался, мастер?       – А сам-то как думаешь, гений? Я считаю, у тебя было достаточно времени после разговора с Урухой, чтоб отыскать причину.       – Значит, ты знаешь про разговор, Что ж, это было ожидаемо. Ну… Я там был довольно скованным.       – Да наплевать мне на твою скованность, — холодно бросил он. — Первый раз, понятное дело, что ты боялся.       – Так в чём же дело? Других недочётов я не вижу.       – Самоуверенность так и прёт. Да ты дал Урухе повести! Вот в чём ошибка! Эта дрянь с чокером была провокацией, за которую ты радостно зацепился, закусил удила и погнал туда, куда тебе указал нижний! Нижний, понимаешь? Ты сломал сценарий и стал действовать иначе, так, как заставил тебя он.       – Разве желание клиента не закон? — я был ошарашен, этого нюанса я не заметил.       – Дурак! Наша игра — это что по-твоему? Кофе навынос? Налью, что просят, и насрать на вкус? Игра — это фантазия о всемогуществе, Кай. Причём с обеих сторон. Он хочет, чтоб ты управлял им, хочет полного подчинения. А ты, блять, что творишь? Тянешь его за сраный чокер и дальше идёшь на поводу. Фантазия должна воплощаться чётко, чтобы оставаться фантазией и не выходить за рамки, не вылезать в реальность. А интимное перетягивание одеяла друг на друга оставь для своей девушки, если она у тебя есть.       – Я не согласен. Игра — это диалог и взаимодействие. Ты что, думаешь, будто саб лишён всяческих прав на самовыражение в процессе сессии?       – Вы посмотрите, каким наш мальчик заделался профессионалом! Это за один-то раз! Да саб желает быть лишённым прав, полностью подавленным. Уруха надоумил, да? Неисправимый тупица, он нарвётся когда-нибудь. Ты знаешь, когда в нашем клубе повсеместно установили камеры?       – Да, Уруха рассказал мне про того костолома. В трубке вдруг воцарилось недоуменное молчание. Руки, по-видимому, покрутил бокал в руке, заставляя лёд ритмично выстукивать какую-то мелодию, затем медленно произнёс:       – Странно. Обычно он не распространяется об этом. Вот, значит, как вы «сдружились», детки. Ещё одно доказательство твоей непростительной ошибки. Так сближаться нельзя.       – Да что тут такого? Ну рассказал он мне про вашу чрезвычайную ситуацию, про какого-то саба, который попал по собственной глупости. Я услышал вздох облегчения, готов вам поклясться, нет, не на библии, на моём любимом ноже, что мастер мгновенно расслабился.       – Про какого-то? Этот придурок ничего тебе не рассказал! Иногда мне кажется, что меня эта история травмировала больше, чем его. Это Урухе сломали пальцы, и это он прошлёпал наклонности своего клиента, потому что слишком доверял ему. Он как вирус, наша Мать-его-Тереза, доверяет всем и распространяет свою «религию» на окружающих. Рано или поздно допрыгается. Он после больницы ещё и выступал против камер, представляешь? Совсем свихнувшийся мудак. Это, видите ли, нарушает интимную атмосферу. Так вот, не повторяй его ошибок, Кай. Не дури. Будь сверху и точка, не переступая границы. Границы защищают саму суть игры и твою задницу.       – Границы лишают нас половины удовольствия! Признаться, откровение об Урухе не сильно меня шокировало. Неприятно резанули другое, что я сразу же и озвучил:       – Да что у вас с ним за отношения такие? Сколько лет вы знакомы? Руки едва подавил смешок.       – Тебя интересуют какие-то дикие вещи. Думал бы лучше о работе. Ты реально дал маху, Кай. Знаешь, о чём мне говорит твоя лажа на сессии?       – О чём же?       – О том, что ты саб! Не дом. А мне, блять, нужен был дом, так что я тоже обосрался с выбором. Хотя остальные так не считают. Знаешь, как сложно найти классного доминатора в этом городе рабов?       – Мне казалось, что с этим как раз нет проблем. Все любят командовать.       – Да хрена лысого, куда там. Токио — это гигантский муравейник, кишащий больными трудоголиками, жаждущими унижения. У меня в штате куча сабов, у каждого дай бог по одному клиенту в неделю, а на домов очередь из желающих разрядки больших шишек. Причём доминатрикс у меня больше, чем мужчин. Знал бы ты, как я разочарован в тебе!       – Но ты не прав.       – Хотелось бы верить. И всё же твой финт с чокером показал мне, что внутренне ты мечтаешь быть сломленным, а не наоборот. И тут на меня снизошло озарение, такие редко случаются в жизни, когда ты вдруг начинаешь понимать самую суть вещей и видеть людей насквозь. Не знаю, шестое чувство мне это подсказало или моё уязвлённое эго, но я резко выпалил:       – А ты уверен, что говоришь обо мне, Руки-сан? Не о себе? Может, это ты внутренне мечтаешь о насилии над собой? Бытовуха заела? Слишком много тупиц вокруг, которым надо приказывать и всё разжёвывать? Устал?       – Изумительно… Нет, ну, в том, что ты жуткое хамло, я уже убедился. Подумываю о смене номера телефона, — лукаво сказал он и сделал медленный, весьма ощутимый глоток.       – Что на тебе надето? — с усмешкой продолжил дерзить я.       – Боже, какая беспросветная тупость! С кем я связался?! — протянул он. — Чтоб завтра в десять был в клубе. У тебя тренировка с девушкой. Хотя будь готов к тому, что основная масса твоих будущих клиентов — мужчины. Как раз тех, что устали приказывать и хотят расслабиться. Наслаждайся, Кай.